Хроника Второй мировой войны/1939 год

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск


Хроника Второй мировой войны представляет собой тему, неизменно находящуюся под постоянным вниманием и развиваемую авторами как отечественной, так и зарубежной, в том числе немецкой исторической литературы. В многократно издаваемую и переиздаваемую хронику войны ими включается упоминание событий, представляющих иногда с различных точек зрения наибольшее значение для хода мировой истории.

Ниже излагаются в хронологической последовательности основные события войны в 1939 году.

31 Августа пресса Германии сообщила, «… в четверг приблизительно в 20 часов помещение радиостанции в Гляйвице было захвачено поляками.» [1]





Сентябрь

1 сентября в 4 часа 45 минут прибывший в Данциг с дружеским визитом и с воодушевлением встреченный местным населением немецкий учебный корабль — устаревший броненосец «Шлезвиг-Гольштейн» открывает огонь по польским укреплениям на Вестерплятте.

В тот же день в Германии полиция издаёт распоряжение, запрещающее выезд евреям за границу. С первых же дней наступления в военные действия включилось население. В польском городе Бромберге несколько тысяч проживавших здесь немцев были убиты поляками по подозрению в сотрудничестве с немецкой армией. Эти убийства использовались немецкой пропагандой для оправдания террора против местного населения.[1]

1 сентября, надев солдатскую форму, в Рейхстаге выступил Гитлер. В оправдание нападения на Польшу Гитлер ссылался инцидент в Гляйвице. При этом он тщательно избегал термина «война», опасаясь вступления в конфликт Англии и Франции, давших Польше соответствующие гарантии. В изданном им приказе говорилось лишь об «активной обороне» против польской агрессии.

В этот же день Англия и Франция под угрозой объявления войны потребовали немедленного вывода немецких войск с польской территории. Муссолини предложил созвать конференцию для мирного решения польского вопроса. Но Гитлер отказался.[1]

1 сентября в Советском Союзе была введена всеобщая воинская повинность. При этом призывной возраст был снижен с 21 до 19 лет, а для некоторых категорий — до 18 лет. В короткое время численный состав армии достиг 5 миллионов человек. Что составило около 3 % населения. Таким образом Сталин начал в скрытой форме мобилизацию, представляющую собой необратимый процесс, имеющий характер цепной реакции, неизбежно ведущей к войне.[2]

3 сентября в 9 часов Англия, а в 12.20 и Франция объявили Германии войну. То же самое делают Австралия, Индия и Новая Зеландия)[3] Началась «странная война». На Европейском континенте никаких имеющих стратегическое значение операций не велось. Стороны осознавали опасность вступления в сухопутную войну с её огромными человеческими жертвами. Наступление немецких войск развивалось по плану. Польские уланы были слабой военной силой по сравнению с согласованно действующими танковыми соединениями и люфтваффе.[1]

4 сентября во время налёта английской авиации на Вильгельмсхафен сбито 24 бомбардировщика[1]

5 сентября США и Япония объявляют о своём нейтралитете[1]

6 сентября немцы захватывают Краков. Правительство эвакуируется в Люблин[1][4]

6 сентября войну Германии объявляет Южная Африка[3]

7 сентября французские войска переходят границу с Сааром[1]

8 сентября 4-я танковая дивизия под командованием ген.- лейт. Рейнхарда достигает границ Варшавы. Войска 10 армии генерала Рейхенау начинают под Радомом окружение польской армии «Pruzy» под командованием генерала Стефана Даб-Бернацкого[1]

9 сентября польская армия «Poznan» под командованием генерала Тадеуша Кутрцеба начинает решающее сражение под Бзурой с немецкой 8 армией под командованием генерала от инфантерии Иоганна Бласковица.[1]

10 сентября Канада объявляет Германии войну.[1][3]

12 сентября окружённая под Радомом польская армия капитулирует. В плен попадает 60 000 поляков. В тот же день в Абевиле (Abbeville) собрался первый военный совет союзников.[1]

14 сентября у берегов Шотландии глубинными бомбами потоплена первая немецкая подводная лодка U-39 при попытке торпедировать авианосец «Арк-Роял»[1]

15 сентября немцы захватывают Пржемышль и Белосток.[1]

16 сентября послу Польши в СССР было заявлено, что, поскольку Польское государство больше не существует, Советский союз должен взять под свою защиту жителей Западной Украины и Западной Белоруссии.[1]

16 сентября войсковая группа «Юг» под командованием генерал-полковника Герда фон Рундштедта начинают окружение польских армий «Poznan» и «Pomorze» под Бзурой[1]

17 сентября, в 6 часов утра в соответствие с ранее согласованным с Гитлером планом, две советские войсковые группы перешли государственную границу с Польшей.[1][3]

Белорусским фронтом командовал генерал Ковалев, наступавший на Вильно, Гродно и Белосток. Украинским фронтом командовал маршал Тимошенко, который наступал на Лемберг (Львов). Раньше польская армия, по численности даже несколько превосходящая армию Германии, сохраняла надежду если не на победу, то, по крайней мере, на заключение мира на тяжелых условиях, то теперь для Польши не осталось никакой возможности сохранить свою государственность. Вечером того же дня польское правительство и армейское командование переехало в Румынию.

