Хронология событий сентября — октября 1993 года в Москве

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Содержание



Хронология событий

21 сентября

Руководство Верховного Совета заранее получило информацию из своих источников о том, что вечером президент Борис Ельцин намерен выступить с телеобращением, в котором заявит о роспуске Верховного Совета[1].

10:00 — Председатель Верховного Совета Руслан Хасбулатов на встрече со своим первым заместителем Юрием Ворониным распорядился срочно вызвать всех депутатов в Белый дом к 17:30 для возможного созыва экстренного заседания[2].

11:00-13:30 — Хасбулатов поочерёдно провёл встречи с председателем Конституционного суда Валерием Зорькиным, вице-президентом Александром Руцким, начальником Аналитического центра Верховного Совета Владиславом Ачаловым и своими советниками, консультируясь с ними по вопросу о реакции Верховного Совета на возможное введение президентского правления[2].

14:00-15:30 — По неофициальной информации, Хасбулатов встретился с начальником Генштаба генерал-полковником М. П. Колесниковым и обсудил с ним политические настроения в российском военном командовании[2][3]

В 17:30 на экстренном заседании Президиума Верховного Совета Хасбулатов заявил, что в стране сложилась критическая ситуация, и предупредил народных депутатов о том, что «возможны любые события». Он призвал всех парламентариев быть в ближайшее время начеку, связаться со своими избирателями и в случае необходимости «встать на пути антиконституционного переворота»[1].

В 19:30 начальник Главного управления внутренних дел города Москвы генерал-майор милиции В. И. Панкратов собрал руководящий состав своего управления[4].

Примерно в это же время первый заместитель председателя Совета Министров Егор Гайдар провёл совещание с членами правительства Владимиром Шумейко, Сергеем Шахраем, Анатолием Чубайсом, Андреем Козыревым и Юрием Яровым, на котором был разработан план первоочередных действий по реализации Указа № 1400, включавший перекрытие канала прямого выхода Верховного Совета в телеэфир, установление блокады Дома Советов России и подавление любых проявлений неповиновения в органах исполнительной власти субъектов Российской Федерации. План был в целом одобрен председателем Совета Министров Виктором Черномырдиным[4].

В 19:55 текст Указа № 1400 был получен Президиумом Верховного Совета[4][Комм. 1].

В 20:00 президент Российской Федерации Б. Н. Ельцин выступил по телевидению с обращением к гражданам России, сообщив, что издал указ № 1400 «О поэтапной конституционной реформе в Российской Федерации», которым предписывал Съезду народных депутатов и Верховному Совету Российской Федерации прекратить свою деятельность[1]. Указом вводилось в действие Положение «О выборах депутатов Государственной Думы» и назначалось проведение 11-12 декабря 1993 года выборов в Государственную Думу Федерального Собрания Российской Федерации.

Перед трансляцией по телевидению обращения Бориса Ельцина текст Указа № 1400 был передан послу США Томасу Пикерингу. Получив его, Пикеринг немедленно поставил в известность президента США Билла Клинтона, который сразу позвонил Ельцину и выразил свою поддержку его действиям. В тот же день Клинтон публично заявил о своей поддержке действий Ельцина[4].

Прослушав телеобращение Ельцина, начальник ГУВД Москвы генерал-майор милиции Панкратов заявил, что «бардак в стране затянулся и пора наводить порядок», поэтому он самым решительным образом одобряет решение Ельцина и будет делать всё для претворения в жизнь Указа № 1400. Панкратов потребовал, чтобы присутствовавшие руководители выразили своё отношение к Указу № 1400 и объявили, будут ли они выполнять приказы Ельцина. Большинство присутствовавших заявили, что его приказы выполнять будут. Некоторые выразили одобрение действиям Ельцина. Был объявлен переход на усиленный вариант несения службы, установлено круглосуточное дежурство руководителей. 50 процентов личного состава должно было находиться на рабочих местах до особого распоряжения. Был образован штаб, которому было поручено подготовить план мероприятий по реализации Указа № 1400[4].

В 20:15[Комм. 2] Президиум Верховного Совета Российской Федерации принял постановление № 5779-I «О немедленном прекращении полномочий Президента Российской Федерации Б. Н. Ельцина», в котором постановил на основании статей 121.6 и 121.11 Конституции считать полномочия президента Б. Н. Ельцина прекращёнными с момента подписания Указа № 1400 и признать, что вице-президент А. В. Руцкой приступил к исполнению полномочий президента с момента подписания этого указа. Президиум постановил, что Указ № 1400 в соответствии с частью второй статьи 1218 Конституции не подлежит исполнению. Этим же постановлением 22 сентября созывалась внеочередная сессия Верховного Совета с повесткой дня «О государственном перевороте в Российской Федерации».

Ст. 121-6 действовавшей Конституции Российской Федерации гласила:

Статья 121-6. Полномочия Президента Российской Федерации не могут быть использованы для изменения национально-государственного устройства Российской Федерации, роспуска либо приостановления деятельности любых законно избранных органов государственной власти, в противном случае они прекращаются немедленно.

— Конституция Российской Федерации 1978 года (в ред. 9.12.1992)[5]

На заседании Президиума было принято решение об организации обороны Дома Советов и создании Штаба обороны, а также были приняты Обращения «К народам России, Содружества Независимых государств, мирового сообщества», к народным депутатам Советов всех уровней, военнослужащим Российской Армии, сотрудникам Министерства безопасности и Министерства внутренних дел, всем гражданам России с призывом «пресечь государственный переворот, спровоцированный Б. Н. Ельциным и его окружением»[6].

Присутствовавший на заседании Президиума вице-президент Александр Руцкой заявил, что принимает на себя исполнение полномочий президента. Присутствовавший на том же заседании председатель Конституционного суда Российской Федерации Валерий Зорькин согласился, что президент Ельцин нарушил Конституцию и должен быть отрешён от должности. Зорькин обещал поддержать позицию Верховного Совета на назначенном на ближайшие часы экстренном заседании Конституционного суда. Распоряжением Хасбулатова руководителем организации обороны Дома Советов был назначен народный депутат Российской Федерации генерал-полковник Владислав Ачалов[4].

Обращение президента Ельцина к народу России и ответные действия парламента и вице-президента Руцкого создали в стране ситуацию политического двоевластия[7]

В 20:45 к зданию Верховного Совета — Белому дому — начали приходить граждане: москвичи, жители других городов и областей России и иностранных государств. Стихийно образовался митинг, среди участников которого были представители различных организаций и общественных объединений (в том числе, представители возрождённого казачества, чернобыльцы, шахтёры, члены общественных организаций инвалидов, «Союза офицеров», Союза социально-правовой защиты военнослужащих, военнообязанных и членов их семей «Щит», ряда организаций национально-патриотической, коммунистической и социалистической направленности и многие другие). Российский общенародный союз выступил с заявлением, в котором действия Бориса Ельцина были охарактеризованы как антиконституционный переворот. Политсовет «Фронта национального спасения» призвал «организовывать акции гражданского неповиновения президенту и его окружению, блокировать пропрезидентские структуры, милицейские и воинские формирования, если они будут выполнять незаконные распоряжения своего начальства; провести массовые митинги и демонстрации протеста против государственного переворота; начать политические забастовки на предприятиях и в учреждениях»[1].

Лидер Демократического союза Валерия Новодворская сообщила, что центральный координационный совет Демократического союза России принял решение «горячо одобрить и поддержать решение президента, которое соответствует всем установкам нашей партии. В случае конфронтационного развития событий в стране мы намерены защищать президента с оружием в руках»[1].

Заместитель председателя ФНПР Владимир Кузьменок, комментируя указ № 1400, заявил журналистам: «Позиция руководства Федерации независимых профсоюзов России однозначна — это попытка государственного переворота»[1].

Всероссийская ассоциация приватизируемых и частных предприятий заявила о поддержке Ельцина, заявил корреспондентам исполнительный директор ассоциации Алексей Головков. От имени ассоциации принято обращение ко всем органам государственной власти с призывом использовать только конституционные способы разрешения кризиса и сделать всё возможное для стабилизации политической и экономической ситуации в стране[1].

Около 21:00 на совещании народных депутатов в зале Совета Национальностей Верховного Совета Хасбулатов обратился к Советам всех уровней с требованием немедленного созыва сессий с целью дать оценку перевороту, потребовать восстановления конституционного порядка и поддержать на всех территориях законную власть.

В это же время министр связи В. Б. Булгак провёл заседание членов коллегии министерства связи, на котором было принято решение о поддержке Указа № 1400 и об ограничении связи Дома Советов. Первым шагом стало отключение автоматической междугородной связи[4].

В это же время Административный совет ВГТРК по инициативе генерального директора компании Анатолия Лысенко принял заявление о безоговорочной поддержке действий Бориса Ельцина[4].

Около 22:00 военнослужащими внутренних войск было оцеплено здание мэрии Москвы на Новом Арбате (бывший СЭВ), развёрнута радиостанция. Силами московского ГАИ и ОМОНа был блокирован гараж Верховного Совета на Звенигородском шоссе[1].

В Парламентском центре на Цветном бульваре были отключены телефоны, а само здание было блокировано снаружи сотрудниками ОМОНа[4].

Собравшиеся у здания Верховного Совета граждане, по примеру событий 19-21 августа 1991 года, начали возводить вокруг здания баррикады[4].

В 22:10 Руслан Хасбулатов поручил руководителю Департамента охраны Верховного Совета Александру Бовту усилить караулы Дома Советов[4].

В это же время началось экстренное заседание Конституционного суда, на повестку дня которого было вынесено обсуждение Указа № 1400 и Обращения президента Российской Федерации Б. Н. Ельцина к гражданам России. В принятом Заключении от 21 сентября 1993 года Указ № 1400 и Обращение к гражданам России были признаны не соответствующими положениям ряда статей действовавшей Конституции Российской Федерации — России и служащими основанием для отрешения президента Ельцина от должности или приведения в действие иных специальных механизмов его ответственности в порядке статей 121-10 или 121-6 Конституции[4].

22 сентября

Верховный Совет. Александр Руцкой

В полночь открылась VII (экстренная) сессия Верховного Совета[8].

В 00:17 Верховный Совет принял постановления о прекращении полномочий президента Ельцина с 20:00 21 сентября 1993 года «в связи с грубейшим нарушением … Конституции …, выразившимся в издании им Указа … № 1400 „О поэтапной конституционной реформе в Российской Федерации“, приостанавливающего деятельность законно избранных органов государственной власти»[9], и об исполнении этих полномочий вице-президентом Руцким[10][8][3].

С 00:25 22 сентября Руцкой вступил в исполнение обязанностей президента России[11] и отменил указ Ельцина как антиконституционный[12].

Руслан Хасбулатов издал распоряжение, которым обязал Центральный банк России «прекратить финансирование органов исполнительной власти без решения ВС РФ»[8].

Верховный Совет принял также постановление о незамедлительном созыве X чрезвычайного (внеочередного) Съезда народных депутатов с повесткой дня «О политическом положении в Российской Федерации в связи с совершённым государственным переворотом»[13]. По утверждению Хасбулатова, открытие съезда затянулось, поскольку некоторые местные органы исполнительной власти, выполняя распоряжение из Москвы, предприняли попытку сорвать его проведение. Разосланные депутатам телеграммы с оповещением иногда не доставлялись (депутаты узнавали о событиях в Москве только из сообщений информационных агентств). Депутатам из регионов не выдавали билеты, в некоторых регионах их задерживала милиция[3].

Прибывший на сессию Генеральный прокурор Валентин Степанков заявил, что прокуратура будет действовать исходя из действующей Конституции, а также действующего закона о прокуратуре[4].

По представлению Александра Руцкого[4][8] Верховный Совет принял постановление «О Министре безопасности Российской Федерации», которым дал согласие на освобождение первого заместителя министра безопасности Николая Голушко от должности исполняющего обязанности министра и на назначение министром безопасности Виктора Баранникова[14], а также постановление «О Министре обороны Российской Федерации», которым дал согласие на освобождение от этой должности Павла Грачёва и назначение на эту должность Владислава Ачалова[15][16]. Руцкой также издал указ об освобождении от должности министра внутренних дел Виктора Ерина и о назначении и. о. министра Андрея Дунаева[17], предшественника Ерина на посту главы МВД в 1991—1992 годах.

Верховный Совет дал поручение председателю Российской государственной телевизионной и радиовещательной компании «Останкино» Вячеславу Брагину и председателю Всероссийской государственной телевизионной и радиовещательной компании Олегу Попцову передать обращение председателя Верховного Совета Российской Федерации Руслана Хасбулатова и утверждённого Верховным Советом и. о. президента Российской Федерации Александра Руцкого к гражданам России. Поручение не было выполнено[4].

Валерий Зорькин огласил на сессии «Заключение Конституционного суда о соответствии Конституции Российской Федерации действий и решений президента Российской Федерации Б. Н. Ельцина, связанных с его указом № 1400 и обращением к гражданам России 21 сентября 1993 года» (принятое девятью голосами против четырёх)[8][18].

После возобновления работы сессии Верховного Совета в 09:30[8] был принят закон Российской Федерации «О внесении изменений и дополнений в Уголовный Кодекс РСФСР», предусматривавший введение уголовной ответственности за действия, направленные на насильственное изменение конституционного строя Российской Федерации, а также за воспрепятствование деятельности законных органов государственной власти[19]. Сессия постановила ввести закон в действие со дня его подписания Александром Руцким[8]. Закон был опубликован в «Российской газете» 23 сентября[20].

Верховный Совет принял постановление «О неотложных мерах по преодолению государственного переворота 21 сентября 1993 года», которым, в частности, постановил:

  • осудить антиконституционные действия Президента Российской Федерации Б. Н. Ельцина;
  • Советам народных депутатов взять под контроль государственные СМИ и «не допустить призывов к поддержке государственного переворота, а также к экстремизму и насилию»;
  • предложить Генеральному прокурору «безотлагательно провести расследование и привлечь к уголовной ответственности должностных лиц и граждан, способствовавших подготовке государственного переворота и поддержавших его»;
  • «участие граждан в рабочее время в мероприятиях по защите конституционных органов власти, преодолению последствий государственного переворота расценивается как исполнение общественного и государственного долга и в этой связи подлежит оплате предприятиями, учреждениями, организациями всех форм собственности в полном объёме»[21].

Тем временем у Белого дома России продолжился митинг в поддержку Верховного Совета. На 10 часов утра здесь находилось до 1500 человек, число которых к концу дня увеличилось до нескольких тысяч. За ночь на подступах к зданию из прутьев арматуры и заборных секций были сооружены баррикады, за заграждениями сложены камни, обломки кирпича и куски асфальта. Вокруг ограды Белого дома располагались группы в основном пожилых людей, многие из которых имели противогазы и красные повязки с надписью «Дружинник»[22].

В связи с отключением автоматической междугородной телефонной связи в Белом доме (произведённым вечером 21 сентября по указанию министра связи В. Булгака) уполномоченными народными депутатами Российской Федерации неоднократно предпринимались попытки добиться её восстановления путём переговоров с руководством Министерства связи[4].

13:45 — Как сообщили в Государственном комитете по чрезвычайным ситуациям, 10 вооружённых сторонников Верховного Совета во главе с Альбертом Макашовым рано утром проникли на командный пункт ГКЧС, откуда, по всей видимости, рассчитывали с помощью спецсвязи гражданской обороны связаться с регионами и областями. Поняв, что использовать спецсвязь на командном пункте не удастся, Макашов и сопровождавшие его люди покинули командный пункт[22]. По данным газеты «Коммерсант», пульт связи ГКЧС находился на профилактическом ремонте[23].

С целью добиться выхода в телевизионный эфир[4], Верховный Совет принял постановление «О председателе Государственной телевизионной и радиовещательной компании „Останкино“», в котором дал согласие на освобождение от этой должности народного депутата России Вячеслава Брагина и рекомендовал Александру Руцкому назначить на неё Валентина Лазуткина[24]. Руцкой подписал соответствующий указ[25], однако на практике он не был реализован. Председатель Комитета Верховного Совета по средствам массовой информации, связям с общественными организациями, массовыми движениями граждан и изучению общественного мнения Владимир Лисин, приехавший к Брагину с указанным постановлением, в здание телецентра «Останкино» допущен не был[4]. Руцкой также подписал указ об освобождении Бэллы Курковой от должности председателя Российской телерадиокомпании «Петербург — 5-й канал» и назначении на эту должность Дмитрия Рождественского[6].

Около 14:00 на площади перед Домом Советов со стороны сквера им. Павлика Морозова по указанию Руцкого началась запись в добровольческий полк[4].

Около 14:30 в Доме Советов на совещании, в котором участвовали Руслан Хасбулатов, его заместители Валентин Агафонов, Юрий Воронин, а также Александр Руцкой, Владислав Ачалов и Виктор Баранников, была принята общая концепция действий в сложившейся ситуации: законодатели не вмешиваются в действия Александра Руцкого и назначенных им лиц, но требуют исполнения принятых решений в соответствии с Конституцией и законодательством Российской Федерации[4].

В целях противодействия реализации Указа № 1400[4] Руцкой подписал указ об освобождении Сергея Филатова от должности руководителя Администрации Президента и назначении на эту должность главы своего секретариата Валерия Краснова[26], а также подписал указы о вступлении в исполнение обязанностей Верховного Главнокомандующего Вооружёнными Силами Российской Федерации[27] и о ликвидации Главного управления охраны Российской Федерации[28]. Все эти решения реализованы не были.

Руцкой обратился с письмом к военнослужащим Отдельной мотострелковой дивизии особого назначения МВД с призывом соблюдать конституционный долг и воинскую присягу, не использовать оружия против сограждан и законной власти Российской Федерации. Им было также направлено письмо командующему Сухопутными войсками генерал-полковнику В. М. Семёнову, командующему Военно-воздушными силами генерал-полковнику П. С. Дейнекину, командующему Воздушно-десантными войсками Е. Н. Подколзину и командующему Военно-Морским флотом адмиралу Ф. Н. Громову с призывом занять активную позицию, достойную офицерской чести и присяги, в отношении действий Ельцина, которые он охарактеризовал как антиконституционные[4].

В 17:00 Верховный Совет принял закрытое[4] постановление «Об обеспечении охраны высших органов государственной власти Российской Федерации», в котором постановил в связи со сложившейся ситуацией привлечь для обеспечения охраны высших органов государственной власти Российской Федерации, функционирования систем связи и информации, поддержания правопорядка и пресечения преступных проявлений, войсковые части. Все приказы и распоряжения Павла Грачёва, отданные после его отстранения Верховным Советом от должности, были объявлены недействительными и не подлежащими исполнению[29]. Конкретный список войсковых частей, привлекаемых для обороны законодательной власти и Белого дома, на сессии не объявлялся. Это объяснялось тем, что руководство этих частей, опасаясь возможных преследований со стороны исполнительной власти, готово поднять свои подразделения «в самый последний момент». Что подразумевалось под «самым последним моментом», не расшифровывалось — указывалось лишь, что в привлекаемых парламентом для своей охраны войсковых частях есть лишь десантные подразделения и отряды специального назначения Российской армии[22].

Руцкой подписал распоряжение командующему ВДВ генерал-полковнику Подколзину и командующему Московским военным округом генерал-полковнику Кузнецову о направлении утром 23 сентября к зданию Белого дома ряда воинских частей и подразделений:

  • 119-го парашютно-десантного полка Московского военного округа;
  • двух батальонов курсантов Рязанского высшего воздушно-десантного командного училища;
  • двух батальонов курсантов Московского высшего общекомандного училища[6].

Это распоряжение не было выполнено.

Верховный Совет также принял обращение к Совету Министров Российской Федерации, в котором предложил членам правительства без промедления провести взаимные консультации «для вывода страны из экономического и политического тупика на путь демократического развития и формирования правового государства»[4].

Руцкой назначил бывшего командующего войсками Приволжско-Уральского военного округа, генерал-полковника Альберта Макашова заместителем министра обороны России[30].

20:00 — завершилось закрытое заседание Верховного Совета, на котором перед депутатами выступили назначенные Руцким министр безопасности Виктор Баранников и и. о. министра внутренних дел Андрей Дунаев. Баранников сообщил, что в здание на Лубянке он допущен не был, но намерен, находясь в Белом доме, руководить органами госбезопасности, непосредственно связываясь с региональными управлениями. Баранников заявил, что выступает против силовых методов решения каких-либо проблем. Дунаев, в свою очередь, заявил, что в органах внутренних дел наметилось разделение — около трети сотрудников на стороне Руцкого, остальные — на стороне Ельцина. Верховный Совет выразил доверие обоим министрам и поручил им продолжать работать в том же направлении[31].

Александр Руцкой обнародовал ряд документов, включая обращение к народам Российской Федерации, а также к Патриарху Московскому и Всея Руси Алексию II. В этих документах Руцкой охарактеризовал шаги, предпринятые «Ельциным и его радикальным окружением», как «направленные на разрушение Конституции и законов Российской Федерации, на разлом российской государственности». Он призвал сограждан «не проявлять безразличия к судьбе Отчизны» и пожелал им «здоровья, счастья и уверенности в том, что всем российским миром мы поднимем Отчизну с колен»[31].

Отдельным документом, оформленным на бланке с надписью «Президент Российской Федерации» без исходящего номера, он обратился к руководителям республик в составе Российской Федерации, призвав их «провести среди населения республик разъяснительную работу через средства массовой информации и иные возможности». Руцкой выразил надежду на поддержку со стороны руководителей республик в составе Российской Федерации[31].

Руцкой также подписал «Указ об уголовной ответственности за нарушение конституционного строя». Он назвал своё распоряжение дополнением к Уголовному кодексу, которое предусматривает ответственность должностных лиц любого ранга за нарушение конституционного строя РФ. Указ предусматривает и высшую меру наказания — расстрел — за противоправные действия руководителей страны[31].

Выступая на митинге у Белого дома, Руслан Хасбулатов заявил: «Над самим народом совершено насилие в лице его избранников, какими бы они ни обладали качествами. Конечно, в этом есть и наша вина. Мы потакали устремлениям излишне властолюбивой натуры, не особенно считающейся с человеческим достоинством, с уважением своего собственного народа и своим законодательством, и у нас не было иного выхода, кроме как пресечь антиконституционный переворот. Мы и пресекли его»[31].

В штабе по подготовке Съезда народных депутатов сообщили журналистам, что до необходимого для его открытия кворума не хватает около 100 человек. Заместитель председателя Совета Национальностей ВС РФ Анатолий Аникиев пожаловался, что мэр Москвы Юрий Лужков дал указание размещать народных депутатов в гостиницах только за наличный расчёт. Аникиев сообщил, что часть депутатов будет размещена непосредственно в Доме Советов. Его технические сотрудники уже разносят по коридорам раскладушки и матрацы[31].

Митинг сторонников Верховного Совета принял резолюцию с требованием к руководству телевидения «Останкино» и Российского телерадиовещания выпустить в эфир выступления Владислава Ачалова и Александра Руцкого, а также «восстановить без купюр» программу РТВ «Парламент», сообщил корреспондентам лидер «Трудовой России» Виктор Анпилов. «Если эти требования не будут выполнены, мы будем вынуждены пойти маршем на „Останкино“ вместе с боевым охранением из Союза офицеров», — заявил он. Такой марш, по словам Анпилова, намечен на 24 сентября[31]. Тем временем на совещании в ВГТРК было решено временно прекратить вещание программы «Парламентский час» по радио и ТВ в связи с роспуском самого парламента[31].

Федеральная исполнительная власть, армия, правоохранительные органы

Утром генерал армии Павел Грачёв, продолжающий руководить Министерством обороны, несмотря на решение Верховного Совета о его отстранении, сообщил журналистам, что генерал-полковник Владислав Ачалов, назначенный Верховным Советом на его место, в здание Минобороны РФ не являлся. По словам Грачёва, ночью в воинские части, подразделения и учебные заведения поступила телеграмма от Ачалова с требованием незамедлительно прибыть к зданию Верховного Совета. В связи с данной телеграммой Грачёв распорядился:

  1. Вести в войсках разъяснительную работу по недопущению раскола офицерского состава на два лагеря;
  2. Усилить службу войск, охрану командных пунктов и не допускать ни одного постороннего лица на территории воинских частей или учебных заведений;
  3. Пресекать все попытки агитации, призывов к насилию, призывов взяться за оружие, призывов не подчиняться законным властям, избранным народом;
  4. Усилить охрану всех объектов и, в первую очередь, складов с оружием, боеприпасами, другим военно-техническим имуществом;
  5. Во избежание всяческих неприятностей оружие личному составу не выдавать;
  6. Вести строгий учёт личного состава, знать, кто и где находится;
  7. Все распоряжения перепроверять в порядке подчинённости и выполнять только распоряжения, подписанные министром обороны России генералом армии Павлом Грачёвым или начальником Генерального штаба генерал-полковником Михаилом Колесниковым. Все остальные распоряжения не выполнять[22].

Как минимум одно подразделение из состава ОМСДОН внутренних войск МВД РФ им. Дзержинского было введено в Москву; пять армейских грузовиков с эмблемой дивизии прибыли к зданию правительства на Старой площади[22].

Борис Ельцин подписал ряд указов. В одном из них, касающемся «присвоения Александром Руцким полномочий президента», Ельцин постановил считать незаконными и не подлежащими исполнению акты, издаваемые Руцким от имени президента РФ. Всем государственным органам, должностным лицам, гражданам РФ в своей деятельности было предписано руководствоваться Указом «О поэтапной конституционной реформе в РФ»[31].

Борис Ельцин издал указ, в соответствии с которым признавался утратившим силу указ президента России от 1 сентября в части временного отстранения от исполнения обязанностей первого заместителя председателя Совета Министров Владимира Шумейко[22].

В 13:00 после встречи со своими силовыми министрами Борис Ельцин отправился на Тверскую улицу, где выяснял настроения горожан. На вопрос о возможности диалога с распущенным законодательным органом ответил: «Такой организации, как Верховный Совет, сегодня нет, поэтому диалога нет, но и крови не будет»[23].

Совет Министров выступил с заявлением о поддержке и принятии к безусловному исполнению Указа № 1400. Совет Министров считает данный указ «единственно возможным выходом из создавшегося политического кризиса, предпринятым в интересах народа, которому принадлежит высшая власть в России и который на апрельском референдуме недвусмысленно высказался за президента и политику реформ»[22]. Председатель Совета Министров Виктор Черномырдин провёл селекторное совещание с руководителями республик, краёв и областей в составе Российской Федерации, в ходе которого потребовал от них поддержки действий Ельцина[4]. Открывая селекторное совещание, он, в частности, заявил: «Президентом страны принято решение, которое положило начало реальному выходу из тупиковой ситуации. Конечно, это решение нелёгкое, непопулярное, вынужденное, но подтолкнула к нему обструкционистская позиция руководства ВС РФ. Правительство шага не могло ступить — было повязано по рукам и ногам … Правительство России поддерживает сделанный президентом выбор»[22].

Виктор Черномырдин направил главам администраций субъектов Федерации телеграмму: «В связи с Указом Президента РФ № 1400 от 21 сентября 1993 года „0 поэтапной конституционной реформе в РФ“ решения ВС РФ, документы, распространяемые за подписью Руцкого с 20 часов 21 сентября не имеют законной силы, исполнению не подлежат. Предупреждаю о персональной ответственности за выполнение указа и распоряжений президента и правительства РФ на Вашей территории»[22].

Совет Министров принял постановление «О мерах по усилению охраны общественного порядка на улицах городов и других населённых пунктов Российской Федерации», в соответствии с которым Министерству внутренних дел в целях борьбы с преступностью было предписано усилить уличное патрулирование, привлекая к нему военнослужащих внутренних войск, а также добровольцев из числа гражданского населения. Этот документ фактически позволил ввести в города под неполитическим предлогом внутренние войска[32]

Тем временем продолживший исполнение обязанностей министра безопасности первый заместитель министра безопасности Николай Голушко дал указание руководителям территориальных органов Министерства безопасности обеспечивать непрерывное отслеживание ситуации и своевременно информировать органы государственной власти и управления о назревающих кризисных явлениях, а также разработать и применять меры по их предупреждению. Было указано также обратить внимание на усиление взаимодействия со всеми правоохранительными органами по обеспечению сохранности оружия, боеприпасов, взрывчатых и отравляющих веществ, а также безопасности особо важных объектов народного хозяйства, органов власти и управления[4].

Около 10:00 Виктор Черномырдин отдал распоряжение министру связи Владимиру Булгаку об отключении городской телефонной связи в здании Верховного Совета.

Собранная министром коллегия Министерства связи приняла решение об отключении автоматической телефонной связи АТС-205 города Москвы, обслуживающей Дом Советов. Начальник отдела электрической связи Мардер Н. С., на основании принятого решения, направил телефонограмму Генеральному директору Московской телефонной сети Васильеву В. Ф. об отключении АТС-205 от связи со всеми другими АТС Московской городской телефонной сети. Заместитель Генерального директора Московской городской телефонной сети дал команду дежурному диспетчеру, и АТС-205 была отключена. Отключены были в здании парламента и другие виды связи[4].

Согласно воспоминаниям Владимира Булгака, отделение фельдсвязи было выведено из Белого дома 22 сентября, «поскольку обслуживаемый объект, в соответствии с указом президента, прекратил свое существование… Из Белого дома стали привозить тоннами мешки с почтой, требуя развезти их главам администраций и Советов в областях. Всё отделение фельдсвязи было забито этими посылками с корреспонденцией. Я дал указание не вскрывать, а позднее передать всё это преемнику Белого дома. В Белом доме также скопилось очень много исходящей обычной почтовой корреспонденции — до 50 мешков, которая отдана Управлению делами правительства. Но и в адрес бывшего Верховного Совета шла корреспонденция, в том числе и телеграммы. Правда, мною была направлена на все почтовые отделения связи России телеграмма, напоминающая сотрудникам, что, в соответствии с правилами, почтовые телеграммы, призывающие к национальной розни, к военным действиям, то есть нарушающие безопасность страны, не подлежат передаче»[4].

Госкомфедерация России распространила обращение к народам, республикам, всем территориям РФ, в котором говорилось о необходимости «формирования действительно дееспособных структур федеральной власти» и содержались призывы «не допустить столкновений» и «сохранять правопорядок»[22].

Вице-премьер Егор Гайдар сообщил на пресс-конференции, что в целом на всей территории России сохраняется спокойствие и стабильность, практически все федеральные органы власти выполняют распоряжения правительства. В то же время Гайдар отметил, что в некоторых регионах администрация противодействует указу № 1400. «В подобных случаях, — отметил Гайдар, — мы будем отстранять от должности губернаторов, а на их место отправлять федеральных уполномоченных». Егор Гайдар также заявил, что Центральный банк России выведен из подчинения Верховному Совету и будет выполнять решения правительства. Он сообщил, что Виктор Геращенко присутствовал на последнем заседании правительства и заявил, что будет выполнять все положения указа президента Ельцина[31].

Борис Ельцин возложил на Егора Гайдара исполнение обязанностей министра экономики. Министром внешнеэкономических связей России был назначен Олег Давыдов. Находившийся ранее на этом посту Сергей Глазьев был освобождён от должности по собственному желанию. Вечером 21 сентября после телеобращения Бориса Ельцина он подал в отставку в связи с несогласием с указом «О поэтапной конституционной реформе»[33]. Ещё одним указом Бориса Ельцина Виктор Геращенко был переназначен председателем Центрального банка РФ[31].

Конституционный суд

00:45 — Отвечая на вопросы журналистов, председатель Конституционного суда Валерий Зорькин заявил, что Конституционный суд РФ закончил экстренное совещание и признал указ и действия президента Ельцина неконституционными и достаточными для отстранения его от должности. При этом, по словам Зорькина, решение об отстранении президента должен принимать Съезд народных депутатов на основании решения Конституционного суда. Член Конституционного суда Эрнест Аметистов в интервью журналистам сообщил, что при принятии решения голоса разделились: 9 голосов было подано за признание указа президента неконституционным, против — 4 голоса[8][4][34]. Руслан Хасбулатов в своих воспоминаниях утверждает, что Конституционный суд закончил свое совещание до принятия Верховным Советом постановления о прекращении полномочий президента Ельцина[3].

14:30 — председатель Конституционного суда Валерий Зорькин провёл пресс-конференцию, на которой отметил, что он в основном разделяет оценку положения в стране, данную в преамбуле указа № 1400, и цели, которые ставит перед собой президент Ельцин, однако считает неприемлемыми методы их достижения. Зорькин предложил следующий выход из создавшегося положения: 1. Съезд народных депутатов принимает решение об одновременных досрочных выборах парламента и президента, принимает закон о выборах и закон об органах власти на переходный период до принятия новой Конституции, после чего прекращает свою деятельность.

2. Съезд народных депутатов поручает ныне действующему правительству выполнять свои обязанности, работая при этом в режиме широкой гласности, при сохранении контрольной функции Верховного Совета на переходный период. Президент сохраняет за собой установленные Конституцией полномочия в отношении правительства.

3. После принятия предлагаемых решений Верховный Совет приостанавливает свою законотворческую деятельность и остаётся гарантом соблюдения законности при проведении выборов.

4. Конституционный суд признаётся гарантом достигнутых соглашений, прекращая на данном этапе функции посредника в политическом противостоянии, и продолжает работать в обычном режиме, сосредоточив свое внимание на защите конституционных прав граждан[22].

Местные власти

Как сообщали корреспонденты газеты «Коммерсант», в регионах России в течение всего дня продолжались на разных уровнях совместные заседания представителей исполнительной и законодательной власти. Преобладающее настроение в регионах было выжидательным. Острая ситуация сложилась в Москве и Челябинске, где исполнительная власть однозначно поддержала, а законодательная отвергла указ Ельцина[35].

В 00:40 президиум Московского городского Совета народных депутатов принял заявление, в котором расценил предпринятую Ельциным попытку роспуска законно избранных органов государственной власти как нарушение Конституции, а Указ № 1400 не имеющим в связи с этим юридической силы и не подлежащим исполнению. Президиум Моссовета призвал администрацию Москвы, командиров войсковых частей и правоохранительных органов не предпринимать действий, препятствующих деятельности органов государственной власти России[4].

В 10 часов началось экстренное заседание XVII сессии Моссовета с повесткой дня «О преодолении попытки государственного переворота, предпринятой Президентом Российской Федерации Б. Н. Ельциным». В принятом решении действия Бориса Ельцина были расценены как антиконституционные, а Указ № 1400 — как не имеющий юридической силы и не подлежащий исполнению. Моссовет поддержал постановление Верховного Совета Российской Федерации «О прекращении полномочий Президента Российской Федерации Ельцина Б. Н.», призвал москвичей сохранять спокойствие, соблюдать Конституцию и законы Российской Федерации. Моссовет заявил о поддержке законно избранных органов государственной власти Российской Федерации и призвал к этому трудовые коллективы и жителей города Москвы. Администрации города Москвы, всем находящимся на территории города Москвы правоохранительным органам и воинским частям было указано соблюдать и исполнять Конституцию и законы Российской Федерации, не допускать действий, препятствующих деятельности органов государственной власти Российской Федерации. Постоянной Комиссии Моссовета по военным вопросам было поручено создать временный оперативный штаб с полномочиями по реализации указанного решения[4]. В это же время состоялось экстренное заседание правительства Москвы под председательством мэра Москвы Юрия Лужкова, где было заявлено, что мэр и правительство Москвы считают действия президента своевременными, приветствуют его решимость навести порядок в стране и выражают свою полную поддержку указу президента о поэтапной конституционной реформе в России[22].

«Действия президента являются нарушением Конституции РФ и, соответственно, указ, подписанный Борисом Ельциным, не имеет юридической силы и не подлежит исполнению», — говорилось в решении сессии Моссовета «О преодолении попытки государственного переворота в Москве». С отдельным заявлением выступила группа примерно из 30 депутатов Моссовета — членов «ДемРоссии». В нём говорилось, что «указ президента хотя и не укладывается в рамки существующего законодательства, тем не менее вполне соответствует практике досрочного роспуска парламента, имеющей место в большинстве демократических государств»[31].

На заседании Малого совета Мособлсовета, отвечая на вопросы депутатов, начальник Управления Министерства безопасности по Москве и Московской области Евгений Савостьянов заявил, что руководимое им управление выполняет указы президента Ельцина и распоряжения назначенного им министра безопасности, а сам он выполняет Конституцию РФ с изъятиями из неё, предусмотренными указом # 1400. Малый совет Мособлсовета, однако, решил считать указ Ельцина о поэтапной конституционной реформе недействующим и не подлежащим исполнению всеми органами государственной власти и местного самоуправления, предприятиями и организациями на территории Московской области[31].

Международная реакция

Как сообщила газета «Коммерсант», действия Бориса Ельцина получили поддержку среди мировых лидеров. Сразу же после 17-минутного ночного разговора с Ельциным президент США Билл Клинтон заявил о полной поддержке президента России, назвав его меры вынужденными в условиях конституционного кризиса. Канцлер ФРГ Гельмут Коль заявил после телефонного разговора с Клинтоном, что продолжение реформ Ельцина, который «пытается преодолеть кризис демократическим путем», — наилучший путь для России. Премьер-министр Великобритании Джон Мейджор в личном послании заверил Ельцина в полной поддержке. Премьер-министр Франции Эдуар Балладюр выразил мнение, что события в России показывают, что Западная Европа «не выполнила долг перед Восточной в деле освобождения от коммунизма». Глава МИД Франции Ален Жюппе заявил, что Борис Ельцин имеет «демократическую легитимность». О своей поддержке заявили президент Чехии Вацлав Гавел, президент Польши Лех Валенса, премьер-министр Турции Тансу Чиллер и лидеры других стран; о поддержке Александра Руцкого и парламента информационные агентства мира не сообщали[36]

23 сентября

Верховный Совет. Александр Руцкой

К полуночи в Москву прибыло 480 из 689 народных депутатов, необходимых для открытия чрезвычайного съезда. Большинство депутатов, прибывших на чрезвычайный съезд, заночевало в Белом доме. На подходах к Белому дому сотрудники милиции проводят досмотр личных вещей граждан, желающих пройти к зданию. На площади перед Белым домом со стороны 8-го подъезда осталось около 3 тысяч человек. Митингующие обеспечиваются питьевой водой и, по некоторым сведениям, продовольствием. Организаторами являются движение «Трудовая Россия» и «Союз офицеров»[37].

Секретариат заместителя председателя правительства Е. Т. Гайдара распространил информацию, согласно которой «на 13-ом этаже Белого дома развёрнут военный штаб, куда перенесена часть запасов автоматического оружия, хранящегося в здании ещё с августа 1991 года. Среди защитников здания Верховного Совета, помимо штатных работников Департамента охраны ВС РФ, находится не менее 200 офицеров Российской армии из „Союза офицеров“ Станислава Терехова. Помимо них, внутри здания расположилось около 300 казаков, вооружённых не только нагайками или декоративными саблями, но и автоматами Калашникова, выданными им в военном штабе Верховного Совета»[4].

Утром в Доме Советов продолжилось заседание VII (экстренной) сессии Верховного Совета с повесткой дня о первоочередных действиях по преодолению государственного переворота[4].

16:00 На сессии Верховного Совета приняли отставку заместителя председателя ВС РФ Николая Рябова и председателя комитета ВС РФ по вопросам обороны и безопасности Сергея Степашина[38].

Выступивший на сессии Верховного Совета Генеральный прокурор Валентин Степанков[39] заявил, что руководство Генеральной прокуратуры рассматривает сложившуюся ситуацию как политический конфликт, выступает категорически против возбуждения уголовного дела в отношении Ельцина, призывая обе стороны решить конфликт политическим путём. При этом он признал действия Ельцина антиконституционными и влекущими за собой уголовную ответственность в соответствии с действующим законодательством. Он заявил также, что считает неправильным ставить вопрос об ответственности всех должностных лиц, которые исполняют Указ № 1400[4]. Члены Верховного Совета потребовали от Генерального прокурора дать оценку указу № 1400, на что Степанков ответил, что оценка указа не входит в компетенцию прокуратуры и вопрос о полномочиях президента может решить только съезд народных депутатов. Валентин Степанков сообщил, что он провёл переговоры практически со всеми прокурорами субъектов Федерации и пришёл к такому выводу: страна склоняется к тому, чтобы выборы президента и парламента были проведены одновременно. Что же касается прокуратуры, то, по мнению Степанкова, прокуратура не должна становиться «заложницей политических партий и движений». После того, как Степанков ответил на вопросы народных депутатов, Руслан Хасбулатов предложил подумать о новой кандидатуре на пост Генерального прокурора[38].

Ввиду такой позиции Генеральной прокуратуры и в целях противодействия реализации Указа № 1400[4], Верховный Совет принял постановление «О специальном прокуроре Российской Федерации по расследованию обстоятельств государственного переворота», которым назначил на эту должность бывшего члена коллегии Генеральной прокуратуры СССР Виктора Илюхина. Созданная должность специального прокурора была приравнена к должности первого заместителя Генерального прокурора Российской Федерации[40].

Верховный Совет принял Закон Российской Федерации «О внесении изменений и дополнений в Закон РСФСР „О статусе народного депутата РСФСР“», который ввёл новые основания для досрочного прекращения полномочий народного депутата — поддержка государственного переворота, неявка на заседание Съезда, Верховного Совета или палаты Верховного Совета без уважительных причин и неизвещение депутатом руководства ВС и палат о невозможности явки[6].

Согласно письму Владислава Ачалова, для вооружения дополнительных подразделений, создаваемых с целью несения охранной службы внутри здания, со складов Департамента по охране было выдано 74 автомата АКС-74У, 7 пистолетов, 9600 патронов к АКС-74У[39] и 112 патронов к пистолетам. При этом некоторые из этих лиц не обладали необходимым опытом обращения с огнестрельным оружием. Места для хранения оружия организованы не были. Оружие содержалось под охраной в оружейных ящиках в подъездах и на этажах Дома Советов[4].

Как вспоминает помощник Ачалова Марат Мусин:
По ночам выдавалось только 50 автоматов на посты. У «баркашовцев» до ночной тревоги с 26 на 27 сентября автоматов вообще не было. Полученные ими позднее 30 стволов из уже принятых на баланс министерства обороны и послужили основанием для распространения спекуляций на тему о большом количестве вооружённых защитников парламента: «один автомат на пять человек» (численность отряда Баркашова в «Белом доме» составляла 150 человек). Точнее было бы сказать: «один автомат на 40-60 человек». Тем не менее, утверждая противное, многие газеты дружно лгали о сотнях вооружённых до зубов «фашистов».

— www.hrono.ru/libris/lib_i/an_04.php

Из доклада комиссии Госдумы по дополнительному изучению и анализу событий 21 сентября — 5 октября 1993 года:
отряд «Русского национального единства» (РНЕ) под командованием Баркашова А. П. численностью около 100 человек; формально входил в состав охранного подразделения, подчинённого министру обороны Российской Федерации Ачалову В. А., но полностью им не контролировался; отряд дислоцировался в Доме Советов Российской Федерации; автоматическое стрелковое оружие выдавалось отдельным членам отряда (по имеющимся данным — всего 22 «баркашовцам» были выданы автоматы АКС-74У) для несения охранной службы внутри Дома Советов Российской Федерации; члены отряда занимались также поддержанием порядка на территории, прилегающей к зданию парламента, имели хорошую физическую и строевую подготовку, отличались дисциплинированностью, сочетавшейся с безынициативностью и слепым послушанием руководству своей организации; члены отряда совершали не согласованные с руководством Верховного Совета Российской Федерации действия по насильственному выдворению из здания парламента лиц, нежелательных с точки зрения руководства РНЕ; так, 30 сентября 1993 года около 17 часов тремя членами РНЕ, вооружёнными автоматами, без объяснения причин и оснований был задержан и выведен за оцепление политический советник Председателя Верховного Совета Хасбулатова Р. И.[41] Кургинян С. Е.; совершались и откровенно противоправные действия; например, вечером 3 октября 1993 года у Дома Советов Российской Федерации «баркашовцами» был задержан и подвергнут обыску безработный Игнатов М. В., 1953 г.р., у которого они отняли документы и 48000 рублей; проводившиеся членами РНЕ перед Домом Советов марши и построения с символикой, напоминавшей нацистскую, носили фактически провокационный характер; некоторыми членами отряда допускались и другие провокационные действия; так, 28 сентября член РНЕ Плешков А. Б. публично заявил, что если к утру 29 сентября 1993 года не будет снята блокада Дома Советов Российской Федерации, «баркашовцы» перейдут к исполнению террористических актов; работавшим в Доме Советов Российской Федерации журналистам «баркашовцы» неоднократно заявляли, что им наплевать на Ельцина и на Верховный Совет — они пришли выполнять волю своего вождя Баркашова А. П.

— 1993.sovnarkom.ru/KNIGI/Astrahankina/doclad-1993.doc

Федеральная исполнительная власть, армия, правоохранительные органы

Заместитель главы администрации президента Вячеслав Волков заявил на пресс-конференции, что о поддержке действий Бориса Ельцина заявили главы администраций всех регионов, кроме Амурской, Брянской, Новосибирской областей и Республики Башкортостан. По словам Волкова, глава Новосибирской области, возможно, будет в ближайшее время освобождён от своих обязанностей[38].

Тем временем Ельцин издал указ[42] о назначении досрочных выборов президента Российской Федерации на 12 июня 1994 года (6 ноября Ельцин отменит своё решение и заявит, что будет исполнять обязанности президента до выборов 1996 года[43][44]). При этом, согласно действовавшему законодательству, назначать досрочные выборы президента мог только Верховный Совет[45]. Ельцин также подписал указ[46], предоставлявший народным депутатам Российской Федерации юридические и социальные гарантии, а также крупное единовременное вознаграждение (многими депутатами это было воспринято как попытка подкупа[47]), а также указ о передаче имущества Верховного Совета Администрации президента[48].

Борис Ельцин подписал указ об увольнении из органов внутренних дел генерал-лейтенанта внутренней службы Андрея Дунаева[37].

Комендант Кремля Михаил Барсуков, позвонив в Конституционный суд, выразил недовольство заключением по поводу Указа № 1400 и дал понять о возможности применения силовых мер в отношении Конституционного суда. После этого в здании суда была отключена правительственная связь и снята охрана[4][37].

После 15:00 министр топливно-энергетических ресурсов Российской Федерации Юрий Шафраник по телефону сообщил вице-президенту акционерного общества «Мосэнерго» И. Т. Горюнову о принятом решении прекратить снабжение Дома Советов теплом и электроэнергией. После согласования вопроса с мэром Москвы Юрием Лужковым к 19:00 были отключены три из четырёх имеющихся кабельных линий[4]. Для подачи света в некоторые помещения была задействована автономная электростанция.

Сергей Филатов встретился с группой народных депутатов Российской Федерации, поддержавших действия Ельцина. На встрече был образован общественный консультативно-совещательный центр «Депутат» для участия в подготовке указов Ельцина и постановлений Совета Министров. На встрече было также принято решение призвать народных депутатов России из регионов не поддерживать решение о созыве X внеочередного (чрезвычайного) Съезда народных депутатов[4].

Пресс-секретарь Ельцина Вячеслав Костиков распространил заявление, в котором расценил попытку проникновения группы сторонников Верховного Совета во главе с Альбертом Макашовым в центр связи ГКЧС как «прямую вооружённую провокацию», «преступление», доказывающее, что руководство Верховного Совета «готово на любые противозаконные, в том числе и бандитские, действия для достижения своих целей»[4].

Виктор Ерин заявил на пресс-конференции, что в Москву действительно введены внутренние войска и часть дивизии особого назначения им. Дзержинского. Эти силы он назвал своим резервом. «Органы внутренних дел, — заявил Ерин, — полностью контролируют ситуацию. Митинговая активность по стране за последние два дня возросла незначительно. По 27 населённым пунктам общее количество митингующих граждан составило 20 тысяч человек». Виктор Ерин сообщил журналистам, что назначенный Александром Руцким и. о. министра внутренних дел Андрей Дунаев делал попытки обратиться в некоторые подразделения МВД. Ерин заявил, что, по его данным, никто не намерен выполнять его указания. Милиция и внутренние войска в республиках и областях, не признавших указ президента, остаются в подчинении и контролируются МВД[38].

Во исполнение Указа № 1400, Виктор Ерин издал приказ № 802 л/с «О Департаменте охраны Верховного Совета Российской Федерации», которым гарантировал личному составу Департамента охраны Верховного Совета, в случае немедленного прекращения их служебной деятельности в данном подразделении, приём на работу в подразделения внутренних дел Российской Федерации. По мнению комиссии Госдумы, подобный приказ вёл к фактической ликвидации Департамента охраны Верховного Совета[4].

Советом Министров, в нарушение действовавшего законодательства, было издано распоряжение № 1684-р о передаче Департамента охраны Верховного Совета в своё ведение. При этом практических мер по смене охраны в Доме Советов предпринято не было[4]. Тем не менее, по мнению проводившей расследование комиссии Госдумы, эти действия способствовали уходу части личного состава Департамента охраны Верховного Совета, что объективно создавало угрозу неконтролируемого распространения оружия, хранившегося в здании, и нанесения ущерба федеральной собственности. В связи с этим в Белом доме было принято решение о формировании из числа добровольцев дополнительных охранных подразделений Верховного Совета и их снабжении табельным оружием, принадлежавшим Департаменту охраны. Попытки ликвидации и переподчинения Департамента по охране способствовали формированию недоверия к сотрудникам и руководителям Департамента со стороны Руцкого, части депутатского корпуса, руководства Верховного Совета и добровольных защитников Дома Советов[4].

Вице-премьер Сергей Шахрай провёл совещание с работниками министерств и ведомств, направляемых в регионы в качестве полномочных представителей правительства. Как стало известно журналистам, они наделены правом отстранять от работы любых должностных лиц, не выполняющих решения президента РФ. Было сообщено, что главы администраций Брянской, Белгородской, Челябинской, Новосибирской, Амурской и Магаданской областей, а также Мордовии и Бурятии не поддержали решения президента. В 27 городах России в настоящее время идут митинги[38].

Павел Грачёв сообщил на пресс-конференции, что на вооружённые силы оказывается психологическое воздействие, проводится активная агитационная работа с целью перетянуть отдельные части и военнослужащих в подчинение Руцкому или Ачалову. По его словам, ночью на бланке президента России за подписью Руцкого были направлены пакеты командующему Московским военным округом генерал-полковнику Кузнецову и командующему ВДВ генерал-полковнику Подколзину с требованием немедленного ввода в Москву 119-го парашютно-десантного полка, двух батальонов курсантов Рязанского воздушно-десантного училища и двух батальонов курсантов Московского высшего общевойскового командного училища для защиты Белого дома. Эти подразделения должны были поступить в распоряжение генерал-полковника Ачалова[38].

Грачёв также заявил, что председатель Союза офицеров подполковник Станислав Терехов уволен из рядов Вооружённых сил[38].

