Хроника Ливонии

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

«Хро́ника Ливо́нии», «Хро́ника Ге́нриха Латви́йского» (лат. Heinrici Cronicon Lyvoniae) — манускрипт Генриха Латвийского, описывающий исторические события в Ливонии и окружающих странах в период с 1180 по 1227 год.

В Новое время впервые изданы в 1740 году И. Г. Грубером, который идентифицировал автора «Хроник»[1]. В 1865 году переизданы в серии «Monumenta Germaniae Historica» (том XXIII) под названием «нем. Die Chronik Heinrichs von Lettland»[2].

«Хроника Ливонии» — старейший из известных письменных документов, свидетельствующих факты истории Древнерусского государства и её соседей, наряду с «Повестью временных лет» (она же «Первоначальная летопись» или «Несторова летопись»; этот летописный свод доходит до начала XII века, 1117 года).

Наряду с «Ливонской рифмованной хроникой» (XIII век) и «Новгородской первой летописью» (1016-1471 годы)[3], «Хроника Ливонии» — важный источник информации о том, как проходили первые этапы христианизации народов в восточной Прибалтике.





Исторические обстоятельства

За призывами римских пап к возобновлению священных войн, крестовых походов в конце XII века последовал не только Четвёртый крестовый поход, завершившийся падением в 1204 году Константинополя. Одновременно с этим был осуществлён ряд так называемых «Северных крестовых походов», которые менее полно освещаются в популярных курсах истории на английском языке, хотя с точки зрения их долгосрочных последствий они были для европейцев гораздо более успешны. Западная историография объясняет это следующим образом. До начала этих крестовых походов Ливония представляла собой неустойчивый форпост (западной цивилизации), языческий край, где купцы из Ганзейского союза торговали с новгородскими купцами, и где происходило смешение германской, скандинавской и русской культуры и культов. В результате скандинавским князьям и германским военизированным рыцарским орденам под руководством немецких князь-епископов удалось покорить народы Прибалтики и перестроить их уклад, втянув их в западную орбиту.

Содержание

«Хроники» состоят из четырёх книг:

Оригинал «Хроник» не сохранился. Имеется 16 различных списков, сделанных в период между XIV и XIX веками. Старейший из них — Codex Zamoscianus, записанный на пергаменте в конце XIII века, хранящийся в настоящее время в Народной библиотеке Польши в Варшаве. «Кодекс» неполон; текст «Хроник» заканчивается на 23-й главе.

Об авторе

Автор хроник, Генрих Латвийский — христианский миссионер, лично присутствовавший в Ливонии во время описываемых событий. Полагают, что он родился между 1180 и 1188 годами. О том, что по национальности он немец, говорит не только его имя, но и постоянное использование первого лица множественного числа («мы») при разговоре о немцах. Воспитывался он при дворе князь-епископа Альберта Рижского, в 1208 году был рукоположен в священники и в качестве миссионера латышей и эстов сопровождал архиепископа Филиппа Раусбургского в Лифляндию, где основал приход и завершил свои дни в мире.

Своим появлением «Хроники», возможно, обязаны тому, что в 1225–1227 Генрих был приставлен как переводчик к папскому легату Вильгельму Моденскому, который и потребовал изложить всю историю христианской миссии на бумаге. Вильгельм Моденский, один из видных папских дипломатов, был направлен в Ливонию для разрешения конфликта и взаимных претензий по поводу раздела земель между орденом меченосцев и католическими епископами Ливонии.

По содержанию «Хроники» в известной степени тенденциозны, предломляя все события только сквозь призму интересов церкви, чьё пребывание в Ливонии представляется как важнейшее событие в истории страны.

Научные издания текстов Хроники

  • Leonid Arbusow, Albert Bauer (Hrsg.): [nbn-resolving.de/urn:nbn:de:bvb:12-bsb00000734-8 Heinrici Chronicon Livoniae / Heinrichs Livländische Chronik]. (Monumenta Germaniae Historica; SS rer. Germ.; 31). 2. Auflage. Hahn, Hannover 1955
  • E. Pabst (Hrsg.): Heinrich’s von Lettland Livländische Chronik. Ein getreuer Bericht wie das Christenthum und die deutsche Herrschaft sich im Lande der Liven, Letten und Ehsten Bahn gebrochen. Nach Handschriften mit vielfacher Berichtigung des üblichen Textes aus dem Lateinischen übersetzt und erläutert. Gressel, Reval 1867
  • [www.junik.lv/~link/livonia/chronicles/henricus/index.htm «Хроника Ливонии» Генриха Латвийского.] Введение, перевод и комментарии С.А. Аннинского. 2-е издание.
  • Генрих Латвийский. [www.drevlit.ru/texts/g/genrih_lat1.php Хроника Ливонии].