18 сентября под Брестом встретились советские и немецкие солдаты.

19 сентября окружённые под Бзурой польские войска капитулируют. Пленных 170 000[1]

21 сентября шеф тайной полиции и службы безопасности СС Рейнхард Гейдрих излагает принципы оккупационной политики в Польше: ликвидация интеллигенции, геттоизация евреев и переселение поляков в специальную территорию с центром в Кракове.[1]

22 сентября 1939 года комбриг С. М. Кривошеин вместе с генералом Г. Гудерианом принимает совместный парад советских и германских войск в белорусском городе Брест, они были знакомы ещё по учёбе в школе «Кама».

22 сентября под ударами Красной Армии капитулировала крепость Лемберг (Львов).

23 сентября Верховное командование Германии заявляет об окончании Польского похода

25 сентября в Германии вводится карточная система распределения продуктов питания[1]

26 сентября после 17-дневного сопротивления, в котором участвовало около 100 000 человек, капитулировала Варшава.

28 сентября капитулировала крепость Модлин, польская кампания закончилась, хотя отдельные гарнизоны продолжали сопротивление в районе Люблина до 6 октября.

28 сентября Иохим Риббентроп отправляется в Москву для согласования советско-польской границы. Согласно новому секретному протоколу вся Литва отходила к области интересов СССР, а граница с Вислы смещалась восточнее на Буг. В польской кампании Советский Союз потерял убитыми 737 и ранеными 1859 солдат.

В советском плену оказалось 217 000 польских военнослужащих. Государство Польша исчезло с географических карт. В изданном в 1940 году школьном географическом атласе атласе на месте бывшей Польши появилась надпись «Область государственных интересов Германии». Немцы же называли это административное образование Немецким Генерал-губернаторством (Deutsche Generalgouvernement).

30 сентября во Франции генерал Владислав Сикорский (Wladislaw Sikopski) организовал Польское правительство в изгнании и одновременно сформировал армию из 90 000 поляков, сумевших бежать на Запад.[1]

Октябрь

3 октября немцы выводят из Польши 30 дивизий[1]

4 октября секретным распоряжением амнистируют проживавших в Польше немцев, принимавших участие в немецких погромах.[1]

6 октября под Коцком и Люблином капитулируют последние польские войска.[1]

6 октября на заседании Рейхстага Гитлер подвел итоги Польской кампании, на котором предложил Западу мир. При этом он потребовал пересмотра Версальского соглашения, возвращения Германии утраченных колоний и отмену ограничений на вооружения. Поскольку Германия на этот момент превратилась в гегемона в центральной Европе, мирная инициатива Гитлера была отклонена Францией 10, а Британией 12 октября.

7 октября Рейхсфюрер СС и шеф полиции Генрих Гиммлер отдаёт распоряжение об «Укреплении немецкой народной государственности» путём принудительного переселения поляков в образованное Генерал-губернаторство[1]

9 октября в Рейхсканцелярии состоялось обсуждение осуществления планов по эвтаназии. Предполагалось уничтожить 65 −70 тысяч человек.

СССР передаёт Литве ранее находившийся в Польше Вильнюс[1]

12 октября оккупированные немцами и не вошедшие в состав Германии земли были превращены в генерал-губернаторство под руководством рехсминистра Ганса Франка. Начата депортация евреев из Австрии, и протектората Чехии и Моравии[1]

14 октября капитан U-47 Гюнтер Прин топит в бухте Скапа Флоу английский линкор «Роял Оук»[1]

15 октября Германия и Эстония подписывают протокол о переселении балтийских немцев[1]

17 октября при налёте немецкой авиации на Скапа Флоу серьезно повреждён устаревший линкор Айрон Дьюк[1]

20 октября из Вены депортируются в генерал-губернаторство 2000 евреев[1]

21 октября министр иностранных дел Италии Галеаццо Чиано граф фон Корнелаццо и посол Германии Ганс Георг фон Макензен договариваются о переселении немцев из Южного Тироля[1]

25 октября создаётся "Генералгубернаторство для оккупации польской территории " (Generalgouvernements für die besetzen pollnischen Gebiete) >[3]

28 октября Гиммлер издаёт приказ, адресованный неженатым членам СС принять участие в воспитании молодежи[1]