Правительство опубликовало заявление, в котором, в частности, говорилось: «В связи с желанием руководства распущенного Верховного Совета провести внеочередной Съезд, правительство РФ заявляет, что в соответствии с пунктом 1 Указа президента РФ „О поэтапной конституционной реформе в Российской Федерации“, деятельность Съезда народных депутатов и Верховного Совета прекращена, поэтому бывшие депутаты, предполагающие приехать на этот съезд, будут рассматриваться исключительно как частные лица»[38].

Местные власти

По оценке газеты «Коммерсант», к концу третьего дня после опубликования указа № 1400 определились регионы, которые поддержали или не поддержали Бориса Ельцина. По данным газеты, в 2/3 регионов указ президента поддержала исполнительная власть, примерно в одной трети регионов — законодательная власть. В тех регионах, где губернаторы всё же поддержали антиельцинские решения местных областных Советов, за основу были приняты осторожные формулировки, указывающие на нарушения действующей Конституции, предлагались всеобщие перевыборы, подтверждался приоритет распоряжений местной выборной власти для каждого конкретного региона — в этих решениях, однако, отсутствовало резкое осуждение действий Ельцина. В республиках о приоритете местных конституций было заявлено сразу же.

В единичных случаях, когда принятые заявления носили чрезвычайно резкий характер (в основном речь шла о квалификации действий Ельцина как государственного переворота с вытекающими отсюда последствиями), такая агрессивность базировалась на объединении исполнительной и законодательной ветвей власти. Так произошло, в частности, в Новосибирской и Амурской областях.

Принципиальное решение предложили председатели Советов Республики Карелия, Санкт-Петербурга, Ленинградской области и Красноярского края, пригласившие руководителей субъектов Российской Федерации встретиться в Санкт-Петербурге 26 сентября с целью «обсуждения внутриполитической ситуации» и «выработки предложений по выходу из создавшегося тупикового положения»[49].

На совместном совещании правительства и глав администраций городов и районов Подмосковья единогласно принято решение признавать только указы президента Бориса Ельцина[38].

Вооружённый инцидент

Поздно вечером, в период между 20:00 и 21:00, было совершено нападение на здание Главного командования ОВС СНГ на Ленинградском проспекте, в ходе которого погибли два человека. Многие газеты на следующий день обвинили в происшествии народных депутатов. Сами депутаты свою причастность отрицали, считая этот инцидент провокацией с целью создать повод для полной блокады Дома Советов и последующей расправы. Между тем лидер «Трудовой России» В. И. Анпилов в 19:00 с балкона Дома Советов объявил о том, что боевая группа С. Н. Терехова, только что назначенного помощником Вячеслава Ачалова, направилась на штурм здания штаба ОВС СНГ и просит помощи, о чём сам Анпилов признаётся в своих мемуарах[50]

Из воспоминаний помощника Ачалова М. Мусина
По Анпилову в штабе уже давно нет никаких вопросов. Его уникальная способность исчезать в момент начала того или иного сознательно спровоцированного кровопролития уже стала притчей во языцех. Вопрос лишь в том — сознательный он провокатор или человек, которого просто ловко используют, хотя у нас на 13-м этаже поговаривают, что Анпилов — человек Примакова, регулярно посещающий его дачу.

Потом хронометраж событий показал, что Анпилов объявил об успешном нападении на штаб ОВС СНГ на 7 минут раньше, чем эти события реально произошли. Он действительно знал заранее о провокации со штабом ОВС СНГ и пытался выманить людей из «Белого дома» к штабу на Ленинградский проспект. К счастью, он практически никого не успел уговорить.

И ещё одно интересное обстоятельство. По докладам службы внешнего наблюдения Верховного Совета, примерно в это же время в районе штаба ОВС СНГ зафиксировано появление нескольких десятков молодых парней в черных кожаных куртках. Установлено, что они вооружены. Не исключено, что они поджидали именно прихода граждан, которых должен был привести Анпилов. Учитывая, что Анпилов был нежелательным гостем в штабе Ачалова на 13-м этаже, что вся охрана генерал-полковника также однозначно оценивала этого элитарного журналиста-международника, комментарии, как говорится, излишни. Многие потом хотели ему лично задать нелицеприятные вопросы, в том числе и по штабу ОВС СНГ.

— www.hrono.ru/libris/lib_i/an_04.php

Сам Терехов позднее объяснял свои действия следующим образом[4]:

23 сентября несколько источников сообщили мне, что под руководством Коржакова и прочих деятелей, которые имеют вооружённые государственные структуры, готовится к открытию чрезвычайного Съезда народных депутатов «сюрприз». К вечеру этого дня вероятность «сюрприза» стала очень высокой. … Час «Х» приближался, времени на проверку-перепроверку не оставалось. … Я понял, чтобы с наименьшими потерями выйти из навязанной нам ситуации, надо взять ответственность на себя. …Я решил с целью отвлечения внимания противника провести манёвр на второстепенном направлении. … Штаб СНГ — абсолютно безлюдный, без оружия, без связи… для отвлекающего маневра годился.

За 4 часа до акции Терехов фактически предупредил о её возможности руководство «ельцинской стороны», встретившись около 17 часов с начальником управления Министерства безопасности по Москве и Московской области Е. В. Савостьяновым. Во время встречи Терехов заявил, в частности, о якобы готовности неких вооружённых групп из Дома Советов в случае необходимости совершить силовые акции в других частях столицы. Встреча проходила без санкции Хасбулатова и Руцкого и назначенных им министров обороны, безопасности и внутренних дел. По свидетельству Савостьянова, переговоры с Тереховым состоялись на Конюшковской улице. Вызвав Терехова, пришедшего в сопровождении людей, вооружённых автоматами, он предложил ему взять на себя взаимные обязательства, до 21 часа, когда должно было закончиться совещание штаба обороны Дома Советов, не предпринимать никаких силовых действий и встретиться в это время вновь на том же месте для дальнейших переговоров. Терехов дал слово офицера, но на повторную встречу в 21 час не явился. Вместо этого вышедший к Савостьянову человек заявил, что Терехов уехал со своими людьми на Ленинградский проспект к штабу ОВС СНГ[4].

В марте 1994 года в интервью газете «Советская Россия» Терехов заявил: «Жертв бы не было, если бы не стрельба, начатая не нами. И пуля, попавшая в пожилую женщину, была выпущена уже после меня в перестрелке между милицией и ещё кем-то, кто появился потом. И опять же настоящий убийца не найден! Обвиняли нас в хищении, в ношении оружия, сопротивлении, массовых беспорядках, но никого не обвиняют в убийстве»[51].

В 1998 году в интервью «Общей газете» Терехов заявил, что автоматчик, который убил капитана Свириденко, был «засланным казачком» и что он не давал ему указания стрелять в милиционера: «Этого человека я лично не знаю. Он был одним из защитников Дома Советов, и мне его порекомендовали как человека надежного. Когда мы подъехали к штабу, наш УАЗ остановили двое милиционеров. Вдруг этот человек вытаскивает автомат и стреляет в одного из них. Вскоре стало ясно, что нас поджидала засада и надо немедленно отступить. Потом наши пути не пересекались»[52].

По заключению комиссии Госдумы России:

среди сторонников Верховного Совета находились отдельные лица, которых условия блокады, слухи о готовящемся штурме и растущий психологический стресс могли подтолкнуть к совершению неадекватных, самовольных действий. 23 сентября 1993 года группой таких лиц под руководством лидера «Союза офицеров» С. Н. Терехова, имевших при себе оружие, по собственной инициативе было совершено нападение на штаб Объединённых вооружённых сил СНГ. Во время нападения был убит один из нападавших и находившаяся в своей квартире пенсионерка. Этот инцидент был использован «правительственной стороной» для усиления блокады и давления на сторонников Верховного Совета под предлогом защиты жителей города Москвы от «незаконных вооружённых формирований». Ответственность за нападение и гибель капитана милиции В. В. Свириденко была возложена на руководство и сторонников Верховного Совета[4].

Открытие Съезда народных депутатов

17:55 — заместитель председателя Верховного Совета РФ Юрий Воронин открыл чрезвычайный Съезд народных депутатов России, однако при этом заявил, что «кворум пока не набран», и сразу после этого был объявлен перерыв в работе съезда на один час[38].

22:00 — открылся Х внеочередной (чрезвычайный) Съезд народных депутатов Российской Федерации[53][54] с повесткой дня «О политическом положении в Российской Федерации в связи с совершённым государственным переворотом»[3]. На Съезде было зарегистрировано 638 народных депутатов. На следующий день число депутатов увеличилось до 689, при кворуме в 628 человек[53]. Были утверждены постановления Верховного Совета о прекращении президентских полномочий Ельцина с момента издания им указа № 1400 и переходе их, согласно Конституции, к вице-президенту Руцкому, а действия Ельцина были квалифицированы как попытка «государственного переворота»[47].

24 сентября

Съезд народных депутатов. Верховный Совет. Александр Руцкой

На ночном заседании X внеочередного (чрезвычайного) Съезда народных депутатов было принято постановление № 5807-I «О политическом положении в Российской Федерации в связи с государственным переворотом»[55]. В этом документе действия Бориса Ельцина оценивались как государственный переворот, все правовые акты, подписанные им с 20:00 21 сентября, признавались незаконными и не подлежащими исполнению на всей территории Российской Федерации, а самому отрешённому Верховным Советом от должности президенту было предложено «не усугублять свою вину перед народом и законом и добровольно прекратить свои антиконституционные действия». Было установлено, что граждане и должностные лица, не исполняющие указанные решения и акты, не могут быть привлечены к уголовной ответственности[4].

Во исполнение решения Съезда Виктор Илюхин вынес постановление о возбуждении уголовного дела по статье 64 УК РСФСР в отношении Бориса Ельцина и других должностных лиц, предпринявших конкретные действия по прекращению деятельности Съезда народных депутатов, Верховного Совета и законно избранных судебных органов. О принятом Илюхиным постановлении было сообщено на Съезде[4].

Съезд утвердил произведённые ранее назначения руководителей трёх силовых структур[56][57][58]. Выступивший на ночном заседании министр безопасности Виктор Баранников сообщил, что, по его данным, войска Министерства безопасности негативно относятся к Ельцину: «Основная масса личного состава понимает незаконность указа Бориса Ельцина»[59].

Генерал-полковник Ачалов сообщил, что в течение дня не смог дозвониться ни до одной воинской части или гарнизона, но считает, что никто из личного состава не пойдёт против законно избранной власти. Главным вопросом, по мнению генерала, является то, что ядерная кнопка до сих пор находится в руках «прежнего руководства». Ачалов выразил мнение, что для защиты законно избранной власти необходимо подтянуть в Москву войска[59].

Назначенный Руцким и. о. министра внутренних дел Андрей Дунаев сообщил, что большинство личного состава МВД «отрицательно относится к государственному перевороту». Дунаев проинформировал съезд, что здание МВД блокировано спецназом[59].

Съезд утвердил принятый Верховным Советом в первом чтении[60] закон «О порядке принятия Конституции Российской Федерации»[61], в статье 7 которого, среди прочего, говорилось, что «умышленное нарушение должностным лицом Российской Федерации <…> установленного настоящим Законом порядка принятия Конституции Российской Федерации, принятие или подписание им документа, полностью или частично заменяющего Конституцию (Основной Закон) Российской Федерации — России, временное приостановление действия отдельных статей Конституции (Основного Закона) Российской Федерации — России с нарушением порядка, установленного Конституцией», являются «государственными преступлениями, направленными против безопасности, незыблемости основ конституционного строя, единства и целостности Российской Федерации…» без сроков давности[61].

Съезд принял постановление об освобождении от уголовной, административной и дисциплинарной ответственности должностных лиц и граждан, «прекративших своё участие в государственном перевороте и отказавшихся от выполнения антиконституционных указов, приказов и распоряжений до 00.00 часов московского времени 25 сентября 1993 года, … если их деятельность в период государственного переворота не привела к человеческим жертвам»[6].

Количество пришедших выразить поддержку позиции Верховного Совета и Съезда народных депутатов увеличилось. В течение дня у здания парламента шёл фактически непрерывный митинг, сопровождавшийся трансляциями с заседаний Съезда. Для предотвращения возможного штурма сотни людей стали оставаться у Дома Советов до утра, ночуя под открытым небом или в отдельных палатках. Заявления Кремля, что штурма не будет, воспринимались как свидетельство обратного[4].

В то же время, как утверждалось в докладе комиссии Госдумы по расследованию событий сентября - октября 1993 года, участились случаи появления в Доме Советов неизвестных вооружённых людей, которые не являлись сотрудниками Департамента охраны Верховного Совета или членами созданных по решению Руцкого дополнительных охранных подразделений. Наблюдатели и осведомители Министерства безопасности и Министерства внутренних дел работали почти не скрываясь. При этом количество штатных сотрудников Департамента охраны Верховного Совета непрерывно сокращалось, поскольку уходившие домой после окончания смены не допускались обратно на службу оцеплением «правительственных сил». Имели место и случаи невозвращения[4].

В этих условиях, не вполне доверяя руководству Департамента охраны Верховного Совета[4], Александр Руцкой издал указ № 17, в котором предписывал Владиславу Ачалову сформировать к 10 часам 25 сентября в Доме Советов мотострелковый полк из числа резервистов города Москвы, с задачей «противостоять любым попыткам применения силы против народных депутатов Российской Федерации, а также конституционных органов власти Российской Федерации — Съезда и Верховного Совета Российской Федерации». Директору Департамента охраны Верховного Совета Александру Бовту[62] было указано выделить автоматическое стрелковое оружие согласно штатному расписанию мотострелкового полка[63].

Руцким был издан также указ № 14, которым предписывалось создать три внештатных временных подразделения численностью 100 человек каждое. Командирами подразделений были назначены Виктор Савчук, Евгений Чернобривко и Владимир Макариков[64].

Департаментом охраны Верховного Совета были подготовлены документы на сбор оружия, выданного 23 сентября для вооружения создававшегося дополнительного охранного подразделения, но по указанию Ачалова это оружие было оставлено за этим подразделением[4].

По мнению комиссии Госдумы, сформированные в Доме Советов дополнительные охранные подразделения не были достаточно подготовлены к отражению вооружённого штурма здания, не говоря о ведении активных боевых или партизанских действий в условиях города. Задачей дополнительных подразделений являлась исключительно охрана Дома Советов и поддержание порядка на прилегающей территории до подхода регулярных воинских частей, вызванных на поддержку парламента. Здание Верховного Совета Российской Федерации было разделено на «сектора», охрана которых была поручена тем или иным формированиям[4].

В то же время, для введения в заблуждение Кремля, военным руководством Дома Советов распространялись преувеличенные сведения о численности и боевых возможностях созданных формирований, о готовности воинских частей выступить на защиту парламента. Например, Баранников сообщил Съезду народных депутатов, что им, совместно с Ачаловым и Дунаевым, «организовано свыше 7 тысяч офицеров — от капитанов до полковников — которые сегодня несут службу и в Белом доме, и вокруг него». Ачалов утверждал, что «охрана и оборона сейчас организованы надежно» и что «когда нужно будет, по нашему зову личный состав сюда прибудет целыми частями». Кремль, со своей стороны, умело пользовался подобными заявлениями для нагнетания обстановки вокруг «проблемы оружия» и «незаконных вооружённых формирований». При этом он располагал объективными данными о вооружении и боевых возможностях вооружённых формирований Дома Советов[4].

18:30 — Выступая на заседании Съезда, Руслан Хасбулатов охарактеризовал ночные события на Ленинградском проспекте как провокационные по отношению к представительной власти. Он подчеркнул, что ни ВС РФ, ни Александр Руцкой не отдавали приказа «штурмовать» штаб ОВС СНГ и предложил депутатам почтить память жертв минутой молчания. Хасбулатов также предложил прекратить работу съезда. Он отметил, что, хотя сделано много, но главного сделать не удалось — в стране не восстановлена законность. По его словам, это произошло из-за инертности сограждан и позиции должностных лиц, из карьерных соображений не пожелавших подчиниться закону. «Мы не завершаем съезд, а прерываем его работу, чтобы созвать его снова, когда потребуется, а в это время Верховный Совет будет продолжать свою работу», — заявил Хасбулатов[65].

По предложению регионов[66] и председателя Конституционного суда Валерия Зорькина Съезд принял постановление «О досрочных выборах народных депутатов Российской Федерации и Президента Российской Федерации», которым постановил, в частности, провести указанные выборы не позднее марта 1994 года при условии нормальной конституционной деятельности органов представительной, исполнительной и судебной власти, а также обеспечения плюрализма мнений в средствах массовой информации. Верховному Совету было поручено в месячный срок подготовить соответствующие нормативные акты, обеспечивающие проведение одновременных досрочных выборов[67], при этом конкретную дату выборов должен был определить сам Верховный Совет[66].

Съезд принял постановление «О досрочном прекращении полномочий народных депутатов Российской Федерации», досрочно прекратив полномочия 96 народных депутатов (в основном тех, кто был признан не явившимся на чрезвычайный Съезд без уважительных причин)[6].

Было принято Обращение «К журналистам, руководителям средств массовой информации» в связи с закрытием телепрограммы «РТВ-Парламент», радиопередачи «Парламентский час», прекращением издания «Российской газеты», глушением парламентской радиостанции «20-й этаж». Участники съезда осудили народных депутатов — журналистов, которые, соблазнившись привилегиями, стали защищать исполнительную власть. Участники съезда обратились к журналистам с призывом «быть честными» и напомнили, что пресса должна быть независимой от влияния любой из ветвей власти[6][65].

21:00 — Председатель Совета Республики ВС РФ Вениамин Соколов заявил, что съезд не имеет права разойтись сегодня, так как вряд ли в следующий раз он соберётся. Он подчеркнул, что, прежде чем разойтись, депутаты должны решить вопрос о дальнейшем функционировании Съезда и Верховного Совета. Отметив большие заслуги Хасбулатова, Соколов заявил, что его потенциал как председателя ВС исчерпан. Соколов также предложил поставить на съезде вопрос о руководстве ВС РФ и о формировании нового правительства. Его поддержал лидер фракции «Россия» Сергей Бабурин[65].

При первом голосовании большинство народных депутатов поддержало предложение Соколова и лишь при повторном голосовании, путём манипуляций и при поддержке Александра Руцкого и председателя Совета Национальностей Рамазана Абдулатипова, Хасбулатову удалось добиться отклонения этой инициативы[4][65].

Александр Руцкой, обрушившийся на участников Съезда с критикой, заявил, что на них «просто стыдно смотреть». Назвав Департамент охраны ВС «полупьяным и полупродавшимся», он сказал, что присутствующих «обуяла потеря чувства стыда и греха». Предложение переизбрать руководство Верховного Совета и создать новое правительство, по его мнению, не выдерживает никакой критики — необходимо прекратить «разборки» и заняться делом. Руцкой обвинил российский народ в том, что он деградирует как нация, поскольку «безмолвно созерцает весь происходящий беспредел и до сих пор не понимает, что закон является основой благополучия государства». Подавляющее большинство участников Съезда после выступлений Руцкого и Абдулатипова отклонило предложения Вениамина Соколова и постановило продлить работу Съезда ещё на два дня. К этому времени число участников достигло 689 человек[65].

Тем временем Руцкой освободил Панкратова от должности начальника ГУВД г. Москвы[68] и отменил указ Ельцина от 6 июня 1992 года о возложении обязанностей мэра Москвы на Юрия Лужкова (при этом за ним сохранился пост премьера столичного правительства), назначив главой администрации Москвы народного депутата России Сергея Ивченкова[69][70]. Оба эти решения не имели никаких практических последствий.

Руцкой подписал указ, согласно которому в подчинение ему переходило Федеральное агентство правительственной связи и информации (ФАПСИ). Генеральному директору ФАПСИ генерал-лейтенанту Старовойтову было поручено «обеспечить устойчивой и бесперебойной связью исполняющего обязанности Президента Российской Федерации, Верховный Совет Российской Федерации, министерства, ведомства, комитеты, организации и учреждения, выполняющие Конституцию Российской Федерации»[71].

Федеральная исполнительная власть, армия, правоохранительные органы

Утром было распространено заявление президиума правительства РФ в связи с нападением на здание штаба ОВС СНГ, в котором говорилось: «В нападении участвовало 8 человек, вооружённых автоматами. Бандиты открыли огонь, под угрозой оружия отобрали у молодых солдат 2 пистолета. Выстрелом в упор убит находившийся на патрульной службе старший участковый инспектор Хорошевского отдела милиции Москвы капитан милиции Валерий Свириденко. Также убита жительница соседнего дома, пенсионерка Вера Николаевна Малышева, подошедшая к окну при звуке выстрелов. В перестрелке ранен сотрудник милиции… Правительство, в связи с трагедией, заверило, что убийцы будут найдены и ответят по всей строгости закона, а также заявило, что принимает самые решительные меры по обеспечению безопасности граждан в Москве и на всей территории России»[59].

11:00 — В Москве прошла пресс-конференция начальника Министерства безопасности по Москве и Московской области Евгения Савостьянова, мэра Москвы Юрия Лужкова, управляющего делами мэрии Василия Шахновского, начальника ГУВД Москвы генерал-майора Владимира Панкратова и ряда других столичных руководителей. Была дана подробная информация и представлены оперативные съёмки, проведённые на месте нападения на штаб ОВС СНГ на Ленинградском проспекте[59].

Евгений Савостьянов рассказал о своей встрече за несколько часов до нападения с председателем Союза офицеров Станиславом Тереховым, который, по словам Савостьянова, «стал фактически превращаться в полевого командира»[59].

Юрий Лужков заявил, что в связи со сложившейся обстановкой было решено ввести вокруг Белого дома систему контроля прохода и выхода, включая личный досмотр с целью недопущения выноса оружия. Белый дом и прилегающие к нему территории объявлены «зоной повышенной опасности»[59].

Генерал-майор Владимир Панкратов заявил, что московская милиция получила приказ действовать в отношении преступников более жёстко. «В случае нападения на милиционеров или на объекты, имеющие особую важность, сотрудникам МВД разрешено открывать огонь без предупреждения», — сказал Панкратов. По словам начальника ГУВД, московская милиция будет усилена за счёт регулярных частей МВД и курсантов училищ[59].

Было заявлено об усилении охраны объектов государственного управления, учреждений связи, вокзалов, дорог, начале операций по пресечению деятельности бандитских групп в «горячих точках» со сложной криминогенной обстановкой, укреплении нарядов городской милиции военнослужащими внутренних войск, для чего дополнительно привлекались 3000 человек[4].

12:00 — Как заявил на пресс-конференции Павел Грачёв, события у штаба ОВС СНГ представляли собой «чётко спланированную и подготовленную акцию Российского союза офицеров». По его словам, в 21:30 на Ходынском поле за зданием штаба ОВС СНГ сосредоточилось около 200—250 человек, готовых к нападению на объект. К 23:00 угроза захвата объекта была ликвидирована, и обстановка стабилизировалась. Заместитель министра обороны РФ, главный военный инспектор Минобороны генерал армии Константин Кобец сообщил, что в 20:50 для нападавших доставили боеприпасы с сопредельной территории завода им. Ильюшина. Первая группа захвата приступила к операции, но по чистой случайности столкнулась с милицейским патрулём, что помешало осуществлению плана. Примерно в это же время вторая группа захвата начала штурмовать КПП Главного штаба ОВС СНГ. Часть группы прорвалась через КПП и направилась к центральному входу в Главный штаб, где встретилась с патрулём, в результате чего завязалась перестрелка. Буквально через 2 минуты к Главному штабу прибыли подразделения столичного ОМОНа, и группы захвата вынуждены были покинуть место происшествия на автобусах. По словам Кобеца, инцидент занял 20-25 минут. Трое участников вооружённого штурма были захвачены. Генерал Кобец заявил, что в 01:00 24 сентября ему стало известно о том, что Анпилов и Макашов, поспешив, объявили о захвате объекта. В 02:05 у Главного штаба появилась первая группа парламентёров, которую генерал Кобец не пропустил в Главный штаб. В 05:30 появилась вторая группа парламентёров, которым генерал Кобец предъявил следующий ультиматум: Верховный Совет должен освободить от должности назначенных Cъездом силовых министров, выдать зачинщиков вооружённой акции, немедленно сложить оружие, выполнять указы президента, распустить всех депутатов. По словам Кобеца, на выполнение ультиматума им было отведено 24 часа[59].

Павел Грачёв публично обвинил Владислава Ачалова и его заместителя Альберта Макашова в причастности к действиям Терехова. Он утверждал также, что у Дома Советов «людям с улицы» выдано большое количество неучтённого оружия. Грачёв сообщил журналистам о значительном усилении охраны всех военных объектов в городе Москве, о вводе в город дополнительных мотострелковых и десантных подразделений, а также об отданном им приказе адекватно отвечать в случае нападения на объекты[4].

Ельцин подписал распоряжение № 651-рп о передаче Департамента охраны Верховного Совета в состав МВД — в частности, Виктору Ерину было предписано организовать охрану Дома Советов и других объектов, находившихся в ведении Верховного Совета, совместно с Павлом Грачёвым незамедлительно принять меры по изъятию огнестрельного оружия у лиц, принимавших участие в охране Дома Советов[4].

По мнению комиссии Госдумы, раздувание в средствах массовой информации «проблемы оружия» и последствий самовольных действий Станислава Терехова, усиление оцепления и ужесточение контрольно-пропускного режима привели к значительному росту напряжённости[4].

Борис Ельцин подписал Указ «О формировании Центральной избирательной комиссии по выборам в Государственную Думу Федерального собрания Российской Федерации». Председателем ЦИК был назначен Николай Рябов, сложивший с себя полномочия народного депутата. Был также подписан Указ «О выборах народных депутатов Российской Федерации, назначенных на 26 сентября и 3 октября 1993 года», предусматривающий их отмену[59].

Администрация президента Российской Федерации распространила Обращение, которым пригласила народных депутатов Российской Федерации созыва 1990—1995 годов принять участие в Конституционном совещании, а также в деятельности создаваемой при Администрации на срок до начала работы Федерального Собрания Комиссии законодательных предположений. При этом подчеркивалось, что «материальное, консультативное, информационное, социально-бытовое, транспортное обеспечение бывших народных депутатов Российской Федерации, зарегистрировавшихся в качестве участников Конституционного совещания или Комиссии законодательных предположений, будет осуществляться на уровне норм, действовавших в бывшем Верховном Совете Российской Федерации»[4].

Сергей Филатов разослал представителям президента Российской Федерации в регионах телеграмму, в которой предписывал им, в частности, «сохраниться всеми доступными средствами, во взаимодействии с местными органами власти или вопреки им», тиражировать свои заявления в СМИ, создать условия для информирования населения через СМИ о действиях Бориса Ельцина и правительства, с положительным комментарием («не вдаваясь в историю и политическую подоплеку, указ президента РФ можно интерпретировать как выход из нештатной ситуации»), мобилизовать на поддержку действий Бориса Ельцина лидеров общественного мнения, препятствовать контактам и консолидации представителей Верховного Совета и Съезда народных депутатов с региональными властями, демонстрировать жёсткий контроль со стороны представителей президента за деятельностью органов исполнительной власти, немедленно начать организацию предвыборных кампаний в Федеральное Собрание, вести работу с народными депутатами Российской Федерации своего региона с целью срыва попыток созвать съезд и принимать меры, препятствующие их сбору, препятствовать использованию привилегий депутатов в части беспрепятственного доступа к государственным СМИ[4].

Министерство юстиции сделало Заявление, в котором, в частности, говорилось, что хотя, издав Указ № 1400, президент Ельцин формально вышел за юридические рамки, но «действовал в соответствии с конституционными принципами народовластия, обеспечения безопасности страны, охраны прав и законных интересов граждан». В Заявлении также утверждалось, что «президент вынужден был разрубить „гордиев узел“ губительного противостояния. Превысив по форме свои полномочия, он употребил это нарушение не для узурпации власти (выборы президента РФ назначены на 12 июня), а для защиты воли народа. Он расчистил путь для обновления механизма власти, для принятия правового порядка в России»[4].

Бывший народный депутат Александр Починок был назначен первым заместителем министра финансов, бывший депутат Владимир Подопригора — председателем комитета по законодательным предположениям[59].

Сергей Степашин, ушедший в отставку с поста председателя Комитета по обороне и безопасности ВС РФ, был назначен первым заместителем министра безопасности РФ и приступил к исполнению своих обязанностей[65].

Межведомственная комиссия по борьбе с коррупцией заявила о передаче в прокуратуру Москвы подлинников документов, подтверждающих, что жёны Андрея Дунаева и Виктора Баранникова, находясь 20-24 июля в Цюрихе, приобрели предметы роскоши на сумму около 300 тысяч долларов за счет фирмы «Дистал», принадлежащей брату Дмитрия Якубовского[59].

21:00 — У станции метро «Баррикадная» около 10 грузовиков с вооружёнными военнослужащими ОМСДОН, направлявшиеся к Белому дому, были блокированы сторонниками Верховного Совета, выставившими баррикады на подступах к зданию. После двухчасовых переговоров при помощи ОМОНа дорога была освобождена. По поступающей информации, подразделения ОМСДОН оцепили территорию вокруг Белого дома[65].

Борис Ельцин подписал указ «О Комиссии по передаче дел Верховного Совета Российской Федерации». Председателем комиссии назначен Александр Починок. Комиссии поручено принять все необходимые меры для обеспечения сохранности помещений, имущества, оборудования Верховного Совета, Центральной избирательной комиссии по выборам народных депутатов Российской Федерации и других объектов[65].

В 22:00 по распоряжению министра топливно-энергетических ресурсов Российской Федерации Юрия Шафраника было произведено полное отключение Дома Советов от тепла и электроэнергии[4].

Как утверждал позднее в своих воспоминаниях Руслан Хасбулатов, в этот период ранее сложивший депутатские полномочия народный депутат Российской Федерации Евгений Кожокин (единственный член Верховного Совета, выступивший против принятия постановления о прекращении полномочий президента Ельцина[3]) конфиденциально предложил Хасбулатову, от имени Ельцина, выехать с семьёй и помощниками в любую страну по своему выбору, обещая организовать выезд[72] и выплатить наличными крупное денежное вознаграждение (по свидетельству Хасбулатова, называлась сумма в 10 млн американских долларов). При этом Кожокин якобы намекал на возможность гибели Хасбулатова в случае продолжения сопротивления действиям Ельцина. Предложения были отвергнуты Хасбулатовым[4].

25 сентября

Белый дом

Ночью по указанию штаба защиты Белого дома проезд к Белому дому со стороны гостиницы «Мир» был с внешней стороны баррикад заблокирован подвезёнными бетонными плитами с целью не допустить водомётную технику близко к подъездам 8-20 Дома Советов[73].

Генерал-полковник Владислав Ачалов сообщил на рабочем заседании президиума ВС РФ о начавшемся формировании мотострелкового полка численностью до 1 тысячи человек для охраны Дома Советов[73].

Около 7 часов подходы к Дому Советов были блокированы военнослужащими ОМСДОН, получившими приказ «выпускать людей и никого не впускать, за исключением народных депутатов». Военнослужащие имели каски, бронежилеты и резиновые палки. Некоторые сотрудники милиции были вооружены автоматами[4].

Работа X внеочередного (чрезвычайного) Съезда народных депутатов Российской Федерации возобновилась в 10 часов утра. Первый заместитель председателя ВС России Юрий Воронин сообщил, что ночью с 24 на 25 сентября к Белому дому подошёл большой отряд офицеров и военнослужащих. Депутаты образовали рабочие комиссии для связи с москвичами, регионами, зарубежными парламентами, министерствами, ведомствами, общественными организациями[73].

К двум часам дня внутри оцепления у Дома Советов находилось до 2000 человек. Для обеспечения прохождения людей к Дому Советов к оцеплению периодически направлялись группы народных депутатов[4].

В 14:25 Руцкой в сопровождении нескольких сотен сторонников Верховного Совета обошёл с наружной стороны оцепление, призывая военнослужащих и сотрудников милиции «не выполнять преступные приказы Ельцина, Грачёва, Ерина», «защитить Конституцию и Закон»[4].

15:30 — Со стороны московской мэрии (бывшего здания СЭВ) к Белому дому, прорвав милицейский кордон, подошло около 5 тысяч человек. С балкона Белого дома ко всем собравшимся обратился Александр Руцкой. Он сообщил, что, по его сведениям, военные округа многих регионов, к которым Борис Ельцин обратился с призывом оказать военную помощь, отказали ему, объяснив это тем, что Верховный Совет не давал своего разрешения. Руцкой также заявил, что 25 сентября в Белый дом были направлены для переговоров представители правительства РФ, которые предложили одновременные выборы парламента и президента России[73].

Около 16:00 у Дома Советов было проведено построение «мотострелкового полка»[4].

Поздно вечером в Белый дом поступила информация о готовящемся в ночь на 26 сентября штурме[4].

Борис Ельцин

Борис Ельцин своим указом отстранил от исполнения обязанностей главу администрации Брянской области Юрия Лодкина в связи с тем, что тот совершил действия, направленные на неисполнение Указа Президента РФ от 21 сентября «О поэтапной конституционной реформе в Российской Федерации»[73].

Подписан указ «О предотвращении незаконного привлечения к ответственности граждан РФ» — согласно этому документу, не подлежат применению на территории РФ не имеющие юридической силы дополнения Уголовного кодекса РСФСР статьями 64-1 и 70-2[73].

Подписан указ «О социальных гарантиях для сотрудников аппарата бывшего Верховного Совета Российской Федерации и обслуживающего персонала»[73].

19:00 — Пресс-служба президента России распространила текст указа Бориса Ельцина «Об ответственности лиц, противодействующих проведению поэтапной конституционной реформы». Согласно этому документу, должностные лица федеральных органов исполнительной власти, отказывающиеся исполнять решения президента и правительства РФ либо противодействующие реализации Указа #1400, подлежат увольнению. Лица офицерского состава Вооружённых Сил, органов внешней разведки, федеральных органов государственной безопасности, органов внутренних дел и войск правительственной связи, публично выступающие в нарушение статьи 18 Закона РФ «Об обороне», статей 7 и 9 Закона РФ «О статусе военнослужащих» с оценками политической ситуации либо с призывами не исполнять действующие законы РФ, указы президента и постановления правительства РФ, досрочно увольняются с военной службы. В то же время не является основанием для привлечения к ответственности факт участия граждан РФ, в том числе бывших народных депутатов РФ, в митингах и манифестациях в поддержку бывшего Верховного Совета РФ, а также решений, принимаемых после 21 сентября 1993 года группой бывших народных депутатов РФ[73].

26 сентября

Белый дом

В 0 часов 50 минут Руцкой сообщил руководству Верховного Совета о готовности к отражению штурма. Около 2 часов все находившиеся в Доме Советов люди были подняты по тревоге. Началась раздача противогазов. Народные депутаты собрались в большом зале и открыли заседание, продолжавшееся до 5 часов. Все это время у здания парламента находилось около 2000 человек[4].

Около 8 часов утра Хасбулатов дал разрешение прокурору города Москвы Геннадию Пономарёву проверить наличие оружия в Белом доме. Владислав Ачалов и руководитель Департамента охраны Верховного Совета Александр Бовт получили указание оказать необходимое содействие. Пономарёв совместно с военными прокурорами взял объяснения, а затем произвёл допросы Бовта и Ачалова в качестве свидетелей по уголовному делу, возбуждённому в связи с событиями у штаба ОВС СНГ 23 сентября. Приехавший одновременно с Пономарёвым Генеральный прокурор Степанков заявил журналистам, что находится в Доме Советов в связи с «проблемой оружия» и занимается его изъятием для проведения баллистической экспертизы[4].

В 10 часов утра Съезд возобновил работу. Руслан Хасбулатов вновь категорически заявил о невозможности компромисса с правительством. Учитывая необходимость принятия неотложных актов на уровне Верховного Совета и занятость многих депутатов выполнением оперативных поручений по связи с регионами и населением, было решено продолжить работу съезда в режиме Верховного Совета. Было также решено, что по мере необходимости и накопления нормативных актов высшего уровня эти документы будут ставиться на голосование съездом. Народные депутаты подтвердили ранее принятое решение не расходиться и не разъезжаться из Дома Советов «до полной ликвидации путча и восстановления конституционного строя»[74]. Съезд обратился ко всем воинским частям с требованием прибыть к зданию Верховного Совета «для защиты Конституции и конституционного строя Российской Федерации»[6].

Находившиеся в Доме Советов работники прокуратуры при участии начальника 2-го РУВД Вайле В. Б. начали работу по сбору, осмотру и складированию оружия. Акция по выдаче оружия была организована при посредничестве председателя Моссовета Николая Гончара, который приехал в Дом Советов с предложением передать часть оружия Департамента охраны Верховного Совета Российской Федерации, в качестве жеста доброй воли, в Моссовет, гарантируя, в качестве ответной меры, возобновление подачи электроэнергии в здание Верховного Совета. Воспользовавшись этим предложением, Руцкой показал находившимся в Доме Советов журналистам оружейную комнату, в которой хранилось штатное оружие Департамента по охране Верховного Совета, и в их присутствии передал Николаю Гончару один ящик с 12 автоматами АКС-74У, которые, однако, не были вывезены в Моссовет, а были переданы представителям органов Министерства внутренних дел и прокуратуры. После получения 12 автоматов АКС-74У дальнейшая выдача оружия была прекращена. Возобновить сбор оружия не удалось[4].

Узнав о проведённых следственных действиях в отношении Ачалова и Бовта, Руцкой заявил прокурору Пономарёву, что запрещает любые контакты людей из Дома Советов с работниками прокуратуры, после чего последним пришлось покинуть Белый дом[4].

Александр Руцкой распространил обращение к руководителям органов представительной и исполнительной власти субъектов Федерации[74], в котором содержались следующие предложения по преодолению последствий политического кризиса:

  1. Полная отмена указа № 1400 и всех последующих связанных с ним решений, — необходимое условие выхода страны из политического кризиса.
  2. Одновременное проведение в январе-марте 1994 года выборов президента и парламента РФ.
  3. В целях преодоления последствий государственного переворота, а также для организации проведения выборов создать Контрольный совет субъектов Федерации.
  4. Гарантами проведения свободных демократических выборов являются Конституционный суд и Контрольный совет субъектов Федерации. Правовой основой выборов является Закон «О президенте РФ», а также решения высших органов законодательной власти.
  5. Президент РФ (Ельцин) слагает свои полномочия в соответствии со ст. 121-6 Конституции РФ.
  6. Правительство РФ до момента выборов занимается исключительно вопросами оперативного управления экономикой[75].

Александр Руцкой распространил обращение к гражданам России, призвав их принять участие во всеобщей политической стачке с 15:00 27 сентября[74].

Вечером в Доме Советов полностью закончился запас солярки, остановился дизельный генератор, питавший энергией здание Верховного Совета. Остановились также все водонасосы, водоснабжение парализовано. Обстановка осложняется применением свечей и отсутствием воды в аварийной противопожарной системе. В связи с отсутствием электроэнергии не работает большинство холодильных установок. В здании холодно, невозможно даже вскипятить чай. Ночью передвижение по Белому дому запрещено. На всех лестницах и переходах выставлены вооружённые посты. Двери всех подъездов заперты изнутри. Выход и вход людей до утра не разрешён из соображений безопасности: служба охраны Белого дома ожидает нападения[74].

События в здании Верховного Совета освещают журналисты всех ведущих западных телерадиокомпаний и телеграфных агентств[74].

Около 23:00 начала поступать информация о назначенном на 4 часа 27 сентября штурме Дома Советов[4].

Исполнительная власть, сторонники Бориса Ельцина

Борис Ельцин подписал Указ «Об образовании Комиссии законодательных предположений при Президенте Российской Федерации». Председателем Комиссии был назначен Михаил Митюков. Бывшим народным депутатам Российской Федерации предложено принять участие в деятельности Комиссии по разработке новых нормативных актов в целях совершенствования действующего законодательства[74].

На Советской площади в Москве прошёл митинг в поддержку президента Бориса Ельцина, организованный движением «Демократическая Россия» и некоторыми бывшими депутатами РФ. На митинге присутствовало около 30 тысяч человек. Выступили Илья Заславский, Глеб Якунин, Лев Пономарев, Сергей Юшенков, Анатолий Шабад, а также лидер «Демсоюза» Валерия Новодворская. Сторонники «ДемРоссии» приняли резолюцию, в которой призвали Конституционный суд отменить «все незаконные решения в отношении указа президента РФ и все постановления Руцкого»[74].

Сергей Степашин с санкции Ельцина встретился с Александром Руцким и от имени Бориса Ельцина предложил ему покинуть Белый дом и сделать всё возможное для самороспуска Верховного Совета и Съезда народных депутатов, обещая за это прощение и благодарность со стороны Ельцина. Эти предложения приняты не были[4].

Мотивируя свои действия угрозой неконтролируемого распространения оружия из Дома Советов, генерал-майор Владимир Панкратов, продолжающий руководить московской милицией, приказал усилить оцепление вокруг здания парламента, для чего было привлечено дополнительно в дневное время 500 военнослужащих в/ч 3111, в ночное время — 300 военнослужащих этой же войсковой части[4].

По решению Министерства внутренних дел для руководства и координации действий служб и подразделений милиции и внутренних войск был образован оперативный штаб ГУВД Москвы под руководством генерал-майора Владимира Панкратова, с местом дислокации в расположенной рядом с Домом Советов гостинице «Мир». Здесь и в смежном здании московской мэрии (бывшее здание СЭВ) много сотрудников ГУВД Москвы, московского ОМОНа и офицеров из подразделений дивизии ВВ им. Дзержинского. По данным корреспондентов, помимо них, в гостинице «Мир» присутствуют представители армейских разведподразделений из различных военных округов России. Практически все сотрудники МВД, находящиеся в здании мэрии и гостиницы «Мир», имеют бронежилеты и вооружены автоматами[74][4].

К 18 часам кварталы, прилегающие к Дому Советов, были оцеплены усиленными нарядами милиции, ОМОН и военнослужащих ОМСДОН. Жителей домов, попавших в зону оцепления, пропускали только при предъявлении паспорта[4].

К 22:00 вокруг Белого дома неожиданно были ослаблены, а частично даже сняты кордоны из сотрудников МВД и ОМОНа. Часть военнослужащих дивизии им. Дзержинского вообще была отведена с позиций. Проход журналистов и граждан к Белому дому был существенно облегчён. По сведениям, поступившим из секретариата первого заместителя ВС РФ Юрия Воронина, перед этим с ним связался премьер-министр Виктор Черномырдин. Черномырдин предложил Воронину начать хоть какие-то переговоры, на что Воронин ответил, что пока в Белом доме не будет включено электричество и не заработает отопление, никаких переговоров с Черномырдиным он вести не станет[74].

27 сентября

Белый дом

В 02:00 открылось ночное заседание Съезда, проходившее в ожидании штурма. Утреннее заседание Съезда открылось в 10:00, но стенограммы прекратили вести из-за отсутствия электричества[6]. Юрий Воронин объявил, что к защитникам Дома Советов присоединился прибывший из Приднестровья отряд «Днестр»[76].

Съезд принял постановление «О Департаменте по охране Верховного Совета Российской Федерации», которым подчинил Департамент охраны Верховного Совета Андрею Дунаеву[6].

Было принято постановление «О дополнительных мерах по преодолению политического кризиса в Российской Федерации», которым Съезд:

  1. согласился с предложениями субъектов Российской Федерации о направлении своих представителей для участия в работе Съезда с 28 сентября 1993 года в целях выработки мер по выходу из политического кризиса и обеспечению гражданского мира;
  2. потребовал от правительства прекратить вооружённую и информационную блокаду Съезда народных депутатов Российской Федерации[6].

Был принят закон «О федеральных уполномоченных Съезда народных депутатов Российской Федерации», задача которых состоит в том, чтобы «осуществлять контроль за реализацией решений десятого (чрезвычайного) Съезда народных депутатов Российской Федерации и Верховного Совета Российской Федерации по пресечению государственного переворота в Российской Федерации, восстановлению конституционного строя, прав и свобод граждан России»[6].

Как заявил начальник Департамента охраны Верховного Совета Александр Бовт в ответе на письмо, которое направил ему 23 сентября мэр Москвы Юрий Лужков, Департамент охраны Верховного Совета к выдаче оружия посторонним лицам непосредственного отношения не имеет. Лужков в своём обращении требовал изъять огнестрельное оружие, которое роздано лицам, не имеющим на его ношение законного права. В письме указывалось, что раздача огнестрельного оружия была санкционирована письменным указанием Ачалова[76].

21:00 — На митинге у Белого дома выступили Руслан Хасбулатов и Александр Руцкой. Руцкой выразил намерение «стоять до конца» несмотря на то, что «некоторые пытаются сейчас предать Белый дом под видом компромиссов». По выражению Руцкого, «Ельцин, Козырев и Чубайс являются единомышленниками ЦРУ и фактически выполняют план Даллеса, подготовленный ЦРУ в 1945 году»[76].

22:00 — По просьбе группы депутатов Верховного Совета, обеспокоенных нарастанием экстремизма в стенах Белого дома, состоялась встреча Руцкого и Явлинского. Явлинский высказал ряд рекомендаций, реализация которых воспрепятствовала бы развитию ситуации в опасном направлении. По его словам, самое худшее, что можно сделать в сложившейся ситуации, — это продолжать любую деятельность, направленную на создание реального двоевластия в стране и на попытки привлечь на свою сторону силовые структуры. Явлинский предложил Руцкому взять на себя инициативу проведения разоружения Белого дома. Разговор завершился обещанием Руцкого «обдумать ситуацию»[76].

Исполнительная власть

Был ужесточён режим пропуска людей к Дому Советов. Усиленные наряды милиции и ОМОНа блокировали подходы к зданию парламента. Люди большими группами начали скапливаться у милицейских кордонов. Для прохода сотрудниками милиции периодически открывались узкие коридоры, через которые людей пропускали небольшими группами, под угрозой применения спецсредств. Эти меры способствовали росту напряжённости и возникновению отдельных стычек, в которых сотрудники милиции активно использовали спецсредства[4].

Утром у гостиницы «Мир» был задержан начальник отдела по охране Парламентского центра Департамента охраны Верховного Совета полковник милиции Саликов В. Г., шедший в здание парламента за инструкциями. Стоявшие в оцеплении сотрудники милиции не допустили к месту службы смену сотрудников Департамента охраны Верховного Совета, в результате чего охрану здания парламента продолжала последняя смена, оставшаяся на постах и в дежурной части, а также ряд сотрудников, являвшихся материально-ответственными лицами[4].

Помощник президента Юрий Батурин заявил в интервью ИТАР-ТАСС, что предложенный председателем Конституционного Суда Зорькиным «нулевой вариант» «абсолютно неприемлем»[4].

Около 18:00 в интервью телекомпании «Останкино» Ельцин заявил, что он против одновременных досрочных выборов президента и народных депутатов и ни на какие компромиссы ни с какими органами власти не пойдёт[76].

Оценивая в беседе с журналистами ситуацию в Белом доме, вице-премьер правительства РФ Сергей Шахрай заявил, что Съезд не работает, в Белом доме ночует 120—180 депутатов, а днём собирается около 300 человек: «Это никакой не съезд и не Верховный Совет, и трагедия в том, что депутаты стали заложниками, так как за их спиной на 13-м и других этажах формируются вооружённые группы экстремистов, насчитывающие несколько сот человек. Там находится 500 автоматов, и для них депутаты — это своего рода фиговый листок, за которым можно действовать»[76].

Как сообщили в пресс-службе Конституционного суда, 27 сентября вечером у председателя Конституционного суда Валерия Зорькина была отключена спецсвязь через правительственный коммутатор с руководителями регионов. В первый раз спецсвязь отключалась 22 сентября, но затем 26 сентября перед визитом в Конституционный суд члена президентского совета Михаила Полторанина спецсвязь была включена. 27 сентября, после того, как Валерий Зорькин провел несколько телефонных разговоров с руководителями ряда регионов, доступ к правительственному коммутатору был прекращён[76].

Около 20:00[77] у станции метро «Улица 1905 года» сотрудниками ОМОНа были избиты народный депутат СССР Виктор Алкснис[78] и народный депутат России от Татарстана Владимир Морокин[47].

20:20 — Пресс-центр ГУВД Москвы распространил сообщение: «В связи с наличием в здании Белого дома значительного числа огнестрельного оружия, розданного на руки незаконным вооруженным формированиям, создана реальная угроза жизни и здоровью граждан …В целях обеспечения безопасности граждан, исключения возможных провокаций и человеческих жертв правоохранительными органами рассматриваются меры по прекращению доступа к Белому дому»[76].

В соответствии с договорённостью с первым заместителем председателя Верховного Совета Юрием Ворониным об условиях начала переговоров с Советом Министров, в «Мосэнерго» поступила команда министра топливно-энергетических ресурсов Юрия Шафраника, от имени председателя правительства Виктора Черномырдина и по согласованию с премьером правительства Москвы Юрием Лужковым, включить отопление и подачу электроэнергии в здании Верховного Совета. Включение фактически было произведено лишь 1 октября, когда поступило письменное подтверждение данного распоряжения[4].

28 сентября

Ужесточение блокады здания Верховного Совета

К 6 часам утра Дом Советов был полностью блокирован дополнительными силами милиции и внутренних войск из ОМСДОН. Военнослужащие и сотрудники милиции были экипированы в бронежилеты и каски, имели при себе щиты и дубинки. Некоторые подразделения внутренних войск были вооружены автоматическим стрелковым оружием[4].

По решению оперативного штаба ГУВД Москвы, прилегающие к зданию Верховного Совета улицы были перекрыты заграждениями из поставленных друг за другом вплотную поливальных машин и колючей проволоки АСКЛ. При этом проволочное заграждение было обращено не к зданию парламента, для воспрепятствования прорыва оттуда «незаконных вооружённых формирований», а в сторону города — против манифестантов. Перед заграждением располагалась цепочка оцепления из двух рядов сотрудников милиции и военнослужащих внутренних войск. На Дружинниковской улице за передвижными заграждениями и кордоном сотрудников милиции были размещены 3 водомётные установки, направленные в сторону города[4][79].

Пропуск людей и транспорта на оцепленную территорию был прекращён. Не пропускались даже депутаты Советов различных уровней, сотрудники аппарата и обслуживающий персонал Верховного Совета, сотрудники Департамента охраны Верховного Совета, машины с продуктами питания и горючим для автономной системы электроснабжения здания парламента, санитарный транспорт, а также журналисты[4].

Для информационно-психологического воздействия на находившихся внутри зоны оцепления у гостиницы «Мир» был установлен специальный бронетранспортёр с мощной звуковещательной станцией, через которую с утра транслировалось заявление Бориса Ельцина от 25 сентября. В 10:00 был зачитан ультиматум правительства Москвы к депутатам с призывом сдаться в течение 24-х часов или подвергнуть себя опасности возможного штурма. В дальнейшем вещание осуществлялось ежедневно с 8 до 23 часов[4][79].

С балкона Дома Советов выступил Руслан Хасбулатов, который заявил, что якобы по распоряжению Бориса Ельцина поднята по боевой тревоге группа «Альфа», которая должна захватить Александра Руцкого[79].