Напишите отзыв о статье "Хроника Ливонии"

Ссылки

  • [www.junik.lv/~link/livonia/chronicles/henricus/index.htm «Хроника Ливонии».] Полный текст на русском языке с комментариями.
  • [bsbdmgh.bsb.lrz-muenchen.de/dmgh_new/app/web?action=loadBook&bookId=00000734 Heinrichs Livländische Chronik/ Monumenta Germaniae Historica]
  • [www.columbia.edu/cu/cup/catalog/data/023112/0231128886.HTM The "Chronicle of Henry of Livonia'], translated and edited by James A. Brundage, Columbia University, 1961; revised 2003; 288 pages ISBN 0231128886"]
  • [depts.washington.edu/baltic/papers/henry_of_livonia_williamson.htm Ruth Williamson, "Primary Source Analysis of the Chronicle of Henry of Livonia]
  • [www.historia.lv/alfabets/I/In/Indrika%20hronika/teksts/saturs_indr_hr.htm Indriķa hronika] - полный текст на латышском языке с комментариями.
  • [www.ai.ee/?pid=2655 Bibliography of Henry of Latvia]

Примечания

  1. [bsbdmgh.bsb.lrz-muenchen.de/dmgh_new/app/web?action=loadToc&toc=CAT_START&expandAll=false&noCache=true&showInhalt=true&contentId=bsb00000734_00001 Heinrichs Livländische Chronik] // Monumenta Germaniae Historica digital. — Munich.
  2. Генрих Латыш // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
  3. [books.google.com/books?id=ZTw8AAAAIAAJ&q The Chronicle of Novgorod, 1016-1471]
  4. [mdz10.bib-bvb.de/~db/bsb00000734/images/index.html?id=00000734&nativeno=8 О втором епископе Бертольде] // Monumenta Germaniae Historica digital. — Munich.

Отрывок, характеризующий Хроника Ливонии

Офицер в кибиточке завернул во двор Ростовых, и десятки телег с ранеными стали, по приглашениям городских жителей, заворачивать в дворы и подъезжать к подъездам домов Поварской улицы. Наташе, видимо, поправились эти, вне обычных условий жизни, отношения с новыми людьми. Она вместе с Маврой Кузминишной старалась заворотить на свой двор как можно больше раненых.
– Надо все таки папаше доложить, – сказала Мавра Кузминишна.
– Ничего, ничего, разве не все равно! На один день мы в гостиную перейдем. Можно всю нашу половину им отдать.
– Ну, уж вы, барышня, придумаете! Да хоть и в флигеля, в холостую, к нянюшке, и то спросить надо.
– Ну, я спрошу.
Наташа побежала в дом и на цыпочках вошла в полуотворенную дверь диванной, из которой пахло уксусом и гофманскими каплями.
– Вы спите, мама?
– Ах, какой сон! – сказала, пробуждаясь, только что задремавшая графиня.
– Мама, голубчик, – сказала Наташа, становясь на колени перед матерью и близко приставляя свое лицо к ее лицу. – Виновата, простите, никогда не буду, я вас разбудила. Меня Мавра Кузминишна послала, тут раненых привезли, офицеров, позволите? А им некуда деваться; я знаю, что вы позволите… – говорила она быстро, не переводя духа.
– Какие офицеры? Кого привезли? Ничего не понимаю, – сказала графиня.
Наташа засмеялась, графиня тоже слабо улыбалась.
– Я знала, что вы позволите… так я так и скажу. – И Наташа, поцеловав мать, встала и пошла к двери.
В зале она встретила отца, с дурными известиями возвратившегося домой.
– Досиделись мы! – с невольной досадой сказал граф. – И клуб закрыт, и полиция выходит.
– Папа, ничего, что я раненых пригласила в дом? – сказала ему Наташа.
– Разумеется, ничего, – рассеянно сказал граф. – Не в том дело, а теперь прошу, чтобы пустяками не заниматься, а помогать укладывать и ехать, ехать, ехать завтра… – И граф передал дворецкому и людям то же приказание. За обедом вернувшийся Петя рассказывал свои новости.
Он говорил, что нынче народ разбирал оружие в Кремле, что в афише Растопчина хотя и сказано, что он клич кликнет дня за два, но что уж сделано распоряжение наверное о том, чтобы завтра весь народ шел на Три Горы с оружием, и что там будет большое сражение.
Графиня с робким ужасом посматривала на веселое, разгоряченное лицо своего сына в то время, как он говорил это. Она знала, что ежели она скажет слово о том, что она просит Петю не ходить на это сражение (она знала, что он радуется этому предстоящему сражению), то он скажет что нибудь о мужчинах, о чести, об отечестве, – что нибудь такое бессмысленное, мужское, упрямое, против чего нельзя возражать, и дело будет испорчено, и поэтому, надеясь устроить так, чтобы уехать до этого и взять с собой Петю, как защитника и покровителя, она ничего не сказала Пете, а после обеда призвала графа и со слезами умоляла его увезти ее скорее, в эту же ночь, если возможно. С женской, невольной хитростью любви, она, до сих пор выказывавшая совершенное бесстрашие, говорила, что она умрет от страха, ежели не уедут нынче ночью. Она, не притворяясь, боялась теперь всего.