30 октября заключается соглашение с Литвой о переселении Издаётся приказ о выселении в генерал-губернаторство евреев из Померании, Западной Пруссии (Позен) и Верхней Силезии[1]

31 октября В Лодзи Ганс Франк излагает принципы оккупационной политики[1]

31 октября 1939 года Народный Комиссар иностранных дел Вячеслав Молотов, выступая на сессии Верховного Совета СССР под гром аплодисментов заявил: «Потребовался не такой уж сильный удар немецких вооруженных сил и присоединившихся к ним частей Красной Армии, чтобы от Польши — этого омерзительного порождения Версальского Договора, не осталось ничего»

Оккупанты на захваченной территории начали широкую кампанию по уничтожению польской интеллигенции, духовенства и офицерского состава вооруженных сил. Несколько тысяч польских офицеров были расстреляны в Катыни под Смоленском. После захвата в ходе военных действий Второй мировой войны этой территории, немецкое командование пригласило представителей Международного Красного Креста и предъявило им неопровержимые доказательства этого преступления [5]

Ноябрь

1 ноября Верховный Совет одобряет присоединение Западной Украины к СССР[1]

3 ноября Советское и Германское правительства подписывают соглашение о переселении немецкого населения (нем. Volksdeutsche) из Западной Украины, а также украинцев, белорусов, русских и русинов из Генерал-губернаторства[1]

4 ноября Рузвельт подписывает пересмотренный акт о нейтралитете. Он даёт разрешение воюющим сторонам на закупку американского оружия при условии его вывоза на собственных судах этих стран.[1]

6 ноября весь преподавательский состав университета в Кракове направлен в концентрационный лагерь[1]

7 ноября из-за погоды намечавшийся ранее переход в наступление немецких войск перенесён с 12 на 15 ноября.[1]

8 ноября Иоганн Георг Эльзер совершает неудачную попытку убить Гитлера. Заключённый в лагерь Дахау, Эльзер был там убит 9 апреля 1945 г.[3]

11 ноября генерал-губернатор Ганс Франк отдаёт распоряжение о расстреле всех жителей домов, на которых появлялись плакаты, напоминающие о дне восстановления Польского государства 11 ноября 1918 года[1]

16 ноября генерал фельдмаршал Геринг приказывает усилить привлечение польской рабочей силы для работы в Германии[1]

18 ноября генерал Бласковиц докладывает Гитлеру о зверствах полиции и зондеркоманд СС в Польше Евреи области Кракова должны с 1 ноября носить отличительную звезду Давида. При следовании через Канал голландский пассажирский корабль подрывается на мине. 84 человека погибли.[1]

21 ноября у берегов Шотландии у залива Фирт оф форт получает тяжёлые повреждения от взрыва на мине крейсер «Белфаст»[1]

В своих переговорах с Финляндией Советское правительство предлагало в обмен на территорию Карельского Перешейка и право аренды полуострова Ханко для организации там военной базы значительно большую территорию в центральной Карелии. Финское правительство отказалось, и Молотов обозвал его «гороховыми шутами».

26 ноября Советское правительство вручило Финляндии ноту протеста против якобы совершенного с финской стороны обстрела советской пограничной заставы около Майнила. Но финское правительство сообщило, что в данном месте не имелось орудий, пригодных для такого обстрела. Кроме того, по данным финской звукометрической разведки стрельба велась с Советской территории из района Сертолова и Чёрной речки, где недалеко от Ленинграда располагались крупные контингенты Красной Армии. Тем не менее, финны предложили созвать компетентную комиссию для расследования пограничного инцидента.

27 ноября король Англии Георг VI подписывает декрет о запрете экспорта в Германию. Это мероприятие поддерживает и Франция[1]

28 ноября немецкое верховное командование сообщает о потоплении английского крейсера подводной лодкой U47 под командованием капитан-лейтенанта Гюнтера Прина.[1]

29 ноября Гитлер даёт распоряжение о минировании и обстреле английских портов.[1]

29 ноября Москва разрывает дипломатические отношения с Финляндией

30 ноября. Советская авиация бомбит Хельсинки. Начинается «зимняя война». В первые дни войны Красная Армия практически не встречала сопротивления от оборонявшихся финнов.[3]

Декабрь

1 декабря из Рейхсгау Позен в генерал-губернаторство переселяется 150 000 поляков.[1]

1 декабря в Стокгольме начинается запись добровольцев в финскую армию.