Совет Министров Российской Федерации и правительство Москвы потребовали от Руцкого и председателя Верховного Совета Хасбулатова в срок до 4 октября 1993 года организовать вывод из здания Верховного Совета всех находящихся там лиц, предупредив, что невыполнение этого требования «может повлечь за собой тяжкие последствия»[4].

Около 10 часов в Дом Советов был пропущен советник мэра Москвы Иосиф Кобзон в сопровождении жён Руцкого и Хасбулатова. Кобзон имел поручение от Юрия Лужкова и первого заместителя министра безопасности Николая Голушко выяснить у Руцкого и Хасбулатова, на каких условиях они могли бы прекратить сопротивление, а также, по возможности, склонить их к этому. Кобзон провёл конфиденциальные беседы с Руцким и Хасбулатовым[4].

Противостояние ветвей власти

10:00 — В здании Верховного Совета продолжил работу чрезвычайный Съезд народных депутатов РФ. Народные депутаты Российской Федерации, не пропущенные через оцепление в Дом Советов, собрались в здании Краснопресненского районного Совета народных депутатов и объявили себя «выездной сессией Верховного Совета России». Они заявили, что считают себя продолжающими участие в работе Съезда и попросили добавлять их голоса при голосованиях. Был образован временный штаб для координации деятельности «внешней» группы Съезда (более 100 депутатов). Сопредседателями «внешней» группы Съезда были избраны народные депутаты Николай Харитонов, Игорь Братищев и А. А. Тихонов[4][79].

11:00 — В административном здании по адресу Новый Арбат, 19 начал работу Центр по трудоустройству и решению социально-бытовых проблем депутатов и работников аппарата Верховного Совета[79].

11:45 — Юрий Лужков заявил, что никаких команд о штурме Белого дома он не давал и давать не будет. Ю. Лужков сообщил, что мэрия Москвы стоит за мирное разрешение конфликта, но вынуждена блокировать территорию у Верховного Совета, поскольку там, по сведениям мэрии, имеется большое количество оружия[79].

12:40 — Пресс-секретарь Главного управления охраны РФ Андрей Олигов опроверг информацию об участии группы «Альфа» в событиях у Белого дома, заявив: «Группа „Альфа“ предназначена для предотвращения террористических актов и никогда не привлекалась, не привлекается и не будет привлекаться в мероприятиях по обеспечению правопорядка»[79].

Народный депутат А. Вешняков по просьбе группы депутатов и помощников Александра Руцкого, склоняющихся к предложению Григория Явлинского о мирном разрешении конфликта, встретился с председателем Конституционного суда и предложил Валерию Зорькину выступить посредником по обеспечению гарантий и разрешению кризисной ситуации, сложившейся вокруг Дома Советов. Зорькин принял предложение, но не смог пройти в здание Белого дома. Примерно в 14:00 Зорькин по спецсвязи попросил разрешения Виктора Черномырдина на посещение Дома Советов и сообщил, что он хочет продолжить диалог, который два дня назад начал с Руцким Явлинский. По состоянию на вечер 28 сентября, разрешения Зорькин так и не получил, а его последний вид спецсвязи был, по его словам, немедленно отключён[79].

15:50 — Валерий Зорькин от лица Конституционного суда обратился к федеральным органам власти и субъектам Федерации с требованием приостановить исполнение Указа № 1400 и основанных на нём последующих актов Бориса Ельцина, а также всех актов Съезда народных депутатов и Верховного Совета, принятых после 20 часов 00 минут 21 сентября 1993 года, включая акты о вступлении в должность и. о. президента Российской Федерации, о кадровых изменениях в Совете Министров и о дополнениях в Уголовный Кодекс РСФСР. Конституционный суд потребовал также от обеих сторон противостояния не применять силу, исключить любые факты ограничения конституционных свобод, в том числе права на свободу массовой информации, а также безотлагательно созвать совещание руководителей представительной и исполнительной власти субъектов Российской Федерации с участием Ельцина и народных депутатов для принятия на нём решения о сроках и порядке проведения выборов депутатов и президента[4].

Выступая перед журналистами, Валерий Зорькин заявил, что он вполне допускает возможность того, что Конституционный суд постигнет судьба Верховного Совета. Отвечая на вопрос журналистов о возможности проведения встречи с Борисом Ельциным, Валерий Зорькин заявил, что он в любой момент готов встретиться с ним, но, по всей видимости, этой встречи не хочет сам Ельцин. Как сообщили в пресс-службе Конституционного суда, вечером у 9 членов КС, которые поддержали заявление Зорькина, вновь были отключены все виды правительственной связи[79].

Как сообщил Центр оперативной информации администрации президента РФ, в Кремле состоялось собрание народных депутатов России созыва 1990—1995 годов, поддержавших указ № 1400. Собравшиеся обратились к населению и своим коллегам, находящимся в Доме Советов, с призывом прекратить конфронтацию[79].

Заместитель председателя Конституционного суда Николай Витрук выступил перед журналистами с заявлением, в котором призвал председателя КС Валерия Зорькина подать в отставку. По мнению Витрука, действия Зорькина «опасны как для самого суда, так и для России». Витрук также сообщил, что приостанавливает свою работу в заседаниях КС до начала работы Федерального собрания. О приостановке своей работы в заседаниях КС заявил также член КС Эрнест Аметистов[79].

20:12 — На вечернем заседании чрезвычайный Съезда народных депутатов Руслан Хасбулатов сообщил, что утром было получено письмо от Виктора Черномырдина, в котором тот пригласил к себе председателей Совета Республики и Совета национальностей. Встреча состоялась, председатели палат заявили, что продолжение диалога возможно только в том случае, если будут включены свет, связь и водоснабжение[79].

Съезд обратился к делегатам Генеральной Ассамблеи ООН с призывом о помощи. Съезд призвал ООН дать правовую оценку действиям высшей исполнительной власти России и поддержать Верховный Совет «в его усилиях восстановить в стране законность и порядок». Одновременно Съезд выразил недоверие министру иностранных дел Андрею Козыреву и заявил, что он не может выступать в качестве полномочного представителя России в ООН[79].

На заседании было принято обращение к Патриарху Московскому и Всея Руси Алексию II с просьбой о поддержке. Съезд также распространил обращение к гражданам России, заявив, что 28 сентября под покровом темноты части ОМОНа «прибегли к массовому избиению безоружных, мирных граждан, пришедших выразить свою поддержку Конституции и защитить подлинное народовластие». В связи с этим, участники съезда призвали сограждан ответить на «произвол властей всеми доступными им методами: митингами, забастовками, актами гражданского неповиновения»[79].

События в районе Белого дома

Блокада Белого дома не принесла москвичам обещанной безопасности, а лишь расширила границы конфликта, дезорганизовала жизнь в центре города и привела к периодически возникавшим столкновениям между довольно большими группами граждан, пытавшихся прорваться на площадь Свободной России, и силами МВД[80].

В течение всего дня в разных местах у кольца оцепления вокруг Дома Советов собирались сторонники Верховного Совета. Их число постепенно увеличивалось. Возникали стихийные митинги. Напряжённость возрастала. Попытки народных депутатов Российской Федерации и граждан обеспечить проход к зданию парламента жёстко пресекались сотрудниками милиции, применявшими силу и спецсредства[4].

Опасаясь силовых акций против парламента, активисты оппозиционных Кремлю партий и движений направляли своих сторонников и сочувствующих к Дому Советов, пытались организовать массовые акции протеста. Эти действия были слабо скоординированными, поскольку руководство многих оппозиционных партий и движений находилось в здании Верховного Совета и фактически не могло осуществлять оперативное управление своими сторонниками, согласованное с ответственными представителями Верховного Совета[4].

Столичная милиция обратилась к главному медицинскому управлению города с просьбой подготовить какую-либо больницу для приёма возможных пострадавших при вытеснении демонстрантов, находящихся снаружи милицейского оцепления вокруг площади у Дома Советов, сообщили в оперативном штабе Моссовета. С этой целью была выделена горбольница № 67[79].

К окончанию рабочего дня, в связи с прибытием большого числа людей, обстановка в зоне кольца оцепления обострилась. В 18:45 в районе Конюшковского переулка до тысячи человек пытались прорвать оцепление, но были рассеяны сотрудниками милиции. Около 19:00, по данным газеты «КоммерсантЪ», до трёх тысяч сторонников Верховного Совета, вооружённых кольями, дубинами и заточками, предприняли атаку на сотрудников милиции возле станции метро «Баррикадная»[80].

19:45 — Резко обострилась обстановка вокруг Дома Советов. Подразделения внутренних войск, стоявшие в оцеплении, начали оттеснять людей, собравшихся вокруг площади Свободной России. Группа солдат, вооружённых дубинками и щитами, охватила полукольцом часть демонстрантов, разделила их на две группы и стала «выдавливать» их в сторону станции метро «Баррикадная». Сила не применялась, однако солдаты колотили по щитам дубинками, создавая шум[79].

Пока шло вытеснение манифестантов, сторонники движения «Трудовая Россия» организовали возведение баррикады на улице Баррикадной[4].

Вытеснив людей на Баррикадную улицу, цепь военнослужащих остановилась. Манифестанты двумя потоками стали расходиться к станциям метро «Баррикадная» и «Улица 1905 года». Наиболее активные из них попытались развернуть баррикаду, перекрывавшую Баррикадную улицу, чтобы блокировать возможное нападение ОМОНа с улицы Дружинниковской. Силовики обошли недостроенную баррикаду и начали избивать дубинками всех, кто не успел уйти. Спасаясь, люди побежали к деревьям у закрытой на ремонт станции метро «Краснопресненская» и к метро «Улица 1905 года»[4].

Около 21:30 у оцепления в районе улицы Дружинниковской собралось около 2000 манифестантов. По свидетельству очевидцев, манифестанты не предпринимали насильственных действий. Некоторые из собравшихся призывали милицию не выполнять «преступные приказы», требовали пропустить их к зданию парламента[4].

Жёсткие действия сотрудников милиции привели к тому, что часть манифестантов отошла к станции метро «Баррикадная», площади Восстания и Садово-Кудринской улице[4]. В районе площади Восстания оттеснённые от Дома Советов демонстранты сначала создали живую цепочку, преградив движение транспорта, а затем стали останавливать троллейбусы, обесточивать их и устанавливать в несколько рядов, перегораживая Садовое кольцо[79].

При разгоне манифестантов пострадало несколько гражданских лиц, а во время последовавшего демонтажа баррикады получил смертельную травму сотрудник ГАИ Владимир Рештук[4]. Произошедший трагический эпизод имеет несколько версий:

  1. По версии ГУВД Москвы, несколько сторонников Верховного Совета вытолкнули Рештука на проезжую часть Садового кольца в тот момент, когда тяжёлый тягач пытался оттащить домик-бытовку, которым они перегородили Садовое кольцо[80].
  2. По версии старшего специалиста Благотворительного фонда УГАИ ГУВД г. Москвы «Долг и надежда» Юрия Ветрова, Рештук «ценой своей жизни остановил строительный вагончик, который какие-­то подонки катнули с горки на толпу людей»[81].
  3. По версии газеты «КоммерсантЪ», инцидент произошёл «вследствие неосторожных действий сотрудников милиции». Как сообщил репортёр, в это время на Садовом кольце никого из сторонников Верховного Совета уже не было, и, соответственно, толкнуть милиционера под машину никто из них не мог. Владимир Рештук находился в автомобиле в тот момент, когда на него при резком рывке тягача опрокинулась тяжёлая бытовка. Когда свидетели трагедии открыли дверцу машины, подполковник в бессознательном состоянии выпал на мостовую[80].
  4. Как утверждает участник событий в газете «Спецназ России», милиция потребовала от водителя «КрАЗа» оттянуть тяжёлый электросварочный аппарат на резиновом ходу. Водитель отказался. Тогда за руль вскочил лейтенант милиции и взялся отбуксировать «сварку» сам. На большой скорости груз на буксире занесло и бросило на Рештука, который в последний момент успел оттолкнуть находившегося рядом пожилого мужчину[82].

По заключению комиссии Госдумы России[81], этот инцидент был целенаправленно истолкован «правительственной стороной» как убийство сотрудника милиции сторонниками Верховного Совета.

К 23:00 движение автотранспорта было в основном восстановлено, но манифестанты не расходились. Несколько сотен манифестантов оставалось перед входом на станцию метро «Баррикадная»[4].

Около полуночи милиционерам удалось оттеснить сторонников Верховного Совета в вестибюль станции метро, где на эскалаторе произошла массовая драка, в результате которой пострадали люди, не имевшие отношения к происходящему[80].

29 сентября

С 9:00 в здание Верховного Совета перестали пускать журналистов — путь преграждали заграждения на внешнем периметре, сотрудники милиции и внутренних войск[83].

Около 10 часов несколько сотен манифестантов во главе с бывшим народным депутатом СССР Виктором Алкснисом провели митинг и попытались пройти к зданию Верховного Совета Российской Федерации, но были рассеяны сотрудниками милиции, активно применявшими спецсредства[4].

Около 11 часов Съезд народных депутатов Российской Федерации принял постановление № 5840-I «О прекращении полномочий народных депутатов Российской Федерации», в котором, за поддержку государственного переворота и отсутствие на заседаниях Съезда прекратил депутатские полномочия Александра Починка, Николая Рябова и Сергея Степашина[4].

Около 11 часов 20 минут назначенные Руцким министр безопасности Баранников и и. о. министра внутренних дел Дунаев сделали безуспешную попытку отодвинуть оцепление военнослужащих внутренних войск от Дома Советов[4].

Около 12 часов у кинотеатра «Баррикады» собрался митинг. Некоторые манифестанты попытались возвести баррикаду, но опять были жестоко разогнаны с применением спецсредств[4].

По результатам проверки Департамента охраны Верховного Совета Российской Федерации, проведенной по указанию Виктора Баранникова и Андрея Дунаева, на учёте Департамента находилось 272 автоматов АКС-74У калибра 5,45 мм, 38 автоматов АКМС калибра 7,62 мм, 1400 пистолетов Макарова и 100 автоматических пистолетов Стечкина[4].

Руцкой издал указ № 26, в котором постановил, за непосредственное личное руководство действиями личного состава отдельных подразделений внутренних войск и милиции по блокированию работы X Съезда народных депутатов, отдачу личных указаний по массовому избиению граждан 28 сентября 1993 года и неподчинение законным приказам и. о. министра внутренних дел Андрея Дунаева, отстранить от занимаемых должностей заместителя министра внутренних дел Российской Федерации генерал-лейтенанта милиции Александра Куликова, начальника ГУООП МВД РФ генерал-майора милиции Вячеслава Огородникова и командира ОМОН ГУВД г. Москвы полковника милиции Дмитрия Иванова и передать материалы, изобличающие преступные действия указанных лиц, специальному прокурору Виктору Илюхину для привлечения их к уголовной ответственности[84].

Помощники Руцкого — В. Косов, Валерий Краснов и Андрей Федоров, с санкции окружения Ельцина, конфиденциально уговаривали некоторых народных депутатов Российской Федерации и самого Руцкого прекратить сопротивление антиконституционным действиям Ельцина[4].

Находившийся в США министр иностранных дел Российской Федерации Андрей Козырев был принят Государственным секретарем США Кристофером У. и Президентом США Биллом Клинтоном, которые ещё раз поддержали антиконституционные действия Ельцина по прекращению деятельности российского парламента[4].

В течение всего дня с внешней стороны оцепления вокруг Дома Советов находились группы граждан численностью до 350 человек, не предпринимавших каких-либо насильственных действий. Некоторые из них пытались разъяснить сотрудникам милиции и военнослужащим внутренних войск суть происходящего и неправомерность их действий[4].

Сотрудники милиции продолжали операции по разгону манифестаций в поддержку Верховного Совета. Главным местом проведения таких манифестаций стала площадь перед станцией метро «Баррикадная»[4].

Днём ситуация на улицах Москвы оставалась спокойной, но к вечеру вновь обострилась. Журналисты отмечают, что ситуация на улицах Москвы смахивает на чрезвычайное положение: центр города закрыт для доступа граждан, на улицах осуществляются проверки документов и обыски, в зданиях органов государственной власти отменены временные пропуска[80].

Около 17 часов несколько сотен манифестантов, среди которых находились народные депутаты Московского городского и районных Советов, попытались пройти от станции метро «Баррикадная» к Дому Советов, но были разогнаны сотрудниками милиции[4].

Разгоны манифестантов в районе станции метро «Баррикадная» продолжались и позднее[4].

В результате этих действий сотрудников милиции группы наиболее активных манифестантов численностью до 100—150 человек, пользуясь общественным транспортом (в основном — метрополитеном) стали растекаться по городу, пытаясь провести митинги в поддержку Верховного Совета на Пушкинской площади, площади Белорусского вокзала, Смоленской площади, на улицах 1905 года, Земляной вал, Большой Дорогомиловской улице и на проспекте Мира. Руководство ГУВД Москвы направило против этих групп мобильный отряд ОМОН под командованием подполковника милиции Фекличева, который жестоко подавил эти выступления, продолжавшиеся до 22 часов[4].

Одновременно периодические «зачистки» продолжались и в районе станции метро «Баррикадная»[4].

Согласно справке Министерства внутренних дел Российской Федерации за 29 сентября 1993 года, в этот день было задержано 106 манифестантов, 6 гражданских лиц обратились за помощью в медицинские учреждения города[4].

Во время операций по разгону манифестантов от противоправных действий сотрудников милиции пострадали гражданские лица, не являвшиеся участниками акций протеста[4].

У гостиницы «Мир» сотрудниками ОМОНа был избит народный депутат России от Рязанской области Александр Гаврилов[47].

В 18 часов 15 минут Совет Министров Российской Федерации и Правительство Москвы выступили с требованием о прекращении деятельности российского парламента, угрожая, в случае отказа, «тяжкими последствиями»[4].

К 19.00, по данным газеты «КоммерсантЪ», на площадях Восстания и Белорусского вокзала появились группы сторонников Верховного Совета общей численностью более 400 человек.

К вечеру ситуация начинает выходить из-под контроля: сторонники Верховного Совета, по данным газеты «КоммерсантЪ», начали возводить баррикады практически во всём центре Москвы и даже переворачивать троллейбусы[80].

29 сентября журналисты авторской программы Александра Политковского «Политбюро» взяли эксклюзивное интервью у сотрудника одного из подразделений специального назначения, который предпочел скрыть своё лицо. Данный сотрудник заявил, что проходит совещание силовых министерств под руководством первого заместителя министра внутренних дел Михаила Егорова, где разрабатывается план захвата Белого дома. К штурму будут привлечены «краповые береты», а также «Вымпел» и «Альфа». Как заявлял Егоров, они ждут выстрел со стороны защитников Белого дома[85].

30 сентября

В 00 часов 50 минут по радио из здания мэрии Москвы, со ссылкой на ОМОН, была распространена не соответствовавшая действительности информация, что в этот день планируется вооружённое нападение защитников Верховного Совета на городские объекты, которое будет осуществляться под прикрытием гражданских лиц, в связи с чем к Дому Советов подтягивается бронетехника[4].

К утру в район Дома Советов были выдвинуты 12 БТРов ОМСДОН[4].

В связи с этими действиями Руцкой издал распоряжение № 10 «О передислокации войск с целью создания условий для преодоления последствий государственного переворота», в котором приказал командиру 39 мотострелковой дивизии генерал-майору Фролову В. Д. к 1-3 октября 1993 года выдвинуть к Дому Советов два мотострелковых полка[4].

В Доме Советов был ужесточен пропускной режим, взяты под охрану входы на этажи и в коридоры[4].

Ельцин провел встречу с руководством Объединённого комитета Демократических организаций России, во время которой заявил о неприемлемости «нулевого варианта» решения политического кризиса, предусматривавшего отмену Указа № 1400 и связанных с ним решений X внеочередного (чрезвычайного) Съезда народных депутатов и Верховного Совета с последующим проведением одновременных выборов народных депутатов и Президента Российской Федерации[4].

Мэрия Москвы выступила с заявлением о поддержке инициативы Патриарха Московского и всея Руси Алексия II «по поводу переговоров между властями и лицами, находящимися в Белом доме», отметив, что «была вынуждена принять экстренные меры» с целью предотвращения катастрофических последствий, которые могли возникнуть в результате сосредоточения большого количества огнестрельного оружия внутри Белого дома, а также учитывая трагические последствия событий у штаба ОВС СНГ. Было также заявлено, что «если будут предприняты шаги по сдаче оружия, мэрия Москвы предпримет конкретные действия по снятию оцепления вокруг Белого Дома»[4].

С 9 часов со станции метро «Баррикадная» начали прибывать манифестанты, которые поодиночке или группами до 50-100 человек стали направляться к оцеплению вокруг Дома Советов Российской Федерации. Основная масса манифестантов не совершала агрессивных действий, люди пытались разъяснить стоявшим в оцеплении сотрудникам милиции свою позицию, требовали пропустить их к зданию парламента. Несмотря на очевидно мирный характер манифестаций, сотрудники милиции неоднократно жестоко разгоняли манифестантов, активно применяя резиновые дубинки. Были произведены массовые задержания граждан. При этом некоторые сотрудники милиции совершали противоправные, уголовно наказуемые деяния, жертвами которых становились не только манифестанты, но и граждане, только наблюдавшие за событиями[4].

По данным Временного оперативного штаба Моссовета, были задержаны и избиты 6 депутатов Моссовета — Шалыгин Г. Ф., Филимонов М. Б., Кузнецов В. И., Колбанов С. Г., Бабушкин А. В. и Икещели В. А. Избит депутат Воронежского городского Совета народных депутатов Толчеев В. Т[4].

Действия руководства Министерства внутренних дел Российской Федерации и ГУВД Москвы, фактически направленные на силовое подавление любых акций в поддержку Верховного Совета, вели к резкому обострению обстановки, которое, в сложившихся условиях, не могло не вылиться в массовые столкновения. При этом рост агрессивных настроений провоцировался не только у манифестантов, но и у противостоявших им сотрудников милиции и военнослужащих внутренних войск[4].

В первой половине дня ряд руководителей субъектов Федерации провели совещание в здании Конституционного Суда. Участники совещания потребовали от Совета Министров Российской Федерации и правительства Москвы немедленно прекратить блокаду Дома Советов, восстановить функционирование систем его жизнеобеспечения и отвести воинские части и подразделения милиции, включая ОМОН. Совету Министров было предложено до выборов Президента и высшего законодательного органа сосредоточиться на вопросах оперативного управления народным хозяйством, обеспечить возможность выступлений на государственном радио и телевидении представителей различных общественных и политических сил, возобновить издание газет, выход которых прекращен, а также выпуск программ радио и телевидения «Парламентский час». Федеральным органам исполнительной и законодательной власти было предложено восстановить конституционную законность, отменить акты, принятые в связи с Указом Президента № 1400 от 21 сентября, утратившего силу на основании заключения Конституционного Суда. Съезду народных депутатов было предложено, по согласованию с субъектами Федерации, установить дату одновременных досрочных выборов народных депутатов и Президента не позднее первого квартала 1994 года и отказаться на это время от внесения изменений и дополнений в Конституцию Российской Федерации. Участники совещания предупредили, что в случае невыполнения указанных требований до 24 часов 30 сентября 1993 года ими будут приняты «все необходимые меры экономического и политического воздействия, обеспечивающие восстановление конституционной законности в полном объёме»[4].

  • Трое вооружённых автоматами Калашникова соратников националистической организации РНЕ без объяснения причин выдворили за территорию Дома Советов политолога Сергея Кургиняна[86]. Сам Кургинян заявил об этом инциденте следующее: «некие молодые люди со свастикой вывели меня [из Белого дома] 30 сентября, направив автоматы»… "Видя, как молодые люди свободно проходят через милицейские кордоны, закрытые для прочих, включая врачей, видя, как позируют они перед «демократическими камерами» в виде учебного пособия по «русскому фашизму», я, естественно, предполагаю, что в этом выдворении не обошлось без господ «демократов»[87].
  • На Лубянской площади проходит несанкционированный митинг сторонников Верховного Совета. Среди его организаторов — Александр Бульбов, в то время — заместитель начальника отдела МБ России в/ч 41187 (контрразведывательное обеспечение воинских частей военно-строительного управления МО России), будущий генерал-лейтенант ФСКН[88][89].

1 октября

В ночь с 30 сентября на 1 октября 1993 года в гостинице «Мир», в соответствии с ранее достигнутой договоренностью с Председателем Совета Министров Виктором Черномырдиным, состоялись переговоры между полномочными представителями Съезда народных депутатов и Бориса Ельцина. Съезд представляли председатель Совета Национальностей Верховного Совета Рамазан Абдулатипов и председатель Совета Республики Верховного Совета Вениамин Соколов. Со стороны Ельцина участвовали Сергей Филатов, первый заместитель председателя Совета Министров Олег Сосковец и премьер правительства Москвы Юрий Лужков[4][90].

В результате переговоров около 4 часов 1 октября 1993 года был подписан протокол № 1, предусматривавший сбор и складирование находившегося в Доме Советов нештатного оружия под охраной совместных контрольных групп, сформированных из сотрудников ГУВД Москвы и Департамента охраны Верховного Совета, а также сокращение сил и средств наружной охраны здания парламента. В ответ сторона Ельцина соглашалась незамедлительно включить электроэнергию и теплоснабжение, а также необходимое количество городских телефонов для оперативной связи. После реализации первого этапа стороны должны были приступить к одновременному выводу из Дома Советов всех охранных формирований и снятию наружной охраны ГУВД, а также окончательно решить вопрос вывоза нештатного оружия из здания парламента. Второй этап предусматривал «согласование и выполнение правовых и политических гарантий»[4].

По воспоминаниям ведущего специалиста Комитета по промышленности и энергетике Верховного Совета Ларисы Ефимовой, после переговоров Абдулатипова и Соколова с Лужковым и Филатовым и подписания Протокола № 1, в Доме Советов включили электричество и отопление. В столовой стали готовить горячую пищу: макароны с сосисками или варёной колбасой, а затем даже котлеты и мясо с гречкой. В оцепленное здание пропустили около 200 журналистов. По её данным, внутри осаждённого здания помимо народных депутатов находилась значительная часть рабочего аппарата Верховного Совета: сотрудники протокольного, юридического, редакционно-издательского отделов, бухгалтерии, финансово-хозяйственного отдела, работники столовой и буфетов. Можно было свободно уйти из здания, однако на выходе всех обыскивали[91].

Около 6 часов в Белом доме состоялось заседание Военного совета обороны Дома Советов, на котором были обсуждены результаты переговоров делегации Съезда народных депутатов с представителями Ельцина. По результатам обсуждения министром обороны Ачаловым, министром безопасности Баранниковым и и. о. министра внутренних дел Дунаевым был подписан протокол, в котором подписание Протокола № 1 было расценено как ошибочный шаг и превышение Абдулатиповым и Соколовым своих полномочий. Было предложено до 8 часов 1 октября 1993 года денонсировать протокол № 1, до 10 часов того же дня — руководству Верховного Совета провести пресс-конференцию об ошибочной позиции, занятой делегацией Съезда на переговорах. Предлагалось создать комиссию Съезда по выработке стратегии и тактики ведения переговоров с Советом Министров. В качестве предварительных условий таких переговоров были названы обеспечение широких возможностей по изложению позиции Съезда в средствах массовой информации, подключение всех систем снабжения Дома Советов, восстановление издания незаконно закрытых газет и программ телевидения, снятие вооружённой блокады здания парламента на ближних и дальних подступах, а также вступление в должность министров, назначенных Руцким[4][92].

С 6 часов 20 минут в Дом Советов начала поступать информация о выдвижении к зданию парламента 4 колонн бронетехники ОМСДОН, а также о приказе внутренним войскам сразу после сдачи арестовать 164 человека, в число которых входило все руководство, наиболее активные народные депутаты и командиры отрядов народного ополчения[4].

Около 9 часов Президиум Верховного Совета признал, что подписав протокол № 1 Абдулатипов и Соколов превысили свои полномочия. Было принято заявление, в котором указано, что проблема оружия является составной частью общего урегулирования политического кризиса, вызванного государственным переворотом и насильственным захватом власти, не имеет самостоятельного значения и не подлежит вычленению из общей ситуации. Предварительным условием для последующего ведения каких бы то ни было переговоров политического характера было названо включение телефонной связи, ввод энерго- и теплоснабжения, подвоз питания и медицинское обеспечение. В заявлении был отмечен «спекулятивный характер кампании, поднятой вокруг „проблемы оружия“, направленный на попытку переложить ответственность, вытекающую из последствий государственного переворота, совершенного Ельциным Б. Н. и его приспешниками, на десятый съезд, Верховный Совет Российской Федерации и её субъектов, обмануть в очередной раз народ»[4].

  • Около 10 часов X внеочередной (чрезвычайный) Съезд народных депутатов денонсировал протокол № 1 и поддержал указанное заявление Президиума Верховного Совета. В состав делегации на переговоры в Свято-Даниловом монастыре были включены первый заместитель Председателя Верховного Совета Юрий Воронин, председатель Совета Национальностей Верховного Совета Рамазан Абдулатипов, председатель Совета Республики Верховного Совета Вениамин Соколов, председатель Комитета Верховного Совета по обороне Равкат Чеботаревский и народный депутат Российской Федерации, член Комитета ВС по свободе совести Валентина Домнина[4]. Вениамин Соколов заявил депутатам, что превысил свои полномочия и был отстранён от дальнейших переговоров[91][93] На взгляд публицистов, причиной срыва переговоров была позиция Руслана Хасбулатова, опасавшегося потери власти в Верховном Совете[93] В 2008 году Руслан Хасбулатов в программе, посвящённой событиям октября 1993 года на радиостанции «Эхо Москвы» заявил, что в тот момент его не устраивал состав участников переговоров, предложенных «ельцинской стороной» и он настаивал на том, чтобы он мог лично вести переговоры напрямую с Ельциным или Черномырдиным[94]:
Как только принесли мне указ номер 1400, я тут же звоню Ельцину. Поднимает Илюшин, говорит — сейчас соединю. Потом приходит через минуту и говорит — Борис Николаевич вам позвонит. Я жду-жду — нет. Я звоню Черномырдину, берет помощник, говорит — Черномырдин вам позвонит. А через час отключают все мои телефоны — абсолютно все. Никаких попыток связаться со мной, вести переговоры не было. Я говорю — дайте мне Ельцина, я — председатель Верховного Совета, мне надо переговорить или с Ельциным, или с Черномырдиным. Нет, — мне говорят — давайте представителей. Я говорю — Сергея Филатова я знаю, он был у меня первым заместителем, дело не в этом, не он определяет всю это — ни военно-политическую политику. Дайте тех людей, которые решают эти вопросы — нет, не хотят встретиться. Поэтому все это была ширма.

После денонсации депутатами Протокола № 1, послабления, сделанные исполнительной властью в отношении лиц, находившихся в Доме Советов были отменены: усилился пропускной режим, было вновь отключено электричество в здании[93].

  • В 10:30 начались переговоры председателей палат Верховного Совета Вениамина Соколова и Рамазана Абдулатипова, с премьером правительства Москы Юрием Лужковым, первым заместителем председателя Совета Министров Олегом Сосковцом и Сергеем Филатовым в Свято-Даниловом монастыре при посредничестве патриарха Алексия[90], на которых стороны выработали предварительные условия ликвидации противостояния[95]. Впоследствии Руслан Хасбулатов назвал эти переговоры «ширмой», «чепухой» и «детскими играми»[96].
  • Фонд «Общественное мнение» опубликовал результаты опроса: 50 % респондентов поддерживают «разгон президентом парламента и съезда»[96][97].
  • Начальник московского городского ГУВД Владимир Панкратов заявил, что в Белом доме находится около 1600 автоматов, более 2000 пистолетов, 18 пулемётов, 10 снайперских винтовок и 12 гранатомётов плюс незаконно было пронесено около 300 автоматов, 20 пулемётов, несколько гранатомётов и ПЗРК «Стингер»[96]. После штурма по данным газеты «Коммерснт» в Доме Советов было обнаружено 182 пистолета Макарова, 12 винтовок, 3 пистолета-пулемета Стечкина, 9 сигнальных револьверов, 3 автомата Калашникова и 278 газовых пистолетов[98]. Однако, согласно акту «Приёма и сдачи под охрану здания бывшего Дома Советов» от 10 октября 1993 года в Белом доме было обнаружено 163 автомата, 5 ручных пулемётов, 2 снайперские винтовки, 1 гранатомёт, 420 пистолетов, 248 газовых пистолетов, 12 мин-ловушек, 1 взрывное устройство, 23 единицы прочего оружия; сами защитники здания парламента заявляли, что со склада департамента по охране ВС им было выдано 74 автомата и 5 ручных пулемётов[99]. По результатам инвентаризации, проведённой в Доме Советов 29 сентября, там находилось 272 автомата АКС-74У калибра 5,45 мм, 38 автоматов АКМС калибра 7,62 мм, 1400 пистолетов Макарова и 100 автоматических пистолетов Стечкина[86].
  • Около 17 часов оцепление у Дома Советов было усилено 2 БМП ОМСДОН[4].
  • Около 18 часов оцепление у здания Верховного Совета было усилено ещё 6 БТРами ОМСДОН[4].
  • Министр обороны Ачалов издал приказ № 11, которым «в связи с непосредственной угрозой для безопасности депутатов 10 чрезвычайного съезда народных депутатов» назначил командный состав I Московского добровольческого мотострелкового полка особого назначения[4].
  • Председатель Конституционного Суда Зорькин встретился с представителями посольств ряда иностранных государств с целью побудить руководство ведущих стран мира оказать воздействие на Ельцина в пользу компромиссного решения об одновременных досрочных выборах президента и народных депутатов[4].
  • Окрестности Дома Советов и места скопления демонстрантов-защитников Верховного Совета лично проинспектировал руководитель службы безопасности Президента Российской Федерации Александр Коржаков[100].
  • Руководитель федерального информационного центра Михаил Полторанин и первый заместитель министра печати и информации Давид Цабрия провели Всероссийское селекторное совещание, в котором приняли участие руководители государственных телерадиокомпаний, главные редактора крупных региональных изданий. Как сообщил народный депутат РФ Игорь Братищев, Полторанин заявил, что надо с пониманием отнестись к тем мерам, которые Ельцин предпримет 4 октября[101]. Такую же информацию сообщил Александр Невзоров в программе «600 секунд»[102].

2 октября

В 10 часов участники переговоров в Свято-Даниловом монастыре подписали программу мер по нормализации обстановки вокруг здания Верховного Совета, предусматривавшую взаимное предоставление информации о планировании действий и составе вооружённых сил и их вооружений у каждой из сторон с возможностью взаимной проверки, разработку совместного графика сокращения вооружения с контролем сторон за его выполнением, одновременную ликвидацию сторонами заграждений вокруг Дома Советов, организацию совместной охраны мест хранения оружия, а также установление режима пропуска граждан на территорию Дома Советов[4].

Руцкой издал указ «О Президиуме Совета Министров — Правительства Российской Федерации», в котором за поддержку антиконституционных действий Бориса Ельцина освободил от занимаемых должностей председателя Совета Министров Виктора Черномырдина и членов президиума Совета Министров: первых заместителей председателя Совета Министров Егора Гайдара, Владимира Шумейко и Олега Сосковца; секретаря Совета безопасности Олега Лобова[103], заместителей председателя Совета Министров Александра Заверюху, Александра Шохина и Юрия Ярова; председателя Центрального банка Виктора Геращенко[104], руководителя аппарата Совета Министров Владимира Квасова, министра иностранных дел Андрея Козырева, заместителя председателя Совета Министров — министра финансов Бориса Федорова, заместителя председателя Совета Министров — председателя Госкомимущества Анатолия Чубайса, заместителя председателя Совета Министров — председателя Госкомитета по делам Федерации и национальностей Сергея Шахрая[4][105]. Но Черномырдин и указанные члены правительства не подчинились этому решению. Согласно частям 4 и 5 статьи 11 закона «О Совете-Министров Правительстве Российской Федерации» в связи с формальной отставкой Черномырдина, назначенные Руцким министры безопасности и обороны (по упомянутому закону они тоже входили в состав президиума правительства), а также члены правительства, которые не входили в состав президиума, получили статус «и. о.»[106].

Около 13 часов Руцкой в сопровождении охраны и манифестантов обошёл оцепление вокруг Дома Советов, призывая военнослужащих и сотрудников милиции не выполнять преступные приказы и прекратить блокаду парламента[4].

С 11 часов 30 минут на Садовом кольце в районе станции метро «Смоленская» и здания Министерства иностранных дел Российской Федерации для участия в митинге в поддержку Верховного Совета начали собираться манифестанты[4].

Митинг начался около 13 часов в сквере напротив здания МИДа. Количество участников не превышало 2000 человек. Участники митинга не совершали каких-либо насильственных действий. Среди них находились женщины, пожилые люди и даже дети[4].

Прибывшие к месту проведения митинга сотрудники милиции, следуя тактике предыдущих дней — жестоко избивая людей дубинками и рассекая толпу на небольшие группы — попытались затолкнуть манифестантов в метро «Смоленская» и близлежащие улицы и переулки[4].

По воспоминаниям организатора демонстрации радикального коммуниста Виктора Анпилова, призвавшего[95] граждан к открытому сопротивлению правоохранительным органам[96][97]:

Моя «Трудовая Россия» оказалась прижатой к зданию МИДа, а Фронт национального спасения был по другую сторону Садового кольца. На месте были воздвигнуты бутафорные площадки как будто бы для празднования 800-летия Арбата. Мы эту площадку использовали как баррикаду, но туда ворвался пьяный свердловский ОМОН и начал избивать жителей. И тогда я призвал людей взять в руки остатки монтажной установки, обрезки, какие-то железные уголки и обороняться, а не получать удары. Женщины схватили наше пролетарское оружие и вступили в бой. И мы там победили.

Чрезмерно жесткие, в том числе противоправные действия некоторых сотрудников милиции вызвали сопротивление со стороны наиболее решительно настроенных манифестантов. Около 500 человек, захватив на близлежащих улицах и переулках камни, бутылки, палки и фрагменты металлических конструкций не только сумели защититься от избивавших их ОМОНовцев, но и заставили последних на время отступить. Воспользовавшись передышкой возбуждённые столкновением манифестанты перекрыли движение по Садовому кольцу и начали возводить баррикаду, используя для этого элементы ограждения, строительные леса, несущие узлы от трибуны, построенной для празднования 500-летия Арбата, и другие подручные материалы. Чтобы сделать баррикаду непроходимой, манифестанты зажгли использованные для её возведения старые шины от автомобилей и доски[4].

Попытки ОМОНовцев в пешем строю захватить баррикаду были отражены камнями и бутылками с бензином. Манифестантами была возведены дополнительные баррикады, прикрывавшие фланги и тыл первой[4].

Около 14 часов против защитников баррикады были применены в качестве водометов две лафетные установки с пожарных машин, но безуспешно, поскольку камни быстро загоняли ствольщиков в люк[4].

Не дало результатов и использование против манифестантов газовых гранат с «черемухой»[4].

По видеоматериалам и свидетельству ряда очевидцев, некоторые сотрудники милиции стреляли в сторону манифестантов из пистолетов[4].

В 15 часов руководство ГУВД Москвы было вынуждено пойти на переговоры с защитниками баррикады. Была достигнута договоренность, что к 23 часам манифестанты сами разойдутся. При этом сотрудники милиции не будут их преследовать[4].

Около 21 часа защитники баррикад организованной колонной, возглавляемой народным депутатом Российской Федерации Ильей Константиновым, покинули место противостояния и затем спокойно разошлись[4].

3 октября

С утра в различных местах Садового кольца и у Киевского вокзала начали собираться манифестанты, выступавшие в поддержку Верховного Совета. В соответствии с утвержденным планом организационных мероприятий сотрудники милиции, применяя спецсредства, разгоняли эти группы, не давая людям собираться в большие массы. В результате в некоторых местах произошли столкновения. Так, в 12 часов 50 минут на Смоленской площади около 100 манифестантов, в ответ на попытку сотрудников милиции рассеять их, по примеру предыдущего дня, перекрыли движение транспорта по Садовому кольцу и начали возводить баррикаду, бросая в сотрудников милиции камни и бутылки. Превосходящим силам милиции удалось «зачистить» площадь[4].

В 12 часов на Октябрьской площади для проведения объявленного накануне общемосковского митинга в поддержку Верховного Совета начали собираться граждане и активисты оппозиционных партий и движений. Митинг был организован «Фронтом Национального Спасения». Активисты «ФНС» предупреждали приглашенных ими на митинг о необходимости быть бдительными, не поддаваться на провокации и избегать насильственных, противоправных действий, информировали, что проведение митинга санкционировано. В то же время Виктор Анпилов и некоторые его сторонники приняли решение провести после митинга шествие к зданию Верховного Совета России. Об этих планах ими не были поставлены в известность основные организаторы митинга — активисты «Фронта Национального Спасения», а также народный депутат России Илья Константинов, который должен был возглавить митинг[4].

К полудню в Московском городском штабе народных дружин (улица Тверская, 8) стали собираться добровольцы из числа защитников Белого дома в августе 1991 года. Были образованы медицинская дружина и круглосуточный донорский пункт. Всего собралось около двух тысяч человек[107].

В 14:00 состоялся разрешённый Моссоветом митинг в поддержку Верховного Совета на Октябрьской площади. Когда собралось несколько тысяч человек, поступила информация, что в последний момент проведение митинга на Октябрьской площади запрещено мэрией Москвы. ОМОН предпринял попытку заблокировать площадь. Появились призывы перенести митинг на другое место.

К началу митинга на площади собралось около 2000 человек. Собравшиеся не выполняли требования сотрудников милиции разойтись, воспринимавшиеся ими как незаконные, но за которыми может последовать жестокий разгон митингующих. Все это также обостряло ситуацию. Количество манифестантов быстро увеличивалось. Многие ожидали начала митинга отойдя на Ленинский проспект и по направлению к Крымскому мосту[4].

Воспользовавшись ситуацией Анпилов и некоторые его сторонники стали призывать собравшихся идти к Дому Советов. Сплотившаяся вокруг них часть манифестантов стала двигаться по направлению к Крымскому мосту, постепенно увлекая за собой остальных. Находившиеся в другой части площади народный депутат Российской Федерации Константинов, активисты «Фронта Национального Спасения» пытались остановить людей, но не смогли овладеть ситуацией[4].

Во время прорыва на Крымском мосту и в районе Смоленской площади против манифестантов были применены карабины для стрельбы гранатами со слезоточивым газом[4].

Согласно справке ГУК ВВ МВД за 3 октября 1993 года, в 14:35 старшим оперативным начальником (начальником ГУВД Москвы Панкратовым) принято решение направить на Зубовскую площадь резерв из 350 солдат внутренних войск, который в 14:50 прибыл на Зубовскую площадь и выставил войсковую цепочку, которая продержалась 5-7 минут, после чего была смята. Из 12 автомашин 10 было захвачено. Остальной личный состав оттеснён толпой по Садовому кольцу[82][108].

В 15:10, по данным газеты «КоммерсантЪ», Борис Ельцин на вертолёте прилетел в Кремль из загородной резиденции[95][109] По данным Александра Коржакова это произошло позже — около 18:00[100].

Около 15 часов 20 минут авангард колонны сторонников Верховного Совета по улице Новый Арбат от Садового кольца подошёл к зданию мэрии. Возникло столкновение, в ходе которого манифестанты смяли и частично рассеяли оцепление. Демонстранты стали растаскивать установленные со стороны мэрии заграждения из колючей проволоки АСКЛ и поставленных в линию поливальных автомашин[4].

По приказу своего руководства, сотрудники милиции и ОМОН открыли по демонстрантам беспорядочный огонь из пистолетов и автоматов. Стреляли также из карабинов для стрельбы гранатами со слезоточивым газом. Над головами демонстрантов была произведена очередь из крупнокалиберного пулемета БТРа, стоявшего у мэрии. Среди подвергшихся обстрелу демонстрантов возникла паника[4].

Два сотрудника милиции были убиты у здания мэрии случайными, по мнению комиссии Госдумы, выстрелами своих сослуживцев[4].

Несмотря на применение сотрудниками милиции огнестрельного оружия, остановить продвижение демонстрантов не удалось[4].

Часть сотрудников милиции и военнослужащих внутренних войск отступила к зданию посольства США в Большом Девятинском переулке. Масса демонстрантов, число которых увеличивалось, направилась к Дому Советов[4].

На раздавшуюся в районе мэрии стрельбу из здания Верховного Совета стихийно, без приказа бросилась группа членов РНЕ численностью около 15 человек, вооружённых автоматами АКС-74У. Через считанные минуты к ним присоединились 3 человека из охраны заместителя министра обороны Альберта Макашова[110], также без приказа побежавшие на выстрелы, и лидер РНЕ Александр Баркашов. Они также были вооружены автоматами АКС-74У. Одновременно на пандус мэрии стали подниматься некоторые демонстранты. Сотрудниками милиции был открыт огонь из автоматического оружия, вызвавший ответные выстрелы со стороны «баркашовцев», а затем присоединившихся к ним членов охраны генерал-полковника Макашова. Безоружные демонстранты рассеялись. Находившиеся на пандусе сотрудники милиции и военнослужащие внутренних войск через центральный вход ушли в здание мэрии[4].

После прекращения огня в здание мэрии через центральный вход ворвались демонстранты. Сторонниками Верховного Совета были сделаны неудачные попытки захватить стоявшие у мэрии БТРы внутренних войск[4].

Сразу после взятия мэрии сторонники Верховного Совета заняли находившуюся рядом гостиницу «Мир», где располагался оперативный штаб ГУВД Москвы[108].

В 15:45 у 14 подъезда Дома Советов начался митинг, на котором Александр Руцкой призвал народ штурмовать мэрию и Телецентр в Останкино[95].

Спустившийся с балкона Дома Советов Руцкой сказал Макашову, что Останкино штурмовать не надо[111][112], а только лишь надо потребовать предоставление эфира[4].

Александр Руцкой, впоследствии о решении направить людей к «Останкино» замечает: «Конечно, это была ошибка. Я не хотел крови. Но нервы-то в комке»[113].

Около 16 часов Павел Грачев связался по телефону с командиром мотострелковой Таманской дивизии генерал-майором Валерием Евневичем, сообщил ему, что в Москве беспорядки, милиция не справляется, потому что вооружённые группы бродят по городу, что якобы участились попытки проникнуть в Министерство обороны Российской Федерации, которое охраняют безоружные солдаты-часовые, и приказал быть в готовности на автомобилях или на БТРах выдвинуть часть дивизии к Министерству обороны и взять его под охрану[4].

В 16:00 Б. Н. Ельцин подписал указ[114] о введении чрезвычайного положения в Москве, в котором, в частности, Совету Министров — Правительству Российской Федерации, Министерству внутренних дел, Министерству безопасности, Министерству обороны, правительству Москвы предписывалось принимать меры, необходимые для обеспечения режима чрезвычайного положения и с этой целью разрешалось устанавливать меры, предусмотренные статьями 22, 23, 24 Закона Российской Федерации «О чрезвычайном положении». Министерству иностранных дел Российской Федерации предписывалось информировать другие государства и Генерального секретаря Организации Объединённых Наций о том, что Российская Федерация в соответствии с п.1 ст.4 Международного пакта о гражданских и политических правах использует право отступления от обязательств по Пакту в такой степени, в которой требуется остротой обстановки. Указ вступил в силу с момента подписания. По центральному телевидению он был оглашен только в 18 часов[4].

По воспоминаниям Руслана Хасбулатова в распоряжение защитников Дома Советов попали 10-15 военных грузовиков и автобусов, брошенных внутренними войсками с ключами в замках зажигания и 4 БТР, стоявших в оцеплении[115].

Демонстранты, возглавляемые Анпиловым и Макашовым, двинулись в сторону телецентра в Останкино. По данным бывшего руководителя следственной группы Леонида Прошкина[116], во главе колонны ехал Альберт Макашов на автомобиле «УАЗ» внутренних войск, его телохранители и так называемая боевая группа «Север», на автомобиле ехали лидеры уличной оппозиции Виктор Анпилов и Илья Константинов.

Около 16 часов 5 минут командующий внутренними войсками генерал-полковник Анатолий Куликов по радио приказал командиру 6-го ОСН «Витязь» подполковнику Сергею Лысюку выдвинуться к телецентру Останкино для усиления его охраны[4].

В 16 часов 30 минут по приказу командующего внутренними войсками Анатолия Куликова в Останкино прибыли 84 военнослужащих внутренних войск в/ч 3641 (Софринская бригада внутренних войск), имевших только бронежилеты, каски и резиновые дубинки[4].

Первые машины со сторонниками Верховного Совета, в том числе с заместителем министра обороны Альбертом Макашовым и подчинёнными ему вооружёнными людьми, прибыли к зданию АСК-1 почти одновременно с отрядом «Витязь». Ворота наружной ограды здания были закрыты. Макашов в мегафон потребовал от охраны АСК-1 открыть ворота. Не дождавшись ответа, водитель «УАЗа» Морозов В. И. бампером порвал цепь, соединявшую створки ворот, и въехал на территорию телецентра[4][117].

Сторонники Верховного Совета, прибывшие в «Останкино», потребовали предоставления им прямого эфира. 16 человек из них находились в подчинении Макашова и были вооружены автоматами с укороченным стволом АКС-74У. У демонстранта Николая Абраменкова был ручной противотанковый гранатомёт РПГ-7, взятый после прорыва блокады Дома Советов у неизвестного полковника милиции, вылезшего с ним из милицейского автобуса. Ни сам Абраменков, ни кто-либо другой из подчинённых Макашова не умел обращаться с этим гранатометом[4]. Одновременно с демонстрантами прибыли БТРы дивизии Дзержинского для защиты телецентра. Сотрудники охраны телецентра ответили, что не могут сделать этого без указания, а для этого им необходимо связаться со своим руководством. После этого они ушли и больше не возвращались. Напрасно прождав в 17-м подъезде минут 20—30 Макашов со своими охранниками вышли на улицу. Затем он попытался вступить в переговоры с военнослужащими на БТРах, стоявших у здания АСК-1 со стороны Останкинского пруда, но безрезультатно[4].

На [grani.ru/files/22128.jpg фотографии] Дмитрия Борко, размещенной в интернет-издании «Грани», снятой 3 октября видно, как мужчины средних лет в гражданской одежде с захваченными у милиционеров алюминиевыми щитами, резиновыми палками, вооружённые металлической арматурой и автоматами Калашникова в руках едут на угнанном грузовике «ЗИЛ-131» с военными номерными знаками по Садовому Кольцу в сторону «Останкино».

К 18:00 в центре Москвы сторонниками Ельцина было построено 25 баррикад, в основном вокруг мэрии, Центрального телеграфа, по улице Тверской[107].

Пока затягивались переговоры к 18 часам в телецентр прибыли 31 сотрудник ОМОНа Московского УВД на железнодорожном транспорте с 27 автоматами и 3 пистолетами, во главе с подполковником Столяровым[4].