M me Schoss, ходившая к своей дочери, еще болоо увеличила страх графини рассказами о том, что она видела на Мясницкой улице в питейной конторе. Возвращаясь по улице, она не могла пройти домой от пьяной толпы народа, бушевавшей у конторы. Она взяла извозчика и объехала переулком домой; и извозчик рассказывал ей, что народ разбивал бочки в питейной конторе, что так велено.
После обеда все домашние Ростовых с восторженной поспешностью принялись за дело укладки вещей и приготовлений к отъезду. Старый граф, вдруг принявшись за дело, всё после обеда не переставая ходил со двора в дом и обратно, бестолково крича на торопящихся людей и еще более торопя их. Петя распоряжался на дворе. Соня не знала, что делать под влиянием противоречивых приказаний графа, и совсем терялась. Люди, крича, споря и шумя, бегали по комнатам и двору. Наташа, с свойственной ей во всем страстностью, вдруг тоже принялась за дело. Сначала вмешательство ее в дело укладывания было встречено с недоверием. От нее всё ждали шутки и не хотели слушаться ее; но она с упорством и страстностью требовала себе покорности, сердилась, чуть не плакала, что ее не слушают, и, наконец, добилась того, что в нее поверили. Первый подвиг ее, стоивший ей огромных усилий и давший ей власть, была укладка ковров. У графа в доме были дорогие gobelins и персидские ковры. Когда Наташа взялась за дело, в зале стояли два ящика открытые: один почти доверху уложенный фарфором, другой с коврами. Фарфора было еще много наставлено на столах и еще всё несли из кладовой. Надо было начинать новый, третий ящик, и за ним пошли люди.
– Соня, постой, да мы всё так уложим, – сказала Наташа.
– Нельзя, барышня, уж пробовали, – сказал буфетчнк.
– Нет, постой, пожалуйста. – И Наташа начала доставать из ящика завернутые в бумаги блюда и тарелки.
– Блюда надо сюда, в ковры, – сказала она.
– Да еще и ковры то дай бог на три ящика разложить, – сказал буфетчик.
– Да постой, пожалуйста. – И Наташа быстро, ловко начала разбирать. – Это не надо, – говорила она про киевские тарелки, – это да, это в ковры, – говорила она про саксонские блюда.
– Да оставь, Наташа; ну полно, мы уложим, – с упреком говорила Соня.
– Эх, барышня! – говорил дворецкий. Но Наташа не сдалась, выкинула все вещи и быстро начала опять укладывать, решая, что плохие домашние ковры и лишнюю посуду не надо совсем брать. Когда всё было вынуто, начали опять укладывать. И действительно, выкинув почти все дешевое, то, что не стоило брать с собой, все ценное уложили в два ящика. Не закрывалась только крышка коверного ящика. Можно было вынуть немного вещей, но Наташа хотела настоять на своем. Она укладывала, перекладывала, нажимала, заставляла буфетчика и Петю, которого она увлекла за собой в дело укладыванья, нажимать крышку и сама делала отчаянные усилия.
– Да полно, Наташа, – говорила ей Соня. – Я вижу, ты права, да вынь один верхний.
– Не хочу, – кричала Наташа, одной рукой придерживая распустившиеся волосы по потному лицу, другой надавливая ковры. – Да жми же, Петька, жми! Васильич, нажимай! – кричала она. Ковры нажались, и крышка закрылась. Наташа, хлопая в ладоши, завизжала от радости, и слезы брызнули у ней из глаз. Но это продолжалось секунду. Тотчас же она принялась за другое дело, и уже ей вполне верили, и граф не сердился, когда ему говорили, что Наталья Ильинишна отменила его приказанье, и дворовые приходили к Наташе спрашивать: увязывать или нет подводу и довольно ли она наложена? Дело спорилось благодаря распоряжениям Наташи: оставлялись ненужные вещи и укладывались самым тесным образом самые дорогие.
Но как ни хлопотали все люди, к поздней ночи еще не все могло быть уложено. Графиня заснула, и граф, отложив отъезд до утра, пошел спать.
Соня, Наташа спали, не раздеваясь, в диванной. В эту ночь еще нового раненого провозили через Поварскую, и Мавра Кузминишна, стоявшая у ворот, заворотила его к Ростовым. Раненый этот, по соображениям Мавры Кузминишны, был очень значительный человек. Его везли в коляске, совершенно закрытой фартуком и с спущенным верхом. На козлах вместе с извозчиком сидел старик, почтенный камердинер. Сзади в повозке ехали доктор и два солдата.