7 декабря немцы совершают успешное минирование вод у берегов Англии. При этом тяжело повреждён английский эсминец.[1]

8 декабря после прибытия в Перемышль комиссии, начинается переселение 120 000 фольксдойче из Волыни и Восточной Галиции в Германию.[1]

9 декабря народный комиссариат иностранных дел СССР информирует аккредитованных в Москве послов о начале блокады финского побережья и объявлении его зоной военных действий[1]

14 декабря Лига Наций в Женеве исключает Советский Союз из своего состава за агрессию против Финляндии.[1],[3]

14 декабря налёт английской авиации на Вильгельмхафен заканчивается потерей 6 бомбардировщиков Администрация Лиги Наций в Женеве исключат СССР из членов этой организации за агрессию против Финляндии[1]

16 декабря первый лорд адмиралтейства Уинстон Черчилль повторяет заявление, сделанное им 19 сентября о готовности вступления в Норвегию[1]

17 декабря тяжело повреждённый карманный линкор Адмирал граф Шпее затоплен командиром в устье Лаплаты[1]

18 декабря при авианалёте сбиты 12 английских бомбардировщиков[1]

22 декабря после семидневных боев в районе Сумма-Хотинен безрезультатно заканчивается с огромными потерями попытка прорвать в лоб «линию Маннергейма». Флегматичные и невозмутимые финны в своих дотах падали в обморок при виде горы трупов, которую они создавали своим огнём.

Советские войска вторглись на территорию Финляндии, имея намерение разрезать её и выйти к Ботническому заливу. Но здесь финны приняли тактику партизанской войны. Небольшими партиями из хорошо знавших местность лыжников они из засад обстреливали растянувшиеся по узким лесным дорогам колонны войск. При этом основной их целью были командиры и походные кухни. Окружённые войска в соответствии с уставами занимали круговую оборону, образуя малоподвижные очаги сопротивления, называемые финнами «мотти», ликвидация которых была лишь вопросом времени [6]

28 декабря заканчиваются полным разгромом после боёв, длившихся 17 дней советской 163 стрелковой дивизии Красной Армии, (предназначавшейся для захвата Оулу на побережьи Ботнического залива) у Суомуссалми.[6]

Полная профессиональная некомпетентность командного состава и безынициативность всей массы командиров были отличительной чертой Красной Армии этого времени. Немецкие офицеры и солдаты, дружески наблюдавшие за действием советских военачальников во время совместных учений, говорили, что в своем подавляющем большинстве их квалификация не должна была позволять им занимать должности, выше унтер офицерских. Положение усугублялось ещё и тем, что все тактические и стратегические разработки и мероприятия по изменению структуры армии в соответствии с новыми условиями ведения войны были объявлены «буржуазными предрассудками», и обучение солдат снова свелось к строевой подготовке и овладению политическими знаниями, как это имело место во время гражданской войны. Это имело в своей основе страх перед ответственностью, являвшийся следствием охватившей всю страну кампании подозрительности и необоснованных репрессий, в которых не было никакой возможности доказать свою правоту при любом проявлении собственной инициативы. Такая армия принципиально была обречена на военные неудачи и от полного поражения её могла бы спасти лишь личная стойкость солдат, а достижение победы могли обеспечить лишь огромные людские резервы, значительно превосходящие резервы, которыми располагал бы возможный противник

31 декабря Гитлер заслушивает доклад немецкого Верховного командования (ОКВ), в котором обосновывается мысль, что, как оказалось, для современной армии Красная Армия вовсе не представляет собой серьезного противника. Для Германии стало возможным при ухудшении отношений с Советским Союзом пойти на риск войны на два фронта.[1]

Напишите отзыв о статье "Хроника Второй мировой войны/1939 год"

Примечания

  1. 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 Chronik des Zweiten Weltkrieges Chronik Verlag im Wissen Media Verlag GmbH/ Erweiterte Neuausgabe 2004 MOHN Media. Mohndruck GmbH< Gütersloch ISBN 3-577-14367-3
  2. Шапошников Б. М. «Мозг армии». В 3 кн.\М:Л.:Госиздат (отдел военной литературы),1927-1929.
  3. 1 2 3 4 5 6 7 8 <Gerhard Schreiber. Kurze Geschichte des Zweiten Weltkrieges. Verlag C.H.Beck oHG, München 2005 ISBN 3 406 52953 4
  4. <<Gerhard Schreiber. Kurze Geschichte des Zweiten Weltkrieges. Verlag C.H.Beck oHG, München 2005 ISBN 3 406 52953 4
  5. Reinhard Pözorny(Hg)Deutsches National-Lexikon- DSZ-Verlag. 1992. ISBN 3-925924-09-4
  6. 1 2 Энгл Э. Паанен Л. Советско-финская война. Прорыв линии Маннергейма. 1939—1940/ Пер.с английского О. А. Федяева. М.: ЗАО Центрполиграф 2004. 253 с. ISBN 5-9524-1467-2