В 18 часов 30 минут в телецентр прибыли 111 военнослужащих Софринской бригады внутренних войск (в/ч 3641) во главе с командиром бригады полковником Васильевым В. А. С ними приехал заместитель командующего внутренними войсками по кадрам генерал-майор Павел Голубец, который по распоряжению командующего внутренними войсками принял на себя общее командование силами, контролировавшими телецентр[4].

В 19:00 здание телецентра охраняют около 480 сотрудников милиции и внутренних войск, представлявших различные подразделения — от хорошо экипированного различными видами вооружений отряда спецназа «Витязь» и ОМОН до солдат одной из войсковых частей внутренних войск, не имевших никакого оружия, кроме резиновых палок[116]. Они были вооружены 320 автоматами, пулеметами и снайперскими винтовками, 130 пистолетами, 12 гранатометами, в том числе — одним ручным противотанковым гранатометом РПГ-7. К стрелковому оружию имелось достаточное количество боеприпасов. Телецентр охраняли 6 БТРов. У военнослужащих и сотрудников милиции имелись штатные средства связи, индивидуальной защиты, а также спецсредства[4].

Внешние изображения
[grani.ru/files/22053.jpg Люди в камуфляжной одежде с оружием в руках на митинге.]

Митингующие в течение двух с половиной часов проводили стихийный митинг возле телецентра, требуя предоставить им прямой эфир[81] Среди них есть люди в камуфляжной одежде с автоматическим оружием в руках, похожие на боевиков.

Сподвижники Макашова по собственной инициативе предприняли попытку проникнуть в здание АСК-3, протаранив стеклянные двери[4] одним из оставленных войсками грузовиков[118]: грузовиком они таранят двери здания на улице Академика Королева,19, в котором расположены студийные аппаратные программы «Время» Первого канала телевидения[119]. Грузовик выдавил только наружные двери в телецентр. Предлагалось распахнуть и отстоящие от них на метр внутренние двери, пожертвовав крышей кабины грузовика, которая уже начала застревать под нависающей полусферой козырька подъезда. В результате внутренние двери телецентра остались закрытыми, из них только вылетели стекла[117].

В это время гранатомет РПГ-7 В-1 и одна граната к нему находились у демонстранта Николая Абраменкова. Услышав команду Макашова Абраменков взял гранатомет на плечо и присел на одно колено. Являясь сугубо гражданским человеком, никогда не служившим в армии, он не мог взвести гранатомет и зарядить гранату. Из толпы ему начали кричать, что нужно снять колпачок гранаты, а также давать другие советы[4].

Подошедший к Абраменкову[4], участковый из Санкт-Петербурга, сторонник Верховного Совета[118] Михаил Смирнов, после короткого спора, взял у него гранатомет и одну гранату к нему[4], а затем демонстративно произвел перед входом в здание телецентра манипуляции, имитирующие подготовку к прицельной стрельбе из гранатомета[118]. Совершив манипуляции с гранатометом он вплоть до начала обстрела продолжал находиться перед входом в здание телецентра[4].

  • На [visualrian.ru/ru/site/gallery/#140248/ одной из фотографий] репортёра Игоря Михалёва, размещенной на сайте агентства РИА Новости, видно, как военный грузовик таранит двери входа в здание телецентра на ул. Академика Королёва, 19.
  • На [visualrian.ru/ru/site/gallery/#22696/ другом снимке] того же автора, возле уже разбитого входа телецентра стоит демонстрант в камуфляжной форме без опознавательных знаков с гранатомётом в руках.
  • На [visualrian.ru/ru/site/gallery/#108797/ третьем снимке] непосредственно возле входа в телецентр стоят трое мужчин, вероятно, демонстрантов. На одном из мужчин — камуфляжная форма, на других — гражданская одежда. У двоих в руках — автоматы Калашникова.

Ввнутри здания среди бойцов «Витязя» произошёл взрыв неустановленного взрывного устройства, от которого погиб рядовой спецназа Н. Ю. Ситников[4][118].

  1. По версии сторонников Ельцина (в том числе, командира «Витязя» С. Лысюка[120]), поддержанной подавляющим большинством СМИ, это был выстрел из гранатомёта РПГ-7 В-1 со стороны демонстрантов[121] Граната попала в стену позади рядового, и он был поражён осколками в затылок.
  2. По версии следственной группы, выстрел из единственного гранатомёта, имевшегося у демонстрантов, не производился. Следствие посчитало доказанным, что на месте гибели рядового взрыва боевой части гранаты не было, так как разрыв тандемного кумулятивного заряда противотанкового гранатомёта РПГ-7 не мог не оставить следов на стене. Следы использованного взрывчатого вещества найдены не были. В связи с этим, экспертами и следователями высказывалось предположение, что взорвано было одно из не оставляющих следов спецсредств, имевшихся в распоряжении «Витязя», либо случайно, либо намеренно, с целью мобилизовать бойцов на открытие огня по толпе[118].

В 19:12, после взрыва, спецназ и БТРы начали вести огонь из автоматического оружия по толпе, собравшейся у телецентра, что привело к гибели по меньшей мере 46 человек[122], среди которых было несколько журналистов. Среди первых погиб оператор германской телекомпании ARD Рори Пек, снимавший возле входа в телецентр[123].

В 19:20 генерал А. Макашов потребовал от военных, находившихся в здании «Останкино», сложить оружие в течение трёх минут[109]. Здание на тот момент, по данным газеты, охраняли около 1200 военнослужащих, 6 БТР, 105 бойцов отряда спецназа «Витязь» и 110 сотрудников управления охраны. По истечении срока ультиматума «боевики Макашова», по версии газеты «КоммерсантЪ», изложенной в репортаже в 1993 году, «начали штурм». Сторонники Верховного Совета, по данным издания, обстреляли здание из гранатомёта, оттуда был открыт ответный огонь[95].

Внешние видеофайлы
[www.youtube.com/watch?v=4oqVOHFLnhY Завершение трансляции — 3 октября 1993.]

В 19:26 диктор «Останкино» Лев Викторов объявил о прекращении программы, сославшись на то, что первый этаж телецентра захвачен[95][109]. Телерадиовещание всех телекомпаний из Останкино было прекращено, в эфире остался лишь телеканал государственного Российского телевидения, чья эфирная студия располагалась на 5-й улице Ямского поля.

В 20:10, по данным газеты «Коммерсант», атака сторонников Верховного Совета на телецентр в Останкино прекратилась[95][124].

В 20:00 у здания Моссовета на Тверской начался организованный митинг, в котором участвовало по оценкам начальника городского штаба народных дружин около 50 тысяч человек. К этому времени были сформированы 59 народных дружин и отрядов общей численностью 16 000 человек, подготовлен резерв из 20 000 добровольцев. Дружины и отряды охраняли комплекс зданий правительства Москвы (Тверская, 13), комплекс редакции газеты «Известия», технического центра «Останкино», радиоцентр на Пятницкой, были устроены баррикады и выставлены пикеты на Васильевском спуске, за Центральным телеграфом, на улицах Никитской, Станкевича и некоторых других. Киностудия «Мосфильм» была готова предоставить штабу обороны мэрии более 100 единиц бронетехники, которая использовалась для съёмок, а компания «Автолайна» 9 БРДМ[107].

В 20:30 Егор Гайдар по телевидению обратился к сторонникам Ельцина с просьбой собираться у здания Моссовета[125][126], взятого под контроль Министерством безопасности. Из собравшихся отбирают людей с боевым опытом, и формируют отряды для захвата и охраны объектов, таких как московские райсоветы. Используются отряды и из гражданских лиц, в том числе, женщин. Сооружены баррикады на Тверской улице и в примыкающих улицах и переулках. У Моссовета проходит митинг. Гайдар получил у и. о. председателя Госкомитета по чрезвычайным ситуациям Сергея Шойгу гарантию, что в случае необходимости будет роздано оружие демонстрантам — сторонникам Ельцина. По мнению Егора Гайдара, лишь после этого — около 2 часов утра 4 октября военные стали исполнять приказы Ельцина и войска двинулись в Москву[127]

Около 21:00 здание Верховного Совета было отключено от электрической сети, погас свет[91].

В 21:30 с балкона Моссовета выступил Константин Боровой, потребовавший раздать оружие сторонникам Ельцина. В городском штабе народных дружин началось формирование отряда из военнослужащих, всего набралось около двух с половиной тысяч офицеров и прапорщиков запаса[107].

В 23:00 Альберт Макашов отдал приказ сторонникам Верховного Совета отступать из Останкино к Дому Советов[95].

Поздно вечером в сторону Москвы двигалась колонна Таманской дивизии, но была остановлена на полпути. Другая колонна бронетехники, вышедшая из места своей дислокации на южной окраине столицы, тоже была остановлена. Причиной тому, по мнению, Александра Коржакова была потеря Министерством обороны управления своими войсками[100].

По данным Генпрокуратуры, 3-4 октября в районе телецентра было убито или впоследствии скончалось от полученных ран не менее 46 человек. Телесные повреждения различной степени тяжести получило не менее 124 человек[118].

4 октября

Около 12 часов ночи в Дом Советов по собственной инициативе прибыли 18 военнослужащих 326 отдельного учебного зенитно-ракетного полка войск противовоздушной обороны во главе с командиром полка полковником Ю. А. Бородиным. Они были вооружены 17 автоматами и 1 пистолетом ПСМ, взятыми в полку. Руководством обороны Дома Советов прибывшим была поставлена задача охранять 20 и 8 подъезды, принять участие в обеспечении пропускного режима через указанные подъезды[4].

В это же время начальник Службы безопасности Президента России Александр Коржаков вызвал своего заместителя по боевой подготовке, капитана первого ранга Геннадия Захарова, сообщил о принятом Ельциным решении силой «очистить» здание Верховного Совета и приказал ему поехать к Павлу Грачеву с целью подготовки приезда Ельцина в Министерство обороны России для выработки плана конкретных действий. Захаров высказал Коржакову свои соображения о возможных вариантах силовой «очистки» Дома Советов, предложив использовать для этой цели спецподразделения «Альфа» и «Вымпел», которые в ходе операции, во избежание потерь среди личного состава, должны были быть доставлены на бронетехнике непосредственно к подъездам по периметру Дома Советов. Для деморализации находившихся в Доме Советов было предложено предварительно произвести несколько выстрелов из танков по верхним этажам здания. Это план был одобрен Коржаковым[4].

Красная площадь перекрыта баррикадами только с двух сторон - перегорожены Никольская улица и Исторический проезд. Усилена охрана радиостанции "Эхо Москвы"[128].

Между часом и двумя ночи штаб народных дружин, во исполнение указа Ельцина о введении чрезвычайного положения в Москве, а также его распоряжения о прекращении деятельности Советов всех уровней, стал захватывать редакции оппозиционных Кремлю газет, таких, как «Советская Россия», «День», «Правда», «Литературная Россия», «Пульс Тушина», «Гласность», «Рабочая трибуна», «Русский вестник», и здания Советов народных депутатов Киевского, Октябрьского и Свердловского районов[107].

02.20. Близ Кремля стала колонна бронетехники в составе 40 БТР[128].

Между 3 и 4 часами утра[4] 4 октября Борис Ельцин принял решение о штурме Дома Советов[127]: на ночном заседании в здании Генштаба Министерства обороны был выслушан план Геннадия Захарова, он его одобрил[100] и отдал приказ об использовании танков и бронетехники[129], назначив начало операции на 7 часов утраК:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 3355 дней].

После совещания в Генштабе, Борис Ельцин отправился в Кремль, где некоторое время спал. Затем в зале Совета Безопасности у него состоялась встреча с группой из сорока офицеров — руководителями подразделений группы «Альфа». Вопрос Ельцина «Вы будете выполнять приказ Президента?» офицеры встретили молчанием. Затем Ельцин обратился к ним с трёхминутной напутственной речью, после чего удалился[100].

По указанию П. С. Грачёва в Москву прибыли танки Таманской дивизии. Утром в районе стадиона «Красная Пресня» из-за несогласованности действий произошли вооружённые стычки между «таманцами» и БТРами «дзержинцев» (ОМСДОН МВД России, бывшая Дивизия Особого Назначения им. Дзержинского), между «дзержинцами» и вооружёнными людьми из «Союза ветеранов Афганистана», также принимавшими участие в конфликте на стороне Ельцина. Были погибшие и раненые, как среди солдат, так и среди случайных прохожих.

Принимавшие участие в этих столкновениях были награждены орденами и медалями, некоторым присвоено звание «Герой Российской Федерации»[130][131].

В штурме Белого дома приняли участие около 1700 человек, 10 танков и 20 бронетранспортёров: контингент пришлось набирать из состава пяти дивизий, около половины всего контингента офицеры или младший начальствующий состав, а танковые экипажи набрали почти целиком из офицеров[132].

В 4 часа 15 минут по распоряжению Павла Грачева командир Кантемировской дивизии генерал-майор Борис Поляков выдвинул в Москву роту танков в количестве 10 единиц. По первоначальному распоряжению рота должна была прибыть к зданию министерства обороны[4]

В 04:20 началось перемещение войск в сторону Дома Советов[95].

В 05:00 время Ельцин издал указ № 1578 «О безотлагательных мерах по обеспечению режима чрезвычайного положения в Москве»[133][134], в котором, в частности, события в Москве 3 октября 1993 года были охарактеризованы как массовые беспорядки и террористические акты, повлекшие человеческие жертвы, создание экстремистскими силами в Москве угрозы жизни, здоровью и конституционным правам граждан. Виктору Ерину, первому заместителю министра безопасности Николаю Голушко и Павлу Грачеву было предписано «к 10.00 4 октября 1993 г. создать объединенный оперативный штаб по руководству воинскими формированиями и другими силами для обеспечения чрезвычайного положения в г. Москве». Коменданту района чрезвычайного положения было указано незамедлительно принять меры по освобождению и разблокированию объектов, захваченных преступными элементами. Функции администрации района чрезвычайного положения были возложены на Правительство Москвы[135].

В это же время заместитель министра обороны Кондратьев поставил задачи командирам частей, привлеченных для участия в операции. Всем подразделениям была поставлена общая задача подавлять огневые точки «защитников Белого Дома», не допускать прорыва из Дома Советов и в него вооружённых «боевиков», а также обеспечивать выход из здания женщин и детей. Дивизии внутренних войск(ОМСДОН) было приказано блокировать здание Верховного Совета со стороны улицы Рочдельской и Глубокого переулка до Краснопресненской набережной. Начало операции было назначено на 7 часов утра[4].

Перед началом военной операции руководству Верховного Совета по линии командования Московского военного округа внутренних войск была доставлена информация, что Ельцин приказал уничтожить всех, кто находился в здании парламента[4].

Около 6 часов Дом Советов был оцеплен сотрудниками милиции и военнослужащими. При этом сотрудники милиции отказывались сообщить гражданам, оказавшимся в блокируемом районе, с какой целью производится оцепление. После начала военной операции находившиеся у здания Верховного Совета люди не всегда могли покинуть зону оцепления[4].

Около 7 часов сигнальными ракетами был подан знак к началу военной операции. БТРы Таманской дивизии, обойдя баррикаду в районе мэрии Москвы и протаранив баррикаду на Краснопресненской набережной, блокировали Дом Советов со стороны набережной. При этом были обстреляны находившиеся на набережной гражданские лица. Заняв позиции на набережной БТРы Таманской дивизии по переулку Глубокому выдвинулись к пересечению его с улицей Рочдельской[4].

В 07:00 на балконе гостиницы «Украина», напротив Дома Советов, погиб от пули капитан милиции Александр Рубан, 23 лет, сотрудник Владимирской спецшколы милиции. Рубан снимал на пленку действия милиции по блокированию здания, так как спецоперации правоохранительных органов обычно сопровождаются видеосъёмкой[128].

В 07:25 по версии газеты «КоммерсантЪ», разрушив баррикады, на площадь Свободной России въехали 5 БМП[95][109].

07.30. Началась операция по планомерному захвату Белого дома[128].

В 08:00 БМП и БТР ведут прицельный огонь по окнам здания парламента[95].

В 08:36 бойцы Тульской дивизии ВДВ короткими перебежками приближаются к зданию Верховного Совета, а бронетехника прицельно расстреливает его защитников[95].

08.36. Первые 6-7 этажей мэрии, выходящие окнами на площадь Свободной России, расстреляны из крупнокалиберных пулеметов. Горят шторы, документы[128].

08.45. Как сообщил главный врач Института скорой помощи им. Склифосовского, к настоящему моменту к ним поступило более 50 раненых (с огнестрельными, колото-резаными ранами, ушибами), точных данных нет - люди продолжают поступать. Медикаментов и крови для переливаний у медиков достаточно[128].

В 09:00 Борис Ельцин сделал заявление по ТВ[133], в котором, в частности, сказал[128]: «Происходящие события в Москве — это запланированный переворот. Вооружённый мятеж обречён. В Москву входят войска, я прошу москвичей морально поддержать их. Генеральная прокуратура получила указание возбудить уголовные дела против преступников. Вооружённый мятеж будет подавлен в кратчайшие сроки.»

09.03. К Белому дому подтягиваются десантные части. Стрельба из крупнокалиберного оружия вокруг Дома Советов усиливается. Депутаты собрались на экстренное совещание в зале заседаний Совета Национальностей[128].

К началу военной операции проельцинских сил централизованной обороны Дома Советов организовано не было. Огневые позиции вне здания парламента не оборудовались. Конкретный план по отражению вооруженного нападения отсутствовал – вместо этого обсуждались неопределенные планы длительной обороны внутри здания с постепенным отходом на верхние этажи, оказавшиеся несостоятельными после обстрела этих этажей из танков и начавшегося пожара[4].

После начала штурма руководство обороной Дома Советов отдавало противоречивые приказы о ведении или, напротив, не-ведении огня, открытии огня на поражении только по военнослужащим, проникшим в здание, или только упреждающего огня по лестницам, ведущим на этажи. В этих условиях лишь некоторые защитники Дома Советов вели стихийный, беспорядочный ответный огонь[4].

После начала штурма в район Дома Советов выдвинулись спецподразделения «»Альфа» и «Вымпел», но активного участия в боевых действиях не приняли[4].

09.15. Белый дом полностью окружен. Соседние здания находятся под контролем проельцинских войск. Отдельные группы штурмовых отрядов подошли непосредственно к цоколю здания. Со всех сторон здание обстреливается из автоматов и крупнокалиберных пулеметов на подавление огня[128].

В 09:30 расположенные на Калининском (Новоарбатском) мосту танки начали обстрел верхних этажей здания Верховного Совета. Всего в обстреле участвовало шесть танков Т-80, выпустивших 12 снарядов[136]. Как впоследствии рассказывает Александр Руцкой[113]:

Первый снаряд попал в зал заседаний, второй — в кабинет Хасбулатова, третий — в мой. Причём били фугасными снарядами, а не болванками, как утверждают сегодня. От болванок здание гореть не будет. Я сидел у себя в кабинете, когда снаряд прошил окно и взорвался в правом углу. К счастью, стол у меня стоял в левом. Выскочил оттуда очумевший. Что меня спасло — не знаю.

Егор Гайдар писал в своих воспоминаниях «Дни поражений и побед», что по Дому Советов было выпущено 10 болванок и 2 зажигательных снаряда. Однако, по официальным данным Министерства обороны, танки выпустили по зданию Верховного Совета 2 бронебойно-подкалиберных снаряда и 10 осколочно-фу­гасных[137][138](на эти данные ссылался военный историк Михаил Барятинский в своей книге «Танк Т-80»[136]). Руцкой утверждает, что видел людей, которые погибли от попадания танковых снарядов в окна Дома Советов[113]. Назначенный после штурма комендантом Дома Советов Аркадий Баскаев заявил, что причиной возгорания здания Верховного Совета стал его обстрел из танков[4].

После начала танкового обстрела состоялся телефонный разговор Руцкого с Зорькиным:
Ну Валера! Только что я послал с белым флагом — располосовали людей. Потом подошли – и в упор добили. Ведь тот же Ерин дал команду: свидетелей не брать. Они знают, что у нас звукозаписи есть, видеозаписи начиная со второго числа: кто давал команды, когда давал команды, где стреляли, как убивали людей. Неужели ты не понимаешь, что мы живые свидетели? Они нас живыми не оставят!Я тебя прошу, звони в посольство. Посади человека, пускай звонит в посольство. Пошли сюда от их Содружества независимых государств кто есть, пошли сюда, в Совет субъектов Федерации. Врет Черномырдин! Врет Ерин! Я тебя умоляю, Валера! Ну ты понимаешь… Ты же верующий ! На тебе же будет грех! Валера, они бьют из пушек! Из пушек! Ну если б ты увидел, на что сейчас… Да не стреляем же мы! Вот ты посмотри: тишина. Вот я отнимаю трубку от уха, послушай – тишина. Идет перегруппировка. Танки разворачиваются в боевой порядок. Будут бить залпами. Я тебя прошу: звони в иностранные посольства! Черномырдин и Ерин врут! Звони в иностранные посольства, пускай иностранные послы едут сюда.<...>

— Эхо Москвы :: Отголоски Телефонный разговор Руцкого и Зорькина, 4 октября 1993 года: Александр Руцкой

09.40. Над Белым домом появились боевые вертолеты. По некоторым данным, в ближайшее время на здание ВС может быть сброшен десант. Белый дом весь в дыму[128].

09.45. Колонна бронетехники в составе восьми БМП-2 подошла к баррикаде у Новоарбатского моста, а спустя 15 минут развернулась и ушла обратно. Вся техника принадлежит Таманской дивизии. Перестрелка у здания Белого дома усиливается. Пожар в мэрии Москвы, который продолжается на нижних этажах, никто не тушит[139].

09.55. Над Белым домом вновь появились вертолеты[139].

10.00 Началось закрытое заседание Конституционного суда, на котором рассматривается вопрос о правомерности решений Ельцина и распущенного им ВС, принятых после 21 сентября[133].

10.00 Распоряжением и. о. министра юстиции Юрия Калмыкова приостановлена деятельность ФНС, РКРП, «Союза офицеров», ОФТ, Союза социально-правовой защиты военнослужащих «Щит», РКСМ, движения «Трудовая Россия», Московского союза офицеров, Русского национального собора, КПРФ, движения «Трудовая Москва»[133].

С вертолета была обстреляна крыша Белого дома, В результате возникло несколько очагов возгорания[139].

10.10. Загорелся первый этаж Белого дома. Над зданием Верховного Совета барражируют вертолеты. Огонь БТРов все усиливается[139].

10.30. Перестрелка вокруг здания парламента резко усилилась. Перед зданием постоянно маневрирует бронетехника, продолжают вести интенсивный огонь танки. Из окон Белого дома поднимается черный дым. По сведениям из военных источников, верными Ельцину войсками заняты первые два этажа. Бои идут в районе 3-4 этажа здания. В нем выбиты все стекла со стороны Краснопресненской набережной. С обеих сторон реки собралось достаточно большое число зевак, которые не уходят[139].

10.53. Из Белого дома (угол, выходящий к СЭВу) выбежало около 10 человек. Продвигаются перебежками. Все в гражданском. Вероятно, журналисты. Есть раненый (или раненая)[139].

11.00 На пресс-конференции руководитель администрации Ельцина Сергей Филатов заявил, что жесткость подавления «мятежа» вызвана тем, что нельзя допустить распространения войны на всю территорию России[133].

К 11:05 на улице Новый Арбат на противоположной стороне от здания мэрии и Смоленской набережной скапливается толпа зевак, пришедших посмотреть на штурм Дома Советов, которых милиция безуспешно пытается уговорить разойтись[139]

Десантники высадились на 5-м этаже Белого дома. Как доложил капитан первого ранга Семин штабу обороны города, десантники вступили в бой. Танки, ведущие огонь по Белому дому с моста, уже расстреляли по одному боекомплекту, подвезен новый. Основные разрушения - в основании здания и первого этажа Верховного Совета. Штаб Таманской дивизии, ведущей штурм, находится у памятника Шевченко возле гостиницы "Украина". Среди военнослужащих дивизии имеются раненые[139].

В 11:25 возле Дома Советов возобновилась интенсивная артиллерийская стрельба. К этому часу в Москве, по данным Главного медицинского управления, городские больницы уже оказали помощь 192 пострадавшим, 158 человек госпитализированы, 18 — умерли[139].

11.30. На Новоарбатском мосту, где постоянно возрастает количество зевак, заняли позиции уже четыре танка. Они стреляют по верхним этажам здания. Основная цель - 13 этаж, где размещается штаб министра обороны Ачалова. На этом этаже выбиты практически все окна. Со стороны Площади Свободы тоже много выбитых окон, из некоторых идет черный дым. БТРы ведут огонь по зданию из крупнокалиберных пулеметов. В Институт им. Склифосовского постоянно поступают раненые[139].

12.00. В здании парламента со стороны Краснопресненской площади горит 15-й этаж. Пожар наблюдается и со стороны площади Свободной России. По сообщению врача скорой помощи, на втором этаже здания много раненых гражданских лиц, которые боятся выходить наружу. К этой зоне подъехали машины скорой помощи[139].

12.30. Начался выход защитников Белого дома. Войска, атакующие Дом Советов, предлагают осажденным прекратить огонь и выходить с поднятыми руками. У Совинцентра продолжается охота на снайперов. Один боец ОМОНа убит, двое ранены. Погиб также один гражданский. Двух снайперов уже удалось снять. Возле гостиницы "Украина" снайперы из домов в районе Белого дома убили 2 человек в гражданской одежде. Через 5 минут взвод специального назначения ГУВД Москвы направился на задание по уничтожению снайперов[139].

Некоторые военнослужащие и сотрудники милиции, участвовавшие в операциях по блокированию и «зачистке» кварталов, прилегающих к Дому Советов, допускали чрезмерно жесткие, противоправные действия в отношении остановленных для проверки лиц, подозревавшихся ими в принадлежности к сторонникам Верховного Совета. Так, около 13 часов в районе Трехгорной мануфактуры и переулка Капранова военнослужащими и сотрудниками милиции была остановлена машина, в которой находились сотрудники КГБ Республики Калмыкия М.Г. Болдырев и В.С. Перковский, исполнявшие свои служебные обязанности по охране президента Калмыкии Кирсана Илюмжинова. Считая Илюмжинова предателем и сторонником Верховного Совета, военнослужащие и сотрудники милиции отобрали у Болдырева и Перковского удостоверения личности, оружие с запасными обоймами и индивидуальные средства защиты, после чего лежащих на земле с руками за головой подвергли избиению руками и ногами. Болдыреву были нанесены удары ногами по лицу и по голове. У Перковского в результате наступания на них подошвами солдатских ботинок при обыске были повреждены кисти рук[4].

13.05. Рота с эмблемами спецназа ГУВД г. Москвы заняла боевую позицию на подступах к Белому дому. Ведется работа по выявлению снайперов. Снайперы, расположенные на крыше дома 12 по ул. Чайковского не пропускают колонну войск, направляющихся к Белому дому. Еще одно подразделение зажато снайпером на улице Мантулинской, недалеко от ЦМТ. Проельцинские войска захватили шесть этажей Белого дома, в верхних этажах продолжается пожар. Ликвидирован пожар в здании мэрии[139].

13.30. Спорадически вспыхивает интенсивная перестрелка на пересечении Садового кольца с Новым Арбатом. Снайперы, засевшие на верхних этажах ресторана "Арбатский", ведут перестрелку с омоновцами, которые находятся в здании напротив. В этом районе сейчас сконцентрировано большое количество частей ОМОН из Москвы, Подольска и Ставрополя. По Садовому кольцу в сторону Нового Арбата проследовало несколько групп бронетехники общей численностью около 60 единиц[140].

В здании парламента находились 72 журналиста. Среди них есть раненые - ранен в ногу корреспондент немецкого телевидения. Корреспондентский пункт РИА "Новости" и ИТАР-ТАСС, а также помещение пресс-службы Верховного Совета уничтожены снарядами танков[140].

13.50. Из Белого дома со стороны Краснопресненской набережной вышли около 50 человек с поднятыми руками. Среди них значительное число женщин[140].

14.01. Начался массовый выход людей с поднятыми руками из Белого дома[140].

14.30. Обстановка вокруг Белого дома заметно стабилизировалась. Еще слышна эпизодическая стрельба. Из здания парламента группами по 20-50 человек выходят сдающиеся с руками за головой. Сотрудники правоохранительных органов досматривают их, но расходиться не разрешают. Люди в синей форме вынесли труп человека, завернутого во что-то красное. Время от времени возобновляется перестрелка в районе ресторана "Арбат", на углу Садового кольца и Нового Арбата. Стекла в верхних этажах здания выбиты[140].

14.40 По утверждению газеты «Коммерсант» начались переговоры Павла Грачева с президентом Ингушетии Русланом Аушевым, представляющим интересы Верховного Совета[133]. Сам Грачев отрицал, что вел переговоры[141].

14.45 Президент Калмыкии Кирсан Илюмжинов и президент Ингушетии Руслан Аушев под белым флагом прошли в обстреливаемый проельцинскими войсками Белый дом для встречи с Александром Руцким и Русланом Хасбулатовым. Руцкой им сообщил, что Ерину дана команда никого не брать[142]. Также он сообщил Илюмжинову и Аушеву о более 500 убитых в здании Верховного Совета[143]. По словам К. Илюмжинова, несмотря на белый флаг, для того чтобы попасть в Белый дом им пришлось ждать 20 минут, пока утихнет стрельба. Илюмжинов также сообщил, что в здании ВС они увидели очень много трупов. Точное количество он назвать затруднился, так как в Белом доме нет воды и нет света. Р.Аушев рассказал, что им с Илюмжиновым удалось вывести из здания 12 женщин и одного ребенка[144].

14.50 На совещании руководителей субъектов федерации в здании Конституционного суда принято заявление с требованием прекратить штурм Белого дома и возобновить переговоры между Борисом Ельциным и Верховным Советом[133].

15.00 Борис Ельцин выехал из Кремля домой. Прошедшую ночь он провел в своем кремлевском кабинете[133].

Около 15.00 к зданию парламента подъехали 16 крытых грузовиков с солдатами внутренних войск[140].

Отрядам специального назначения «Альфа» и «Вымпел» было приказано взять Белый дом штурмом. Командиры обеих спецгрупп перед тем, как выполнить приказ, попытались договориться с руководителями Верховного Совета о мирной сдаче. «Альфа», пообещав защитникам Дома Советов безопасность, сумела к 17:00 уговорить их сдаться. Спецподразделение «Вымпел», чьё руководство отказалось выполнять приказ о штурме, впоследствии было передано из МБ в состав МВД[145], что привело к массовому уходу в отставку его бойцов.

15.25. Группа из 20 сотрудников департамента по охране Верховного Совета сдалась правоохранительным органам. Они подверглись обыску, на одного из них были надеты наручники. Незадолго до этого предпринимались попытки проведения переговоров группой высокопоставленных российских военных с защитниками Белого дома. На мосту через Москву-реку стоят несколько официальных машин. В одной из них прибыл Павел Грачев[140].

15.50. Усилился обстрел Белого дома из боевых машин пехоты и танков. Один из офицеров войск специального назначения сообщил корреспондентам, что в ближайшие минуты начнется новый штурм здания[140].

Около 16:00 в здание прошёл человек в камуфляжной форме, представившийся бойцом группы «А» («Альфа») и предложил всем желающим выйти из здания в его сопровождении, пообещав что на улице их никто не будет бить и что им дадут возможность проследовать до метро. Около 100 человек вышли с ним через 14-й подъезд[91].

16.20. После того, как Белый дом был обстрелян танками и бронетранспортерами, вновь разгорелся огонь на 15-17-м этажах. Из окон валят клубы черного дыма[144].

16.45. Из здания парламента начался массовый выход людей. За десять минут вышло около 300 человек, некоторые из них в форме сотрудников департамента по охране ВС. Они шли, держа руки за головами, между двумя рядами солдат и садились в подогнанные к лестнице здания автобусы[144].

В 17:00 у левого торца здания парламента произошел сильный взрыв, после чего там начал бушевать огонь. К зданию продолжают подтягиваться крытые грузовики с солдатами. Врачи "скорой помощи" констатировали смерть 19 человек. Их трупы лежат недалеко от Краснопресненской набережной, справа от центрального входа в Белый дом. Из переговоров врачей по радиосвязи стало известно, что медслужба готовится к приему большого количества раненых. В здание парламента люди постоянно заносят носилки[144].

После 17:00, по договорённости с Кремлем, начался массовый выход оборонявшихся из Верховного Совета в сопровождении бойцов группы «А». Белый дом покинуло около 700 человек, которые шли держа руки за головами между двумя рядами солдат и садились в подогнанные со стороны Краснопресненской набережной автобусы[95]. Некоторых из них препровождали в «фильтрационный пункт», размещенный в одном из окрестных подвалов, где они находились под присмотром ОМОН[91] У выходивших изымались служебные удостоверения и складывались в спортивную сумку[100].

Во время штурма Дома Советов, используя сотовый телефон журналиста, Александр Руцкой в прямом эфире «Эха Москвы» обратился к лётчикам[96][97]: «Если слышат меня лётчики, поднимайте боевые машины! Эта банда засела в Кремле и в министерстве внутренних дел, и оттуда ведёт управление. Я умоляю вас ! Спасайте погибающих людей. Спасайте погибающую демократитю.»[146].

17.05. Из здания Верховного Совета вышли около 500 человек - депутаты и сотрудники, среди которых немало женщин. Их направляли в автобусы, поданные к лестнице со стороны Краснопресненской набережной. В этой группе находились Бабурин и Чеботаревский, которые отошли в сторону и явно ждали прибытия представителей Ельцина для ведения переговоров. Позднее представители Кремля действительно прибыли, и два депутата вместе с ними вновь вошли в здание[144].

18.00. Прокремлевскими силами захвачена значительная часть помещений и территорий Белого дома. Всем желающим предлагается выйти, их обыскивают и спускают по лестнице в один из вестибюлей, где граждане некоторое время находятся под охраной, а затем с белым флагом выходят небольшими группами (2-3 человека) в относительно безопасные места. Например, мимо церкви в Девятинском переулке на Садовое Кольцо[144].

После 18:00 Александр Коржаков прибыл в Кремль для доклада Ельцину и, по его словам, обнаружил, что в банкетном зале уже давно отмечают победу. Михаил Барсуков преподнёс ему в качестве подарка личную курильную трубку Руслана Хасбулатова, найденную у того в кабинете. Ельцин разбил её об стену[100]. В 2003 году Коржаков вспоминал, что ему налили полный фужер водки, предложив выпить за победу, и отметил, что ему от такого предложения стало противно[120].

18.10. Многие люди, вышедшие из Белого дома, еще не покинули Краснопресненскую набережную, так как не хватало автобусов. По оценке ОМОН, их оставалось 250-300 человек[144].

18.20. Началась стрельба в районе московской мэрии. Стреляли трассирующими пулями с 7-го этажа мэрии. В этой обстановке людей стали срочно сажать в подошедшие автобусы, предварительно обыскивая. Было найдено несколько пачек патронов. В целом отношение сил правопорядка к отправляемым в автобусах людям было довольно либеральным. Однако операторам телевидения было запрещено снимать[144].

В 18.25 автобусы отправились, а люди, которым не хватило в них места, пошли к метро пешком. К этому времени бронетехника в составе 30 машин окружила здание парламента, развернув стволы в его сторону. Шесть машин подошли к центральному подъезду[144].

19:01 Руцкой и Хасбулатов были арестованы[147], после чего на автобусе в сопровождении десантников и офицеров службы безопасности президента России доставлены в следственный изолятор в Лефортове[100]. По словам Коржакова, руководившего арестом, у него «была задача кокнуть» Руцкого и Хасбулатова, «но это было сделать невозможно, потому что они спрятались в толпе депутатов»[148]

19.05: бойцами ОМОН также арестован народный депутат Российской Федерации Сергей Бабурин[109][144].

19.30: арестованы министр по особым поручениям при и. о. президента России Андрей Дунаев, и. о. министра безопасности Виктор Баранников и и. о. министра обороны Владислав Ачалов[96][133].

19.30. Группой "Альфа" взяты под охрану и эвакуированы из здания 1700 журналистов, сотрудников аппарата ВС, жителей города и депутатов. Бойцы группы "Альфа" действовали уверенно, спокойно и корректно. Люди были эвакуированы в течение нескольких минут. К Белому дому подведена дополнительная бронетехника и автобусы для оцепления. В здании пожар. По информации корреспондента, взрыв произошел около кабинета Ачалова. Пожар в Белом доме прекращается. С 19.30 открытого пламени не видно[144].

Руководители защиты Белого дома, некоторые участники, а также множество лиц, не участвовавших в противостоянии, были арестованы, и, по сведениям правозащитников[149], подвергнуты избиениям и унижениям. При этом правозащитным центром «Мемориал» «зафиксирован случай, когда есть серьёзные основания подозревать, что гибель человека… наступила в результате побоев в милиции»[149]. Между 17 и 19 часами в подъездах дома № 14 по Глубокому переулку имели место факты избиений, ограблений, жестокого и бесчеловечного обращения, а также незаконного административного задержания сотрудниками милиции народных депутатов Российской Федерации, сотрудников Аппарата Верховного Совета и граждан. Избиению были подвергнуты следующие депутаты: Юрий Тарасюк[4], Вакиф Фахрутдинов[4], Леонид Ясенков[4], Владимир Исаков[4][150], Олег Румянцев[4][151], Александр Уткин[4][152], Владимир Маханов[152], Александр Чибисов[4], Иван Шашвиашвили[4], Валентин Агафонов[153],Вячеслав Любимов[154] и Геннадий Данков[154]. Во дворе одного из отделений милиции был избит дубинками начальник охраны Хасбулатова Юрий Гранкин[153].

После 20 часов не затронутые пожаром нижние этажи Верховного Совета были подвергнуты «зачистке» с применением огнестрельного оружия, в ходе которой был причинен дополнительный ущерб зданию и находившемуся в нем имуществу[4].

20.30. По данным военных и по наблюдениям корреспондентов, одним из наиболее опасных мест в округе Белого дома остаются жилые дома вдоль спуска от Нового Арбата к Калининскому мосту. Здесь продолжают оставаться стрелки - одиночки, которые периодически открывают огонь, как правило, одиночными выстрелами с чердаков и верхних этажей домов. Снайперы меняют позицию и с интервалами примерно 30-40 минут стреляют по солдатам проельцинских войск, как на спуске от Нового Арбата к Калининскому мосту, так и во дворах жилых домов, причем чаще тех, что расположены на той же стороне, что и здание мэрии[144].

За день, по официальным данным, были убиты 74 человека, 26 из них — военные и работники МВД России, ранены 172. В результате пожара практически полностью уничтожены этажи здания с 12-го по 20-й, разрушено около 30 % общей площади Дома Советов[95].

После капитуляции сторонников Верховного Совета[4] Ельцин издал указ №1580 «О дополнительных мерах по обеспечению режима чрезвычайного положения в городе Москве», в котором, в частности, было предложено с 23 часов 00 минут 4 октября, по решению коменданта района чрезвычайного положения, установить комендантский час, особый режим въезда (выезда) в город Москву, запрет на проведение собраний, митингов, уличных шествий, демонстраций и иных массовых мероприятий, а также некоторые другие ограничительные меры. Коменданту района чрезвычайного положения генерал-лейтенанту милиции Куликову было указано, по согласованию с Министерством внутренних дел, Министерством обороны, Министерством безопасности, Министерством транспорта и ГУВД г.Москвы, обеспечить безотлагательное выполнение указанных мер.

Комендант района чрезвычайного положения Александр Куликов издал письменный приказ, в соответствии с которым в городе Москве с 23 часов по 5 часов утра 5 октября был установлен комендантский час, во время которого, в частности, гражданам было запрещено находиться на улицах и в иных общественных местах без специальных пропусков, выданных комендантом города Москвы и комендантами участков. Нарушителей комендантского часа было приказано задерживать. Для их временного (до 3 суток) содержания были определены фильтрационные пункты на базе территориальных органов внутренних дел, а также ОВД аэропортов и на вокзалах[4].

5 октября

По данным правозащитного центра «Мемориал», со ссылкой на источники из МВД РФ, за ночь с 4 на 5 октября в районе Дома Советов было задержано около 1500 человек. Подтвердить или уточнить эти данные комиссии Госдумы не представилось возможным, поскольку в соответствии с приказом Ерина №400 за 1993 год, книги регистрации административных протоколов и сами протоколы за 1993 год уничтожены за истечением сроков хранения[4].

В ночь на 5 октября здание ИТАР-ТАСС на Тверском бульваре подверглось нападению вооружённых нескольких групп. По утверждению газеты «Коммерсант» эти группы состояли из сторонников Верховного Совета. Их бой с охранниками и взводом ОМОНа продолжался с 00:20 до 01:30 и закончился тем, что омоновцы оттеснили боевиков, но преследовать их не стали. На улице остался лежать труп одного из нападавших[155].

Когда охрана возвращалась к зданию, её обстреляли из проезжавшей машины. Затем по охране открыли огонь два снайпера, засевшие на крыше «Кинотеатра повторного фильма». Омоновцы занялись охотой на снайперов, но последним удалось скрыться. Ещё через несколько минут перед зданием появились два человека с автоматами. В ответ на предупредительный окрик омоновцев они открыли огонь. В результате этой перестрелки один из нападавших был убит, другого начали преследовать. Спасаясь бегством, он разбил витрины в доме, где размещалось отделение Сбербанка и парикмахерская и проник туда. Омоновцы, перекрыв выход, предложили беглецу сдаться. Раненый в ногу нападавший выбросил через разбитую витрину автомат и две гранаты и сдался. В 01:30 раненый был отправлен в городскую военную прокуратуру, а убитый — в морг. Как выяснилось позднее, оба нападавших оказались офицерами Таманской дивизии[155][156]. Раненный снайпер (его звали Михаилом Менчиновым) при опросе в момент задержания пояснил, что их группа — 15 человек и взвод десантников располагаются в здании Генштаба ВС, (второй этаж, левое крыло, вход с Арбатской пл.). Командует ими комендант здания — майор (фамилию не помнит, на «С») и они получили задание дестабилизировать обстановку в центральной части города, для чего и устроили перестрелку[157].

Во время комендантского часа сотрудниками милиции активно применялось огнестрельное оружие. По данным Бюро судебно-медицинской экспертизы Комитета здравоохранения Москвы, в ночь с 4 на 5 октября в разных районах столицы за нарушение комендантского часа и неподчинение патрулям были убиты 6 человек[4].

Около 00:40 в районе Бакунинской улицы из машины был обстрелян прохожий, а час спустя на станции Бирюлёво-Товарная неизвестный из автомата обстрелял нескольких человек. Около 02:00 из гранатомета был подожжён БТР, стоявший у Белого дома. В нём заживо сгорел командир машины[155].

Около 3 часов Виктор Ерин, по представлению коменданта района чрезвычайного положения города Москвы генерал-полковника Куликова, направил телеграмму министрам внутренних дел республик и начальникам областных и краевых УВД прислать 50 процентов подразделений территориальных ОМОН[4].

Отправленный в отставку Руцким Совет Министров Российской Федерации распространил обращение к личному составу министерств обороны, внутренних дел и безопасности Российской Федерации, в котором, в частности, расценил действия военнослужащих и сотрудников милиции 3-4 октября 1993 года как выполнение ими своего воинского долга, а действия сторонников Верховного Совета как «кровавый мятеж», главари которого арестованы и понесут наказание[4].

Около 20:30 в районе улицы Новоспасской была замечена группа людей в гражданском с автоматами в руках. Как только её члены поняли, что они обнаружены, они скрылись в подземном переходе. Однако милиция блокировала выходы, и скрывшимся в переходе пришлось сдаться[155]. Немного позднее сотрудники милиции, несущие охрану здания ИТАР-ТАСС, заметили на крышах домов нескольких человек в камуфляжной форме. Срочно вызванные подразделения ОМОН в течение двух часов прочесывали район и было задержано несколько человек[155].

В 23:00 в милицию поступила информация о стрельбе из автоматического оружия в районе Алтуфьевского шоссе. В ходе этой перестрелки были убиты двое и ранены несколько человек. К месту происшествия срочно были подтянуты уже отведенные за город подразделения дивизии внутренних войск имени Дзержинского. Её бойцы на бронетранспортёрах усилили милицейские кордоны в городе и на выезде из него[155]. Ночью два офицера, охранявших Министерство обороны, по версии «Российской газеты», изложенной в 2003 году[120], решили расслабиться. В камуфляже и при автоматах они направились по Бульварному кольцу искать торговую точку. Неподалеку от здания ТАСС на Никитском бульваре их окликнули омоновцы: «Стой! Кто такие?» Военные бросились бежать. Милиционеры открыли огонь. Один из офицеров был убит сразу, другой, раненый, залёг около сберкассы и разбил окно сберкассы, чтобы сработала сигнализация. Очень быстро на место происшествия прибыл наряд вневедомственной охраны, который отбил офицера у разгорячённых омоновцев. Впоследствии оба военных были награждены, один — посмертно.

По данным прокуратуры города Москвы, в период с 3 по 5 октября 1993 года в связи с происходившими событиями сотрудниками милиции было задержано более 6000 человек, из них почти половина без оформления документов[81].

По данным следователя Леонида Прошкина, вплоть до 6 октября в здании Дома Советов находился ОМОН Санкт-Петербурга и бойцы внутренних войск МВД России, которые расхищали материальные ценности, в частности, оргтехнику и оружие. По его данным, из 926 стволов, более половины было украдено и продано солдатами и офицерами Внутренних войск[86].

Ельцин, присвоив полномочия Верховного Совета, освободил от должности Генерального прокурора Российской Федерации Валентина Степанкова[158] и назначил на эту должность члена президентского совета Алексея Казанника. Также Ельцин назначил министром печати и информации бывшего первого вице-премьера Владимира Шумейко и определил в качестве официальной резиденции Совета Министров здание на Краснопресненской набережной (бывший Дом Советов)[159].

Премьер московского правительства Юрий Лужков издал распоряжение №553-рм «О поощрении лиц, участвовавших в предотвращении попытки государственного переворота в октябре 1993 года» – сотрудников ГУВД Москвы, Управления Министерства безопасности Российской Федерации по городу Москве и Главного медицинского управления Москвы – денежным пособием в размере двух должностных окладов, а также распоряжение №554-рм, которым выделил 515 млн. рублей на поощрение 1000 сотрудников милиции из других регионов России, отличившихся при проведении оперативно-профилактической операции «Сигнал» (фактически – при подавлении гражданских протестов против антиконституционных действий Ельцина)[4]

Сергей Филатов обвинил Председателя Конституционного суда Валерия Зорькина в соучастии в «заговоре» и потребовал от него немедленно уйти со своего поста. Филатов предупредил Зорькина, что в случае неподчинения к нему будут применены все необходимые меры[4]. На следующий день Зорькин ушёл в отставку с поста председателя суда[160][161].

В условиях свершившегося антиконституционного переворота Конституционный Суд выступил с заявлением о сложении с себя функции проверки конституционности нормативных актов и международных договоров Российской Федерации[4][162].

В интервью телекомпании «Останкино» и. о. министра здравоохранения России Эдуард Нечаев заявил, что на текущий момент ему известно о 50 убитых защитниках Дома Советов[163].

Траур 7 октября

После завершения событий указом Бориса Ельцина 7 октября был объявлен Днём траура. По благословению Патриарха Московского и всея Руси Алексия II утром в Богоявленском кафедральном соборе его настоятель отец Матфей отслужил панихиду по погибшим. Панихиды прошли и в других православных храмах Москвы, где отпевали жертв октябрьских беспорядков в Москве[164].

Панихида и прощание с погибшими сотрудниками милиции состоялось во Дворце культуры ГУВД Москвы. Присутствовали генерал-полковник милиции Виктор Ерин и начальник ГУВД Москвы Владимир Панкратов.

Одновременно в Доме офицеров дивизии внутренних войск имени Дзержинского состоялась церемония прощания с пятерыми бойцами дивизии.

7 октября также прошли первые похороны сторонников парламента. Похороны обошлись без уличных беспорядков. Ряд политических партий и общественных организаций обратились к Ельцину с предложением похоронить сторонников парламента в братской могиле на одном из кладбищ в одном месте.

Последствия

Расследование событий не было завершено, следственная группа была распущена после того, как в феврале 1994 года[165] Государственная дума приняла решение об амнистии для лиц, участвовавших в событиях 21 сентября — 4 октября 1993 года, связанных с изданием Указа № 1400, и противодействовавших его реализации, независимо от квалификации действий по статьям УК РСФСР[166]. В результате общество до сих пор не имеет однозначных ответов на ряд ключевых вопросов о происходивших трагических событиях — в частности, о роли политических лидеров, выступавших как на одной, так и на другой стороне, о принадлежности снайперов, стрелявших по мирным гражданам и сотрудникам милиции, действиях провокаторов, о том кто виноват в трагической развязке. Имеются лишь версии участников и очевидцев событий, следователя распущенной следственной группы, публицистов и комиссии Госдумы РФ, возглавляемой коммунисткой Татьяной Астраханкиной, приехавшей в Москву из Ржева в конце сентября 1993 года для защиты Дома Советов[167], которую товарищи по партии, в частности Алексей Подберёзкин, называли «ортодоксом»[168].

В соответствии с новой Конституцией, принятой всенародным голосованием 12 декабря 1993 года и действующей с некоторыми изменениями до настоящего времени, президент Российской Федерации получил существенно более широкие полномочия, чем по действовавшей на тот момент Конституции 1978 года (с изменениями 1989—1992 годов). Должность вице-президента РФ была ликвидирована.

Напишите отзыв о статье "Хронология событий сентября — октября 1993 года в Москве"

Комментарии

  1. Руслан Хасбулатов в своих воспоминаниях утверждает, что в 19:55 ему из приёмной доставили «запечатанный конверт с шрифтом „Президент Российской Федерации“», в котором его уведомляли о том, что с 21 сентября прекращается деятельность Верховного Совета и Съезда народных депутатов, что президент подписал Указ о поэтапной конституционной реформе - при этом текста самого указа якобы не было - см. [1993.sovnarkom.ru/KNIGI/HASBULAT/hasb1-05.htm Технология исполнения государственного переворота-II // Великая российская трагедия]
  2. Заседание Президиума Верховного Совета открылось, как указано на протоколе, в 22.00, через два часа после оглашения в 20.00 Указа № 1400 по телевидению. В то же время, в дневниках В. Б. Исакова указано, что оно прошло в 21.00, а в материалах Комиссии Государственной Думы – в 20.15 (см. [vedomosti.rsfsr-rf.ru/1993/39/#0-3 Нумерационно-хронологический указатель актов Съезда народных депутатов, Верховного Совета и его Президиума, а также и. о. Президента, принятых с 20.00 21 сентября по 4 октября 1993 года]

Примечания

  1. 1 2 3 4 5 6 7 8 [web.archive.org/web/20160305122224/old.russ.ru/antolog/1993/chron1.htm 21 сентября. Начало противостояния // «Русский Журнал»].
  2. 1 2 3 [www.kommersant.ru/doc/60053 Ельцин, Хасбулатов, Черномырдин // Газета «Коммерсантъ» № 181 от 22.09.1993]
  3. 1 2 3 4 5 6 Хасбулатов Р. И. [1993.sovnarkom.ru/KNIGI/HASBULAT/hasb1-05.htm Технология исполнения государственного переворота-II. // Великая российская трагедия]
  4. 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 [1993.sovnarkom.ru/KNIGI/Astrahankina/doclad-1993.doc Доклад Комиссии Государственной Думы Федерального Собрания Российской Федерации по дополнительному изучению и анализу событий, происходивших в Москве 21 сентября — 5 октября 1993 года].
  5. [constitution.garant.ru/DOC_83126.htm#sub_para_N_5327 Конституция Российской Федерации 1978 года (в ред. 9.12.1992)]
  6. 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 [vedomosti.rsfsr-rf.ru/1993/39/#0-6 Ведомости Съезда народных депутатов Российской Федерации и Верховного Совета Российской Федерации, 1993, № 39, 6 октября 1993 года. Реконструкция 2013 г. (неофициальная)]
  7. [www.kommersant.ru/doc.aspx?DocsID=60172 В противостоянии центральных властей арбитрами выступают регионы.] Газета «Коммерсантъ», № 182 (405) от 23.09.1993.  (Проверено 20 августа 2009)
  8. 1 2 3 4 5 6 7 8 [web.archive.org/web/20110609214956/old.russ.ru/antolog/1993/chron21.htm Октябрь 1993. Хроника переворота. 22 сентября. Второй день противостояния // Русский Журнал, 1997]
  9. [vedomosti.rsfsr-rf.ru/1993/39/#1631 Постановление Верховного Совета Российской Федерации № 5780-I от 22 сентября 1993 года «О прекращении полномочий Президента Российской Федерации Ельцина Б. Н.»] // [yeltsincenter-archive.ru/upload/newspaper/1993/rs09_23_93/FLASH/index.html «Российская газета», № 184(800), 23 сентября 1993, с.2]
  10. [vedomosti.rsfsr-rf.ru/1993/39/#1632 Постановление Верховного Совета Российской Федерации № 5781-I от 22 сентября 1993 года «Об исполнении полномочий Президента Российской Федерации вице-президентом Российской Федерации Руцким А. В.»] // [yeltsincenter-archive.ru/upload/newspaper/1993/rs09_23_93/FLASH/index.html «Российская газета», № 184(800), 23 сентября 1993, с.2]
  11. [vedomosti.rsfsr-rf.ru/1993/39/#1733 Указ и. о. Президента Российской Федерации № 1 от 22 сентября 1993 года «О вступлении в исполнение обязанностей Президента Российской Федерации»] // [yeltsincenter-archive.ru/upload/newspaper/1993/rs09_23_93/FLASH/index.html «Российская газета», № 184(800), 23 сентября 1993 года, с.3.]
  12. [vedomosti.rsfsr-rf.ru/1993/39/#1734 Указ и. о. Президента Российской Федерации № 2 от 22 сентября 1993 года «О мерах по пресечению антиконституционных действий в Российской Федерации»] // [yeltsincenter-archive.ru/upload/newspaper/1993/rs09_23_93/FLASH/index.html «Российская газета», № 184(800), 23 сентября 1993 года, с.3.]
  13. [vedomosti.rsfsr-rf.ru/1993/39/#1633 Постановление Верховного Совета Российской Федерации № 5782-I от 22 сентября 1993 года «О созыве десятого чрезвычайного (внеочередного) Съезда народных депутатов Российской Федерации»] // [yeltsincenter-archive.ru/upload/newspaper/1993/rs09_23_93/FLASH/index.html «Российская газета», № 184(800), 23 сентября 1993, с.2]
  14. [vedomosti.rsfsr-rf.ru/1993/39/#1637 Постановление Верховного Совета Российской Федерации № 5786-I от 22 сентября 1993 года «О Министре безопасности Российской Федерации»] // [yeltsincenter-archive.ru/upload/newspaper/1993/rs09_23_93/FLASH/index.html «Российская газета», № 184(800), 23 сентября 1993, с.2]
  15. [vedomosti.rsfsr-rf.ru/1993/39/#1638 Постановление Верховного Совета Российской Федерации № 5787-I от 22 сентября 1993 года «О Министре обороны Российской Федерации»] // [yeltsincenter-archive.ru/upload/newspaper/1993/rs09_23_93/FLASH/index.html «Российская газета», № 184(800), 23 сентября 1993, с.3]
  16. Иван Иванов (Марат Мусин)[www.hrono.ru/libris/lib_i/an_03.php Анафема. Хроника государственного переворота (записки разведчика). Книга I. 21 сентября — 2 октября 1993 года. 22 сентября, среда. «Белый дом»]
  17. [vedomosti.rsfsr-rf.ru/1993/39/#1737 Указ и. о. Президента Российской Федерации № 5 от 22 сентября 1993 года «О министре внутренних дел Российской Федерации»] // «Российская газета», № 184(800), 23 сентября 1993 года, с.3.
  18. [www.kommersant.ru/doc/60282 Из заключения Конституционного суда России, принятого на ночном заседании всех членов суда 9 голосами против 4]
  19. [vedomosti.rsfsr-rf.ru/1993/39/#1640 Закон Российской Федерации № 5789-I от 22 сентября 1993 года «О внесении изменений и дополнений в Уголовный кодекс РСФСР»]
  20. [yeltsincenter-archive.ru/upload/newspaper/1993/rs09_23_93/FLASH/index.html «Российская газета», № 184(800), 23 сентября 1993, с.5]
  21. Постановление Верховного Совета Российской Федерации от 22 сентября 1993 года № 5790-I «О неотложных мерах по преодолению государственного переворота 21 сентября 1993 года»
  22. 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 [web.archive.org/web/20140306234149/old.russ.ru:8083/antolog/1993/chron22.htm Октябрь 1993. Хроника переворота. 22 сентября. Второй день противостояния // Русский Журнал, 1997]
  23. 1 2 [www.kommersant.ru/doc/60272 Хроника]
  24. Постановление Верховного Совета Российской Федерации от 22 сентября 1993 года № 5791-I «О председателе Государственной телевизионной и радиовещательной компании „Останкино“» // «Российская газета», № 184 (800), 23 сентября 1993, с.5
  25. Указ и. о. Президента Российской Федерации № 6 от 22 сентября 1993 г. О председателе РГТРК «Останкино» // Государственный архив Российской Федерации Ф. 10026. Оп. 2. Д. 60. Л. 11.
  26. [vedomosti.rsfsr-rf.ru/1993/39/#1739 Указ и. о. Президента Российской Федерации № 7 от 22 сентября 1993 года «О Руководителе Администрации исполняющего обязанности Президента Российской Федерации»] // Москва. Осень-93: Хроника противостояния. — (2-е изд., испр. и доп.). — М.: Республика, 1995., с.53.
  27. [vedomosti.rsfsr-rf.ru/1993/39/#1740 Указ и. о. Президента Российской Федерации № 8 от 22 сентября 1993 г. «О вступлении в исполнение обязанностей Верховного Главнокомандующего Вооружёнными Силами Российской Федерации»] // Москва. Осень-93: Хроника противостояния. — (2-е изд., испр. и доп.). — М.: Республика, 1995., с.54.
  28. [vedomosti.rsfsr-rf.ru/1993/39/#1741 Указ и. о. Президента Российской Федерации № 9 от 22 сентября 1993 года «О ликвидации Главного управления охраны Российской Федерации»] // Москва. Осень-93: Хроника противостояния. — (2-е изд., испр. и доп.). — М.: Республика, 1995., с.55.
  29. Постановление Верховного Совета Российской Федерации от 22 сентября 1993 года № 5792-I «Об обеспечении охраны высших органов государственной власти Российской Федерации»
  30. [vedomosti.rsfsr-rf.ru/1993/39/#1743 Указ и. о. Президента Российской Федерации № 11 от 22 сентября 1993 г. «О Макашове А. М.»] // Десятый (чрезвычайный) Съезд народных депутатов Российской Федерации, 23 сентября — 4 октября 1993 г. В 3 т. — М.: Издательство РГТЭУ, 2010., т.2, с.200.
  31. 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 [web.archive.org/web/20110609233722/old.russ.ru/antolog/1993/chron23.htm Октябрь 1993. Хроника переворота. 22 сентября. Второй день противостояния // Русский Журнал, 1997]
  32. [www.kommersant.ru/doc/60395 На улицах городов появятся внутренние войска // Газета «Коммерсантъ» № 183 от 24.09.1993]
  33. [www.kommersant.ru/doc/60259 Отставка Сергея Глазьева. Министр решил выйти из политической игры // Газета «Коммерсант», № 182 от 23.09.93]
  34. [1993.sovnarkom.ru/TEXT/STATYI/ks_91_93.htm Конституционный Суд. Эпоха Зорькина. (Октябрь 1991 — октябрь 1993)]
  35. [www.kommersant.ru/doc/60270 Регионы выжидают или обосабливаются // Газета «Коммерсантъ» № 182 от 23.09.1993]
  36. [www.kommersant.ru/doc/60260 Международная реакция на кризис в России. Бориса Ельцина поддержали быстрее, чем в 1991 году // Газета «Коммерсантъ» № 182 от 23.09.1993]
  37. 1 2 3 [web.archive.org/web/20110609214752/old.russ.ru/antolog/1993/chron31.htm Октябрь 1993. Хроника переворота. 23 сентября. Третий день противостояния]
  38. 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 [web.archive.org/web/20110609233531/old.russ.ru/antolog/1993/chron32.htm Октябрь 1993. Хроника переворота. 23 сентября. Третий день противостояния]
  39. 1 2 Иван Иванов (Марат Мусин)[www.hrono.ru/libris/lib_i/an_04.php Анафема. Хроника государственного переворота (записки разведчика). Книга I. 21 сентября — 2 октября 1993 года. 23 сентября, четверг. «Белый дом»]
  40. Постановление Верховного Совета Российской Федерации № 5799-I от 23 сентября 1993 года «О Специальном прокуроре Российской Федерации по расследованию обстоятельств государственного переворота» // Народные депутаты России. 1990—1993. — М.: Издание Государственной Думы, 1998., с.342-343.
  41. В 2012 году Руслан Хасбулатов заявил, что Сергей Кургинян не работал у него советником
  42. Указ Президента Российской Федерации от 23.09.93 № 1434 [giod.consultant.ru/documents/1209297 «О досрочных выборах Президента Российской Федерации»]
  43. [www.yeltsincenter.ru/digest/release/den-za-dnem-9-noyabrya-1993-goda «Отказ Ельцина от досрочных выборов: мысли вслух или твёрдое решение?»] // «Известия» / Учредитель: Журналистский коллектив «Известий» — 1993. — 9 ноября, вторник. — № 214 (24069)
  44. rumiantsev.ru/toadmin/upload/statqq_a4_3.pdf
  45. [www.kodeks-luks.ru/ciws/site?tid=0&nd=901607470&prevDoc=901607470&spack=110listid%3D010000000100%26listpos%3D2%26lsz%3D5%26nd%3D9006407%26nh%3D8%26 Закон о выборах Президента РСФСР].
  46. Указ Президента Российской Федерации от 23.09.93 № 1435 [giod.consultant.ru/documents/1209291 «О социальных гарантиях для народных депутатов Российской Федерации созыва 1990—1995 годов»]
  47. 1 2 3 4 [www.lib.cap.ru/pdf/grigkn.pdf Григорьев Н. Г. Дни, равные жизни]
  48. Указ Президента Российской Федерации от 23.09.93 № 1433 [giod.consultant.ru/documents/1209300 «Об имуществе Верховного Совета Российской Федерации»].
  49. [www.kommersant.ru/doc/60403 Регионы определились // Газета «Коммерсантъ» № 183 от 24.09.1993]
  50. Анпилов В. И. [1993.sovnarkom.ru/KNIGI/ANPILOV/glava8.html Наша борьба]. — 2002.
  51. [history.spbu.ru/userfiles/Bogomazov/03_Tarasova.pdf Е. А. Тарасова. Осажденный парламент]
  52. [1993.sovnarkom.ru/TEXT/STATYI/okt93zag.htm Октябрь 1993: 5 лет спустя — загадки остаются]
  53. 1 2 Мусин М. [1993.sovnarkom.ru/KNIGI/IVANOV.I/anafema1.htm Анафема. Хроника государственного переворота]. — СПб.: Палея, 1995. — ISBN 5-86020-319-5.
  54. [old.russ.ru:81/antolog/1993/chron33.htm Октябрь 1993. Хроника переворота] / Под ред. Г. О. Павловского. — Век XX и мир, 1994.
  55. [vedomosti.rsfsr-rf.ru/1993/39/#1663 Постановление Съезда народных депутатов Российской Федерации № 5807-I от 24 сентября 1993 года «О политическом положении в Российской Федерации в связи с государственным переворотом»] // Москва. Осень-93: Хроника противостояния. — (2-е изд., испр. и доп.). — М.: Республика, 1995., с.112-113.
  56. Постановление Съезда народных депутатов Российской Федерации от 24 сентября 1993 года № 5804-I «Об утверждении министром безопасности Российской Федерации Баранникова В. П.»
  57. Постановление Съезда народных депутатов Российской Федерации от 24 сентября 1993 года № 5805-I «Об утверждении министром обороны Российской Федерации Ачалова В. А.»
  58. Постановление Съезда народных депутатов Российской Федерации от 24 сентября 1993 года № 5806-I «Об утверждении министром внутренних дел Российской Федерации Дунаева А. Ф.»
  59. 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 [web.archive.org/web/20160303235138/old.russ.ru/antolog/1993/chron41.htm Октябрь 1993. Хроника переворота. 24 сентября. Четвёртый день противостояния]
  60. Постановление Верховного Совета Российской Федерации от 16 июля 1993 года № 1920-I «О проекте закона Российской Федерации „О порядке принятия Конституции Российской Федерации“»
  61. 1 2 Закон Российской Федерации от 24 сентября 1993 года № 5810-I «О порядке принятия Конституции Российской Федерации» // Народные депутаты России. 1990—1993. — М.: Издание Государственной Думы, 1998., с.348.
  62. [www.bestpravo.com/rossijskoje/rf-dokumenty/y2r.htm О директоре Департамента по охране Верховного Совета Российской Федерации]
  63. [vedomosti.rsfsr-rf.ru/1993/39/#1749 Указ и. о. Президента Российской Федерации от 24 сентября 1993 г. № 17 «О формировании мотострелкового полка»] // Москва. Осень-93: Хроника противостояния. — (2-е изд., испр. и доп.). — М.: Республика, 1995., с.127.
  64. [vedomosti.rsfsr-rf.ru/1993/39/#1746 Указ и. о. Президента Российской Федерации от 24 сентября 1993 г. № 14 «О создании внештатных временных подразделений по охране Верховного Совета Российской Федерации»] // Москва. Осень-93: Хроника противостояния. — (2-е изд., испр. и доп.). — М.: Республика, 1995., с.125.
  65. 1 2 3 4 5 6 7 8 [web.archive.org/web/20160214050914/old.russ.ru/antolog/1993/chron42.htm Октябрь 1993. Хроника переворота. 24 сентября. Четвёртый день противостояния]
  66. 1 2 [old.russ.ru:81/antolog/1993/chron42.htm 24 сентября Четвёртый день противостояния]
  67. [old.rumiantsev.ru/1993/14/ Постановление Съезда народных депутатов Российской Федерации № 5813-I от 24 сентября 1993 года «О досрочных выборах народных депутатов Российской Федерации и Президента Российской Федерации»] // Москва. Осень-93: Хроника противостояния. — (2-е изд., испр. и доп.). — М.: Республика, 1995., с.138-139.
  68. Указ и. о. Президента Российской Федерации от 24 сентября 1993 г. № 12 «О начальнике Главного управления внутренних дел г. Москвы»
  69. [vedomosti.rsfsr-rf.ru/1993/39/#1751 Указ и. о. Президента Российской Федерации от 24 сентября 1993 г. № 19 «Об администрации города Москвы»] // Государственный архив Российской Федерации Ф. 10026. Оп. 2. Д. 60. Л. 25-26.
  70. [www.sovross.ru/old/1993/116/116_2_4.htm «Советская Россия» — независимая народная газета]
  71. Указ и. о. Президента Российской Федерации от 24 сентября 1993 г. № 13 «О Федеральном агентстве правительственной связи и информации»
  72. [1993.sovnarkom.ru/KNIGI/HASBULAT/hasb1-06.htm Великая Российская трагедия]
  73. 1 2 3 4 5 6 7 8 [web.archive.org/web/20160422074703/old.russ.ru/antolog/1993/chron5.htm Октябрь 1993. Хроника переворота. 25 сентября. Пятый день противостояния]
  74. 1 2 3 4 5 6 7 8 9 [web.archive.org/web/20160410233219/old.russ.ru/antolog/1993/chron6.htm Октябрь 1993. Хроника переворота. 26 сентября. Шестой день противостояния]
  75. Обращение исполняющего обязанности Президента Российской Федерации А. В. Руцкого к руководителям органов представительной и исполнительной власти субъектов Российской Федерации
  76. 1 2 3 4 5 6 7 8 [web.archive.org/web/20160304223347/old.russ.ru/antolog/1993/chron7.htm Октябрь 1993. Хроника переворота. 27 сентября. Седьмой день противостояния]
  77. [www.hrono.ru/libris/lib_i/an_08.php Анафема. Хроника государственного переворота (записки разведчика). Книга I. 21 сентября — 2 октября 1993 года. 27 сентября, понедельник. «Белый дом»]
  78. [1993.sovnarkom.ru/TEXT/GAZETY/SR_117/117_2_6.htm «Советская Россия» — независимая народная газета]
  79. 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 [web.archive.org/web/20110609215133/old.russ.ru/antolog/1993/chron8.htm Октябрь 1993. Хроника переворота. 28 сентября. Восьмой день противостояния]
  80. 1 2 3 4 5 6 7 [www.kommersant.ru/doc-rss.aspx?DocsID=60882 Блокада Белого дома привела к серьёзным столкновениям.] Б. Левко, Г. Санин, Д. Алёхин. Газета «Коммерсантъ», № 187 (410) от 30.09.1993.  (Проверено 23 августа 2009)
  81. 1 2 3 4 [www.voskres.ru/taina/1993-3.htm Заключение комиссии Государственной думы Федерального собрания Российской Федерации по дополнительному изучению и анализу событий, происходивших в Москве 21 сентября — 5 октября 1993 года.] Депутат Государственной думы Т. А. Астраханкина.  (Проверено 23 августа 2009)
  82. 1 2 [www.specnaz.ru/articles/145/2/835.htm Последняя осень.] П. Евдокимов. «Спецназ России», 10 (145) октябрь 2008 года.  (Проверено 23 мая 2012)
  83. [1993.sovnarkom.ru/TEXT/STATYI/flb_ru_2003.htm Правых в этой истории не было.] М. Кондратьева. «Газета», 2 октября 2003.  (Проверено 23 августа 2009)
  84. [vedomosti.rsfsr-rf.ru/1993/39/#1755 Указ и. о. Президента Российской Федерации от 29 сентября 1993 г. № 26 «Об отстранении от занимаемой должности Куликова А. Н., Огородникова В. В., Иванова Д. В. и передаче материалов об их преступных действиях спецпрокурору Илюхину В. И.»] // Москва. Осень-93: Хроника противостояния. – (2-е изд., испр. и доп.). – М.: Республика, 1995., с.247.
  85. [www.youtube.com/watch?v=DzyZSHEsqLU СЕНТЯБРЬ 1993. РЕПОРТАЖИ. ПОЛИТБЮРО]
  86. 1 2 3 [archive.is/20120802234510/www.izvestia.ru/special/article3097187/ Известия. Ру: Октябрь 1993 года: Большинство погибших — не защитники Белого дома]
  87. [www.anticompromat.org/barkashov/barkabio.html Биография Баркашова Александра]
  88. [www.himdelo.ru/public/podrobnee/206/ Документы и публикации]
  89. [www.zavtra.ru/cgi/veil/data/zavtra/08/760/51.html Владислав Смоленцев __ СВОБОДУ БУЛЬБОВУ!]
  90. 1 2 [old.russ.ru/antolog/1993/chron111.htm 1 октября Одиннадцатый день противостояния]
  91. 1 2 3 4 5 [old.russ.ru/antolog/1993/ephim.htm Две недели в Доме Советов.] Л. Ефимова. «Век XX и мир», 1994.  (Проверено 23 августа 2009)
  92. [1993.sovnarkom.ru/TEXT/LISTOVKI/lst_09.htm Октябрьское восстание 1993 года]
  93. 1 2 3 [old.russ.ru/antolog/1993/malov.htm Параллельная власть в Доме Советов.] И. Малов. «Век XX и мир», 1994.  (Проверено 23 августа 2009)
  94. [echo.msk.ru/programs/svoi-glaza/544670-echo/ События октября 1993 года.] Передача «Своими глазами» в эфире радиостанции «Эхо Москвы», 06.10.2008.  (Проверено 23 августа 2009)
  95. 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 [www.kommersant.ru/doc.aspx?DocsID=414845 Октябрь уж отступил.] В. Куцылло. Журнал «Власть», № 38 (541) от 29.09.2003.  (Проверено 23 августа 2009)
  96. 1 2 3 4 5 6 [www.flb.ru/info/44766.html Гибель парламента]
  97. 1 2 3 [www.akm1917.org/vzgl/vz25-55.htm Вспоминая октябрь 1993 года.] По материалам The New Times, 19.08.2009.  (Проверено 23 августа 2009)
  98. [www.kommersant.ru/doc/61549 Ъ-Газета — Ситуация вокруг Белого дома]
  99. Иван Иванов (Марат Мусин) [www.hrono.ru/libris/lib_i/an_04.php Анафема. Хроника государственного переворота (записки разведчика). Книга I. 21 сентября — 2 октября 1993 года]
  100. 1 2 3 4 5 6 7 8 Коржаков Александр. Борис Ельцин: от рассвета до заката
  101. [old.russ.ru/antolog/1993/chron112.htm Одиннадцатый день противостояния]
  102. [www.youtube.com/watch?v=r63U99NYL3w хроники Октября 1993 года — 3/12]
  103. Нет данных по поводу включения секретаря Совета безопасности О. Лобова в состав Совета Министров РФ и его Президиума. Возможно, Руцкой упомянул его в своем указе по ошибке, поскольку Лобов до 18 сентября 1993 г. занимал пост первого заместителя председателя Совета Министров РФ и по должности входил в состав президиума правительства
  104. Включен в состав Совета Министров РФ и его Президиума Указами Президента РФ от 16 марта 1993 г. № 348 и № 349. Согласно статье 37 Закона РСФСР от 2 декабря 1990 г. № 394-I «О Центральном банке РСФСР (Банке России)» председатель Центрального банка РФ мог быть освобожден от должности только Верховным Советом РФ
  105. [vedomosti.rsfsr-rf.ru/1993/39/#1760 Указ и. о. Президента Российской Федерации № 31 от 2 октября 1993 года «О Президиуме Совета Министров — Правительства Российской Федерации»] // Москва. Осень-93: Хроника противостояния. – (2-е изд., испр. и доп.). – М.: Республика, 1995., с.309.
  106. Закон Российской Федерации от 22 декабря 1992 года № 4174-I «О Совете Министров - Правительстве Российской Федерации»
  107. 1 2 3 4 5 [politcom.ru/3491.html «Московская народная дружина в октябре 93-го»]. «Политком. RU», 4.10.2006
  108. 1 2 Иван Иванов (Марат Мусин)[www.hrono.ru/libris/lib_i/an_15.php Анафема. Хроника государственного переворота (записки разведчика). Книга II. 3 октября — 6.30 4 октября 1993 года. Первый расстрел]
  109. 1 2 3 4 5 [www.kommersant.ru/doc/61237 Ъ-Газета — Хроника событий]
  110. [www.hrono.ru/libris/lib_i/an_16.php Анафема. Хроника государственного переворота (записки разведчика). Книга II. 3 октября — 6.30 4 октября 1993 года. Мэрия]
  111. [www.youtube.com/watch?v=9lkrWmHzWwQ Октябрь 93-го (Рен-ТВ) 2/4] см. на 0:08
  112. [www.youtube.com/watch?v=jSbN-Atu7j4 Живая история: Штурм Останкино] см. на 5:56
  113. 1 2 3 [flb.ru/info/21531.html Дайджест: 93-й год. Ельцин, Руцкой]. FLB.Ru, 2.10.2003
  114. Указ президента Российской Федерации от 3 октября 1993 № 1575 [giod.consultant.ru/documents/1196976 «О введении чрезвычайного положения в Москве»]
  115. [1993.sovnarkom.ru/KNIGI/HASBULAT/hasb1-07.htm Обыкновенный фашизм. Эпизоды столкновений «улицы» и мятежных сил правопорядка.] из книги Р. И. Хасбулатова «Великая российская трагедия».
  116. 1 2 [www.teacher.syktsu.ru/02/liter/056.htm Неизвестные страницы уголовного дела № 18/123669-93.] Л. Прошкин. 2001.  (Проверено 23 августа 2009)
  117. 1 2 Ошибка в сносках?: Неверный тег <ref>; для сносок .D0.90.D0.BD.D0.B0.D1.84.D0.B5.D0.BC.D0.B0 не указан текст
  118. 1 2 3 4 5 6 Прошкин Л. [www.hrono.ru/statii/2001/proshkin.html Неизвестные страницы уголовного дела № 18/123669-93]. Проверено 29 сентября 2007. [www.webcitation.org/61CqeKjF7 Архивировано из первоисточника 25 августа 2011].
  119. [grani.ru/galleries/i.95835-22052.html Доступ ограничен]
  120. 1 2 3 Снегирёв В. [www.rg.ru/2003/10/03/Osenneeobostrenie.html Осеннее обострение — октябрьские столкновения 1993 года в Москве глазами их непосредственных участников] // Российская газета. — 10 октября 2003. — № 3312.
  121. О результатах экспертизы оружия участников событий 21 сентября — 5 октября 1993 года www.voskres.ru/taina/1993-2.htm
  122. Дубровский В. [taf.ilim.ru/public/3oct.html Тогда стреляли у телецентра]. Проверено 29 сентября 2007.
  123. [memorial.marshpamyati.org/ Мемориал погибших журналистов]
  124. [infilm.net.ru/publ/shturm_ostankino_2009_smotret_onlajn/1-1-0-82 Документальный фильм «Штурм Останкино», ЗАО Телекомпания «Останкино» по заказу ТРК «Петербург-5 канал», 2009, продолжительность: 00:44:46]
  125. [old.russ.ru/antolog/1993/chron132.htm Октябрь 1993. Хроника переворота. 3 октября. Тринадцатый день противостояния]
  126. [gaidar-arc.ru/databasedocuments/theme/details/110 ВЫСТУПЛЕНИЕ ЕГОРА ГАЙДАРА ПО РОССИЙСКОМУ ТВ 3 ОКТЯБРЯ 1993 года]
  127. 1 2 [www.yabloko.ru/Publ/2008/2008_10/081008_pg_shlosberg.html Дым Отечества.] Л. Шлосберг. «Псковская губерния», 8 октября 2008 года.  (Проверено 23 августа 2009)
  128. 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 [old.russ.ru:8080/antolog/1993/chron141.htm 4 октября. Четырнадцатый день противостояния. Расстрел Дома Советов.] «Век XX и мир», 1994.
  129. [www.zavtra.ru/content/view/1999-05-112/ Ельцин, уходи!] В. И. Илюхин. № 19(284), 11 мая 1999.  (Проверено 23 августа 2009)
  130. Снегирёв В. [www.rg.ru/Anons/arc_2003/1003/3.shtm Осеннее обострение] // Российская газета. — 3 октября 2003 г.. — № 197 (3312).
  131. Прошкин Л. [www.sovsekretno.ru/magazines/article/253 Самострел] // [www.sovsekretno.ru Совершенно секретно]. — октябрь 1998. — № 10/115.
  132. [www.duel.ru/200340/?40_6_1 Россия 10 лет спустя.] М. Валентинов. Дуэль. № 40 (337). 7 октября 2003.  (Проверено 25 августа 2009)
  133. 1 2 3 4 5 6 7 8 9 [www.kommersant.ru/doc/61197 Ъ-Газета — Хроника событий]
  134. [1993.sovnarkom.ru/TEXT/STATYI/sovs_98_10.htm Самострел. Уголовное дело № 18/123669-93.] Л. Прошкин
  135. [giod.consultant.ru/documents/1208497 УКАЗ от 04.10.1993 № 1578 "О БЕЗОТЛАГАТЕЛЬНЫХ МЕРАХ ПО ОБЕСПЕЧЕНИЮ РЕЖИМА ЧРЕЗВЫЧАЙНОГО ПОЛОЖЕНИЯ В ГОРОДЕ МОСКВЕ"]
  136. 1 2 [btvt.narod.ru/2/t-80inaction/t-80inaction.htm Эксплуатация и боевое применение Т-80.] М. Барятинский. Глава из книги «Танк Т-80».
  137. Богуславская О. Оверук А и др. Октябрьский апокалипсис // Московский комсомолец. 1993. 4 декабря
  138. [www.eg.ru/daily/politics/40457/2/ Чёрные дни России/Стр. 2 // Экспресс газета]
  139. 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 [old.russ.ru:8080/antolog/1993/chron142.htm 4 октября. Четырнадцатый день противостояния. Расстрел Дома Советов.] «Век XX и мир», 1994.
  140. 1 2 3 4 5 6 7 8 [old.russ.ru:8080/antolog/1993/chron143.htm 4 октября. Четырнадцатый день противостояния. Расстрел Дома Советов]
  141. [1993.sovnarkom.ru/TEXT/STATYI/comru01_n5_07.htm Д. Холодов. Октябрь цвета хаки // «Московский Комсомолец» 08.10.93]
  142. Пётр Н., участник событий, член РКРП. 3-4 октября 1993 года. Триумф ельЦинизма // forum-msk.org, 03.10.2009
  143. [www.youtube.com/watch?v=n9tnGMnMdXM Октябрь 1993 изнутри] см. на 1:49:00
  144. 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 [old.russ.ru:8080/antolog/1993/chron144.htm 4 октября. Четырнадцатый день противостояния. Расстрел Дома Советов.]
  145. [www.fsb.ru/fsb/smi/interview/single.htm!id%3D10342742@fsbSmi.html «Альфа» продолжается] // «Я — телохранитель», 27 июля 1999
  146. [www.youtube.com/watch?v=wJ5soAn5ISo&feature=watch_response хроники Октября 1993 года — 11/12]
  147. [www.youtube.com/watch?v=L-dkNjwcaF8 Арест Хасбулатова и Руцкого. 4 октября 1993 г. Дом Советов]
  148. [www.youtube.com/watch?v=dmX4io4UNeU Фрагмент интервью Коржакова]
  149. 1 2 [www.memo.ru/hr/hotpoints/moscow93/oct93.htm#_VPID_3 Нарушения прав человека в ходе осуществления режима чрезвычайного положения в Москве в период с середины дня 4 октября до 18 октября 1993 г. Доклад правозащитного центра «Мемориал»]
  150. [1993.sovnarkom.ru/KNIGI/Isakov_VB/Isakov_VB-1993_Orehi.doc Орехи для Генерального прокурора. Парламентский дневник 1993 года]
  151. [old.rumiantsev.ru/1993/2/ Интервью Станислава Говорухина с Олегом Румянцевым]
  152. 1 2 [kprf.ru/history/date/123573.html Газета «Правда». «Чёрный октябрь» в документах. Отложенный приговор]
  153. 1 2 [1993.sovnarkom.ru/KNIGI/HASBULAT/hasb1-10.htm Великая Российская Трагедия]
  154. 1 2 [www.voskres.ru/idea/baburin93.htm «Количество жертв мы не узнаем никогда»]
  155. 1 2 3 4 5 6 События в Москве. Послесловие к штурму. Коммерсантъ. — № 191 (414). — 06.10.1993
  156. Фомин А. Арбузова Е. Бои местного значения // Московский комсомолец. 1993. 6 октября
  157. [www.voskres.ru/idea/svodka.htm Сводка МВД № 44 об автоматической стрельбе на площади Никитских ворот — Национальная идея — РУССКОЕ ВОСКРЕСЕНИЕ]
  158. [giod.consultant.ru/documents/1196957 Указ № 1583 от 05.10.1993 «О В. Г. СТЕПАНКОВЕ»]
  159. [giod.consultant.ru/documents/1196948 Указ № 1586 от 05.10.1993 «ОБ ОФИЦИАЛЬНОЙ РЕЗИДЕНЦИИ СОВЕТА МИНИСТРОВ — ПРАВИТЕЛЬСТВА РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ»]
  160. [www.kommersant.ru/doc/61475 Ъ-Газета — Отставка Валерия Зорькина]
  161. [vedomosti.rsfsr-rf.ru/1993/39/#1709 Заявление Председателя Конституционного Суда Российской Федерации от 6 октября 1993 года]
  162. [vedomosti.rsfsr-rf.ru/1993/39/#1708 Заявление Конституционного Суда Российской Федерации от 5 октября 1993 года]
  163. [www.youtube.com/watch?v=70hGzOfW7z Новости 5 октября 1993 года] см. на 4:19
  164. [www.kommersant.ru/doc/61547 День траура в Москве. Газета «Коммерсантъ», № 193 (416), 08.10.1993]
  165. [www.utro.ru/articles/2006/10/03/589042.shtml Хасбулатов подписал свой приговор в сауне.] А. Руднев. «Утро», 3 октября 2006.  (Проверено 23 августа 2009)
  166. Постановление Государственной Думы Федерального Собрания Российской Федерации от 23 февраля 1994 г. № 65-1 ГД «Об объявлении политической и экономической амнистии»
  167. [print.biografija.ru/?id=6240 Астраханкина Татьяна Александровна.] Биография на сайте «Biografija.ru».  (Проверено 23 августа 2009)
  168. А. Подберёзкин. Партийное строительство // Выборы. Законодательство и технологии, № 5, май 2001 г.

Литература, ссылки

  • [old.russ.ru/antolog/1993/ Октябрь 1993. Хроника переворота] // Век XX и мир, Русский Журнал. — 1994, 1997.

Отрывок, характеризующий Хронология событий сентября — октября 1993 года в Москве

– Ecoutez, chere Annette, [Послушайте, милая Аннет,] – сказал князь, взяв вдруг свою собеседницу за руку и пригибая ее почему то книзу. – Arrangez moi cette affaire et je suis votre [Устройте мне это дело, и я навсегда ваш] вернейший раб a tout jamais pan , comme mon староста m'ecrit des [как пишет мне мой староста] донесенья: покой ер п!. Она хорошей фамилии и богата. Всё, что мне нужно.
И он с теми свободными и фамильярными, грациозными движениями, которые его отличали, взял за руку фрейлину, поцеловал ее и, поцеловав, помахал фрейлинскою рукой, развалившись на креслах и глядя в сторону.
– Attendez [Подождите], – сказала Анна Павловна, соображая. – Я нынче же поговорю Lise (la femme du jeune Болконский). [с Лизой (женой молодого Болконского).] И, может быть, это уладится. Ce sera dans votre famille, que je ferai mon apprentissage de vieille fille. [Я в вашем семействе начну обучаться ремеслу старой девки.]


Гостиная Анны Павловны начала понемногу наполняться. Приехала высшая знать Петербурга, люди самые разнородные по возрастам и характерам, но одинаковые по обществу, в каком все жили; приехала дочь князя Василия, красавица Элен, заехавшая за отцом, чтобы с ним вместе ехать на праздник посланника. Она была в шифре и бальном платье. Приехала и известная, как la femme la plus seduisante de Petersbourg [самая обворожительная женщина в Петербурге,], молодая, маленькая княгиня Болконская, прошлую зиму вышедшая замуж и теперь не выезжавшая в большой свет по причине своей беременности, но ездившая еще на небольшие вечера. Приехал князь Ипполит, сын князя Василия, с Мортемаром, которого он представил; приехал и аббат Морио и многие другие.
– Вы не видали еще? или: – вы не знакомы с ma tante [с моей тетушкой]? – говорила Анна Павловна приезжавшим гостям и весьма серьезно подводила их к маленькой старушке в высоких бантах, выплывшей из другой комнаты, как скоро стали приезжать гости, называла их по имени, медленно переводя глаза с гостя на ma tante [тетушку], и потом отходила.
Все гости совершали обряд приветствования никому неизвестной, никому неинтересной и ненужной тетушки. Анна Павловна с грустным, торжественным участием следила за их приветствиями, молчаливо одобряя их. Ma tante каждому говорила в одних и тех же выражениях о его здоровье, о своем здоровье и о здоровье ее величества, которое нынче было, слава Богу, лучше. Все подходившие, из приличия не выказывая поспешности, с чувством облегчения исполненной тяжелой обязанности отходили от старушки, чтобы уж весь вечер ни разу не подойти к ней.
Молодая княгиня Болконская приехала с работой в шитом золотом бархатном мешке. Ее хорошенькая, с чуть черневшимися усиками верхняя губка была коротка по зубам, но тем милее она открывалась и тем еще милее вытягивалась иногда и опускалась на нижнюю. Как это всегда бывает у вполне привлекательных женщин, недостаток ее – короткость губы и полуоткрытый рот – казались ее особенною, собственно ее красотой. Всем было весело смотреть на эту, полную здоровья и живости, хорошенькую будущую мать, так легко переносившую свое положение. Старикам и скучающим, мрачным молодым людям, смотревшим на нее, казалось, что они сами делаются похожи на нее, побыв и поговорив несколько времени с ней. Кто говорил с ней и видел при каждом слове ее светлую улыбочку и блестящие белые зубы, которые виднелись беспрестанно, тот думал, что он особенно нынче любезен. И это думал каждый.
Маленькая княгиня, переваливаясь, маленькими быстрыми шажками обошла стол с рабочею сумочкою на руке и, весело оправляя платье, села на диван, около серебряного самовара, как будто всё, что она ни делала, было part de plaisir [развлечением] для нее и для всех ее окружавших.
– J'ai apporte mon ouvrage [Я захватила работу], – сказала она, развертывая свой ридикюль и обращаясь ко всем вместе.
– Смотрите, Annette, ne me jouez pas un mauvais tour, – обратилась она к хозяйке. – Vous m'avez ecrit, que c'etait une toute petite soiree; voyez, comme je suis attifee. [Не сыграйте со мной дурной шутки; вы мне писали, что у вас совсем маленький вечер. Видите, как я одета дурно.]
И она развела руками, чтобы показать свое, в кружевах, серенькое изящное платье, немного ниже грудей опоясанное широкою лентой.
– Soyez tranquille, Lise, vous serez toujours la plus jolie [Будьте спокойны, вы всё будете лучше всех], – отвечала Анна Павловна.
– Vous savez, mon mari m'abandonne, – продолжала она тем же тоном, обращаясь к генералу, – il va se faire tuer. Dites moi, pourquoi cette vilaine guerre, [Вы знаете, мой муж покидает меня. Идет на смерть. Скажите, зачем эта гадкая война,] – сказала она князю Василию и, не дожидаясь ответа, обратилась к дочери князя Василия, к красивой Элен.
– Quelle delicieuse personne, que cette petite princesse! [Что за прелестная особа эта маленькая княгиня!] – сказал князь Василий тихо Анне Павловне.
Вскоре после маленькой княгини вошел массивный, толстый молодой человек с стриженою головой, в очках, светлых панталонах по тогдашней моде, с высоким жабо и в коричневом фраке. Этот толстый молодой человек был незаконный сын знаменитого Екатерининского вельможи, графа Безухого, умиравшего теперь в Москве. Он нигде не служил еще, только что приехал из за границы, где он воспитывался, и был в первый раз в обществе. Анна Павловна приветствовала его поклоном, относящимся к людям самой низшей иерархии в ее салоне. Но, несмотря на это низшее по своему сорту приветствие, при виде вошедшего Пьера в лице Анны Павловны изобразилось беспокойство и страх, подобный тому, который выражается при виде чего нибудь слишком огромного и несвойственного месту. Хотя, действительно, Пьер был несколько больше других мужчин в комнате, но этот страх мог относиться только к тому умному и вместе робкому, наблюдательному и естественному взгляду, отличавшему его от всех в этой гостиной.
– C'est bien aimable a vous, monsieur Pierre , d'etre venu voir une pauvre malade, [Очень любезно с вашей стороны, Пьер, что вы пришли навестить бедную больную,] – сказала ему Анна Павловна, испуганно переглядываясь с тетушкой, к которой она подводила его. Пьер пробурлил что то непонятное и продолжал отыскивать что то глазами. Он радостно, весело улыбнулся, кланяясь маленькой княгине, как близкой знакомой, и подошел к тетушке. Страх Анны Павловны был не напрасен, потому что Пьер, не дослушав речи тетушки о здоровье ее величества, отошел от нее. Анна Павловна испуганно остановила его словами:
– Вы не знаете аббата Морио? он очень интересный человек… – сказала она.
– Да, я слышал про его план вечного мира, и это очень интересно, но едва ли возможно…
– Вы думаете?… – сказала Анна Павловна, чтобы сказать что нибудь и вновь обратиться к своим занятиям хозяйки дома, но Пьер сделал обратную неучтивость. Прежде он, не дослушав слов собеседницы, ушел; теперь он остановил своим разговором собеседницу, которой нужно было от него уйти. Он, нагнув голову и расставив большие ноги, стал доказывать Анне Павловне, почему он полагал, что план аббата был химера.
– Мы после поговорим, – сказала Анна Павловна, улыбаясь.
И, отделавшись от молодого человека, не умеющего жить, она возвратилась к своим занятиям хозяйки дома и продолжала прислушиваться и приглядываться, готовая подать помощь на тот пункт, где ослабевал разговор. Как хозяин прядильной мастерской, посадив работников по местам, прохаживается по заведению, замечая неподвижность или непривычный, скрипящий, слишком громкий звук веретена, торопливо идет, сдерживает или пускает его в надлежащий ход, так и Анна Павловна, прохаживаясь по своей гостиной, подходила к замолкнувшему или слишком много говорившему кружку и одним словом или перемещением опять заводила равномерную, приличную разговорную машину. Но среди этих забот всё виден был в ней особенный страх за Пьера. Она заботливо поглядывала на него в то время, как он подошел послушать то, что говорилось около Мортемара, и отошел к другому кружку, где говорил аббат. Для Пьера, воспитанного за границей, этот вечер Анны Павловны был первый, который он видел в России. Он знал, что тут собрана вся интеллигенция Петербурга, и у него, как у ребенка в игрушечной лавке, разбегались глаза. Он всё боялся пропустить умные разговоры, которые он может услыхать. Глядя на уверенные и изящные выражения лиц, собранных здесь, он всё ждал чего нибудь особенно умного. Наконец, он подошел к Морио. Разговор показался ему интересен, и он остановился, ожидая случая высказать свои мысли, как это любят молодые люди.


Вечер Анны Павловны был пущен. Веретена с разных сторон равномерно и не умолкая шумели. Кроме ma tante, около которой сидела только одна пожилая дама с исплаканным, худым лицом, несколько чужая в этом блестящем обществе, общество разбилось на три кружка. В одном, более мужском, центром был аббат; в другом, молодом, красавица княжна Элен, дочь князя Василия, и хорошенькая, румяная, слишком полная по своей молодости, маленькая княгиня Болконская. В третьем Мортемар и Анна Павловна.
Виконт был миловидный, с мягкими чертами и приемами, молодой человек, очевидно считавший себя знаменитостью, но, по благовоспитанности, скромно предоставлявший пользоваться собой тому обществу, в котором он находился. Анна Павловна, очевидно, угощала им своих гостей. Как хороший метрд`отель подает как нечто сверхъестественно прекрасное тот кусок говядины, который есть не захочется, если увидать его в грязной кухне, так в нынешний вечер Анна Павловна сервировала своим гостям сначала виконта, потом аббата, как что то сверхъестественно утонченное. В кружке Мортемара заговорили тотчас об убиении герцога Энгиенского. Виконт сказал, что герцог Энгиенский погиб от своего великодушия, и что были особенные причины озлобления Бонапарта.
– Ah! voyons. Contez nous cela, vicomte, [Расскажите нам это, виконт,] – сказала Анна Павловна, с радостью чувствуя, как чем то a la Louis XV [в стиле Людовика XV] отзывалась эта фраза, – contez nous cela, vicomte.
Виконт поклонился в знак покорности и учтиво улыбнулся. Анна Павловна сделала круг около виконта и пригласила всех слушать его рассказ.
– Le vicomte a ete personnellement connu de monseigneur, [Виконт был лично знаком с герцогом,] – шепнула Анна Павловна одному. – Le vicomte est un parfait conteur [Bиконт удивительный мастер рассказывать], – проговорила она другому. – Comme on voit l'homme de la bonne compagnie [Как сейчас виден человек хорошего общества], – сказала она третьему; и виконт был подан обществу в самом изящном и выгодном для него свете, как ростбиф на горячем блюде, посыпанный зеленью.
Виконт хотел уже начать свой рассказ и тонко улыбнулся.
– Переходите сюда, chere Helene, [милая Элен,] – сказала Анна Павловна красавице княжне, которая сидела поодаль, составляя центр другого кружка.
Княжна Элен улыбалась; она поднялась с тою же неизменяющеюся улыбкой вполне красивой женщины, с которою она вошла в гостиную. Слегка шумя своею белою бальною робой, убранною плющем и мохом, и блестя белизною плеч, глянцем волос и брильянтов, она прошла между расступившимися мужчинами и прямо, не глядя ни на кого, но всем улыбаясь и как бы любезно предоставляя каждому право любоваться красотою своего стана, полных плеч, очень открытой, по тогдашней моде, груди и спины, и как будто внося с собою блеск бала, подошла к Анне Павловне. Элен была так хороша, что не только не было в ней заметно и тени кокетства, но, напротив, ей как будто совестно было за свою несомненную и слишком сильно и победительно действующую красоту. Она как будто желала и не могла умалить действие своей красоты. Quelle belle personne! [Какая красавица!] – говорил каждый, кто ее видел.
Как будто пораженный чем то необычайным, виконт пожал плечами и о опустил глаза в то время, как она усаживалась перед ним и освещала и его всё тою же неизменною улыбкой.
– Madame, je crains pour mes moyens devant un pareil auditoire, [Я, право, опасаюсь за свои способности перед такой публикой,] сказал он, наклоняя с улыбкой голову.
Княжна облокотила свою открытую полную руку на столик и не нашла нужным что либо сказать. Она улыбаясь ждала. Во все время рассказа она сидела прямо, посматривая изредка то на свою полную красивую руку, которая от давления на стол изменила свою форму, то на еще более красивую грудь, на которой она поправляла брильянтовое ожерелье; поправляла несколько раз складки своего платья и, когда рассказ производил впечатление, оглядывалась на Анну Павловну и тотчас же принимала то самое выражение, которое было на лице фрейлины, и потом опять успокоивалась в сияющей улыбке. Вслед за Элен перешла и маленькая княгиня от чайного стола.
– Attendez moi, je vais prendre mon ouvrage, [Подождите, я возьму мою работу,] – проговорила она. – Voyons, a quoi pensez vous? – обратилась она к князю Ипполиту: – apportez moi mon ridicule. [О чем вы думаете? Принесите мой ридикюль.]
Княгиня, улыбаясь и говоря со всеми, вдруг произвела перестановку и, усевшись, весело оправилась.
– Теперь мне хорошо, – приговаривала она и, попросив начинать, принялась за работу.
Князь Ипполит перенес ей ридикюль, перешел за нею и, близко придвинув к ней кресло, сел подле нее.
Le charmant Hippolyte [Очаровательный Ипполит] поражал своим необыкновенным сходством с сестрою красавицей и еще более тем, что, несмотря на сходство, он был поразительно дурен собой. Черты его лица были те же, как и у сестры, но у той все освещалось жизнерадостною, самодовольною, молодою, неизменною улыбкой жизни и необычайною, античною красотой тела; у брата, напротив, то же лицо было отуманено идиотизмом и неизменно выражало самоуверенную брюзгливость, а тело было худощаво и слабо. Глаза, нос, рот – все сжималось как будто в одну неопределенную и скучную гримасу, а руки и ноги всегда принимали неестественное положение.
– Ce n'est pas une histoire de revenants? [Это не история о привидениях?] – сказал он, усевшись подле княгини и торопливо пристроив к глазам свой лорнет, как будто без этого инструмента он не мог начать говорить.
– Mais non, mon cher, [Вовсе нет,] – пожимая плечами, сказал удивленный рассказчик.
– C'est que je deteste les histoires de revenants, [Дело в том, что я терпеть не могу историй о привидениях,] – сказал он таким тоном, что видно было, – он сказал эти слова, а потом уже понял, что они значили.
Из за самоуверенности, с которой он говорил, никто не мог понять, очень ли умно или очень глупо то, что он сказал. Он был в темнозеленом фраке, в панталонах цвета cuisse de nymphe effrayee, [бедра испуганной нимфы,] как он сам говорил, в чулках и башмаках.
Vicomte [Виконт] рассказал очень мило о том ходившем тогда анекдоте, что герцог Энгиенский тайно ездил в Париж для свидания с m lle George, [мадмуазель Жорж,] и что там он встретился с Бонапарте, пользовавшимся тоже милостями знаменитой актрисы, и что там, встретившись с герцогом, Наполеон случайно упал в тот обморок, которому он был подвержен, и находился во власти герцога, которой герцог не воспользовался, но что Бонапарте впоследствии за это то великодушие и отмстил смертью герцогу.
Рассказ был очень мил и интересен, особенно в том месте, где соперники вдруг узнают друг друга, и дамы, казалось, были в волнении.
– Charmant, [Очаровательно,] – сказала Анна Павловна, оглядываясь вопросительно на маленькую княгиню.
– Charmant, – прошептала маленькая княгиня, втыкая иголку в работу, как будто в знак того, что интерес и прелесть рассказа мешают ей продолжать работу.
Виконт оценил эту молчаливую похвалу и, благодарно улыбнувшись, стал продолжать; но в это время Анна Павловна, все поглядывавшая на страшного для нее молодого человека, заметила, что он что то слишком горячо и громко говорит с аббатом, и поспешила на помощь к опасному месту. Действительно, Пьеру удалось завязать с аббатом разговор о политическом равновесии, и аббат, видимо заинтересованный простодушной горячностью молодого человека, развивал перед ним свою любимую идею. Оба слишком оживленно и естественно слушали и говорили, и это то не понравилось Анне Павловне.
– Средство – Европейское равновесие и droit des gens [международное право], – говорил аббат. – Стоит одному могущественному государству, как Россия, прославленному за варварство, стать бескорыстно во главе союза, имеющего целью равновесие Европы, – и она спасет мир!
– Как же вы найдете такое равновесие? – начал было Пьер; но в это время подошла Анна Павловна и, строго взглянув на Пьера, спросила итальянца о том, как он переносит здешний климат. Лицо итальянца вдруг изменилось и приняло оскорбительно притворно сладкое выражение, которое, видимо, было привычно ему в разговоре с женщинами.
– Я так очарован прелестями ума и образования общества, в особенности женского, в которое я имел счастье быть принят, что не успел еще подумать о климате, – сказал он.
Не выпуская уже аббата и Пьера, Анна Павловна для удобства наблюдения присоединила их к общему кружку.