Отрывок, характеризующий Хроника Второй мировой войны/1939 год



Война разгоралась, и театр ее приближался к русским границам. Всюду слышались проклятия врагу рода человеческого Бонапартию; в деревнях собирались ратники и рекруты, и с театра войны приходили разноречивые известия, как всегда ложные и потому различно перетолковываемые.
Жизнь старого князя Болконского, князя Андрея и княжны Марьи во многом изменилась с 1805 года.
В 1806 году старый князь был определен одним из восьми главнокомандующих по ополчению, назначенных тогда по всей России. Старый князь, несмотря на свою старческую слабость, особенно сделавшуюся заметной в тот период времени, когда он считал своего сына убитым, не счел себя вправе отказаться от должности, в которую был определен самим государем, и эта вновь открывшаяся ему деятельность возбудила и укрепила его. Он постоянно бывал в разъездах по трем вверенным ему губерниям; был до педантизма исполнителен в своих обязанностях, строг до жестокости с своими подчиненными, и сам доходил до малейших подробностей дела. Княжна Марья перестала уже брать у своего отца математические уроки, и только по утрам, сопутствуемая кормилицей, с маленьким князем Николаем (как звал его дед) входила в кабинет отца, когда он был дома. Грудной князь Николай жил с кормилицей и няней Савишной на половине покойной княгини, и княжна Марья большую часть дня проводила в детской, заменяя, как умела, мать маленькому племяннику. M lle Bourienne тоже, как казалось, страстно любила мальчика, и княжна Марья, часто лишая себя, уступала своей подруге наслаждение нянчить маленького ангела (как называла она племянника) и играть с ним.
У алтаря лысогорской церкви была часовня над могилой маленькой княгини, и в часовне был поставлен привезенный из Италии мраморный памятник, изображавший ангела, расправившего крылья и готовящегося подняться на небо. У ангела была немного приподнята верхняя губа, как будто он сбирался улыбнуться, и однажды князь Андрей и княжна Марья, выходя из часовни, признались друг другу, что странно, лицо этого ангела напоминало им лицо покойницы. Но что было еще страннее и чего князь Андрей не сказал сестре, было то, что в выражении, которое дал случайно художник лицу ангела, князь Андрей читал те же слова кроткой укоризны, которые он прочел тогда на лице своей мертвой жены: «Ах, зачем вы это со мной сделали?…»
Вскоре после возвращения князя Андрея, старый князь отделил сына и дал ему Богучарово, большое имение, находившееся в 40 верстах от Лысых Гор. Частью по причине тяжелых воспоминаний, связанных с Лысыми Горами, частью потому, что не всегда князь Андрей чувствовал себя в силах переносить характер отца, частью и потому, что ему нужно было уединение, князь Андрей воспользовался Богучаровым, строился там и проводил в нем большую часть времени.
Князь Андрей, после Аустерлицкой кампании, твердо pешил никогда не служить более в военной службе; и когда началась война, и все должны были служить, он, чтобы отделаться от действительной службы, принял должность под начальством отца по сбору ополчения. Старый князь с сыном как бы переменились ролями после кампании 1805 года. Старый князь, возбужденный деятельностью, ожидал всего хорошего от настоящей кампании; князь Андрей, напротив, не участвуя в войне и в тайне души сожалея о том, видел одно дурное.
26 февраля 1807 года, старый князь уехал по округу. Князь Андрей, как и большею частью во время отлучек отца, оставался в Лысых Горах. Маленький Николушка был нездоров уже 4 й день. Кучера, возившие старого князя, вернулись из города и привезли бумаги и письма князю Андрею.
Камердинер с письмами, не застав молодого князя в его кабинете, прошел на половину княжны Марьи; но и там его не было. Камердинеру сказали, что князь пошел в детскую.
– Пожалуйте, ваше сиятельство, Петруша с бумагами пришел, – сказала одна из девушек помощниц няни, обращаясь к князю Андрею, который сидел на маленьком детском стуле и дрожащими руками, хмурясь, капал из стклянки лекарство в рюмку, налитую до половины водой.