В это время в гостиную вошло новое лицо. Новое лицо это был молодой князь Андрей Болконский, муж маленькой княгини. Князь Болконский был небольшого роста, весьма красивый молодой человек с определенными и сухими чертами. Всё в его фигуре, начиная от усталого, скучающего взгляда до тихого мерного шага, представляло самую резкую противоположность с его маленькою, оживленною женой. Ему, видимо, все бывшие в гостиной не только были знакомы, но уж надоели ему так, что и смотреть на них и слушать их ему было очень скучно. Из всех же прискучивших ему лиц, лицо его хорошенькой жены, казалось, больше всех ему надоело. С гримасой, портившею его красивое лицо, он отвернулся от нее. Он поцеловал руку Анны Павловны и, щурясь, оглядел всё общество.
– Vous vous enrolez pour la guerre, mon prince? [Вы собираетесь на войну, князь?] – сказала Анна Павловна.
– Le general Koutouzoff, – сказал Болконский, ударяя на последнем слоге zoff , как француз, – a bien voulu de moi pour aide de camp… [Генералу Кутузову угодно меня к себе в адъютанты.]
– Et Lise, votre femme? [А Лиза, ваша жена?]
– Она поедет в деревню.
– Как вам не грех лишать нас вашей прелестной жены?
– Andre, [Андрей,] – сказала его жена, обращаясь к мужу тем же кокетливым тоном, каким она обращалась к посторонним, – какую историю нам рассказал виконт о m lle Жорж и Бонапарте!
Князь Андрей зажмурился и отвернулся. Пьер, со времени входа князя Андрея в гостиную не спускавший с него радостных, дружелюбных глаз, подошел к нему и взял его за руку. Князь Андрей, не оглядываясь, морщил лицо в гримасу, выражавшую досаду на того, кто трогает его за руку, но, увидав улыбающееся лицо Пьера, улыбнулся неожиданно доброй и приятной улыбкой.
– Вот как!… И ты в большом свете! – сказал он Пьеру.
– Я знал, что вы будете, – отвечал Пьер. – Я приеду к вам ужинать, – прибавил он тихо, чтобы не мешать виконту, который продолжал свой рассказ. – Можно?
– Нет, нельзя, – сказал князь Андрей смеясь, пожатием руки давая знать Пьеру, что этого не нужно спрашивать.
Он что то хотел сказать еще, но в это время поднялся князь Василий с дочерью, и два молодых человека встали, чтобы дать им дорогу.
– Вы меня извините, мой милый виконт, – сказал князь Василий французу, ласково притягивая его за рукав вниз к стулу, чтоб он не вставал. – Этот несчастный праздник у посланника лишает меня удовольствия и прерывает вас. Очень мне грустно покидать ваш восхитительный вечер, – сказал он Анне Павловне.
Дочь его, княжна Элен, слегка придерживая складки платья, пошла между стульев, и улыбка сияла еще светлее на ее прекрасном лице. Пьер смотрел почти испуганными, восторженными глазами на эту красавицу, когда она проходила мимо него.
– Очень хороша, – сказал князь Андрей.
– Очень, – сказал Пьер.
Проходя мимо, князь Василий схватил Пьера за руку и обратился к Анне Павловне.
– Образуйте мне этого медведя, – сказал он. – Вот он месяц живет у меня, и в первый раз я его вижу в свете. Ничто так не нужно молодому человеку, как общество умных женщин.


Анна Павловна улыбнулась и обещалась заняться Пьером, который, она знала, приходился родня по отцу князю Василью. Пожилая дама, сидевшая прежде с ma tante, торопливо встала и догнала князя Василья в передней. С лица ее исчезла вся прежняя притворность интереса. Доброе, исплаканное лицо ее выражало только беспокойство и страх.
– Что же вы мне скажете, князь, о моем Борисе? – сказала она, догоняя его в передней. (Она выговаривала имя Борис с особенным ударением на о ). – Я не могу оставаться дольше в Петербурге. Скажите, какие известия я могу привезти моему бедному мальчику?
Несмотря на то, что князь Василий неохотно и почти неучтиво слушал пожилую даму и даже выказывал нетерпение, она ласково и трогательно улыбалась ему и, чтоб он не ушел, взяла его за руку.
– Что вам стоит сказать слово государю, и он прямо будет переведен в гвардию, – просила она.
– Поверьте, что я сделаю всё, что могу, княгиня, – отвечал князь Василий, – но мне трудно просить государя; я бы советовал вам обратиться к Румянцеву, через князя Голицына: это было бы умнее.
Пожилая дама носила имя княгини Друбецкой, одной из лучших фамилий России, но она была бедна, давно вышла из света и утратила прежние связи. Она приехала теперь, чтобы выхлопотать определение в гвардию своему единственному сыну. Только затем, чтоб увидеть князя Василия, она назвалась и приехала на вечер к Анне Павловне, только затем она слушала историю виконта. Она испугалась слов князя Василия; когда то красивое лицо ее выразило озлобление, но это продолжалось только минуту. Она опять улыбнулась и крепче схватила за руку князя Василия.
– Послушайте, князь, – сказала она, – я никогда не просила вас, никогда не буду просить, никогда не напоминала вам о дружбе моего отца к вам. Но теперь, я Богом заклинаю вас, сделайте это для моего сына, и я буду считать вас благодетелем, – торопливо прибавила она. – Нет, вы не сердитесь, а вы обещайте мне. Я просила Голицына, он отказал. Soyez le bon enfant que vous аvez ete, [Будьте добрым малым, как вы были,] – говорила она, стараясь улыбаться, тогда как в ее глазах были слезы.
– Папа, мы опоздаем, – сказала, повернув свою красивую голову на античных плечах, княжна Элен, ожидавшая у двери.
Но влияние в свете есть капитал, который надо беречь, чтоб он не исчез. Князь Василий знал это, и, раз сообразив, что ежели бы он стал просить за всех, кто его просит, то вскоре ему нельзя было бы просить за себя, он редко употреблял свое влияние. В деле княгини Друбецкой он почувствовал, однако, после ее нового призыва, что то вроде укора совести. Она напомнила ему правду: первыми шагами своими в службе он был обязан ее отцу. Кроме того, он видел по ее приемам, что она – одна из тех женщин, особенно матерей, которые, однажды взяв себе что нибудь в голову, не отстанут до тех пор, пока не исполнят их желания, а в противном случае готовы на ежедневные, ежеминутные приставания и даже на сцены. Это последнее соображение поколебало его.
– Chere Анна Михайловна, – сказал он с своею всегдашнею фамильярностью и скукой в голосе, – для меня почти невозможно сделать то, что вы хотите; но чтобы доказать вам, как я люблю вас и чту память покойного отца вашего, я сделаю невозможное: сын ваш будет переведен в гвардию, вот вам моя рука. Довольны вы?
– Милый мой, вы благодетель! Я иного и не ждала от вас; я знала, как вы добры.
Он хотел уйти.
– Постойте, два слова. Une fois passe aux gardes… [Раз он перейдет в гвардию…] – Она замялась: – Вы хороши с Михаилом Иларионовичем Кутузовым, рекомендуйте ему Бориса в адъютанты. Тогда бы я была покойна, и тогда бы уж…
Князь Василий улыбнулся.
– Этого не обещаю. Вы не знаете, как осаждают Кутузова с тех пор, как он назначен главнокомандующим. Он мне сам говорил, что все московские барыни сговорились отдать ему всех своих детей в адъютанты.
– Нет, обещайте, я не пущу вас, милый, благодетель мой…
– Папа! – опять тем же тоном повторила красавица, – мы опоздаем.
– Ну, au revoir, [до свиданья,] прощайте. Видите?
– Так завтра вы доложите государю?
– Непременно, а Кутузову не обещаю.
– Нет, обещайте, обещайте, Basile, [Василий,] – сказала вслед ему Анна Михайловна, с улыбкой молодой кокетки, которая когда то, должно быть, была ей свойственна, а теперь так не шла к ее истощенному лицу.
Она, видимо, забыла свои годы и пускала в ход, по привычке, все старинные женские средства. Но как только он вышел, лицо ее опять приняло то же холодное, притворное выражение, которое было на нем прежде. Она вернулась к кружку, в котором виконт продолжал рассказывать, и опять сделала вид, что слушает, дожидаясь времени уехать, так как дело ее было сделано.
– Но как вы находите всю эту последнюю комедию du sacre de Milan? [миланского помазания?] – сказала Анна Павловна. Et la nouvelle comedie des peuples de Genes et de Lucques, qui viennent presenter leurs voeux a M. Buonaparte assis sur un trone, et exaucant les voeux des nations! Adorable! Non, mais c'est a en devenir folle! On dirait, que le monde entier a perdu la tete. [И вот новая комедия: народы Генуи и Лукки изъявляют свои желания господину Бонапарте. И господин Бонапарте сидит на троне и исполняет желания народов. 0! это восхитительно! Нет, от этого можно с ума сойти. Подумаешь, что весь свет потерял голову.]
Князь Андрей усмехнулся, прямо глядя в лицо Анны Павловны.
– «Dieu me la donne, gare a qui la touche», – сказал он (слова Бонапарте, сказанные при возложении короны). – On dit qu'il a ete tres beau en prononcant ces paroles, [Бог мне дал корону. Беда тому, кто ее тронет. – Говорят, он был очень хорош, произнося эти слова,] – прибавил он и еще раз повторил эти слова по итальянски: «Dio mi la dona, guai a chi la tocca».
– J'espere enfin, – продолжала Анна Павловна, – que ca a ete la goutte d'eau qui fera deborder le verre. Les souverains ne peuvent plus supporter cet homme, qui menace tout. [Надеюсь, что это была, наконец, та капля, которая переполнит стакан. Государи не могут более терпеть этого человека, который угрожает всему.]
– Les souverains? Je ne parle pas de la Russie, – сказал виконт учтиво и безнадежно: – Les souverains, madame! Qu'ont ils fait pour Louis XVII, pour la reine, pour madame Elisabeth? Rien, – продолжал он одушевляясь. – Et croyez moi, ils subissent la punition pour leur trahison de la cause des Bourbons. Les souverains? Ils envoient des ambassadeurs complimenter l'usurpateur. [Государи! Я не говорю о России. Государи! Но что они сделали для Людовика XVII, для королевы, для Елизаветы? Ничего. И, поверьте мне, они несут наказание за свою измену делу Бурбонов. Государи! Они шлют послов приветствовать похитителя престола.]
И он, презрительно вздохнув, опять переменил положение. Князь Ипполит, долго смотревший в лорнет на виконта, вдруг при этих словах повернулся всем телом к маленькой княгине и, попросив у нее иголку, стал показывать ей, рисуя иголкой на столе, герб Конде. Он растолковывал ей этот герб с таким значительным видом, как будто княгиня просила его об этом.
– Baton de gueules, engrele de gueules d'azur – maison Conde, [Фраза, не переводимая буквально, так как состоит из условных геральдических терминов, не вполне точно употребленных. Общий смысл такой : Герб Конде представляет щит с красными и синими узкими зазубренными полосами,] – говорил он.
Княгиня, улыбаясь, слушала.
– Ежели еще год Бонапарте останется на престоле Франции, – продолжал виконт начатый разговор, с видом человека не слушающего других, но в деле, лучше всех ему известном, следящего только за ходом своих мыслей, – то дела пойдут слишком далеко. Интригой, насилием, изгнаниями, казнями общество, я разумею хорошее общество, французское, навсегда будет уничтожено, и тогда…
Он пожал плечами и развел руками. Пьер хотел было сказать что то: разговор интересовал его, но Анна Павловна, караулившая его, перебила.
– Император Александр, – сказала она с грустью, сопутствовавшей всегда ее речам об императорской фамилии, – объявил, что он предоставит самим французам выбрать образ правления. И я думаю, нет сомнения, что вся нация, освободившись от узурпатора, бросится в руки законного короля, – сказала Анна Павловна, стараясь быть любезной с эмигрантом и роялистом.
– Это сомнительно, – сказал князь Андрей. – Monsieur le vicomte [Господин виконт] совершенно справедливо полагает, что дела зашли уже слишком далеко. Я думаю, что трудно будет возвратиться к старому.
– Сколько я слышал, – краснея, опять вмешался в разговор Пьер, – почти всё дворянство перешло уже на сторону Бонапарта.
– Это говорят бонапартисты, – сказал виконт, не глядя на Пьера. – Теперь трудно узнать общественное мнение Франции.
– Bonaparte l'a dit, [Это сказал Бонапарт,] – сказал князь Андрей с усмешкой.
(Видно было, что виконт ему не нравился, и что он, хотя и не смотрел на него, против него обращал свои речи.)
– «Je leur ai montre le chemin de la gloire» – сказал он после недолгого молчания, опять повторяя слова Наполеона: – «ils n'en ont pas voulu; je leur ai ouvert mes antichambres, ils se sont precipites en foule»… Je ne sais pas a quel point il a eu le droit de le dire. [Я показал им путь славы: они не хотели; я открыл им мои передние: они бросились толпой… Не знаю, до какой степени имел он право так говорить.]
– Aucun, [Никакого,] – возразил виконт. – После убийства герцога даже самые пристрастные люди перестали видеть в нем героя. Si meme ca a ete un heros pour certaines gens, – сказал виконт, обращаясь к Анне Павловне, – depuis l'assassinat du duc il y a un Marietyr de plus dans le ciel, un heros de moins sur la terre. [Если он и был героем для некоторых людей, то после убиения герцога одним мучеником стало больше на небесах и одним героем меньше на земле.]
Не успели еще Анна Павловна и другие улыбкой оценить этих слов виконта, как Пьер опять ворвался в разговор, и Анна Павловна, хотя и предчувствовавшая, что он скажет что нибудь неприличное, уже не могла остановить его.
– Казнь герцога Энгиенского, – сказал мсье Пьер, – была государственная необходимость; и я именно вижу величие души в том, что Наполеон не побоялся принять на себя одного ответственность в этом поступке.
– Dieul mon Dieu! [Боже! мой Боже!] – страшным шопотом проговорила Анна Павловна.
– Comment, M. Pierre, vous trouvez que l'assassinat est grandeur d'ame, [Как, мсье Пьер, вы видите в убийстве величие души,] – сказала маленькая княгиня, улыбаясь и придвигая к себе работу.
– Ah! Oh! – сказали разные голоса.
– Capital! [Превосходно!] – по английски сказал князь Ипполит и принялся бить себя ладонью по коленке.
Виконт только пожал плечами. Пьер торжественно посмотрел поверх очков на слушателей.
– Я потому так говорю, – продолжал он с отчаянностью, – что Бурбоны бежали от революции, предоставив народ анархии; а один Наполеон умел понять революцию, победить ее, и потому для общего блага он не мог остановиться перед жизнью одного человека.
– Не хотите ли перейти к тому столу? – сказала Анна Павловна.
Но Пьер, не отвечая, продолжал свою речь.
– Нет, – говорил он, все более и более одушевляясь, – Наполеон велик, потому что он стал выше революции, подавил ее злоупотребления, удержав всё хорошее – и равенство граждан, и свободу слова и печати – и только потому приобрел власть.
– Да, ежели бы он, взяв власть, не пользуясь ею для убийства, отдал бы ее законному королю, – сказал виконт, – тогда бы я назвал его великим человеком.
– Он бы не мог этого сделать. Народ отдал ему власть только затем, чтоб он избавил его от Бурбонов, и потому, что народ видел в нем великого человека. Революция была великое дело, – продолжал мсье Пьер, выказывая этим отчаянным и вызывающим вводным предложением свою великую молодость и желание всё полнее высказать.
– Революция и цареубийство великое дело?…После этого… да не хотите ли перейти к тому столу? – повторила Анна Павловна.
– Contrat social, [Общественный договор,] – с кроткой улыбкой сказал виконт.
– Я не говорю про цареубийство. Я говорю про идеи.
– Да, идеи грабежа, убийства и цареубийства, – опять перебил иронический голос.
– Это были крайности, разумеется, но не в них всё значение, а значение в правах человека, в эманципации от предрассудков, в равенстве граждан; и все эти идеи Наполеон удержал во всей их силе.
– Свобода и равенство, – презрительно сказал виконт, как будто решившийся, наконец, серьезно доказать этому юноше всю глупость его речей, – всё громкие слова, которые уже давно компрометировались. Кто же не любит свободы и равенства? Еще Спаситель наш проповедывал свободу и равенство. Разве после революции люди стали счастливее? Напротив. Mы хотели свободы, а Бонапарте уничтожил ее.
Князь Андрей с улыбкой посматривал то на Пьера, то на виконта, то на хозяйку. В первую минуту выходки Пьера Анна Павловна ужаснулась, несмотря на свою привычку к свету; но когда она увидела, что, несмотря на произнесенные Пьером святотатственные речи, виконт не выходил из себя, и когда она убедилась, что замять этих речей уже нельзя, она собралась с силами и, присоединившись к виконту, напала на оратора.
– Mais, mon cher m r Pierre, [Но, мой милый Пьер,] – сказала Анна Павловна, – как же вы объясняете великого человека, который мог казнить герцога, наконец, просто человека, без суда и без вины?
– Я бы спросил, – сказал виконт, – как monsieur объясняет 18 брюмера. Разве это не обман? C'est un escamotage, qui ne ressemble nullement a la maniere d'agir d'un grand homme. [Это шулерство, вовсе не похожее на образ действий великого человека.]
– А пленные в Африке, которых он убил? – сказала маленькая княгиня. – Это ужасно! – И она пожала плечами.
– C'est un roturier, vous aurez beau dire, [Это проходимец, что бы вы ни говорили,] – сказал князь Ипполит.
Мсье Пьер не знал, кому отвечать, оглянул всех и улыбнулся. Улыбка у него была не такая, какая у других людей, сливающаяся с неулыбкой. У него, напротив, когда приходила улыбка, то вдруг, мгновенно исчезало серьезное и даже несколько угрюмое лицо и являлось другое – детское, доброе, даже глуповатое и как бы просящее прощения.
Виконту, который видел его в первый раз, стало ясно, что этот якобинец совсем не так страшен, как его слова. Все замолчали.
– Как вы хотите, чтобы он всем отвечал вдруг? – сказал князь Андрей. – Притом надо в поступках государственного человека различать поступки частного лица, полководца или императора. Мне так кажется.
– Да, да, разумеется, – подхватил Пьер, обрадованный выступавшею ему подмогой.
– Нельзя не сознаться, – продолжал князь Андрей, – Наполеон как человек велик на Аркольском мосту, в госпитале в Яффе, где он чумным подает руку, но… но есть другие поступки, которые трудно оправдать.
Князь Андрей, видимо желавший смягчить неловкость речи Пьера, приподнялся, сбираясь ехать и подавая знак жене.

Вдруг князь Ипполит поднялся и, знаками рук останавливая всех и прося присесть, заговорил:
– Ah! aujourd'hui on m'a raconte une anecdote moscovite, charmante: il faut que je vous en regale. Vous m'excusez, vicomte, il faut que je raconte en russe. Autrement on ne sentira pas le sel de l'histoire. [Сегодня мне рассказали прелестный московский анекдот; надо вас им поподчивать. Извините, виконт, я буду рассказывать по русски, иначе пропадет вся соль анекдота.]
И князь Ипполит начал говорить по русски таким выговором, каким говорят французы, пробывшие с год в России. Все приостановились: так оживленно, настоятельно требовал князь Ипполит внимания к своей истории.
– В Moscou есть одна барыня, une dame. И она очень скупа. Ей нужно было иметь два valets de pied [лакея] за карета. И очень большой ростом. Это было ее вкусу. И она имела une femme de chambre [горничную], еще большой росту. Она сказала…
Тут князь Ипполит задумался, видимо с трудом соображая.
– Она сказала… да, она сказала: «девушка (a la femme de chambre), надень livree [ливрею] и поедем со мной, за карета, faire des visites». [делать визиты.]
Тут князь Ипполит фыркнул и захохотал гораздо прежде своих слушателей, что произвело невыгодное для рассказчика впечатление. Однако многие, и в том числе пожилая дама и Анна Павловна, улыбнулись.
– Она поехала. Незапно сделался сильный ветер. Девушка потеряла шляпа, и длинны волоса расчесались…
Тут он не мог уже более держаться и стал отрывисто смеяться и сквозь этот смех проговорил:
– И весь свет узнал…
Тем анекдот и кончился. Хотя и непонятно было, для чего он его рассказывает и для чего его надо было рассказать непременно по русски, однако Анна Павловна и другие оценили светскую любезность князя Ипполита, так приятно закончившего неприятную и нелюбезную выходку мсье Пьера. Разговор после анекдота рассыпался на мелкие, незначительные толки о будущем и прошедшем бале, спектакле, о том, когда и где кто увидится.


Поблагодарив Анну Павловну за ее charmante soiree, [очаровательный вечер,] гости стали расходиться.
Пьер был неуклюж. Толстый, выше обыкновенного роста, широкий, с огромными красными руками, он, как говорится, не умел войти в салон и еще менее умел из него выйти, то есть перед выходом сказать что нибудь особенно приятное. Кроме того, он был рассеян. Вставая, он вместо своей шляпы захватил трехугольную шляпу с генеральским плюмажем и держал ее, дергая султан, до тех пор, пока генерал не попросил возвратить ее. Но вся его рассеянность и неуменье войти в салон и говорить в нем выкупались выражением добродушия, простоты и скромности. Анна Павловна повернулась к нему и, с христианскою кротостью выражая прощение за его выходку, кивнула ему и сказала:
– Надеюсь увидать вас еще, но надеюсь тоже, что вы перемените свои мнения, мой милый мсье Пьер, – сказала она.
Когда она сказала ему это, он ничего не ответил, только наклонился и показал всем еще раз свою улыбку, которая ничего не говорила, разве только вот что: «Мнения мнениями, а вы видите, какой я добрый и славный малый». И все, и Анна Павловна невольно почувствовали это.
Князь Андрей вышел в переднюю и, подставив плечи лакею, накидывавшему ему плащ, равнодушно прислушивался к болтовне своей жены с князем Ипполитом, вышедшим тоже в переднюю. Князь Ипполит стоял возле хорошенькой беременной княгини и упорно смотрел прямо на нее в лорнет.
– Идите, Annette, вы простудитесь, – говорила маленькая княгиня, прощаясь с Анной Павловной. – C'est arrete, [Решено,] – прибавила она тихо.
Анна Павловна уже успела переговорить с Лизой о сватовстве, которое она затевала между Анатолем и золовкой маленькой княгини.
– Я надеюсь на вас, милый друг, – сказала Анна Павловна тоже тихо, – вы напишете к ней и скажете мне, comment le pere envisagera la chose. Au revoir, [Как отец посмотрит на дело. До свидания,] – и она ушла из передней.
Князь Ипполит подошел к маленькой княгине и, близко наклоняя к ней свое лицо, стал полушопотом что то говорить ей.
Два лакея, один княгинин, другой его, дожидаясь, когда они кончат говорить, стояли с шалью и рединготом и слушали их, непонятный им, французский говор с такими лицами, как будто они понимали, что говорится, но не хотели показывать этого. Княгиня, как всегда, говорила улыбаясь и слушала смеясь.
– Я очень рад, что не поехал к посланнику, – говорил князь Ипполит: – скука… Прекрасный вечер, не правда ли, прекрасный?
– Говорят, что бал будет очень хорош, – отвечала княгиня, вздергивая с усиками губку. – Все красивые женщины общества будут там.
– Не все, потому что вас там не будет; не все, – сказал князь Ипполит, радостно смеясь, и, схватив шаль у лакея, даже толкнул его и стал надевать ее на княгиню.
От неловкости или умышленно (никто бы не мог разобрать этого) он долго не опускал рук, когда шаль уже была надета, и как будто обнимал молодую женщину.
Она грациозно, но всё улыбаясь, отстранилась, повернулась и взглянула на мужа. У князя Андрея глаза были закрыты: так он казался усталым и сонным.
– Вы готовы? – спросил он жену, обходя ее взглядом.
Князь Ипполит торопливо надел свой редингот, который у него, по новому, был длиннее пяток, и, путаясь в нем, побежал на крыльцо за княгиней, которую лакей подсаживал в карету.
– Рrincesse, au revoir, [Княгиня, до свиданья,] – кричал он, путаясь языком так же, как и ногами.
Княгиня, подбирая платье, садилась в темноте кареты; муж ее оправлял саблю; князь Ипполит, под предлогом прислуживания, мешал всем.
– Па звольте, сударь, – сухо неприятно обратился князь Андрей по русски к князю Ипполиту, мешавшему ему пройти.
– Я тебя жду, Пьер, – ласково и нежно проговорил тот же голос князя Андрея.
Форейтор тронулся, и карета загремела колесами. Князь Ипполит смеялся отрывисто, стоя на крыльце и дожидаясь виконта, которого он обещал довезти до дому.

– Eh bien, mon cher, votre petite princesse est tres bien, tres bien, – сказал виконт, усевшись в карету с Ипполитом. – Mais tres bien. – Он поцеловал кончики своих пальцев. – Et tout a fait francaise. [Ну, мой дорогой, ваша маленькая княгиня очень мила! Очень мила и совершенная француженка.]
Ипполит, фыркнув, засмеялся.
– Et savez vous que vous etes terrible avec votre petit air innocent, – продолжал виконт. – Je plains le pauvre Mariei, ce petit officier, qui se donne des airs de prince regnant.. [А знаете ли, вы ужасный человек, несмотря на ваш невинный вид. Мне жаль бедного мужа, этого офицерика, который корчит из себя владетельную особу.]
Ипполит фыркнул еще и сквозь смех проговорил:
– Et vous disiez, que les dames russes ne valaient pas les dames francaises. Il faut savoir s'y prendre. [А вы говорили, что русские дамы хуже французских. Надо уметь взяться.]
Пьер, приехав вперед, как домашний человек, прошел в кабинет князя Андрея и тотчас же, по привычке, лег на диван, взял первую попавшуюся с полки книгу (это были Записки Цезаря) и принялся, облокотившись, читать ее из середины.
– Что ты сделал с m lle Шерер? Она теперь совсем заболеет, – сказал, входя в кабинет, князь Андрей и потирая маленькие, белые ручки.
Пьер поворотился всем телом, так что диван заскрипел, обернул оживленное лицо к князю Андрею, улыбнулся и махнул рукой.
– Нет, этот аббат очень интересен, но только не так понимает дело… По моему, вечный мир возможен, но я не умею, как это сказать… Но только не политическим равновесием…
Князь Андрей не интересовался, видимо, этими отвлеченными разговорами.
– Нельзя, mon cher, [мой милый,] везде всё говорить, что только думаешь. Ну, что ж, ты решился, наконец, на что нибудь? Кавалергард ты будешь или дипломат? – спросил князь Андрей после минутного молчания.
Пьер сел на диван, поджав под себя ноги.
– Можете себе представить, я всё еще не знаю. Ни то, ни другое мне не нравится.
– Но ведь надо на что нибудь решиться? Отец твой ждет.
Пьер с десятилетнего возраста был послан с гувернером аббатом за границу, где он пробыл до двадцатилетнего возраста. Когда он вернулся в Москву, отец отпустил аббата и сказал молодому человеку: «Теперь ты поезжай в Петербург, осмотрись и выбирай. Я на всё согласен. Вот тебе письмо к князю Василью, и вот тебе деньги. Пиши обо всем, я тебе во всем помога». Пьер уже три месяца выбирал карьеру и ничего не делал. Про этот выбор и говорил ему князь Андрей. Пьер потер себе лоб.
– Но он масон должен быть, – сказал он, разумея аббата, которого он видел на вечере.
– Всё это бредни, – остановил его опять князь Андрей, – поговорим лучше о деле. Был ты в конной гвардии?…
– Нет, не был, но вот что мне пришло в голову, и я хотел вам сказать. Теперь война против Наполеона. Ежели б это была война за свободу, я бы понял, я бы первый поступил в военную службу; но помогать Англии и Австрии против величайшего человека в мире… это нехорошо…
Князь Андрей только пожал плечами на детские речи Пьера. Он сделал вид, что на такие глупости нельзя отвечать; но действительно на этот наивный вопрос трудно было ответить что нибудь другое, чем то, что ответил князь Андрей.
– Ежели бы все воевали только по своим убеждениям, войны бы не было, – сказал он.
– Это то и было бы прекрасно, – сказал Пьер.
Князь Андрей усмехнулся.
– Очень может быть, что это было бы прекрасно, но этого никогда не будет…
– Ну, для чего вы идете на войну? – спросил Пьер.
– Для чего? я не знаю. Так надо. Кроме того я иду… – Oн остановился. – Я иду потому, что эта жизнь, которую я веду здесь, эта жизнь – не по мне!


В соседней комнате зашумело женское платье. Как будто очнувшись, князь Андрей встряхнулся, и лицо его приняло то же выражение, какое оно имело в гостиной Анны Павловны. Пьер спустил ноги с дивана. Вошла княгиня. Она была уже в другом, домашнем, но столь же элегантном и свежем платье. Князь Андрей встал, учтиво подвигая ей кресло.
– Отчего, я часто думаю, – заговорила она, как всегда, по французски, поспешно и хлопотливо усаживаясь в кресло, – отчего Анет не вышла замуж? Как вы все глупы, messurs, что на ней не женились. Вы меня извините, но вы ничего не понимаете в женщинах толку. Какой вы спорщик, мсье Пьер.
– Я и с мужем вашим всё спорю; не понимаю, зачем он хочет итти на войну, – сказал Пьер, без всякого стеснения (столь обыкновенного в отношениях молодого мужчины к молодой женщине) обращаясь к княгине.
Княгиня встрепенулась. Видимо, слова Пьера затронули ее за живое.
– Ах, вот я то же говорю! – сказала она. – Я не понимаю, решительно не понимаю, отчего мужчины не могут жить без войны? Отчего мы, женщины, ничего не хотим, ничего нам не нужно? Ну, вот вы будьте судьею. Я ему всё говорю: здесь он адъютант у дяди, самое блестящее положение. Все его так знают, так ценят. На днях у Апраксиных я слышала, как одна дама спрашивает: «c'est ca le fameux prince Andre?» Ma parole d'honneur! [Это знаменитый князь Андрей? Честное слово!] – Она засмеялась. – Он так везде принят. Он очень легко может быть и флигель адъютантом. Вы знаете, государь очень милостиво говорил с ним. Мы с Анет говорили, это очень легко было бы устроить. Как вы думаете?
Пьер посмотрел на князя Андрея и, заметив, что разговор этот не нравился его другу, ничего не отвечал.
– Когда вы едете? – спросил он.
– Ah! ne me parlez pas de ce depart, ne m'en parlez pas. Je ne veux pas en entendre parler, [Ах, не говорите мне про этот отъезд! Я не хочу про него слышать,] – заговорила княгиня таким капризно игривым тоном, каким она говорила с Ипполитом в гостиной, и который так, очевидно, не шел к семейному кружку, где Пьер был как бы членом. – Сегодня, когда я подумала, что надо прервать все эти дорогие отношения… И потом, ты знаешь, Andre? – Она значительно мигнула мужу. – J'ai peur, j'ai peur! [Мне страшно, мне страшно!] – прошептала она, содрогаясь спиною.
Муж посмотрел на нее с таким видом, как будто он был удивлен, заметив, что кто то еще, кроме его и Пьера, находился в комнате; и он с холодною учтивостью вопросительно обратился к жене:
– Чего ты боишься, Лиза? Я не могу понять, – сказал он.
– Вот как все мужчины эгоисты; все, все эгоисты! Сам из за своих прихотей, Бог знает зачем, бросает меня, запирает в деревню одну.
– С отцом и сестрой, не забудь, – тихо сказал князь Андрей.
– Всё равно одна, без моих друзей… И хочет, чтобы я не боялась.
Тон ее уже был ворчливый, губка поднялась, придавая лицу не радостное, а зверское, беличье выраженье. Она замолчала, как будто находя неприличным говорить при Пьере про свою беременность, тогда как в этом и состояла сущность дела.
– Всё таки я не понял, de quoi vous avez peur, [Чего ты боишься,] – медлительно проговорил князь Андрей, не спуская глаз с жены.
Княгиня покраснела и отчаянно взмахнула руками.
– Non, Andre, je dis que vous avez tellement, tellement change… [Нет, Андрей, я говорю: ты так, так переменился…]
– Твой доктор велит тебе раньше ложиться, – сказал князь Андрей. – Ты бы шла спать.
Княгиня ничего не сказала, и вдруг короткая с усиками губка задрожала; князь Андрей, встав и пожав плечами, прошел по комнате.
Пьер удивленно и наивно смотрел через очки то на него, то на княгиню и зашевелился, как будто он тоже хотел встать, но опять раздумывал.
– Что мне за дело, что тут мсье Пьер, – вдруг сказала маленькая княгиня, и хорошенькое лицо ее вдруг распустилось в слезливую гримасу. – Я тебе давно хотела сказать, Andre: за что ты ко мне так переменился? Что я тебе сделала? Ты едешь в армию, ты меня не жалеешь. За что?
– Lise! – только сказал князь Андрей; но в этом слове были и просьба, и угроза, и, главное, уверение в том, что она сама раскается в своих словах; но она торопливо продолжала:
– Ты обращаешься со мной, как с больною или с ребенком. Я всё вижу. Разве ты такой был полгода назад?
– Lise, я прошу вас перестать, – сказал князь Андрей еще выразительнее.
Пьер, всё более и более приходивший в волнение во время этого разговора, встал и подошел к княгине. Он, казалось, не мог переносить вида слез и сам готов был заплакать.
– Успокойтесь, княгиня. Вам это так кажется, потому что я вас уверяю, я сам испытал… отчего… потому что… Нет, извините, чужой тут лишний… Нет, успокойтесь… Прощайте…
Князь Андрей остановил его за руку.
– Нет, постой, Пьер. Княгиня так добра, что не захочет лишить меня удовольствия провести с тобою вечер.
– Нет, он только о себе думает, – проговорила княгиня, не удерживая сердитых слез.
– Lise, – сказал сухо князь Андрей, поднимая тон на ту степень, которая показывает, что терпение истощено.
Вдруг сердитое беличье выражение красивого личика княгини заменилось привлекательным и возбуждающим сострадание выражением страха; она исподлобья взглянула своими прекрасными глазками на мужа, и на лице ее показалось то робкое и признающееся выражение, какое бывает у собаки, быстро, но слабо помахивающей опущенным хвостом.
– Mon Dieu, mon Dieu! [Боже мой, Боже мой!] – проговорила княгиня и, подобрав одною рукой складку платья, подошла к мужу и поцеловала его в лоб.
– Bonsoir, Lise, [Доброй ночи, Лиза,] – сказал князь Андрей, вставая и учтиво, как у посторонней, целуя руку.


Друзья молчали. Ни тот, ни другой не начинал говорить. Пьер поглядывал на князя Андрея, князь Андрей потирал себе лоб своею маленькою рукой.
– Пойдем ужинать, – сказал он со вздохом, вставая и направляясь к двери.
Они вошли в изящно, заново, богато отделанную столовую. Всё, от салфеток до серебра, фаянса и хрусталя, носило на себе тот особенный отпечаток новизны, который бывает в хозяйстве молодых супругов. В середине ужина князь Андрей облокотился и, как человек, давно имеющий что нибудь на сердце и вдруг решающийся высказаться, с выражением нервного раздражения, в каком Пьер никогда еще не видал своего приятеля, начал говорить:
– Никогда, никогда не женись, мой друг; вот тебе мой совет: не женись до тех пор, пока ты не скажешь себе, что ты сделал всё, что мог, и до тех пор, пока ты не перестанешь любить ту женщину, какую ты выбрал, пока ты не увидишь ее ясно; а то ты ошибешься жестоко и непоправимо. Женись стариком, никуда негодным… А то пропадет всё, что в тебе есть хорошего и высокого. Всё истратится по мелочам. Да, да, да! Не смотри на меня с таким удивлением. Ежели ты ждешь от себя чего нибудь впереди, то на каждом шагу ты будешь чувствовать, что для тебя всё кончено, всё закрыто, кроме гостиной, где ты будешь стоять на одной доске с придворным лакеем и идиотом… Да что!…
Он энергически махнул рукой.
Пьер снял очки, отчего лицо его изменилось, еще более выказывая доброту, и удивленно глядел на друга.
– Моя жена, – продолжал князь Андрей, – прекрасная женщина. Это одна из тех редких женщин, с которою можно быть покойным за свою честь; но, Боже мой, чего бы я не дал теперь, чтобы не быть женатым! Это я тебе одному и первому говорю, потому что я люблю тебя.
Князь Андрей, говоря это, был еще менее похож, чем прежде, на того Болконского, который развалившись сидел в креслах Анны Павловны и сквозь зубы, щурясь, говорил французские фразы. Его сухое лицо всё дрожало нервическим оживлением каждого мускула; глаза, в которых прежде казался потушенным огонь жизни, теперь блестели лучистым, ярким блеском. Видно было, что чем безжизненнее казался он в обыкновенное время, тем энергичнее был он в эти минуты почти болезненного раздражения.
– Ты не понимаешь, отчего я это говорю, – продолжал он. – Ведь это целая история жизни. Ты говоришь, Бонапарте и его карьера, – сказал он, хотя Пьер и не говорил про Бонапарте. – Ты говоришь Бонапарте; но Бонапарте, когда он работал, шаг за шагом шел к цели, он был свободен, у него ничего не было, кроме его цели, – и он достиг ее. Но свяжи себя с женщиной – и как скованный колодник, теряешь всякую свободу. И всё, что есть в тебе надежд и сил, всё только тяготит и раскаянием мучает тебя. Гостиные, сплетни, балы, тщеславие, ничтожество – вот заколдованный круг, из которого я не могу выйти. Я теперь отправляюсь на войну, на величайшую войну, какая только бывала, а я ничего не знаю и никуда не гожусь. Je suis tres aimable et tres caustique, [Я очень мил и очень едок,] – продолжал князь Андрей, – и у Анны Павловны меня слушают. И это глупое общество, без которого не может жить моя жена, и эти женщины… Ежели бы ты только мог знать, что это такое toutes les femmes distinguees [все эти женщины хорошего общества] и вообще женщины! Отец мой прав. Эгоизм, тщеславие, тупоумие, ничтожество во всем – вот женщины, когда показываются все так, как они есть. Посмотришь на них в свете, кажется, что что то есть, а ничего, ничего, ничего! Да, не женись, душа моя, не женись, – кончил князь Андрей.
– Мне смешно, – сказал Пьер, – что вы себя, вы себя считаете неспособным, свою жизнь – испорченною жизнью. У вас всё, всё впереди. И вы…
Он не сказал, что вы , но уже тон его показывал, как высоко ценит он друга и как много ждет от него в будущем.
«Как он может это говорить!» думал Пьер. Пьер считал князя Андрея образцом всех совершенств именно оттого, что князь Андрей в высшей степени соединял все те качества, которых не было у Пьера и которые ближе всего можно выразить понятием – силы воли. Пьер всегда удивлялся способности князя Андрея спокойного обращения со всякого рода людьми, его необыкновенной памяти, начитанности (он всё читал, всё знал, обо всем имел понятие) и больше всего его способности работать и учиться. Ежели часто Пьера поражало в Андрее отсутствие способности мечтательного философствования (к чему особенно был склонен Пьер), то и в этом он видел не недостаток, а силу.
В самых лучших, дружеских и простых отношениях лесть или похвала необходимы, как подмазка необходима для колес, чтоб они ехали.
– Je suis un homme fini, [Я человек конченный,] – сказал князь Андрей. – Что обо мне говорить? Давай говорить о тебе, – сказал он, помолчав и улыбнувшись своим утешительным мыслям.
Улыбка эта в то же мгновение отразилась на лице Пьера.
– А обо мне что говорить? – сказал Пьер, распуская свой рот в беззаботную, веселую улыбку. – Что я такое? Je suis un batard [Я незаконный сын!] – И он вдруг багрово покраснел. Видно было, что он сделал большое усилие, чтобы сказать это. – Sans nom, sans fortune… [Без имени, без состояния…] И что ж, право… – Но он не сказал, что право . – Я cвободен пока, и мне хорошо. Я только никак не знаю, что мне начать. Я хотел серьезно посоветоваться с вами.
Князь Андрей добрыми глазами смотрел на него. Но во взгляде его, дружеском, ласковом, всё таки выражалось сознание своего превосходства.
– Ты мне дорог, особенно потому, что ты один живой человек среди всего нашего света. Тебе хорошо. Выбери, что хочешь; это всё равно. Ты везде будешь хорош, но одно: перестань ты ездить к этим Курагиным, вести эту жизнь. Так это не идет тебе: все эти кутежи, и гусарство, и всё…
– Que voulez vous, mon cher, – сказал Пьер, пожимая плечами, – les femmes, mon cher, les femmes! [Что вы хотите, дорогой мой, женщины, дорогой мой, женщины!]
– Не понимаю, – отвечал Андрей. – Les femmes comme il faut, [Порядочные женщины,] это другое дело; но les femmes Курагина, les femmes et le vin, [женщины Курагина, женщины и вино,] не понимаю!
Пьер жил y князя Василия Курагина и участвовал в разгульной жизни его сына Анатоля, того самого, которого для исправления собирались женить на сестре князя Андрея.
– Знаете что, – сказал Пьер, как будто ему пришла неожиданно счастливая мысль, – серьезно, я давно это думал. С этою жизнью я ничего не могу ни решить, ни обдумать. Голова болит, денег нет. Нынче он меня звал, я не поеду.
– Дай мне честное слово, что ты не будешь ездить?
– Честное слово!


Уже был второй час ночи, когда Пьер вышел oт своего друга. Ночь была июньская, петербургская, бессумрачная ночь. Пьер сел в извозчичью коляску с намерением ехать домой. Но чем ближе он подъезжал, тем более он чувствовал невозможность заснуть в эту ночь, походившую более на вечер или на утро. Далеко было видно по пустым улицам. Дорогой Пьер вспомнил, что у Анатоля Курагина нынче вечером должно было собраться обычное игорное общество, после которого обыкновенно шла попойка, кончавшаяся одним из любимых увеселений Пьера.
«Хорошо бы было поехать к Курагину», подумал он.
Но тотчас же он вспомнил данное князю Андрею честное слово не бывать у Курагина. Но тотчас же, как это бывает с людьми, называемыми бесхарактерными, ему так страстно захотелось еще раз испытать эту столь знакомую ему беспутную жизнь, что он решился ехать. И тотчас же ему пришла в голову мысль, что данное слово ничего не значит, потому что еще прежде, чем князю Андрею, он дал также князю Анатолю слово быть у него; наконец, он подумал, что все эти честные слова – такие условные вещи, не имеющие никакого определенного смысла, особенно ежели сообразить, что, может быть, завтра же или он умрет или случится с ним что нибудь такое необыкновенное, что не будет уже ни честного, ни бесчестного. Такого рода рассуждения, уничтожая все его решения и предположения, часто приходили к Пьеру. Он поехал к Курагину.
Подъехав к крыльцу большого дома у конно гвардейских казарм, в которых жил Анатоль, он поднялся на освещенное крыльцо, на лестницу, и вошел в отворенную дверь. В передней никого не было; валялись пустые бутылки, плащи, калоши; пахло вином, слышался дальний говор и крик.
Игра и ужин уже кончились, но гости еще не разъезжались. Пьер скинул плащ и вошел в первую комнату, где стояли остатки ужина и один лакей, думая, что его никто не видит, допивал тайком недопитые стаканы. Из третьей комнаты слышались возня, хохот, крики знакомых голосов и рев медведя.
Человек восемь молодых людей толпились озабоченно около открытого окна. Трое возились с молодым медведем, которого один таскал на цепи, пугая им другого.
– Держу за Стивенса сто! – кричал один.
– Смотри не поддерживать! – кричал другой.
– Я за Долохова! – кричал третий. – Разними, Курагин.
– Ну, бросьте Мишку, тут пари.
– Одним духом, иначе проиграно, – кричал четвертый.
– Яков, давай бутылку, Яков! – кричал сам хозяин, высокий красавец, стоявший посреди толпы в одной тонкой рубашке, раскрытой на средине груди. – Стойте, господа. Вот он Петруша, милый друг, – обратился он к Пьеру.
Другой голос невысокого человека, с ясными голубыми глазами, особенно поражавший среди этих всех пьяных голосов своим трезвым выражением, закричал от окна: «Иди сюда – разойми пари!» Это был Долохов, семеновский офицер, известный игрок и бретёр, живший вместе с Анатолем. Пьер улыбался, весело глядя вокруг себя.
– Ничего не понимаю. В чем дело?
– Стойте, он не пьян. Дай бутылку, – сказал Анатоль и, взяв со стола стакан, подошел к Пьеру.
– Прежде всего пей.
Пьер стал пить стакан за стаканом, исподлобья оглядывая пьяных гостей, которые опять столпились у окна, и прислушиваясь к их говору. Анатоль наливал ему вино и рассказывал, что Долохов держит пари с англичанином Стивенсом, моряком, бывшим тут, в том, что он, Долохов, выпьет бутылку рому, сидя на окне третьего этажа с опущенными наружу ногами.
– Ну, пей же всю! – сказал Анатоль, подавая последний стакан Пьеру, – а то не пущу!
– Нет, не хочу, – сказал Пьер, отталкивая Анатоля, и подошел к окну.
Долохов держал за руку англичанина и ясно, отчетливо выговаривал условия пари, обращаясь преимущественно к Анатолю и Пьеру.
Долохов был человек среднего роста, курчавый и с светлыми, голубыми глазами. Ему было лет двадцать пять. Он не носил усов, как и все пехотные офицеры, и рот его, самая поразительная черта его лица, был весь виден. Линии этого рта были замечательно тонко изогнуты. В средине верхняя губа энергически опускалась на крепкую нижнюю острым клином, и в углах образовывалось постоянно что то вроде двух улыбок, по одной с каждой стороны; и всё вместе, а особенно в соединении с твердым, наглым, умным взглядом, составляло впечатление такое, что нельзя было не заметить этого лица. Долохов был небогатый человек, без всяких связей. И несмотря на то, что Анатоль проживал десятки тысяч, Долохов жил с ним и успел себя поставить так, что Анатоль и все знавшие их уважали Долохова больше, чем Анатоля. Долохов играл во все игры и почти всегда выигрывал. Сколько бы он ни пил, он никогда не терял ясности головы. И Курагин, и Долохов в то время были знаменитостями в мире повес и кутил Петербурга.
Бутылка рому была принесена; раму, не пускавшую сесть на наружный откос окна, выламывали два лакея, видимо торопившиеся и робевшие от советов и криков окружавших господ.
Анатоль с своим победительным видом подошел к окну. Ему хотелось сломать что нибудь. Он оттолкнул лакеев и потянул раму, но рама не сдавалась. Он разбил стекло.
– Ну ка ты, силач, – обратился он к Пьеру.
Пьер взялся за перекладины, потянул и с треском выворотип дубовую раму.
– Всю вон, а то подумают, что я держусь, – сказал Долохов.
– Англичанин хвастает… а?… хорошо?… – говорил Анатоль.
– Хорошо, – сказал Пьер, глядя на Долохова, который, взяв в руки бутылку рома, подходил к окну, из которого виднелся свет неба и сливавшихся на нем утренней и вечерней зари.
Долохов с бутылкой рома в руке вскочил на окно. «Слушать!»
крикнул он, стоя на подоконнике и обращаясь в комнату. Все замолчали.
– Я держу пари (он говорил по французски, чтоб его понял англичанин, и говорил не слишком хорошо на этом языке). Держу пари на пятьдесят империалов, хотите на сто? – прибавил он, обращаясь к англичанину.
– Нет, пятьдесят, – сказал англичанин.
– Хорошо, на пятьдесят империалов, – что я выпью бутылку рома всю, не отнимая ото рта, выпью, сидя за окном, вот на этом месте (он нагнулся и показал покатый выступ стены за окном) и не держась ни за что… Так?…
– Очень хорошо, – сказал англичанин.
Анатоль повернулся к англичанину и, взяв его за пуговицу фрака и сверху глядя на него (англичанин был мал ростом), начал по английски повторять ему условия пари.
– Постой! – закричал Долохов, стуча бутылкой по окну, чтоб обратить на себя внимание. – Постой, Курагин; слушайте. Если кто сделает то же, то я плачу сто империалов. Понимаете?
Англичанин кивнул головой, не давая никак разуметь, намерен ли он или нет принять это новое пари. Анатоль не отпускал англичанина и, несмотря на то что тот, кивая, давал знать что он всё понял, Анатоль переводил ему слова Долохова по английски. Молодой худощавый мальчик, лейб гусар, проигравшийся в этот вечер, взлез на окно, высунулся и посмотрел вниз.
– У!… у!… у!… – проговорил он, глядя за окно на камень тротуара.
– Смирно! – закричал Долохов и сдернул с окна офицера, который, запутавшись шпорами, неловко спрыгнул в комнату.
Поставив бутылку на подоконник, чтобы было удобно достать ее, Долохов осторожно и тихо полез в окно. Спустив ноги и расперевшись обеими руками в края окна, он примерился, уселся, опустил руки, подвинулся направо, налево и достал бутылку. Анатоль принес две свечки и поставил их на подоконник, хотя было уже совсем светло. Спина Долохова в белой рубашке и курчавая голова его были освещены с обеих сторон. Все столпились у окна. Англичанин стоял впереди. Пьер улыбался и ничего не говорил. Один из присутствующих, постарше других, с испуганным и сердитым лицом, вдруг продвинулся вперед и хотел схватить Долохова за рубашку.
– Господа, это глупости; он убьется до смерти, – сказал этот более благоразумный человек.
Анатоль остановил его:
– Не трогай, ты его испугаешь, он убьется. А?… Что тогда?… А?…
Долохов обернулся, поправляясь и опять расперевшись руками.
– Ежели кто ко мне еще будет соваться, – сказал он, редко пропуская слова сквозь стиснутые и тонкие губы, – я того сейчас спущу вот сюда. Ну!…
Сказав «ну»!, он повернулся опять, отпустил руки, взял бутылку и поднес ко рту, закинул назад голову и вскинул кверху свободную руку для перевеса. Один из лакеев, начавший подбирать стекла, остановился в согнутом положении, не спуская глаз с окна и спины Долохова. Анатоль стоял прямо, разинув глаза. Англичанин, выпятив вперед губы, смотрел сбоку. Тот, который останавливал, убежал в угол комнаты и лег на диван лицом к стене. Пьер закрыл лицо, и слабая улыбка, забывшись, осталась на его лице, хоть оно теперь выражало ужас и страх. Все молчали. Пьер отнял от глаз руки: Долохов сидел всё в том же положении, только голова загнулась назад, так что курчавые волосы затылка прикасались к воротнику рубахи, и рука с бутылкой поднималась всё выше и выше, содрогаясь и делая усилие. Бутылка видимо опорожнялась и с тем вместе поднималась, загибая голову. «Что же это так долго?» подумал Пьер. Ему казалось, что прошло больше получаса. Вдруг Долохов сделал движение назад спиной, и рука его нервически задрожала; этого содрогания было достаточно, чтобы сдвинуть всё тело, сидевшее на покатом откосе. Он сдвинулся весь, и еще сильнее задрожали, делая усилие, рука и голова его. Одна рука поднялась, чтобы схватиться за подоконник, но опять опустилась. Пьер опять закрыл глаза и сказал себе, что никогда уж не откроет их. Вдруг он почувствовал, что всё вокруг зашевелилось. Он взглянул: Долохов стоял на подоконнике, лицо его было бледно и весело.
– Пуста!
Он кинул бутылку англичанину, который ловко поймал ее. Долохов спрыгнул с окна. От него сильно пахло ромом.
– Отлично! Молодцом! Вот так пари! Чорт вас возьми совсем! – кричали с разных сторон.
Англичанин, достав кошелек, отсчитывал деньги. Долохов хмурился и молчал. Пьер вскочил на окно.
Господа! Кто хочет со мною пари? Я то же сделаю, – вдруг крикнул он. – И пари не нужно, вот что. Вели дать бутылку. Я сделаю… вели дать.
– Пускай, пускай! – сказал Долохов, улыбаясь.
– Что ты? с ума сошел? Кто тебя пустит? У тебя и на лестнице голова кружится, – заговорили с разных сторон.
– Я выпью, давай бутылку рому! – закричал Пьер, решительным и пьяным жестом ударяя по столу, и полез в окно.
Его схватили за руки; но он был так силен, что далеко оттолкнул того, кто приблизился к нему.
– Нет, его так не уломаешь ни за что, – говорил Анатоль, – постойте, я его обману. Послушай, я с тобой держу пари, но завтра, а теперь мы все едем к***.
– Едем, – закричал Пьер, – едем!… И Мишку с собой берем…
И он ухватил медведя, и, обняв и подняв его, стал кружиться с ним по комнате.


Князь Василий исполнил обещание, данное на вечере у Анны Павловны княгине Друбецкой, просившей его о своем единственном сыне Борисе. О нем было доложено государю, и, не в пример другим, он был переведен в гвардию Семеновского полка прапорщиком. Но адъютантом или состоящим при Кутузове Борис так и не был назначен, несмотря на все хлопоты и происки Анны Михайловны. Вскоре после вечера Анны Павловны Анна Михайловна вернулась в Москву, прямо к своим богатым родственникам Ростовым, у которых она стояла в Москве и у которых с детства воспитывался и годами живал ее обожаемый Боренька, только что произведенный в армейские и тотчас же переведенный в гвардейские прапорщики. Гвардия уже вышла из Петербурга 10 го августа, и сын, оставшийся для обмундирования в Москве, должен был догнать ее по дороге в Радзивилов.
У Ростовых были именинницы Натальи, мать и меньшая дочь. С утра, не переставая, подъезжали и отъезжали цуги, подвозившие поздравителей к большому, всей Москве известному дому графини Ростовой на Поварской. Графиня с красивой старшею дочерью и гостями, не перестававшими сменять один другого, сидели в гостиной.
Графиня была женщина с восточным типом худого лица, лет сорока пяти, видимо изнуренная детьми, которых у ней было двенадцать человек. Медлительность ее движений и говора, происходившая от слабости сил, придавала ей значительный вид, внушавший уважение. Княгиня Анна Михайловна Друбецкая, как домашний человек, сидела тут же, помогая в деле принимания и занимания разговором гостей. Молодежь была в задних комнатах, не находя нужным участвовать в приеме визитов. Граф встречал и провожал гостей, приглашая всех к обеду.
«Очень, очень вам благодарен, ma chere или mon cher [моя дорогая или мой дорогой] (ma сherе или mon cher он говорил всем без исключения, без малейших оттенков как выше, так и ниже его стоявшим людям) за себя и за дорогих именинниц. Смотрите же, приезжайте обедать. Вы меня обидите, mon cher. Душевно прошу вас от всего семейства, ma chere». Эти слова с одинаковым выражением на полном веселом и чисто выбритом лице и с одинаково крепким пожатием руки и повторяемыми короткими поклонами говорил он всем без исключения и изменения. Проводив одного гостя, граф возвращался к тому или той, которые еще были в гостиной; придвинув кресла и с видом человека, любящего и умеющего пожить, молодецки расставив ноги и положив на колена руки, он значительно покачивался, предлагал догадки о погоде, советовался о здоровье, иногда на русском, иногда на очень дурном, но самоуверенном французском языке, и снова с видом усталого, но твердого в исполнении обязанности человека шел провожать, оправляя редкие седые волосы на лысине, и опять звал обедать. Иногда, возвращаясь из передней, он заходил через цветочную и официантскую в большую мраморную залу, где накрывали стол на восемьдесят кувертов, и, глядя на официантов, носивших серебро и фарфор, расставлявших столы и развертывавших камчатные скатерти, подзывал к себе Дмитрия Васильевича, дворянина, занимавшегося всеми его делами, и говорил: «Ну, ну, Митенька, смотри, чтоб всё было хорошо. Так, так, – говорил он, с удовольствием оглядывая огромный раздвинутый стол. – Главное – сервировка. То то…» И он уходил, самодовольно вздыхая, опять в гостиную.
– Марья Львовна Карагина с дочерью! – басом доложил огромный графинин выездной лакей, входя в двери гостиной.
Графиня подумала и понюхала из золотой табакерки с портретом мужа.
– Замучили меня эти визиты, – сказала она. – Ну, уж ее последнюю приму. Чопорна очень. Проси, – сказала она лакею грустным голосом, как будто говорила: «ну, уж добивайте!»
Высокая, полная, с гордым видом дама с круглолицей улыбающейся дочкой, шумя платьями, вошли в гостиную.
«Chere comtesse, il y a si longtemps… elle a ete alitee la pauvre enfant… au bal des Razoumowsky… et la comtesse Apraksine… j'ai ete si heureuse…» [Дорогая графиня, как давно… она должна была пролежать в постеле, бедное дитя… на балу у Разумовских… и графиня Апраксина… была так счастлива…] послышались оживленные женские голоса, перебивая один другой и сливаясь с шумом платьев и передвиганием стульев. Начался тот разговор, который затевают ровно настолько, чтобы при первой паузе встать, зашуметь платьями, проговорить: «Je suis bien charmee; la sante de maman… et la comtesse Apraksine» [Я в восхищении; здоровье мамы… и графиня Апраксина] и, опять зашумев платьями, пройти в переднюю, надеть шубу или плащ и уехать. Разговор зашел о главной городской новости того времени – о болезни известного богача и красавца Екатерининского времени старого графа Безухого и о его незаконном сыне Пьере, который так неприлично вел себя на вечере у Анны Павловны Шерер.
– Я очень жалею бедного графа, – проговорила гостья, – здоровье его и так плохо, а теперь это огорченье от сына, это его убьет!
– Что такое? – спросила графиня, как будто не зная, о чем говорит гостья, хотя она раз пятнадцать уже слышала причину огорчения графа Безухого.
– Вот нынешнее воспитание! Еще за границей, – проговорила гостья, – этот молодой человек предоставлен был самому себе, и теперь в Петербурге, говорят, он такие ужасы наделал, что его с полицией выслали оттуда.
– Скажите! – сказала графиня.
– Он дурно выбирал свои знакомства, – вмешалась княгиня Анна Михайловна. – Сын князя Василия, он и один Долохов, они, говорят, Бог знает что делали. И оба пострадали. Долохов разжалован в солдаты, а сын Безухого выслан в Москву. Анатоля Курагина – того отец как то замял. Но выслали таки из Петербурга.
– Да что, бишь, они сделали? – спросила графиня.
– Это совершенные разбойники, особенно Долохов, – говорила гостья. – Он сын Марьи Ивановны Долоховой, такой почтенной дамы, и что же? Можете себе представить: они втроем достали где то медведя, посадили с собой в карету и повезли к актрисам. Прибежала полиция их унимать. Они поймали квартального и привязали его спина со спиной к медведю и пустили медведя в Мойку; медведь плавает, а квартальный на нем.
– Хороша, ma chere, фигура квартального, – закричал граф, помирая со смеху.
– Ах, ужас какой! Чему тут смеяться, граф?
Но дамы невольно смеялись и сами.
– Насилу спасли этого несчастного, – продолжала гостья. – И это сын графа Кирилла Владимировича Безухова так умно забавляется! – прибавила она. – А говорили, что так хорошо воспитан и умен. Вот всё воспитание заграничное куда довело. Надеюсь, что здесь его никто не примет, несмотря на его богатство. Мне хотели его представить. Я решительно отказалась: у меня дочери.
– Отчего вы говорите, что этот молодой человек так богат? – спросила графиня, нагибаясь от девиц, которые тотчас же сделали вид, что не слушают. – Ведь у него только незаконные дети. Кажется… и Пьер незаконный.
Гостья махнула рукой.
– У него их двадцать незаконных, я думаю.
Княгиня Анна Михайловна вмешалась в разговор, видимо, желая выказать свои связи и свое знание всех светских обстоятельств.
– Вот в чем дело, – сказала она значительно и тоже полушопотом. – Репутация графа Кирилла Владимировича известна… Детям своим он и счет потерял, но этот Пьер любимый был.
– Как старик был хорош, – сказала графиня, – еще прошлого года! Красивее мужчины я не видывала.
– Теперь очень переменился, – сказала Анна Михайловна. – Так я хотела сказать, – продолжала она, – по жене прямой наследник всего именья князь Василий, но Пьера отец очень любил, занимался его воспитанием и писал государю… так что никто не знает, ежели он умрет (он так плох, что этого ждут каждую минуту, и Lorrain приехал из Петербурга), кому достанется это огромное состояние, Пьеру или князю Василию. Сорок тысяч душ и миллионы. Я это очень хорошо знаю, потому что мне сам князь Василий это говорил. Да и Кирилл Владимирович мне приходится троюродным дядей по матери. Он и крестил Борю, – прибавила она, как будто не приписывая этому обстоятельству никакого значения.
– Князь Василий приехал в Москву вчера. Он едет на ревизию, мне говорили, – сказала гостья.
– Да, но, entre nous, [между нами,] – сказала княгиня, – это предлог, он приехал собственно к графу Кирилле Владимировичу, узнав, что он так плох.
– Однако, ma chere, это славная штука, – сказал граф и, заметив, что старшая гостья его не слушала, обратился уже к барышням. – Хороша фигура была у квартального, я воображаю.
И он, представив, как махал руками квартальный, опять захохотал звучным и басистым смехом, колебавшим всё его полное тело, как смеются люди, всегда хорошо евшие и особенно пившие. – Так, пожалуйста же, обедать к нам, – сказал он.


Наступило молчание. Графиня глядела на гостью, приятно улыбаясь, впрочем, не скрывая того, что не огорчится теперь нисколько, если гостья поднимется и уедет. Дочь гостьи уже оправляла платье, вопросительно глядя на мать, как вдруг из соседней комнаты послышался бег к двери нескольких мужских и женских ног, грохот зацепленного и поваленного стула, и в комнату вбежала тринадцатилетняя девочка, запахнув что то короткою кисейною юбкою, и остановилась по средине комнаты. Очевидно было, она нечаянно, с нерассчитанного бега, заскочила так далеко. В дверях в ту же минуту показались студент с малиновым воротником, гвардейский офицер, пятнадцатилетняя девочка и толстый румяный мальчик в детской курточке.
Граф вскочил и, раскачиваясь, широко расставил руки вокруг бежавшей девочки.
– А, вот она! – смеясь закричал он. – Именинница! Ma chere, именинница!
– Ma chere, il y a un temps pour tout, [Милая, на все есть время,] – сказала графиня, притворяясь строгою. – Ты ее все балуешь, Elie, – прибавила она мужу.
– Bonjour, ma chere, je vous felicite, [Здравствуйте, моя милая, поздравляю вас,] – сказала гостья. – Quelle delicuse enfant! [Какое прелестное дитя!] – прибавила она, обращаясь к матери.
Черноглазая, с большим ртом, некрасивая, но живая девочка, с своими детскими открытыми плечиками, которые, сжимаясь, двигались в своем корсаже от быстрого бега, с своими сбившимися назад черными кудрями, тоненькими оголенными руками и маленькими ножками в кружевных панталончиках и открытых башмачках, была в том милом возрасте, когда девочка уже не ребенок, а ребенок еще не девушка. Вывернувшись от отца, она подбежала к матери и, не обращая никакого внимания на ее строгое замечание, спрятала свое раскрасневшееся лицо в кружевах материной мантильи и засмеялась. Она смеялась чему то, толкуя отрывисто про куклу, которую вынула из под юбочки.
– Видите?… Кукла… Мими… Видите.
И Наташа не могла больше говорить (ей всё смешно казалось). Она упала на мать и расхохоталась так громко и звонко, что все, даже чопорная гостья, против воли засмеялись.
– Ну, поди, поди с своим уродом! – сказала мать, притворно сердито отталкивая дочь. – Это моя меньшая, – обратилась она к гостье.
Наташа, оторвав на минуту лицо от кружевной косынки матери, взглянула на нее снизу сквозь слезы смеха и опять спрятала лицо.
Гостья, принужденная любоваться семейною сценой, сочла нужным принять в ней какое нибудь участие.
– Скажите, моя милая, – сказала она, обращаясь к Наташе, – как же вам приходится эта Мими? Дочь, верно?
Наташе не понравился тон снисхождения до детского разговора, с которым гостья обратилась к ней. Она ничего не ответила и серьезно посмотрела на гостью.
Между тем всё это молодое поколение: Борис – офицер, сын княгини Анны Михайловны, Николай – студент, старший сын графа, Соня – пятнадцатилетняя племянница графа, и маленький Петруша – меньшой сын, все разместились в гостиной и, видимо, старались удержать в границах приличия оживление и веселость, которыми еще дышала каждая их черта. Видно было, что там, в задних комнатах, откуда они все так стремительно прибежали, у них были разговоры веселее, чем здесь о городских сплетнях, погоде и comtesse Apraksine. [о графине Апраксиной.] Изредка они взглядывали друг на друга и едва удерживались от смеха.
Два молодые человека, студент и офицер, друзья с детства, были одних лет и оба красивы, но не похожи друг на друга. Борис был высокий белокурый юноша с правильными тонкими чертами спокойного и красивого лица; Николай был невысокий курчавый молодой человек с открытым выражением лица. На верхней губе его уже показывались черные волосики, и во всем лице выражались стремительность и восторженность.
Николай покраснел, как только вошел в гостиную. Видно было, что он искал и не находил, что сказать; Борис, напротив, тотчас же нашелся и рассказал спокойно, шутливо, как эту Мими куклу он знал еще молодою девицей с неиспорченным еще носом, как она в пять лет на его памяти состарелась и как у ней по всему черепу треснула голова. Сказав это, он взглянул на Наташу. Наташа отвернулась от него, взглянула на младшего брата, который, зажмурившись, трясся от беззвучного смеха, и, не в силах более удерживаться, прыгнула и побежала из комнаты так скоро, как только могли нести ее быстрые ножки. Борис не рассмеялся.
– Вы, кажется, тоже хотели ехать, maman? Карета нужна? – .сказал он, с улыбкой обращаясь к матери.
– Да, поди, поди, вели приготовить, – сказала она, уливаясь.
Борис вышел тихо в двери и пошел за Наташей, толстый мальчик сердито побежал за ними, как будто досадуя на расстройство, происшедшее в его занятиях.


Из молодежи, не считая старшей дочери графини (которая была четырьмя годами старше сестры и держала себя уже, как большая) и гостьи барышни, в гостиной остались Николай и Соня племянница. Соня была тоненькая, миниатюрненькая брюнетка с мягким, отененным длинными ресницами взглядом, густой черною косой, два раза обвившею ее голову, и желтоватым оттенком кожи на лице и в особенности на обнаженных худощавых, но грациозных мускулистых руках и шее. Плавностью движений, мягкостью и гибкостью маленьких членов и несколько хитрою и сдержанною манерой она напоминала красивого, но еще не сформировавшегося котенка, который будет прелестною кошечкой. Она, видимо, считала приличным выказывать улыбкой участие к общему разговору; но против воли ее глаза из под длинных густых ресниц смотрели на уезжавшего в армию cousin [двоюродного брата] с таким девическим страстным обожанием, что улыбка ее не могла ни на мгновение обмануть никого, и видно было, что кошечка присела только для того, чтоб еще энергичнее прыгнуть и заиграть с своим соusin, как скоро только они так же, как Борис с Наташей, выберутся из этой гостиной.
– Да, ma chere, – сказал старый граф, обращаясь к гостье и указывая на своего Николая. – Вот его друг Борис произведен в офицеры, и он из дружбы не хочет отставать от него; бросает и университет и меня старика: идет в военную службу, ma chere. А уж ему место в архиве было готово, и всё. Вот дружба то? – сказал граф вопросительно.
– Да ведь война, говорят, объявлена, – сказала гостья.
– Давно говорят, – сказал граф. – Опять поговорят, поговорят, да так и оставят. Ma chere, вот дружба то! – повторил он. – Он идет в гусары.
Гостья, не зная, что сказать, покачала головой.
– Совсем не из дружбы, – отвечал Николай, вспыхнув и отговариваясь как будто от постыдного на него наклепа. – Совсем не дружба, а просто чувствую призвание к военной службе.
Он оглянулся на кузину и на гостью барышню: обе смотрели на него с улыбкой одобрения.
– Нынче обедает у нас Шуберт, полковник Павлоградского гусарского полка. Он был в отпуску здесь и берет его с собой. Что делать? – сказал граф, пожимая плечами и говоря шуточно о деле, которое, видимо, стоило ему много горя.
– Я уж вам говорил, папенька, – сказал сын, – что ежели вам не хочется меня отпустить, я останусь. Но я знаю, что я никуда не гожусь, кроме как в военную службу; я не дипломат, не чиновник, не умею скрывать того, что чувствую, – говорил он, всё поглядывая с кокетством красивой молодости на Соню и гостью барышню.
Кошечка, впиваясь в него глазами, казалась каждую секунду готовою заиграть и выказать всю свою кошачью натуру.
– Ну, ну, хорошо! – сказал старый граф, – всё горячится. Всё Бонапарте всем голову вскружил; все думают, как это он из поручиков попал в императоры. Что ж, дай Бог, – прибавил он, не замечая насмешливой улыбки гостьи.
Большие заговорили о Бонапарте. Жюли, дочь Карагиной, обратилась к молодому Ростову:
– Как жаль, что вас не было в четверг у Архаровых. Мне скучно было без вас, – сказала она, нежно улыбаясь ему.
Польщенный молодой человек с кокетливой улыбкой молодости ближе пересел к ней и вступил с улыбающейся Жюли в отдельный разговор, совсем не замечая того, что эта его невольная улыбка ножом ревности резала сердце красневшей и притворно улыбавшейся Сони. – В середине разговора он оглянулся на нее. Соня страстно озлобленно взглянула на него и, едва удерживая на глазах слезы, а на губах притворную улыбку, встала и вышла из комнаты. Всё оживление Николая исчезло. Он выждал первый перерыв разговора и с расстроенным лицом вышел из комнаты отыскивать Соню.
– Как секреты то этой всей молодежи шиты белыми нитками! – сказала Анна Михайловна, указывая на выходящего Николая. – Cousinage dangereux voisinage, [Бедовое дело – двоюродные братцы и сестрицы,] – прибавила она.
– Да, – сказала графиня, после того как луч солнца, проникнувший в гостиную вместе с этим молодым поколением, исчез, и как будто отвечая на вопрос, которого никто ей не делал, но который постоянно занимал ее. – Сколько страданий, сколько беспокойств перенесено за то, чтобы теперь на них радоваться! А и теперь, право, больше страха, чем радости. Всё боишься, всё боишься! Именно тот возраст, в котором так много опасностей и для девочек и для мальчиков.
– Всё от воспитания зависит, – сказала гостья.
– Да, ваша правда, – продолжала графиня. – До сих пор я была, слава Богу, другом своих детей и пользуюсь полным их доверием, – говорила графиня, повторяя заблуждение многих родителей, полагающих, что у детей их нет тайн от них. – Я знаю, что я всегда буду первою confidente [поверенной] моих дочерей, и что Николенька, по своему пылкому характеру, ежели будет шалить (мальчику нельзя без этого), то всё не так, как эти петербургские господа.
– Да, славные, славные ребята, – подтвердил граф, всегда разрешавший запутанные для него вопросы тем, что всё находил славным. – Вот подите, захотел в гусары! Да вот что вы хотите, ma chere!
– Какое милое существо ваша меньшая, – сказала гостья. – Порох!
– Да, порох, – сказал граф. – В меня пошла! И какой голос: хоть и моя дочь, а я правду скажу, певица будет, Саломони другая. Мы взяли итальянца ее учить.
– Не рано ли? Говорят, вредно для голоса учиться в эту пору.
– О, нет, какой рано! – сказал граф. – Как же наши матери выходили в двенадцать тринадцать лет замуж?
– Уж она и теперь влюблена в Бориса! Какова? – сказала графиня, тихо улыбаясь, глядя на мать Бориса, и, видимо отвечая на мысль, всегда ее занимавшую, продолжала. – Ну, вот видите, держи я ее строго, запрещай я ей… Бог знает, что бы они делали потихоньку (графиня разумела: они целовались бы), а теперь я знаю каждое ее слово. Она сама вечером прибежит и всё мне расскажет. Может быть, я балую ее; но, право, это, кажется, лучше. Я старшую держала строго.
– Да, меня совсем иначе воспитывали, – сказала старшая, красивая графиня Вера, улыбаясь.
Но улыбка не украсила лица Веры, как это обыкновенно бывает; напротив, лицо ее стало неестественно и оттого неприятно.
Старшая, Вера, была хороша, была неглупа, училась прекрасно, была хорошо воспитана, голос у нее был приятный, то, что она сказала, было справедливо и уместно; но, странное дело, все, и гостья и графиня, оглянулись на нее, как будто удивились, зачем она это сказала, и почувствовали неловкость.
– Всегда с старшими детьми мудрят, хотят сделать что нибудь необыкновенное, – сказала гостья.
– Что греха таить, ma chere! Графинюшка мудрила с Верой, – сказал граф. – Ну, да что ж! всё таки славная вышла, – прибавил он, одобрительно подмигивая Вере.
Гостьи встали и уехали, обещаясь приехать к обеду.
– Что за манера! Уж сидели, сидели! – сказала графиня, проводя гостей.


Когда Наташа вышла из гостиной и побежала, она добежала только до цветочной. В этой комнате она остановилась, прислушиваясь к говору в гостиной и ожидая выхода Бориса. Она уже начинала приходить в нетерпение и, топнув ножкой, сбиралась было заплакать оттого, что он не сейчас шел, когда заслышались не тихие, не быстрые, приличные шаги молодого человека.
Наташа быстро бросилась между кадок цветов и спряталась.
Борис остановился посереди комнаты, оглянулся, смахнул рукой соринки с рукава мундира и подошел к зеркалу, рассматривая свое красивое лицо. Наташа, притихнув, выглядывала из своей засады, ожидая, что он будет делать. Он постоял несколько времени перед зеркалом, улыбнулся и пошел к выходной двери. Наташа хотела его окликнуть, но потом раздумала. «Пускай ищет», сказала она себе. Только что Борис вышел, как из другой двери вышла раскрасневшаяся Соня, сквозь слезы что то злобно шепчущая. Наташа удержалась от своего первого движения выбежать к ней и осталась в своей засаде, как под шапкой невидимкой, высматривая, что делалось на свете. Она испытывала особое новое наслаждение. Соня шептала что то и оглядывалась на дверь гостиной. Из двери вышел Николай.
– Соня! Что с тобой? Можно ли это? – сказал Николай, подбегая к ней.
– Ничего, ничего, оставьте меня! – Соня зарыдала.
– Нет, я знаю что.
– Ну знаете, и прекрасно, и подите к ней.
– Соооня! Одно слово! Можно ли так мучить меня и себя из за фантазии? – говорил Николай, взяв ее за руку.
Соня не вырывала у него руки и перестала плакать.
Наташа, не шевелясь и не дыша, блестящими главами смотрела из своей засады. «Что теперь будет»? думала она.
– Соня! Мне весь мир не нужен! Ты одна для меня всё, – говорил Николай. – Я докажу тебе.
– Я не люблю, когда ты так говоришь.
– Ну не буду, ну прости, Соня! – Он притянул ее к себе и поцеловал.
«Ах, как хорошо!» подумала Наташа, и когда Соня с Николаем вышли из комнаты, она пошла за ними и вызвала к себе Бориса.
– Борис, подите сюда, – сказала она с значительным и хитрым видом. – Мне нужно сказать вам одну вещь. Сюда, сюда, – сказала она и привела его в цветочную на то место между кадок, где она была спрятана. Борис, улыбаясь, шел за нею.
– Какая же это одна вещь ? – спросил он.
Она смутилась, оглянулась вокруг себя и, увидев брошенную на кадке свою куклу, взяла ее в руки.
– Поцелуйте куклу, – сказала она.
Борис внимательным, ласковым взглядом смотрел в ее оживленное лицо и ничего не отвечал.
– Не хотите? Ну, так подите сюда, – сказала она и глубже ушла в цветы и бросила куклу. – Ближе, ближе! – шептала она. Она поймала руками офицера за обшлага, и в покрасневшем лице ее видны были торжественность и страх.
– А меня хотите поцеловать? – прошептала она чуть слышно, исподлобья глядя на него, улыбаясь и чуть не плача от волненья.
Борис покраснел.
– Какая вы смешная! – проговорил он, нагибаясь к ней, еще более краснея, но ничего не предпринимая и выжидая.
Она вдруг вскочила на кадку, так что стала выше его, обняла его обеими руками, так что тонкие голые ручки согнулись выше его шеи и, откинув движением головы волосы назад, поцеловала его в самые губы.
Она проскользнула между горшками на другую сторону цветов и, опустив голову, остановилась.
– Наташа, – сказал он, – вы знаете, что я люблю вас, но…
– Вы влюблены в меня? – перебила его Наташа.
– Да, влюблен, но, пожалуйста, не будем делать того, что сейчас… Еще четыре года… Тогда я буду просить вашей руки.
Наташа подумала.
– Тринадцать, четырнадцать, пятнадцать, шестнадцать… – сказала она, считая по тоненьким пальчикам. – Хорошо! Так кончено?
И улыбка радости и успокоения осветила ее оживленное лицо.
– Кончено! – сказал Борис.
– Навсегда? – сказала девочка. – До самой смерти?
И, взяв его под руку, она с счастливым лицом тихо пошла с ним рядом в диванную.


Графиня так устала от визитов, что не велела принимать больше никого, и швейцару приказано было только звать непременно кушать всех, кто будет еще приезжать с поздравлениями. Графине хотелось с глазу на глаз поговорить с другом своего детства, княгиней Анной Михайловной, которую она не видала хорошенько с ее приезда из Петербурга. Анна Михайловна, с своим исплаканным и приятным лицом, подвинулась ближе к креслу графини.
– С тобой я буду совершенно откровенна, – сказала Анна Михайловна. – Уж мало нас осталось, старых друзей! От этого я так и дорожу твоею дружбой.
Анна Михайловна посмотрела на Веру и остановилась. Графиня пожала руку своему другу.
– Вера, – сказала графиня, обращаясь к старшей дочери, очевидно, нелюбимой. – Как у вас ни на что понятия нет? Разве ты не чувствуешь, что ты здесь лишняя? Поди к сестрам, или…
Красивая Вера презрительно улыбнулась, видимо не чувствуя ни малейшего оскорбления.
– Ежели бы вы мне сказали давно, маменька, я бы тотчас ушла, – сказала она, и пошла в свою комнату.
Но, проходя мимо диванной, она заметила, что в ней у двух окошек симметрично сидели две пары. Она остановилась и презрительно улыбнулась. Соня сидела близко подле Николая, который переписывал ей стихи, в первый раз сочиненные им. Борис с Наташей сидели у другого окна и замолчали, когда вошла Вера. Соня и Наташа с виноватыми и счастливыми лицами взглянули на Веру.
Весело и трогательно было смотреть на этих влюбленных девочек, но вид их, очевидно, не возбуждал в Вере приятного чувства.
– Сколько раз я вас просила, – сказала она, – не брать моих вещей, у вас есть своя комната.
Она взяла от Николая чернильницу.
– Сейчас, сейчас, – сказал он, мокая перо.
– Вы всё умеете делать не во время, – сказала Вера. – То прибежали в гостиную, так что всем совестно сделалось за вас.
Несмотря на то, или именно потому, что сказанное ею было совершенно справедливо, никто ей не отвечал, и все четверо только переглядывались между собой. Она медлила в комнате с чернильницей в руке.
– И какие могут быть в ваши года секреты между Наташей и Борисом и между вами, – всё одни глупости!
– Ну, что тебе за дело, Вера? – тихеньким голоском, заступнически проговорила Наташа.
Она, видимо, была ко всем еще более, чем всегда, в этот день добра и ласкова.
– Очень глупо, – сказала Вера, – мне совестно за вас. Что за секреты?…
– У каждого свои секреты. Мы тебя с Бергом не трогаем, – сказала Наташа разгорячаясь.
– Я думаю, не трогаете, – сказала Вера, – потому что в моих поступках никогда ничего не может быть дурного. А вот я маменьке скажу, как ты с Борисом обходишься.
– Наталья Ильинишна очень хорошо со мной обходится, – сказал Борис. – Я не могу жаловаться, – сказал он.
– Оставьте, Борис, вы такой дипломат (слово дипломат было в большом ходу у детей в том особом значении, какое они придавали этому слову); даже скучно, – сказала Наташа оскорбленным, дрожащим голосом. – За что она ко мне пристает? Ты этого никогда не поймешь, – сказала она, обращаясь к Вере, – потому что ты никогда никого не любила; у тебя сердца нет, ты только madame de Genlis [мадам Жанлис] (это прозвище, считавшееся очень обидным, было дано Вере Николаем), и твое первое удовольствие – делать неприятности другим. Ты кокетничай с Бергом, сколько хочешь, – проговорила она скоро.
– Да уж я верно не стану перед гостями бегать за молодым человеком…
– Ну, добилась своего, – вмешался Николай, – наговорила всем неприятностей, расстроила всех. Пойдемте в детскую.
Все четверо, как спугнутая стая птиц, поднялись и пошли из комнаты.
– Мне наговорили неприятностей, а я никому ничего, – сказала Вера.
– Madame de Genlis! Madame de Genlis! – проговорили смеющиеся голоса из за двери.
Красивая Вера, производившая на всех такое раздражающее, неприятное действие, улыбнулась и видимо не затронутая тем, что ей было сказано, подошла к зеркалу и оправила шарф и прическу. Глядя на свое красивое лицо, она стала, повидимому, еще холоднее и спокойнее.

В гостиной продолжался разговор.
– Ah! chere, – говорила графиня, – и в моей жизни tout n'est pas rose. Разве я не вижу, что du train, que nous allons, [не всё розы. – при нашем образе жизни,] нашего состояния нам не надолго! И всё это клуб, и его доброта. В деревне мы живем, разве мы отдыхаем? Театры, охоты и Бог знает что. Да что обо мне говорить! Ну, как же ты это всё устроила? Я часто на тебя удивляюсь, Annette, как это ты, в свои годы, скачешь в повозке одна, в Москву, в Петербург, ко всем министрам, ко всей знати, со всеми умеешь обойтись, удивляюсь! Ну, как же это устроилось? Вот я ничего этого не умею.
– Ах, душа моя! – отвечала княгиня Анна Михайловна. – Не дай Бог тебе узнать, как тяжело остаться вдовой без подпоры и с сыном, которого любишь до обожания. Всему научишься, – продолжала она с некоторою гордостью. – Процесс мой меня научил. Ежели мне нужно видеть кого нибудь из этих тузов, я пишу записку: «princesse une telle [княгиня такая то] желает видеть такого то» и еду сама на извозчике хоть два, хоть три раза, хоть четыре, до тех пор, пока не добьюсь того, что мне надо. Мне всё равно, что бы обо мне ни думали.
– Ну, как же, кого ты просила о Бореньке? – спросила графиня. – Ведь вот твой уже офицер гвардии, а Николушка идет юнкером. Некому похлопотать. Ты кого просила?
– Князя Василия. Он был очень мил. Сейчас на всё согласился, доложил государю, – говорила княгиня Анна Михайловна с восторгом, совершенно забыв всё унижение, через которое она прошла для достижения своей цели.
– Что он постарел, князь Василий? – спросила графиня. – Я его не видала с наших театров у Румянцевых. И думаю, забыл про меня. Il me faisait la cour, [Он за мной волочился,] – вспомнила графиня с улыбкой.
– Всё такой же, – отвечала Анна Михайловна, – любезен, рассыпается. Les grandeurs ne lui ont pas touriene la tete du tout. [Высокое положение не вскружило ему головы нисколько.] «Я жалею, что слишком мало могу вам сделать, милая княгиня, – он мне говорит, – приказывайте». Нет, он славный человек и родной прекрасный. Но ты знаешь, Nathalieie, мою любовь к сыну. Я не знаю, чего я не сделала бы для его счастья. А обстоятельства мои до того дурны, – продолжала Анна Михайловна с грустью и понижая голос, – до того дурны, что я теперь в самом ужасном положении. Мой несчастный процесс съедает всё, что я имею, и не подвигается. У меня нет, можешь себе представить, a la lettre [буквально] нет гривенника денег, и я не знаю, на что обмундировать Бориса. – Она вынула платок и заплакала. – Мне нужно пятьсот рублей, а у меня одна двадцатипятирублевая бумажка. Я в таком положении… Одна моя надежда теперь на графа Кирилла Владимировича Безухова. Ежели он не захочет поддержать своего крестника, – ведь он крестил Борю, – и назначить ему что нибудь на содержание, то все мои хлопоты пропадут: мне не на что будет обмундировать его.
Графиня прослезилась и молча соображала что то.
– Часто думаю, может, это и грех, – сказала княгиня, – а часто думаю: вот граф Кирилл Владимирович Безухой живет один… это огромное состояние… и для чего живет? Ему жизнь в тягость, а Боре только начинать жить.
– Он, верно, оставит что нибудь Борису, – сказала графиня.
– Бог знает, chere amie! [милый друг!] Эти богачи и вельможи такие эгоисты. Но я всё таки поеду сейчас к нему с Борисом и прямо скажу, в чем дело. Пускай обо мне думают, что хотят, мне, право, всё равно, когда судьба сына зависит от этого. – Княгиня поднялась. – Теперь два часа, а в четыре часа вы обедаете. Я успею съездить.
И с приемами петербургской деловой барыни, умеющей пользоваться временем, Анна Михайловна послала за сыном и вместе с ним вышла в переднюю.
– Прощай, душа моя, – сказала она графине, которая провожала ее до двери, – пожелай мне успеха, – прибавила она шопотом от сына.
– Вы к графу Кириллу Владимировичу, ma chere? – сказал граф из столовой, выходя тоже в переднюю. – Коли ему лучше, зовите Пьера ко мне обедать. Ведь он у меня бывал, с детьми танцовал. Зовите непременно, ma chere. Ну, посмотрим, как то отличится нынче Тарас. Говорит, что у графа Орлова такого обеда не бывало, какой у нас будет.


– Mon cher Boris, [Дорогой Борис,] – сказала княгиня Анна Михайловна сыну, когда карета графини Ростовой, в которой они сидели, проехала по устланной соломой улице и въехала на широкий двор графа Кирилла Владимировича Безухого. – Mon cher Boris, – сказала мать, выпрастывая руку из под старого салопа и робким и ласковым движением кладя ее на руку сына, – будь ласков, будь внимателен. Граф Кирилл Владимирович всё таки тебе крестный отец, и от него зависит твоя будущая судьба. Помни это, mon cher, будь мил, как ты умеешь быть…
– Ежели бы я знал, что из этого выйдет что нибудь, кроме унижения… – отвечал сын холодно. – Но я обещал вам и делаю это для вас.
Несмотря на то, что чья то карета стояла у подъезда, швейцар, оглядев мать с сыном (которые, не приказывая докладывать о себе, прямо вошли в стеклянные сени между двумя рядами статуй в нишах), значительно посмотрев на старенький салоп, спросил, кого им угодно, княжен или графа, и, узнав, что графа, сказал, что их сиятельству нынче хуже и их сиятельство никого не принимают.
– Мы можем уехать, – сказал сын по французски.
– Mon ami! [Друг мой!] – сказала мать умоляющим голосом, опять дотрогиваясь до руки сына, как будто это прикосновение могло успокоивать или возбуждать его.
Борис замолчал и, не снимая шинели, вопросительно смотрел на мать.
– Голубчик, – нежным голоском сказала Анна Михайловна, обращаясь к швейцару, – я знаю, что граф Кирилл Владимирович очень болен… я затем и приехала… я родственница… Я не буду беспокоить, голубчик… А мне бы только надо увидать князя Василия Сергеевича: ведь он здесь стоит. Доложи, пожалуйста.
Швейцар угрюмо дернул снурок наверх и отвернулся.
– Княгиня Друбецкая к князю Василию Сергеевичу, – крикнул он сбежавшему сверху и из под выступа лестницы выглядывавшему официанту в чулках, башмаках и фраке.
Мать расправила складки своего крашеного шелкового платья, посмотрелась в цельное венецианское зеркало в стене и бодро в своих стоптанных башмаках пошла вверх по ковру лестницы.
– Mon cher, voue m'avez promis, [Мой друг, ты мне обещал,] – обратилась она опять к Сыну, прикосновением руки возбуждая его.
Сын, опустив глаза, спокойно шел за нею.
Они вошли в залу, из которой одна дверь вела в покои, отведенные князю Василью.
В то время как мать с сыном, выйдя на середину комнаты, намеревались спросить дорогу у вскочившего при их входе старого официанта, у одной из дверей повернулась бронзовая ручка и князь Василий в бархатной шубке, с одною звездой, по домашнему, вышел, провожая красивого черноволосого мужчину. Мужчина этот был знаменитый петербургский доктор Lorrain.
– C'est donc positif? [Итак, это верно?] – говорил князь.
– Mon prince, «errare humanum est», mais… [Князь, человеку ошибаться свойственно.] – отвечал доктор, грассируя и произнося латинские слова французским выговором.
– C'est bien, c'est bien… [Хорошо, хорошо…]
Заметив Анну Михайловну с сыном, князь Василий поклоном отпустил доктора и молча, но с вопросительным видом, подошел к ним. Сын заметил, как вдруг глубокая горесть выразилась в глазах его матери, и слегка улыбнулся.
– Да, в каких грустных обстоятельствах пришлось нам видеться, князь… Ну, что наш дорогой больной? – сказала она, как будто не замечая холодного, оскорбительного, устремленного на нее взгляда.
Князь Василий вопросительно, до недоумения, посмотрел на нее, потом на Бориса. Борис учтиво поклонился. Князь Василий, не отвечая на поклон, отвернулся к Анне Михайловне и на ее вопрос отвечал движением головы и губ, которое означало самую плохую надежду для больного.
– Неужели? – воскликнула Анна Михайловна. – Ах, это ужасно! Страшно подумать… Это мой сын, – прибавила она, указывая на Бориса. – Он сам хотел благодарить вас.
Борис еще раз учтиво поклонился.
– Верьте, князь, что сердце матери никогда не забудет того, что вы сделали для нас.
– Я рад, что мог сделать вам приятное, любезная моя Анна Михайловна, – сказал князь Василий, оправляя жабо и в жесте и голосе проявляя здесь, в Москве, перед покровительствуемою Анною Михайловной еще гораздо большую важность, чем в Петербурге, на вечере у Annette Шерер.
– Старайтесь служить хорошо и быть достойным, – прибавил он, строго обращаясь к Борису. – Я рад… Вы здесь в отпуску? – продиктовал он своим бесстрастным тоном.
– Жду приказа, ваше сиятельство, чтоб отправиться по новому назначению, – отвечал Борис, не выказывая ни досады за резкий тон князя, ни желания вступить в разговор, но так спокойно и почтительно, что князь пристально поглядел на него.
– Вы живете с матушкой?
– Я живу у графини Ростовой, – сказал Борис, опять прибавив: – ваше сиятельство.
– Это тот Илья Ростов, который женился на Nathalie Шиншиной, – сказала Анна Михайловна.
– Знаю, знаю, – сказал князь Василий своим монотонным голосом. – Je n'ai jamais pu concevoir, comment Nathalieie s'est decidee a epouser cet ours mal – leche l Un personnage completement stupide et ridicule.Et joueur a ce qu'on dit. [Я никогда не мог понять, как Натали решилась выйти замуж за этого грязного медведя. Совершенно глупая и смешная особа. К тому же игрок, говорят.]
– Mais tres brave homme, mon prince, [Но добрый человек, князь,] – заметила Анна Михайловна, трогательно улыбаясь, как будто и она знала, что граф Ростов заслуживал такого мнения, но просила пожалеть бедного старика. – Что говорят доктора? – спросила княгиня, помолчав немного и опять выражая большую печаль на своем исплаканном лице.
– Мало надежды, – сказал князь.
– А мне так хотелось еще раз поблагодарить дядю за все его благодеяния и мне и Боре. C'est son filleuil, [Это его крестник,] – прибавила она таким тоном, как будто это известие должно было крайне обрадовать князя Василия.
Князь Василий задумался и поморщился. Анна Михайловна поняла, что он боялся найти в ней соперницу по завещанию графа Безухого. Она поспешила успокоить его.
– Ежели бы не моя истинная любовь и преданность дяде, – сказала она, с особенною уверенностию и небрежностию выговаривая это слово: – я знаю его характер, благородный, прямой, но ведь одни княжны при нем…Они еще молоды… – Она наклонила голову и прибавила шопотом: – исполнил ли он последний долг, князь? Как драгоценны эти последние минуты! Ведь хуже быть не может; его необходимо приготовить ежели он так плох. Мы, женщины, князь, – она нежно улыбнулась, – всегда знаем, как говорить эти вещи. Необходимо видеть его. Как бы тяжело это ни было для меня, но я привыкла уже страдать.
Князь, видимо, понял, и понял, как и на вечере у Annette Шерер, что от Анны Михайловны трудно отделаться.
– Не было бы тяжело ему это свидание, chere Анна Михайловна, – сказал он. – Подождем до вечера, доктора обещали кризис.
– Но нельзя ждать, князь, в эти минуты. Pensez, il у va du salut de son ame… Ah! c'est terrible, les devoirs d'un chretien… [Подумайте, дело идет о спасения его души! Ах! это ужасно, долг христианина…]
Из внутренних комнат отворилась дверь, и вошла одна из княжен племянниц графа, с угрюмым и холодным лицом и поразительно несоразмерною по ногам длинною талией.
Князь Василий обернулся к ней.
– Ну, что он?
– Всё то же. И как вы хотите, этот шум… – сказала княжна, оглядывая Анну Михайловну, как незнакомую.
– Ah, chere, je ne vous reconnaissais pas, [Ах, милая, я не узнала вас,] – с счастливою улыбкой сказала Анна Михайловна, легкою иноходью подходя к племяннице графа. – Je viens d'arriver et je suis a vous pour vous aider a soigner mon oncle . J`imagine, combien vous avez souffert, [Я приехала помогать вам ходить за дядюшкой. Воображаю, как вы настрадались,] – прибавила она, с участием закатывая глаза.
Княжна ничего не ответила, даже не улыбнулась и тотчас же вышла. Анна Михайловна сняла перчатки и в завоеванной позиции расположилась на кресле, пригласив князя Василья сесть подле себя.
– Борис! – сказала она сыну и улыбнулась, – я пройду к графу, к дяде, а ты поди к Пьеру, mon ami, покаместь, да не забудь передать ему приглашение от Ростовых. Они зовут его обедать. Я думаю, он не поедет? – обратилась она к князю.
– Напротив, – сказал князь, видимо сделавшийся не в духе. – Je serais tres content si vous me debarrassez de ce jeune homme… [Я был бы очень рад, если бы вы меня избавили от этого молодого человека…] Сидит тут. Граф ни разу не спросил про него.
Он пожал плечами. Официант повел молодого человека вниз и вверх по другой лестнице к Петру Кирилловичу.


Пьер так и не успел выбрать себе карьеры в Петербурге и, действительно, был выслан в Москву за буйство. История, которую рассказывали у графа Ростова, была справедлива. Пьер участвовал в связываньи квартального с медведем. Он приехал несколько дней тому назад и остановился, как всегда, в доме своего отца. Хотя он и предполагал, что история его уже известна в Москве, и что дамы, окружающие его отца, всегда недоброжелательные к нему, воспользуются этим случаем, чтобы раздражить графа, он всё таки в день приезда пошел на половину отца. Войдя в гостиную, обычное местопребывание княжен, он поздоровался с дамами, сидевшими за пяльцами и за книгой, которую вслух читала одна из них. Их было три. Старшая, чистоплотная, с длинною талией, строгая девица, та самая, которая выходила к Анне Михайловне, читала; младшие, обе румяные и хорошенькие, отличавшиеся друг от друга только тем, что у одной была родинка над губой, очень красившая ее, шили в пяльцах. Пьер был встречен как мертвец или зачумленный. Старшая княжна прервала чтение и молча посмотрела на него испуганными глазами; младшая, без родинки, приняла точно такое же выражение; самая меньшая, с родинкой, веселого и смешливого характера, нагнулась к пяльцам, чтобы скрыть улыбку, вызванную, вероятно, предстоящею сценой, забавность которой она предвидела. Она притянула вниз шерстинку и нагнулась, будто разбирая узоры и едва удерживаясь от смеха.
– Bonjour, ma cousine, – сказал Пьер. – Vous ne me гесоnnaissez pas? [Здравствуйте, кузина. Вы меня не узнаете?]
– Я слишком хорошо вас узнаю, слишком хорошо.
– Как здоровье графа? Могу я видеть его? – спросил Пьер неловко, как всегда, но не смущаясь.
– Граф страдает и физически и нравственно, и, кажется, вы позаботились о том, чтобы причинить ему побольше нравственных страданий.
– Могу я видеть графа? – повторил Пьер.
– Гм!.. Ежели вы хотите убить его, совсем убить, то можете видеть. Ольга, поди посмотри, готов ли бульон для дяденьки, скоро время, – прибавила она, показывая этим Пьеру, что они заняты и заняты успокоиваньем его отца, тогда как он, очевидно, занят только расстроиванием.
Ольга вышла. Пьер постоял, посмотрел на сестер и, поклонившись, сказал:
– Так я пойду к себе. Когда можно будет, вы мне скажите.
Он вышел, и звонкий, но негромкий смех сестры с родинкой послышался за ним.
На другой день приехал князь Василий и поместился в доме графа. Он призвал к себе Пьера и сказал ему:
– Mon cher, si vous vous conduisez ici, comme a Petersbourg, vous finirez tres mal; c'est tout ce que je vous dis. [Мой милый, если вы будете вести себя здесь, как в Петербурге, вы кончите очень дурно; больше мне нечего вам сказать.] Граф очень, очень болен: тебе совсем не надо его видеть.
С тех пор Пьера не тревожили, и он целый день проводил один наверху, в своей комнате.
В то время как Борис вошел к нему, Пьер ходил по своей комнате, изредка останавливаясь в углах, делая угрожающие жесты к стене, как будто пронзая невидимого врага шпагой, и строго взглядывая сверх очков и затем вновь начиная свою прогулку, проговаривая неясные слова, пожимая плечами и разводя руками.
– L'Angleterre a vecu, [Англии конец,] – проговорил он, нахмуриваясь и указывая на кого то пальцем. – M. Pitt comme traitre a la nation et au droit des gens est condamiene a… [Питт, как изменник нации и народному праву, приговаривается к…] – Он не успел договорить приговора Питту, воображая себя в эту минуту самим Наполеоном и вместе с своим героем уже совершив опасный переезд через Па де Кале и завоевав Лондон, – как увидал входившего к нему молодого, стройного и красивого офицера. Он остановился. Пьер оставил Бориса четырнадцатилетним мальчиком и решительно не помнил его; но, несмотря на то, с свойственною ему быстрою и радушною манерой взял его за руку и дружелюбно улыбнулся.
– Вы меня помните? – спокойно, с приятной улыбкой сказал Борис. – Я с матушкой приехал к графу, но он, кажется, не совсем здоров.
– Да, кажется, нездоров. Его всё тревожат, – отвечал Пьер, стараясь вспомнить, кто этот молодой человек.
Борис чувствовал, что Пьер не узнает его, но не считал нужным называть себя и, не испытывая ни малейшего смущения, смотрел ему прямо в глаза.
– Граф Ростов просил вас нынче приехать к нему обедать, – сказал он после довольно долгого и неловкого для Пьера молчания.
– А! Граф Ростов! – радостно заговорил Пьер. – Так вы его сын, Илья. Я, можете себе представить, в первую минуту не узнал вас. Помните, как мы на Воробьевы горы ездили c m me Jacquot… [мадам Жако…] давно.
– Вы ошибаетесь, – неторопливо, с смелою и несколько насмешливою улыбкой проговорил Борис. – Я Борис, сын княгини Анны Михайловны Друбецкой. Ростова отца зовут Ильей, а сына – Николаем. И я m me Jacquot никакой не знал.
Пьер замахал руками и головой, как будто комары или пчелы напали на него.
– Ах, ну что это! я всё спутал. В Москве столько родных! Вы Борис…да. Ну вот мы с вами и договорились. Ну, что вы думаете о булонской экспедиции? Ведь англичанам плохо придется, ежели только Наполеон переправится через канал? Я думаю, что экспедиция очень возможна. Вилльнев бы не оплошал!
Борис ничего не знал о булонской экспедиции, он не читал газет и о Вилльневе в первый раз слышал.
– Мы здесь в Москве больше заняты обедами и сплетнями, чем политикой, – сказал он своим спокойным, насмешливым тоном. – Я ничего про это не знаю и не думаю. Москва занята сплетнями больше всего, – продолжал он. – Теперь говорят про вас и про графа.
Пьер улыбнулся своей доброю улыбкой, как будто боясь за своего собеседника, как бы он не сказал чего нибудь такого, в чем стал бы раскаиваться. Но Борис говорил отчетливо, ясно и сухо, прямо глядя в глаза Пьеру.
– Москве больше делать нечего, как сплетничать, – продолжал он. – Все заняты тем, кому оставит граф свое состояние, хотя, может быть, он переживет всех нас, чего я от души желаю…
– Да, это всё очень тяжело, – подхватил Пьер, – очень тяжело. – Пьер всё боялся, что этот офицер нечаянно вдастся в неловкий для самого себя разговор.
– А вам должно казаться, – говорил Борис, слегка краснея, но не изменяя голоса и позы, – вам должно казаться, что все заняты только тем, чтобы получить что нибудь от богача.
«Так и есть», подумал Пьер.
– А я именно хочу сказать вам, чтоб избежать недоразумений, что вы очень ошибетесь, ежели причтете меня и мою мать к числу этих людей. Мы очень бедны, но я, по крайней мере, за себя говорю: именно потому, что отец ваш богат, я не считаю себя его родственником, и ни я, ни мать никогда ничего не будем просить и не примем от него.
Пьер долго не мог понять, но когда понял, вскочил с дивана, ухватил Бориса за руку снизу с свойственною ему быстротой и неловкостью и, раскрасневшись гораздо более, чем Борис, начал говорить с смешанным чувством стыда и досады.
– Вот это странно! Я разве… да и кто ж мог думать… Я очень знаю…
Но Борис опять перебил его:
– Я рад, что высказал всё. Может быть, вам неприятно, вы меня извините, – сказал он, успокоивая Пьера, вместо того чтоб быть успокоиваемым им, – но я надеюсь, что не оскорбил вас. Я имею правило говорить всё прямо… Как же мне передать? Вы приедете обедать к Ростовым?
И Борис, видимо свалив с себя тяжелую обязанность, сам выйдя из неловкого положения и поставив в него другого, сделался опять совершенно приятен.
– Нет, послушайте, – сказал Пьер, успокоиваясь. – Вы удивительный человек. То, что вы сейчас сказали, очень хорошо, очень хорошо. Разумеется, вы меня не знаете. Мы так давно не видались…детьми еще… Вы можете предполагать во мне… Я вас понимаю, очень понимаю. Я бы этого не сделал, у меня недостало бы духу, но это прекрасно. Я очень рад, что познакомился с вами. Странно, – прибавил он, помолчав и улыбаясь, – что вы во мне предполагали! – Он засмеялся. – Ну, да что ж? Мы познакомимся с вами лучше. Пожалуйста. – Он пожал руку Борису. – Вы знаете ли, я ни разу не был у графа. Он меня не звал… Мне его жалко, как человека… Но что же делать?
– И вы думаете, что Наполеон успеет переправить армию? – спросил Борис, улыбаясь.
Пьер понял, что Борис хотел переменить разговор, и, соглашаясь с ним, начал излагать выгоды и невыгоды булонского предприятия.
Лакей пришел вызвать Бориса к княгине. Княгиня уезжала. Пьер обещался приехать обедать затем, чтобы ближе сойтись с Борисом, крепко жал его руку, ласково глядя ему в глаза через очки… По уходе его Пьер долго еще ходил по комнате, уже не пронзая невидимого врага шпагой, а улыбаясь при воспоминании об этом милом, умном и твердом молодом человеке.
Как это бывает в первой молодости и особенно в одиноком положении, он почувствовал беспричинную нежность к этому молодому человеку и обещал себе непременно подружиться с ним.
Князь Василий провожал княгиню. Княгиня держала платок у глаз, и лицо ее было в слезах.
– Это ужасно! ужасно! – говорила она, – но чего бы мне ни стоило, я исполню свой долг. Я приеду ночевать. Его нельзя так оставить. Каждая минута дорога. Я не понимаю, чего мешкают княжны. Может, Бог поможет мне найти средство его приготовить!… Adieu, mon prince, que le bon Dieu vous soutienne… [Прощайте, князь, да поддержит вас Бог.]
– Adieu, ma bonne, [Прощайте, моя милая,] – отвечал князь Василий, повертываясь от нее.
– Ах, он в ужасном положении, – сказала мать сыну, когда они опять садились в карету. – Он почти никого не узнает.
– Я не понимаю, маменька, какие его отношения к Пьеру? – спросил сын.
– Всё скажет завещание, мой друг; от него и наша судьба зависит…
– Но почему вы думаете, что он оставит что нибудь нам?
– Ах, мой друг! Он так богат, а мы так бедны!
– Ну, это еще недостаточная причина, маменька.
– Ах, Боже мой! Боже мой! Как он плох! – восклицала мать.