– Что такое? – сказал он сердито, и неосторожно дрогнув рукой, перелил из стклянки в рюмку лишнее количество капель. Он выплеснул лекарство из рюмки на пол и опять спросил воды. Девушка подала ему.
В комнате стояла детская кроватка, два сундука, два кресла, стол и детские столик и стульчик, тот, на котором сидел князь Андрей. Окна были завешаны, и на столе горела одна свеча, заставленная переплетенной нотной книгой, так, чтобы свет не падал на кроватку.
– Мой друг, – обращаясь к брату, сказала княжна Марья от кроватки, у которой она стояла, – лучше подождать… после…
– Ах, сделай милость, ты всё говоришь глупости, ты и так всё дожидалась – вот и дождалась, – сказал князь Андрей озлобленным шопотом, видимо желая уколоть сестру.
– Мой друг, право лучше не будить, он заснул, – умоляющим голосом сказала княжна.
Князь Андрей встал и, на цыпочках, с рюмкой подошел к кроватке.
– Или точно не будить? – сказал он нерешительно.
– Как хочешь – право… я думаю… а как хочешь, – сказала княжна Марья, видимо робея и стыдясь того, что ее мнение восторжествовало. Она указала брату на девушку, шопотом вызывавшую его.
Была вторая ночь, что они оба не спали, ухаживая за горевшим в жару мальчиком. Все сутки эти, не доверяя своему домашнему доктору и ожидая того, за которым было послано в город, они предпринимали то то, то другое средство. Измученные бессоницей и встревоженные, они сваливали друг на друга свое горе, упрекали друг друга и ссорились.
– Петруша с бумагами от папеньки, – прошептала девушка. – Князь Андрей вышел.
– Ну что там! – проговорил он сердито, и выслушав словесные приказания от отца и взяв подаваемые конверты и письмо отца, вернулся в детскую.
– Ну что? – спросил князь Андрей.
– Всё то же, подожди ради Бога. Карл Иваныч всегда говорит, что сон всего дороже, – прошептала со вздохом княжна Марья. – Князь Андрей подошел к ребенку и пощупал его. Он горел.
– Убирайтесь вы с вашим Карлом Иванычем! – Он взял рюмку с накапанными в нее каплями и опять подошел.
– Andre, не надо! – сказала княжна Марья.
Но он злобно и вместе страдальчески нахмурился на нее и с рюмкой нагнулся к ребенку. – Ну, я хочу этого, сказал он. – Ну я прошу тебя, дай ему.
Княжна Марья пожала плечами, но покорно взяла рюмку и подозвав няньку, стала давать лекарство. Ребенок закричал и захрипел. Князь Андрей, сморщившись, взяв себя за голову, вышел из комнаты и сел в соседней, на диване.
Письма всё были в его руке. Он машинально открыл их и стал читать. Старый князь, на синей бумаге, своим крупным, продолговатым почерком, употребляя кое где титлы, писал следующее:
«Весьма радостное в сей момент известие получил через курьера, если не вранье. Бенигсен под Эйлау над Буонапартием якобы полную викторию одержал. В Петербурге все ликуют, e наград послано в армию несть конца. Хотя немец, – поздравляю. Корчевский начальник, некий Хандриков, не постигну, что делает: до сих пор не доставлены добавочные люди и провиант. Сейчас скачи туда и скажи, что я с него голову сниму, чтобы через неделю всё было. О Прейсиш Эйлауском сражении получил еще письмо от Петиньки, он участвовал, – всё правда. Когда не мешают кому мешаться не следует, то и немец побил Буонапартия. Сказывают, бежит весьма расстроен. Смотри ж немедля скачи в Корчеву и исполни!»
Князь Андрей вздохнул и распечатал другой конверт. Это было на двух листочках мелко исписанное письмо от Билибина. Он сложил его не читая и опять прочел письмо отца, кончавшееся словами: «скачи в Корчеву и исполни!» «Нет, уж извините, теперь не поеду, пока ребенок не оправится», подумал он и, подошедши к двери, заглянул в детскую. Княжна Марья всё стояла у кроватки и тихо качала ребенка.
«Да, что бишь еще неприятное он пишет? вспоминал князь Андрей содержание отцовского письма. Да. Победу одержали наши над Бонапартом именно тогда, когда я не служу… Да, да, всё подшучивает надо мной… ну, да на здоровье…» и он стал читать французское письмо Билибина. Он читал не понимая половины, читал только для того, чтобы хоть на минуту перестать думать о том, о чем он слишком долго исключительно и мучительно думал.


Билибин находился теперь в качестве дипломатического чиновника при главной квартире армии и хоть и на французском языке, с французскими шуточками и оборотами речи, но с исключительно русским бесстрашием перед самоосуждением и самоосмеянием описывал всю кампанию. Билибин писал, что его дипломатическая discretion [скромность] мучила его, и что он был счастлив, имея в князе Андрее верного корреспондента, которому он мог изливать всю желчь, накопившуюся в нем при виде того, что творится в армии. Письмо это было старое, еще до Прейсиш Эйлауского сражения.
«Depuis nos grands succes d'Austerlitz vous savez, mon cher Prince, писал Билибин, que je ne quitte plus les quartiers generaux. Decidement j'ai pris le gout de la guerre, et bien m'en a pris. Ce que j'ai vu ces trois mois, est incroyable.
«Je commence ab ovo. L'ennemi du genre humain , comme vous savez, s'attaque aux Prussiens. Les Prussiens sont nos fideles allies, qui ne nous ont trompes que trois fois depuis trois ans. Nous prenons fait et cause pour eux. Mais il se trouve que l'ennemi du genre humain ne fait nulle attention a nos beaux discours, et avec sa maniere impolie et sauvage se jette sur les Prussiens sans leur donner le temps de finir la parade commencee, en deux tours de main les rosse a plate couture et va s'installer au palais de Potsdam.
«J'ai le plus vif desir, ecrit le Roi de Prusse a Bonaparte, que V. M. soit accueillie еt traitee dans mon palais d'une maniere, qui lui soit agreable et c'est avec еmpres sement, que j'ai pris a cet effet toutes les mesures que les circonstances me permettaient. Puisse je avoir reussi! Les generaux Prussiens se piquent de politesse envers les Francais et mettent bas les armes aux premieres sommations.
«Le chef de la garienison de Glogau avec dix mille hommes, demande au Roi de Prusse, ce qu'il doit faire s'il est somme de se rendre?… Tout cela est positif.
«Bref, esperant en imposer seulement par notre attitude militaire, il se trouve que nous voila en guerre pour tout de bon, et ce qui plus est, en guerre sur nos frontieres avec et pour le Roi de Prusse . Tout est au grand complet, il ne nous manque qu'une petite chose, c'est le general en chef. Comme il s'est trouve que les succes d'Austerlitz aurant pu etre plus decisifs si le general en chef eut ete moins jeune, on fait la revue des octogenaires et entre Prosorofsky et Kamensky, on donne la preference au derienier. Le general nous arrive en kibik a la maniere Souvoroff, et est accueilli avec des acclamations de joie et de triomphe.
«Le 4 arrive le premier courrier de Petersbourg. On apporte les malles dans le cabinet du Marieechal, qui aime a faire tout par lui meme. On m'appelle pour aider a faire le triage des lettres et prendre celles qui nous sont destinees. Le Marieechal nous regarde faire et attend les paquets qui lui sont adresses. Nous cherchons – il n'y en a point. Le Marieechal devient impatient, se met lui meme a la besogne et trouve des lettres de l'Empereur pour le comte T., pour le prince V. et autres. Alors le voila qui se met dans une de ses coleres bleues. Il jette feu et flamme contre tout le monde, s'empare des lettres, les decachete et lit celles de l'Empereur adressees a d'autres. А, так со мною поступают! Мне доверия нет! А, за мной следить велено, хорошо же; подите вон! Et il ecrit le fameux ordre du jour au general Benigsen
«Я ранен, верхом ездить не могу, следственно и командовать армией. Вы кор д'арме ваш привели разбитый в Пултуск: тут оно открыто, и без дров, и без фуража, потому пособить надо, и я так как вчера сами отнеслись к графу Буксгевдену, думать должно о ретираде к нашей границе, что и выполнить сегодня.
«От всех моих поездок, ecrit il a l'Empereur, получил ссадину от седла, которая сверх прежних перевозок моих совсем мне мешает ездить верхом и командовать такой обширной армией, а потому я командованье оной сложил на старшего по мне генерала, графа Буксгевдена, отослав к нему всё дежурство и всё принадлежащее к оному, советовав им, если хлеба не будет, ретироваться ближе во внутренность Пруссии, потому что оставалось хлеба только на один день, а у иных полков ничего, как о том дивизионные командиры Остерман и Седморецкий объявили, а у мужиков всё съедено; я и сам, пока вылечусь, остаюсь в гошпитале в Остроленке. О числе которого ведомость всеподданнейше подношу, донеся, что если армия простоит в нынешнем биваке еще пятнадцать дней, то весной ни одного здорового не останется.
«Увольте старика в деревню, который и так обесславлен остается, что не смог выполнить великого и славного жребия, к которому был избран. Всемилостивейшего дозволения вашего о том ожидать буду здесь при гошпитале, дабы не играть роль писарскую , а не командирскую при войске. Отлучение меня от армии ни малейшего разглашения не произведет, что ослепший отъехал от армии. Таковых, как я – в России тысячи».
«Le Marieechal se fache contre l'Empereur et nous punit tous; n'est ce pas que с'est logique!
«Voila le premier acte. Aux suivants l'interet et le ridicule montent comme de raison. Apres le depart du Marieechal il se trouve que nous sommes en vue de l'ennemi, et qu'il faut livrer bataille. Boukshevden est general en chef par droit d'anciennete, mais le general Benigsen n'est pas de cet avis; d'autant plus qu'il est lui, avec son corps en vue de l'ennemi, et qu'il veut profiter de l'occasion d'une bataille „aus eigener Hand“ comme disent les Allemands. Il la donne. C'est la bataille de Poultousk qui est sensee etre une grande victoire, mais qui a mon avis ne l'est pas du tout. Nous autres pekins avons, comme vous savez, une tres vilaine habitude de decider du gain ou de la perte d'une bataille. Celui qui s'est retire apres la bataille, l'a perdu, voila ce que nous disons, et a ce titre nous avons perdu la bataille de Poultousk. Bref, nous nous retirons apres la bataille, mais nous envoyons un courrier a Petersbourg, qui porte les nouvelles d'une victoire, et le general ne cede pas le commandement en chef a Boukshevden, esperant recevoir de Petersbourg en reconnaissance de sa victoire le titre de general en chef. Pendant cet interregne, nous commencons un plan de man?uvres excessivement interessant et original. Notre but ne consiste pas, comme il devrait l'etre, a eviter ou a attaquer l'ennemi; mais uniquement a eviter le general Boukshevden, qui par droit d'ancnnete serait notre chef. Nous poursuivons ce but avec tant d'energie, que meme en passant une riviere qui n'est рas gueable, nous brulons les ponts pour nous separer de notre ennemi, qui pour le moment, n'est pas Bonaparte, mais Boukshevden. Le general Boukshevden a manque etre attaque et pris par des forces ennemies superieures a cause d'une de nos belles man?uvres qui nous sauvait de lui. Boukshevden nous poursuit – nous filons. A peine passe t il de notre cote de la riviere, que nous repassons de l'autre. A la fin notre ennemi Boukshevden nous attrappe et s'attaque a nous. Les deux generaux se fachent. Il y a meme une provocation en duel de la part de Boukshevden et une attaque d'epilepsie de la part de Benigsen. Mais au moment critique le courrier, qui porte la nouvelle de notre victoire de Poultousk, nous apporte de Petersbourg notre nomination de general en chef, et le premier ennemi Boukshevden est enfonce: nous pouvons penser au second, a Bonaparte. Mais ne voila t il pas qu'a ce moment se leve devant nous un troisieme ennemi, c'est le православное qui demande a grands cris du pain, de la viande, des souchary, du foin, – que sais je! Les magasins sont vides, les сhemins impraticables. Le православное se met a la Marieaude, et d'une maniere dont la derieniere campagne ne peut vous donner la moindre idee. La moitie des regiments forme des troupes libres, qui parcourent la contree en mettant tout a feu et a sang. Les habitants sont ruines de fond en comble, les hopitaux regorgent de malades, et la disette est partout. Deux fois le quartier general a ete attaque par des troupes de Marieaudeurs et le general en chef a ete oblige lui meme de demander un bataillon pour les chasser. Dans une de ces attaques on m'a еmporte ma malle vide et ma robe de chambre. L'Empereur veut donner le droit a tous les chefs de divisions de fusiller les Marieaudeurs, mais je crains fort que cela n'oblige une moitie de l'armee de fusiller l'autre.
[Со времени наших блестящих успехов в Аустерлице, вы знаете, мой милый князь, что я не покидаю более главных квартир. Решительно я вошел во вкус войны, и тем очень доволен; то, что я видел эти три месяца – невероятно.
«Я начинаю аb ovo. Враг рода человеческого , вам известный, аттакует пруссаков. Пруссаки – наши верные союзники, которые нас обманули только три раза в три года. Мы заступаемся за них. Но оказывается, что враг рода человеческого не обращает никакого внимания на наши прелестные речи, и с своей неучтивой и дикой манерой бросается на пруссаков, не давая им времени кончить их начатый парад, вдребезги разбивает их и поселяется в потсдамском дворце.
«Я очень желаю, пишет прусской король Бонапарту, чтобы ваше величество были приняты в моем дворце самым приятнейшим для вас образом, и я с особенной заботливостью сделал для того все нужные распоряжения на сколько позволили обстоятельства. Весьма желаю, чтоб я достигнул цели». Прусские генералы щеголяют учтивостью перед французами и сдаются по первому требованию. Начальник гарнизона Глогау, с десятью тысячами, спрашивает у прусского короля, что ему делать, если ему придется сдаваться. Всё это положительно верно. Словом, мы думали внушить им страх только положением наших военных сил, но кончается тем, что мы вовлечены в войну, на нашей же границе и, главное, за прусского короля и заодно с ним. Всего у нас в избытке, недостает только маленькой штучки, а именно – главнокомандующего. Так как оказалось, что успехи Аустерлица могли бы быть положительнее, если б главнокомандующий был бы не так молод, то делается обзор осьмидесятилетних генералов, и между Прозоровским и Каменским выбирают последнего. Генерал приезжает к нам в кибитке по Суворовски, и его принимают с радостными и торжественными восклицаниями.