Когда Анна Михайловна уехала с сыном к графу Кириллу Владимировичу Безухому, графиня Ростова долго сидела одна, прикладывая платок к глазам. Наконец, она позвонила.
– Что вы, милая, – сказала она сердито девушке, которая заставила себя ждать несколько минут. – Не хотите служить, что ли? Так я вам найду место.
Графиня была расстроена горем и унизительною бедностью своей подруги и поэтому была не в духе, что выражалось у нее всегда наименованием горничной «милая» и «вы».
– Виновата с, – сказала горничная.
– Попросите ко мне графа.
Граф, переваливаясь, подошел к жене с несколько виноватым видом, как и всегда.
– Ну, графинюшка! Какое saute au madere [сотэ на мадере] из рябчиков будет, ma chere! Я попробовал; не даром я за Тараску тысячу рублей дал. Стоит!
Он сел подле жены, облокотив молодецки руки на колена и взъерошивая седые волосы.
– Что прикажете, графинюшка?
– Вот что, мой друг, – что это у тебя запачкано здесь? – сказала она, указывая на жилет. – Это сотэ, верно, – прибавила она улыбаясь. – Вот что, граф: мне денег нужно.
Лицо ее стало печально.
– Ах, графинюшка!…
И граф засуетился, доставая бумажник.
– Мне много надо, граф, мне пятьсот рублей надо.
И она, достав батистовый платок, терла им жилет мужа.
– Сейчас, сейчас. Эй, кто там? – крикнул он таким голосом, каким кричат только люди, уверенные, что те, кого они кличут, стремглав бросятся на их зов. – Послать ко мне Митеньку!
Митенька, тот дворянский сын, воспитанный у графа, который теперь заведывал всеми его делами, тихими шагами вошел в комнату.
– Вот что, мой милый, – сказал граф вошедшему почтительному молодому человеку. – Принеси ты мне… – он задумался. – Да, 700 рублей, да. Да смотри, таких рваных и грязных, как тот раз, не приноси, а хороших, для графини.
– Да, Митенька, пожалуйста, чтоб чистенькие, – сказала графиня, грустно вздыхая.
– Ваше сиятельство, когда прикажете доставить? – сказал Митенька. – Изволите знать, что… Впрочем, не извольте беспокоиться, – прибавил он, заметив, как граф уже начал тяжело и часто дышать, что всегда было признаком начинавшегося гнева. – Я было и запамятовал… Сию минуту прикажете доставить?
– Да, да, то то, принеси. Вот графине отдай.
– Экое золото у меня этот Митенька, – прибавил граф улыбаясь, когда молодой человек вышел. – Нет того, чтобы нельзя. Я же этого терпеть не могу. Всё можно.
– Ах, деньги, граф, деньги, сколько от них горя на свете! – сказала графиня. – А эти деньги мне очень нужны.
– Вы, графинюшка, мотовка известная, – проговорил граф и, поцеловав у жены руку, ушел опять в кабинет.
Когда Анна Михайловна вернулась опять от Безухого, у графини лежали уже деньги, всё новенькими бумажками, под платком на столике, и Анна Михайловна заметила, что графиня чем то растревожена.
– Ну, что, мой друг? – спросила графиня.
– Ах, в каком он ужасном положении! Его узнать нельзя, он так плох, так плох; я минутку побыла и двух слов не сказала…
– Annette, ради Бога, не откажи мне, – сказала вдруг графиня, краснея, что так странно было при ее немолодом, худом и важном лице, доставая из под платка деньги.
Анна Михайловна мгновенно поняла, в чем дело, и уж нагнулась, чтобы в должную минуту ловко обнять графиню.
– Вот Борису от меня, на шитье мундира…
Анна Михайловна уж обнимала ее и плакала. Графиня плакала тоже. Плакали они о том, что они дружны; и о том, что они добры; и о том, что они, подруги молодости, заняты таким низким предметом – деньгами; и о том, что молодость их прошла… Но слезы обеих были приятны…


Графиня Ростова с дочерьми и уже с большим числом гостей сидела в гостиной. Граф провел гостей мужчин в кабинет, предлагая им свою охотницкую коллекцию турецких трубок. Изредка он выходил и спрашивал: не приехала ли? Ждали Марью Дмитриевну Ахросимову, прозванную в обществе le terrible dragon, [страшный дракон,] даму знаменитую не богатством, не почестями, но прямотой ума и откровенною простотой обращения. Марью Дмитриевну знала царская фамилия, знала вся Москва и весь Петербург, и оба города, удивляясь ей, втихомолку посмеивались над ее грубостью, рассказывали про нее анекдоты; тем не менее все без исключения уважали и боялись ее.
В кабинете, полном дыма, шел разговор о войне, которая была объявлена манифестом, о наборе. Манифеста еще никто не читал, но все знали о его появлении. Граф сидел на отоманке между двумя курившими и разговаривавшими соседями. Граф сам не курил и не говорил, а наклоняя голову, то на один бок, то на другой, с видимым удовольствием смотрел на куривших и слушал разговор двух соседей своих, которых он стравил между собой.
Один из говоривших был штатский, с морщинистым, желчным и бритым худым лицом, человек, уже приближавшийся к старости, хотя и одетый, как самый модный молодой человек; он сидел с ногами на отоманке с видом домашнего человека и, сбоку запустив себе далеко в рот янтарь, порывисто втягивал дым и жмурился. Это был старый холостяк Шиншин, двоюродный брат графини, злой язык, как про него говорили в московских гостиных. Он, казалось, снисходил до своего собеседника. Другой, свежий, розовый, гвардейский офицер, безупречно вымытый, застегнутый и причесанный, держал янтарь у середины рта и розовыми губами слегка вытягивал дымок, выпуская его колечками из красивого рта. Это был тот поручик Берг, офицер Семеновского полка, с которым Борис ехал вместе в полк и которым Наташа дразнила Веру, старшую графиню, называя Берга ее женихом. Граф сидел между ними и внимательно слушал. Самое приятное для графа занятие, за исключением игры в бостон, которую он очень любил, было положение слушающего, особенно когда ему удавалось стравить двух говорливых собеседников.
– Ну, как же, батюшка, mon tres honorable [почтеннейший] Альфонс Карлыч, – говорил Шиншин, посмеиваясь и соединяя (в чем и состояла особенность его речи) самые народные русские выражения с изысканными французскими фразами. – Vous comptez vous faire des rentes sur l'etat, [Вы рассчитываете иметь доход с казны,] с роты доходец получать хотите?
– Нет с, Петр Николаич, я только желаю показать, что в кавалерии выгод гораздо меньше против пехоты. Вот теперь сообразите, Петр Николаич, мое положение…
Берг говорил всегда очень точно, спокойно и учтиво. Разговор его всегда касался только его одного; он всегда спокойно молчал, пока говорили о чем нибудь, не имеющем прямого к нему отношения. И молчать таким образом он мог несколько часов, не испытывая и не производя в других ни малейшего замешательства. Но как скоро разговор касался его лично, он начинал говорить пространно и с видимым удовольствием.
– Сообразите мое положение, Петр Николаич: будь я в кавалерии, я бы получал не более двухсот рублей в треть, даже и в чине поручика; а теперь я получаю двести тридцать, – говорил он с радостною, приятною улыбкой, оглядывая Шиншина и графа, как будто для него было очевидно, что его успех всегда будет составлять главную цель желаний всех остальных людей.
– Кроме того, Петр Николаич, перейдя в гвардию, я на виду, – продолжал Берг, – и вакансии в гвардейской пехоте гораздо чаще. Потом, сами сообразите, как я мог устроиться из двухсот тридцати рублей. А я откладываю и еще отцу посылаю, – продолжал он, пуская колечко.
– La balance у est… [Баланс установлен…] Немец на обухе молотит хлебец, comme dit le рroverbe, [как говорит пословица,] – перекладывая янтарь на другую сторону ртa, сказал Шиншин и подмигнул графу.
Граф расхохотался. Другие гости, видя, что Шиншин ведет разговор, подошли послушать. Берг, не замечая ни насмешки, ни равнодушия, продолжал рассказывать о том, как переводом в гвардию он уже выиграл чин перед своими товарищами по корпусу, как в военное время ротного командира могут убить, и он, оставшись старшим в роте, может очень легко быть ротным, и как в полку все любят его, и как его папенька им доволен. Берг, видимо, наслаждался, рассказывая всё это, и, казалось, не подозревал того, что у других людей могли быть тоже свои интересы. Но всё, что он рассказывал, было так мило степенно, наивность молодого эгоизма его была так очевидна, что он обезоруживал своих слушателей.
– Ну, батюшка, вы и в пехоте, и в кавалерии, везде пойдете в ход; это я вам предрекаю, – сказал Шиншин, трепля его по плечу и спуская ноги с отоманки.
Берг радостно улыбнулся. Граф, а за ним и гости вышли в гостиную.

Было то время перед званым обедом, когда собравшиеся гости не начинают длинного разговора в ожидании призыва к закуске, а вместе с тем считают необходимым шевелиться и не молчать, чтобы показать, что они нисколько не нетерпеливы сесть за стол. Хозяева поглядывают на дверь и изредка переглядываются между собой. Гости по этим взглядам стараются догадаться, кого или чего еще ждут: важного опоздавшего родственника или кушанья, которое еще не поспело.
Пьер приехал перед самым обедом и неловко сидел посредине гостиной на первом попавшемся кресле, загородив всем дорогу. Графиня хотела заставить его говорить, но он наивно смотрел в очки вокруг себя, как бы отыскивая кого то, и односложно отвечал на все вопросы графини. Он был стеснителен и один не замечал этого. Большая часть гостей, знавшая его историю с медведем, любопытно смотрели на этого большого толстого и смирного человека, недоумевая, как мог такой увалень и скромник сделать такую штуку с квартальным.
– Вы недавно приехали? – спрашивала у него графиня.
– Oui, madame, [Да, сударыня,] – отвечал он, оглядываясь.
– Вы не видали моего мужа?
– Non, madame. [Нет, сударыня.] – Он улыбнулся совсем некстати.
– Вы, кажется, недавно были в Париже? Я думаю, очень интересно.
– Очень интересно..
Графиня переглянулась с Анной Михайловной. Анна Михайловна поняла, что ее просят занять этого молодого человека, и, подсев к нему, начала говорить об отце; но так же, как и графине, он отвечал ей только односложными словами. Гости были все заняты между собой. Les Razoumovsky… ca a ete charmant… Vous etes bien bonne… La comtesse Apraksine… [Разумовские… Это было восхитительно… Вы очень добры… Графиня Апраксина…] слышалось со всех сторон. Графиня встала и пошла в залу.
– Марья Дмитриевна? – послышался ее голос из залы.
– Она самая, – послышался в ответ грубый женский голос, и вслед за тем вошла в комнату Марья Дмитриевна.
Все барышни и даже дамы, исключая самых старых, встали. Марья Дмитриевна остановилась в дверях и, с высоты своего тучного тела, высоко держа свою с седыми буклями пятидесятилетнюю голову, оглядела гостей и, как бы засучиваясь, оправила неторопливо широкие рукава своего платья. Марья Дмитриевна всегда говорила по русски.
– Имениннице дорогой с детками, – сказала она своим громким, густым, подавляющим все другие звуки голосом. – Ты что, старый греховодник, – обратилась она к графу, целовавшему ее руку, – чай, скучаешь в Москве? Собак гонять негде? Да что, батюшка, делать, вот как эти пташки подрастут… – Она указывала на девиц. – Хочешь – не хочешь, надо женихов искать.
– Ну, что, казак мой? (Марья Дмитриевна казаком называла Наташу) – говорила она, лаская рукой Наташу, подходившую к ее руке без страха и весело. – Знаю, что зелье девка, а люблю.
Она достала из огромного ридикюля яхонтовые сережки грушками и, отдав их именинно сиявшей и разрумянившейся Наташе, тотчас же отвернулась от нее и обратилась к Пьеру.
– Э, э! любезный! поди ка сюда, – сказала она притворно тихим и тонким голосом. – Поди ка, любезный…
И она грозно засучила рукава еще выше.
Пьер подошел, наивно глядя на нее через очки.
– Подойди, подойди, любезный! Я и отцу то твоему правду одна говорила, когда он в случае был, а тебе то и Бог велит.
Она помолчала. Все молчали, ожидая того, что будет, и чувствуя, что было только предисловие.
– Хорош, нечего сказать! хорош мальчик!… Отец на одре лежит, а он забавляется, квартального на медведя верхом сажает. Стыдно, батюшка, стыдно! Лучше бы на войну шел.
Она отвернулась и подала руку графу, который едва удерживался от смеха.
– Ну, что ж, к столу, я чай, пора? – сказала Марья Дмитриевна.
Впереди пошел граф с Марьей Дмитриевной; потом графиня, которую повел гусарский полковник, нужный человек, с которым Николай должен был догонять полк. Анна Михайловна – с Шиншиным. Берг подал руку Вере. Улыбающаяся Жюли Карагина пошла с Николаем к столу. За ними шли еще другие пары, протянувшиеся по всей зале, и сзади всех по одиночке дети, гувернеры и гувернантки. Официанты зашевелились, стулья загремели, на хорах заиграла музыка, и гости разместились. Звуки домашней музыки графа заменились звуками ножей и вилок, говора гостей, тихих шагов официантов.
На одном конце стола во главе сидела графиня. Справа Марья Дмитриевна, слева Анна Михайловна и другие гостьи. На другом конце сидел граф, слева гусарский полковник, справа Шиншин и другие гости мужского пола. С одной стороны длинного стола молодежь постарше: Вера рядом с Бергом, Пьер рядом с Борисом; с другой стороны – дети, гувернеры и гувернантки. Граф из за хрусталя, бутылок и ваз с фруктами поглядывал на жену и ее высокий чепец с голубыми лентами и усердно подливал вина своим соседям, не забывая и себя. Графиня так же, из за ананасов, не забывая обязанности хозяйки, кидала значительные взгляды на мужа, которого лысина и лицо, казалось ей, своею краснотой резче отличались от седых волос. На дамском конце шло равномерное лепетанье; на мужском всё громче и громче слышались голоса, особенно гусарского полковника, который так много ел и пил, всё более и более краснея, что граф уже ставил его в пример другим гостям. Берг с нежной улыбкой говорил с Верой о том, что любовь есть чувство не земное, а небесное. Борис называл новому своему приятелю Пьеру бывших за столом гостей и переглядывался с Наташей, сидевшей против него. Пьер мало говорил, оглядывал новые лица и много ел. Начиная от двух супов, из которых он выбрал a la tortue, [черепаховый,] и кулебяки и до рябчиков он не пропускал ни одного блюда и ни одного вина, которое дворецкий в завернутой салфеткою бутылке таинственно высовывал из за плеча соседа, приговаривая или «дрей мадера», или «венгерское», или «рейнвейн». Он подставлял первую попавшуюся из четырех хрустальных, с вензелем графа, рюмок, стоявших перед каждым прибором, и пил с удовольствием, всё с более и более приятным видом поглядывая на гостей. Наташа, сидевшая против него, глядела на Бориса, как глядят девочки тринадцати лет на мальчика, с которым они в первый раз только что поцеловались и в которого они влюблены. Этот самый взгляд ее иногда обращался на Пьера, и ему под взглядом этой смешной, оживленной девочки хотелось смеяться самому, не зная чему.
Николай сидел далеко от Сони, подле Жюли Карагиной, и опять с той же невольной улыбкой что то говорил с ней. Соня улыбалась парадно, но, видимо, мучилась ревностью: то бледнела, то краснела и всеми силами прислушивалась к тому, что говорили между собою Николай и Жюли. Гувернантка беспокойно оглядывалась, как бы приготавливаясь к отпору, ежели бы кто вздумал обидеть детей. Гувернер немец старался запомнить вое роды кушаний, десертов и вин с тем, чтобы описать всё подробно в письме к домашним в Германию, и весьма обижался тем, что дворецкий, с завернутою в салфетку бутылкой, обносил его. Немец хмурился, старался показать вид, что он и не желал получить этого вина, но обижался потому, что никто не хотел понять, что вино нужно было ему не для того, чтобы утолить жажду, не из жадности, а из добросовестной любознательности.


На мужском конце стола разговор всё более и более оживлялся. Полковник рассказал, что манифест об объявлении войны уже вышел в Петербурге и что экземпляр, который он сам видел, доставлен ныне курьером главнокомандующему.
– И зачем нас нелегкая несет воевать с Бонапартом? – сказал Шиншин. – II a deja rabattu le caquet a l'Autriche. Je crains, que cette fois ce ne soit notre tour. [Он уже сбил спесь с Австрии. Боюсь, не пришел бы теперь наш черед.]
Полковник был плотный, высокий и сангвинический немец, очевидно, служака и патриот. Он обиделся словами Шиншина.
– А затэ м, мы лосты вый государ, – сказал он, выговаривая э вместо е и ъ вместо ь . – Затэм, что импэ ратор это знаэ т. Он в манифэ стэ сказал, что нэ можэ т смотрэт равнодушно на опасности, угрожающие России, и что бэ зопасност империи, достоинство ее и святост союзов , – сказал он, почему то особенно налегая на слово «союзов», как будто в этом была вся сущность дела.
И с свойственною ему непогрешимою, официальною памятью он повторил вступительные слова манифеста… «и желание, единственную и непременную цель государя составляющее: водворить в Европе на прочных основаниях мир – решили его двинуть ныне часть войска за границу и сделать к достижению „намерения сего новые усилия“.
– Вот зачэм, мы лосты вый государ, – заключил он, назидательно выпивая стакан вина и оглядываясь на графа за поощрением.
– Connaissez vous le proverbe: [Знаете пословицу:] «Ерема, Ерема, сидел бы ты дома, точил бы свои веретена», – сказал Шиншин, морщась и улыбаясь. – Cela nous convient a merveille. [Это нам кстати.] Уж на что Суворова – и того расколотили, a plate couture, [на голову,] а где y нас Суворовы теперь? Je vous demande un peu, [Спрашиваю я вас,] – беспрестанно перескакивая с русского на французский язык, говорил он.
– Мы должны и драться до послэ днэ капли кров, – сказал полковник, ударяя по столу, – и умэ р р рэ т за своэ го импэ ратора, и тогда всэ й будэ т хорошо. А рассуждать как мо о ожно (он особенно вытянул голос на слове «можно»), как мо о ожно менше, – докончил он, опять обращаясь к графу. – Так старые гусары судим, вот и всё. А вы как судитэ , молодой человек и молодой гусар? – прибавил он, обращаясь к Николаю, который, услыхав, что дело шло о войне, оставил свою собеседницу и во все глаза смотрел и всеми ушами слушал полковника.
– Совершенно с вами согласен, – отвечал Николай, весь вспыхнув, вертя тарелку и переставляя стаканы с таким решительным и отчаянным видом, как будто в настоящую минуту он подвергался великой опасности, – я убежден, что русские должны умирать или побеждать, – сказал он, сам чувствуя так же, как и другие, после того как слово уже было сказано, что оно было слишком восторженно и напыщенно для настоящего случая и потому неловко.
– C'est bien beau ce que vous venez de dire, [Прекрасно! прекрасно то, что вы сказали,] – сказала сидевшая подле него Жюли, вздыхая. Соня задрожала вся и покраснела до ушей, за ушами и до шеи и плеч, в то время как Николай говорил. Пьер прислушался к речам полковника и одобрительно закивал головой.
– Вот это славно, – сказал он.
– Настоящэ й гусар, молодой человэк, – крикнул полковник, ударив опять по столу.
– О чем вы там шумите? – вдруг послышался через стол басистый голос Марьи Дмитриевны. – Что ты по столу стучишь? – обратилась она к гусару, – на кого ты горячишься? верно, думаешь, что тут французы перед тобой?
– Я правду говору, – улыбаясь сказал гусар.
– Всё о войне, – через стол прокричал граф. – Ведь у меня сын идет, Марья Дмитриевна, сын идет.
– А у меня четыре сына в армии, а я не тужу. На всё воля Божья: и на печи лежа умрешь, и в сражении Бог помилует, – прозвучал без всякого усилия, с того конца стола густой голос Марьи Дмитриевны.
– Это так.
И разговор опять сосредоточился – дамский на своем конце стола, мужской на своем.
– А вот не спросишь, – говорил маленький брат Наташе, – а вот не спросишь!
– Спрошу, – отвечала Наташа.
Лицо ее вдруг разгорелось, выражая отчаянную и веселую решимость. Она привстала, приглашая взглядом Пьера, сидевшего против нее, прислушаться, и обратилась к матери:
– Мама! – прозвучал по всему столу ее детски грудной голос.
– Что тебе? – спросила графиня испуганно, но, по лицу дочери увидев, что это была шалость, строго замахала ей рукой, делая угрожающий и отрицательный жест головой.
Разговор притих.
– Мама! какое пирожное будет? – еще решительнее, не срываясь, прозвучал голосок Наташи.
Графиня хотела хмуриться, но не могла. Марья Дмитриевна погрозила толстым пальцем.
– Казак, – проговорила она с угрозой.
Большинство гостей смотрели на старших, не зная, как следует принять эту выходку.
– Вот я тебя! – сказала графиня.
– Мама! что пирожное будет? – закричала Наташа уже смело и капризно весело, вперед уверенная, что выходка ее будет принята хорошо.
Соня и толстый Петя прятались от смеха.
– Вот и спросила, – прошептала Наташа маленькому брату и Пьеру, на которого она опять взглянула.
– Мороженое, только тебе не дадут, – сказала Марья Дмитриевна.
Наташа видела, что бояться нечего, и потому не побоялась и Марьи Дмитриевны.
– Марья Дмитриевна? какое мороженое! Я сливочное не люблю.
– Морковное.
– Нет, какое? Марья Дмитриевна, какое? – почти кричала она. – Я хочу знать!
Марья Дмитриевна и графиня засмеялись, и за ними все гости. Все смеялись не ответу Марьи Дмитриевны, но непостижимой смелости и ловкости этой девочки, умевшей и смевшей так обращаться с Марьей Дмитриевной.
Наташа отстала только тогда, когда ей сказали, что будет ананасное. Перед мороженым подали шампанское. Опять заиграла музыка, граф поцеловался с графинюшкою, и гости, вставая, поздравляли графиню, через стол чокались с графом, детьми и друг с другом. Опять забегали официанты, загремели стулья, и в том же порядке, но с более красными лицами, гости вернулись в гостиную и кабинет графа.


Раздвинули бостонные столы, составили партии, и гости графа разместились в двух гостиных, диванной и библиотеке.
Граф, распустив карты веером, с трудом удерживался от привычки послеобеденного сна и всему смеялся. Молодежь, подстрекаемая графиней, собралась около клавикорд и арфы. Жюли первая, по просьбе всех, сыграла на арфе пьеску с вариациями и вместе с другими девицами стала просить Наташу и Николая, известных своею музыкальностью, спеть что нибудь. Наташа, к которой обратились как к большой, была, видимо, этим очень горда, но вместе с тем и робела.
– Что будем петь? – спросила она.
– «Ключ», – отвечал Николай.
– Ну, давайте скорее. Борис, идите сюда, – сказала Наташа. – А где же Соня?
Она оглянулась и, увидав, что ее друга нет в комнате, побежала за ней.
Вбежав в Сонину комнату и не найдя там свою подругу, Наташа пробежала в детскую – и там не было Сони. Наташа поняла, что Соня была в коридоре на сундуке. Сундук в коридоре был место печалей женского молодого поколения дома Ростовых. Действительно, Соня в своем воздушном розовом платьице, приминая его, лежала ничком на грязной полосатой няниной перине, на сундуке и, закрыв лицо пальчиками, навзрыд плакала, подрагивая своими оголенными плечиками. Лицо Наташи, оживленное, целый день именинное, вдруг изменилось: глаза ее остановились, потом содрогнулась ее широкая шея, углы губ опустились.
– Соня! что ты?… Что, что с тобой? У у у!…
И Наташа, распустив свой большой рот и сделавшись совершенно дурною, заревела, как ребенок, не зная причины и только оттого, что Соня плакала. Соня хотела поднять голову, хотела отвечать, но не могла и еще больше спряталась. Наташа плакала, присев на синей перине и обнимая друга. Собравшись с силами, Соня приподнялась, начала утирать слезы и рассказывать.
– Николенька едет через неделю, его… бумага… вышла… он сам мне сказал… Да я бы всё не плакала… (она показала бумажку, которую держала в руке: то были стихи, написанные Николаем) я бы всё не плакала, но ты не можешь… никто не может понять… какая у него душа.
И она опять принялась плакать о том, что душа его была так хороша.
– Тебе хорошо… я не завидую… я тебя люблю, и Бориса тоже, – говорила она, собравшись немного с силами, – он милый… для вас нет препятствий. А Николай мне cousin… надобно… сам митрополит… и то нельзя. И потом, ежели маменьке… (Соня графиню и считала и называла матерью), она скажет, что я порчу карьеру Николая, у меня нет сердца, что я неблагодарная, а право… вот ей Богу… (она перекрестилась) я так люблю и ее, и всех вас, только Вера одна… За что? Что я ей сделала? Я так благодарна вам, что рада бы всем пожертвовать, да мне нечем…
Соня не могла больше говорить и опять спрятала голову в руках и перине. Наташа начинала успокоиваться, но по лицу ее видно было, что она понимала всю важность горя своего друга.
– Соня! – сказала она вдруг, как будто догадавшись о настоящей причине огорчения кузины. – Верно, Вера с тобой говорила после обеда? Да?
– Да, эти стихи сам Николай написал, а я списала еще другие; она и нашла их у меня на столе и сказала, что и покажет их маменьке, и еще говорила, что я неблагодарная, что маменька никогда не позволит ему жениться на мне, а он женится на Жюли. Ты видишь, как он с ней целый день… Наташа! За что?…
И опять она заплакала горьче прежнего. Наташа приподняла ее, обняла и, улыбаясь сквозь слезы, стала ее успокоивать.
– Соня, ты не верь ей, душенька, не верь. Помнишь, как мы все втроем говорили с Николенькой в диванной; помнишь, после ужина? Ведь мы всё решили, как будет. Я уже не помню как, но, помнишь, как было всё хорошо и всё можно. Вот дяденьки Шиншина брат женат же на двоюродной сестре, а мы ведь троюродные. И Борис говорил, что это очень можно. Ты знаешь, я ему всё сказала. А он такой умный и такой хороший, – говорила Наташа… – Ты, Соня, не плачь, голубчик милый, душенька, Соня. – И она целовала ее, смеясь. – Вера злая, Бог с ней! А всё будет хорошо, и маменьке она не скажет; Николенька сам скажет, и он и не думал об Жюли.
И она целовала ее в голову. Соня приподнялась, и котеночек оживился, глазки заблистали, и он готов был, казалось, вот вот взмахнуть хвостом, вспрыгнуть на мягкие лапки и опять заиграть с клубком, как ему и было прилично.
– Ты думаешь? Право? Ей Богу? – сказала она, быстро оправляя платье и прическу.
– Право, ей Богу! – отвечала Наташа, оправляя своему другу под косой выбившуюся прядь жестких волос.
И они обе засмеялись.
– Ну, пойдем петь «Ключ».
– Пойдем.
– А знаешь, этот толстый Пьер, что против меня сидел, такой смешной! – сказала вдруг Наташа, останавливаясь. – Мне очень весело!
И Наташа побежала по коридору.
Соня, отряхнув пух и спрятав стихи за пазуху, к шейке с выступавшими костями груди, легкими, веселыми шагами, с раскрасневшимся лицом, побежала вслед за Наташей по коридору в диванную. По просьбе гостей молодые люди спели квартет «Ключ», который всем очень понравился; потом Николай спел вновь выученную им песню.
В приятну ночь, при лунном свете,
Представить счастливо себе,
Что некто есть еще на свете,
Кто думает и о тебе!
Что и она, рукой прекрасной,
По арфе золотой бродя,
Своей гармониею страстной
Зовет к себе, зовет тебя!
Еще день, два, и рай настанет…
Но ах! твой друг не доживет!
И он не допел еще последних слов, когда в зале молодежь приготовилась к танцам и на хорах застучали ногами и закашляли музыканты.

Пьер сидел в гостиной, где Шиншин, как с приезжим из за границы, завел с ним скучный для Пьера политический разговор, к которому присоединились и другие. Когда заиграла музыка, Наташа вошла в гостиную и, подойдя прямо к Пьеру, смеясь и краснея, сказала:
– Мама велела вас просить танцовать.
– Я боюсь спутать фигуры, – сказал Пьер, – но ежели вы хотите быть моим учителем…
И он подал свою толстую руку, низко опуская ее, тоненькой девочке.
Пока расстанавливались пары и строили музыканты, Пьер сел с своей маленькой дамой. Наташа была совершенно счастлива; она танцовала с большим , с приехавшим из за границы . Она сидела на виду у всех и разговаривала с ним, как большая. У нее в руке был веер, который ей дала подержать одна барышня. И, приняв самую светскую позу (Бог знает, где и когда она этому научилась), она, обмахиваясь веером и улыбаясь через веер, говорила с своим кавалером.
– Какова, какова? Смотрите, смотрите, – сказала старая графиня, проходя через залу и указывая на Наташу.
Наташа покраснела и засмеялась.
– Ну, что вы, мама? Ну, что вам за охота? Что ж тут удивительного?

В середине третьего экосеза зашевелились стулья в гостиной, где играли граф и Марья Дмитриевна, и большая часть почетных гостей и старички, потягиваясь после долгого сиденья и укладывая в карманы бумажники и кошельки, выходили в двери залы. Впереди шла Марья Дмитриевна с графом – оба с веселыми лицами. Граф с шутливою вежливостью, как то по балетному, подал округленную руку Марье Дмитриевне. Он выпрямился, и лицо его озарилось особенною молодецки хитрою улыбкой, и как только дотанцовали последнюю фигуру экосеза, он ударил в ладоши музыкантам и закричал на хоры, обращаясь к первой скрипке:
– Семен! Данилу Купора знаешь?
Это был любимый танец графа, танцованный им еще в молодости. (Данило Купор была собственно одна фигура англеза .)
– Смотрите на папа, – закричала на всю залу Наташа (совершенно забыв, что она танцует с большим), пригибая к коленам свою кудрявую головку и заливаясь своим звонким смехом по всей зале.
Действительно, всё, что только было в зале, с улыбкою радости смотрело на веселого старичка, который рядом с своею сановитою дамой, Марьей Дмитриевной, бывшей выше его ростом, округлял руки, в такт потряхивая ими, расправлял плечи, вывертывал ноги, слегка притопывая, и всё более и более распускавшеюся улыбкой на своем круглом лице приготовлял зрителей к тому, что будет. Как только заслышались веселые, вызывающие звуки Данилы Купора, похожие на развеселого трепачка, все двери залы вдруг заставились с одной стороны мужскими, с другой – женскими улыбающимися лицами дворовых, вышедших посмотреть на веселящегося барина.
– Батюшка то наш! Орел! – проговорила громко няня из одной двери.
Граф танцовал хорошо и знал это, но его дама вовсе не умела и не хотела хорошо танцовать. Ее огромное тело стояло прямо с опущенными вниз мощными руками (она передала ридикюль графине); только одно строгое, но красивое лицо ее танцовало. Что выражалось во всей круглой фигуре графа, у Марьи Дмитриевны выражалось лишь в более и более улыбающемся лице и вздергивающемся носе. Но зато, ежели граф, всё более и более расходясь, пленял зрителей неожиданностью ловких выверток и легких прыжков своих мягких ног, Марья Дмитриевна малейшим усердием при движении плеч или округлении рук в поворотах и притопываньях, производила не меньшее впечатление по заслуге, которую ценил всякий при ее тучности и всегдашней суровости. Пляска оживлялась всё более и более. Визави не могли ни на минуту обратить на себя внимания и даже не старались о том. Всё было занято графом и Марьею Дмитриевной. Наташа дергала за рукава и платье всех присутствовавших, которые и без того не спускали глаз с танцующих, и требовала, чтоб смотрели на папеньку. Граф в промежутках танца тяжело переводил дух, махал и кричал музыкантам, чтоб они играли скорее. Скорее, скорее и скорее, лише, лише и лише развертывался граф, то на цыпочках, то на каблуках, носясь вокруг Марьи Дмитриевны и, наконец, повернув свою даму к ее месту, сделал последнее па, подняв сзади кверху свою мягкую ногу, склонив вспотевшую голову с улыбающимся лицом и округло размахнув правою рукой среди грохота рукоплесканий и хохота, особенно Наташи. Оба танцующие остановились, тяжело переводя дыхание и утираясь батистовыми платками.
– Вот как в наше время танцовывали, ma chere, – сказал граф.
– Ай да Данила Купор! – тяжело и продолжительно выпуская дух и засучивая рукава, сказала Марья Дмитриевна.


В то время как у Ростовых танцовали в зале шестой англез под звуки от усталости фальшививших музыкантов, и усталые официанты и повара готовили ужин, с графом Безухим сделался шестой удар. Доктора объявили, что надежды к выздоровлению нет; больному дана была глухая исповедь и причастие; делали приготовления для соборования, и в доме была суетня и тревога ожидания, обыкновенные в такие минуты. Вне дома, за воротами толпились, скрываясь от подъезжавших экипажей, гробовщики, ожидая богатого заказа на похороны графа. Главнокомандующий Москвы, который беспрестанно присылал адъютантов узнавать о положении графа, в этот вечер сам приезжал проститься с знаменитым Екатерининским вельможей, графом Безухим.
Великолепная приемная комната была полна. Все почтительно встали, когда главнокомандующий, пробыв около получаса наедине с больным, вышел оттуда, слегка отвечая на поклоны и стараясь как можно скорее пройти мимо устремленных на него взглядов докторов, духовных лиц и родственников. Князь Василий, похудевший и побледневший за эти дни, провожал главнокомандующего и что то несколько раз тихо повторил ему.
Проводив главнокомандующего, князь Василий сел в зале один на стул, закинув высоко ногу на ногу, на коленку упирая локоть и рукою закрыв глаза. Посидев так несколько времени, он встал и непривычно поспешными шагами, оглядываясь кругом испуганными глазами, пошел чрез длинный коридор на заднюю половину дома, к старшей княжне.
Находившиеся в слабо освещенной комнате неровным шопотом говорили между собой и замолкали каждый раз и полными вопроса и ожидания глазами оглядывались на дверь, которая вела в покои умирающего и издавала слабый звук, когда кто нибудь выходил из нее или входил в нее.
– Предел человеческий, – говорил старичок, духовное лицо, даме, подсевшей к нему и наивно слушавшей его, – предел положен, его же не прейдеши.
– Я думаю, не поздно ли соборовать? – прибавляя духовный титул, спрашивала дама, как будто не имея на этот счет никакого своего мнения.
– Таинство, матушка, великое, – отвечало духовное лицо, проводя рукою по лысине, по которой пролегало несколько прядей зачесанных полуседых волос.
– Это кто же? сам главнокомандующий был? – спрашивали в другом конце комнаты. – Какой моложавый!…
– А седьмой десяток! Что, говорят, граф то не узнает уж? Хотели соборовать?
– Я одного знал: семь раз соборовался.
Вторая княжна только вышла из комнаты больного с заплаканными глазами и села подле доктора Лоррена, который в грациозной позе сидел под портретом Екатерины, облокотившись на стол.
– Tres beau, – говорил доктор, отвечая на вопрос о погоде, – tres beau, princesse, et puis, a Moscou on se croit a la campagne. [прекрасная погода, княжна, и потом Москва так похожа на деревню.]
– N'est ce pas? [Не правда ли?] – сказала княжна, вздыхая. – Так можно ему пить?
Лоррен задумался.
– Он принял лекарство?
– Да.
Доктор посмотрел на брегет.
– Возьмите стакан отварной воды и положите une pincee (он своими тонкими пальцами показал, что значит une pincee) de cremortartari… [щепотку кремортартара…]
– Не пило слушай , – говорил немец доктор адъютанту, – чтопи с третий удар шивь оставался .
– А какой свежий был мужчина! – говорил адъютант. – И кому пойдет это богатство? – прибавил он шопотом.
– Окотник найдутся , – улыбаясь, отвечал немец.
Все опять оглянулись на дверь: она скрипнула, и вторая княжна, сделав питье, показанное Лорреном, понесла его больному. Немец доктор подошел к Лоррену.
– Еще, может, дотянется до завтрашнего утра? – спросил немец, дурно выговаривая по французски.
Лоррен, поджав губы, строго и отрицательно помахал пальцем перед своим носом.
– Сегодня ночью, не позже, – сказал он тихо, с приличною улыбкой самодовольства в том, что ясно умеет понимать и выражать положение больного, и отошел.

Между тем князь Василий отворил дверь в комнату княжны.
В комнате было полутемно; только две лампадки горели перед образами, и хорошо пахло куреньем и цветами. Вся комната была установлена мелкою мебелью шифоньерок, шкапчиков, столиков. Из за ширм виднелись белые покрывала высокой пуховой кровати. Собачка залаяла.
– Ах, это вы, mon cousin?
Она встала и оправила волосы, которые у нее всегда, даже и теперь, были так необыкновенно гладки, как будто они были сделаны из одного куска с головой и покрыты лаком.
– Что, случилось что нибудь? – спросила она. – Я уже так напугалась.
– Ничего, всё то же; я только пришел поговорить с тобой, Катишь, о деле, – проговорил князь, устало садясь на кресло, с которого она встала. – Как ты нагрела, однако, – сказал он, – ну, садись сюда, causons. [поговорим.]
– Я думала, не случилось ли что? – сказала княжна и с своим неизменным, каменно строгим выражением лица села против князя, готовясь слушать.
– Хотела уснуть, mon cousin, и не могу.
– Ну, что, моя милая? – сказал князь Василий, взяв руку княжны и пригибая ее по своей привычке книзу.
Видно было, что это «ну, что» относилось ко многому такому, что, не называя, они понимали оба.
Княжна, с своею несообразно длинною по ногам, сухою и прямою талией, прямо и бесстрастно смотрела на князя выпуклыми серыми глазами. Она покачала головой и, вздохнув, посмотрела на образа. Жест ее можно было объяснить и как выражение печали и преданности, и как выражение усталости и надежды на скорый отдых. Князь Василий объяснил этот жест как выражение усталости.
– А мне то, – сказал он, – ты думаешь, легче? Je suis ereinte, comme un cheval de poste; [Я заморен, как почтовая лошадь;] а всё таки мне надо с тобой поговорить, Катишь, и очень серьезно.
Князь Василий замолчал, и щеки его начинали нервически подергиваться то на одну, то на другую сторону, придавая его лицу неприятное выражение, какое никогда не показывалось на лице князя Василия, когда он бывал в гостиных. Глаза его тоже были не такие, как всегда: то они смотрели нагло шутливо, то испуганно оглядывались.
Княжна, своими сухими, худыми руками придерживая на коленях собачку, внимательно смотрела в глаза князю Василию; но видно было, что она не прервет молчания вопросом, хотя бы ей пришлось молчать до утра.
– Вот видите ли, моя милая княжна и кузина, Катерина Семеновна, – продолжал князь Василий, видимо, не без внутренней борьбы приступая к продолжению своей речи, – в такие минуты, как теперь, обо всём надо подумать. Надо подумать о будущем, о вас… Я вас всех люблю, как своих детей, ты это знаешь.
Княжна так же тускло и неподвижно смотрела на него.
– Наконец, надо подумать и о моем семействе, – сердито отталкивая от себя столик и не глядя на нее, продолжал князь Василий, – ты знаешь, Катишь, что вы, три сестры Мамонтовы, да еще моя жена, мы одни прямые наследники графа. Знаю, знаю, как тебе тяжело говорить и думать о таких вещах. И мне не легче; но, друг мой, мне шестой десяток, надо быть ко всему готовым. Ты знаешь ли, что я послал за Пьером, и что граф, прямо указывая на его портрет, требовал его к себе?
Князь Василий вопросительно посмотрел на княжну, но не мог понять, соображала ли она то, что он ей сказал, или просто смотрела на него…
– Я об одном не перестаю молить Бога, mon cousin, – отвечала она, – чтоб он помиловал его и дал бы его прекрасной душе спокойно покинуть эту…
– Да, это так, – нетерпеливо продолжал князь Василий, потирая лысину и опять с злобой придвигая к себе отодвинутый столик, – но, наконец…наконец дело в том, ты сама знаешь, что прошлою зимой граф написал завещание, по которому он всё имение, помимо прямых наследников и нас, отдавал Пьеру.
– Мало ли он писал завещаний! – спокойно сказала княжна. – Но Пьеру он не мог завещать. Пьер незаконный.
– Ma chere, – сказал вдруг князь Василий, прижав к себе столик, оживившись и начав говорить скорей, – но что, ежели письмо написано государю, и граф просит усыновить Пьера? Понимаешь, по заслугам графа его просьба будет уважена…
Княжна улыбнулась, как улыбаются люди, которые думают что знают дело больше, чем те, с кем разговаривают.
– Я тебе скажу больше, – продолжал князь Василий, хватая ее за руку, – письмо было написано, хотя и не отослано, и государь знал о нем. Вопрос только в том, уничтожено ли оно, или нет. Ежели нет, то как скоро всё кончится , – князь Василий вздохнул, давая этим понять, что он разумел под словами всё кончится , – и вскроют бумаги графа, завещание с письмом будет передано государю, и просьба его, наверно, будет уважена. Пьер, как законный сын, получит всё.
– А наша часть? – спросила княжна, иронически улыбаясь так, как будто всё, но только не это, могло случиться.
– Mais, ma pauvre Catiche, c'est clair, comme le jour. [Но, моя дорогая Катишь, это ясно, как день.] Он один тогда законный наследник всего, а вы не получите ни вот этого. Ты должна знать, моя милая, были ли написаны завещание и письмо, и уничтожены ли они. И ежели почему нибудь они забыты, то ты должна знать, где они, и найти их, потому что…
– Этого только недоставало! – перебила его княжна, сардонически улыбаясь и не изменяя выражения глаз. – Я женщина; по вашему мы все глупы; но я настолько знаю, что незаконный сын не может наследовать… Un batard, [Незаконный,] – прибавила она, полагая этим переводом окончательно показать князю его неосновательность.
– Как ты не понимаешь, наконец, Катишь! Ты так умна: как ты не понимаешь, – ежели граф написал письмо государю, в котором просит его признать сына законным, стало быть, Пьер уж будет не Пьер, а граф Безухой, и тогда он по завещанию получит всё? И ежели завещание с письмом не уничтожены, то тебе, кроме утешения, что ты была добродетельна et tout ce qui s'en suit, [и всего, что отсюда вытекает,] ничего не останется. Это верно.
– Я знаю, что завещание написано; но знаю тоже, что оно недействительно, и вы меня, кажется, считаете за совершенную дуру, mon cousin, – сказала княжна с тем выражением, с которым говорят женщины, полагающие, что они сказали нечто остроумное и оскорбительное.
– Милая ты моя княжна Катерина Семеновна, – нетерпеливо заговорил князь Василий. – Я пришел к тебе не за тем, чтобы пикироваться с тобой, а за тем, чтобы как с родной, хорошею, доброю, истинною родной, поговорить о твоих же интересах. Я тебе говорю десятый раз, что ежели письмо к государю и завещание в пользу Пьера есть в бумагах графа, то ты, моя голубушка, и с сестрами, не наследница. Ежели ты мне не веришь, то поверь людям знающим: я сейчас говорил с Дмитрием Онуфриичем (это был адвокат дома), он то же сказал.
Видимо, что то вдруг изменилось в мыслях княжны; тонкие губы побледнели (глаза остались те же), и голос, в то время как она заговорила, прорывался такими раскатами, каких она, видимо, сама не ожидала.
– Это было бы хорошо, – сказала она. – Я ничего не хотела и не хочу.
Она сбросила свою собачку с колен и оправила складки платья.
– Вот благодарность, вот признательность людям, которые всем пожертвовали для него, – сказала она. – Прекрасно! Очень хорошо! Мне ничего не нужно, князь.
– Да, но ты не одна, у тебя сестры, – ответил князь Василий.
Но княжна не слушала его.
– Да, я это давно знала, но забыла, что, кроме низости, обмана, зависти, интриг, кроме неблагодарности, самой черной неблагодарности, я ничего не могла ожидать в этом доме…
– Знаешь ли ты или не знаешь, где это завещание? – спрашивал князь Василий еще с большим, чем прежде, подергиванием щек.
– Да, я была глупа, я еще верила в людей и любила их и жертвовала собой. А успевают только те, которые подлы и гадки. Я знаю, чьи это интриги.
Княжна хотела встать, но князь удержал ее за руку. Княжна имела вид человека, вдруг разочаровавшегося во всем человеческом роде; она злобно смотрела на своего собеседника.
– Еще есть время, мой друг. Ты помни, Катишь, что всё это сделалось нечаянно, в минуту гнева, болезни, и потом забыто. Наша обязанность, моя милая, исправить его ошибку, облегчить его последние минуты тем, чтобы не допустить его сделать этой несправедливости, не дать ему умереть в мыслях, что он сделал несчастными тех людей…
– Тех людей, которые всем пожертвовали для него, – подхватила княжна, порываясь опять встать, но князь не пустил ее, – чего он никогда не умел ценить. Нет, mon cousin, – прибавила она со вздохом, – я буду помнить, что на этом свете нельзя ждать награды, что на этом свете нет ни чести, ни справедливости. На этом свете надо быть хитрою и злою.
– Ну, voyons, [послушай,] успокойся; я знаю твое прекрасное сердце.
– Нет, у меня злое сердце.
– Я знаю твое сердце, – повторил князь, – ценю твою дружбу и желал бы, чтобы ты была обо мне того же мнения. Успокойся и parlons raison, [поговорим толком,] пока есть время – может, сутки, может, час; расскажи мне всё, что ты знаешь о завещании, и, главное, где оно: ты должна знать. Мы теперь же возьмем его и покажем графу. Он, верно, забыл уже про него и захочет его уничтожить. Ты понимаешь, что мое одно желание – свято исполнить его волю; я затем только и приехал сюда. Я здесь только затем, чтобы помогать ему и вам.
– Теперь я всё поняла. Я знаю, чьи это интриги. Я знаю, – говорила княжна.
– Hе в том дело, моя душа.
– Это ваша protegee, [любимица,] ваша милая княгиня Друбецкая, Анна Михайловна, которую я не желала бы иметь горничной, эту мерзкую, гадкую женщину.
– Ne perdons point de temps. [Не будем терять время.]
– Ax, не говорите! Прошлую зиму она втерлась сюда и такие гадости, такие скверности наговорила графу на всех нас, особенно Sophie, – я повторить не могу, – что граф сделался болен и две недели не хотел нас видеть. В это время, я знаю, что он написал эту гадкую, мерзкую бумагу; но я думала, что эта бумага ничего не значит.
– Nous у voila, [В этом то и дело.] отчего же ты прежде ничего не сказала мне?
– В мозаиковом портфеле, который он держит под подушкой. Теперь я знаю, – сказала княжна, не отвечая. – Да, ежели есть за мной грех, большой грех, то это ненависть к этой мерзавке, – почти прокричала княжна, совершенно изменившись. – И зачем она втирается сюда? Но я ей выскажу всё, всё. Придет время!


В то время как такие разговоры происходили в приемной и в княжниной комнатах, карета с Пьером (за которым было послано) и с Анной Михайловной (которая нашла нужным ехать с ним) въезжала во двор графа Безухого. Когда колеса кареты мягко зазвучали по соломе, настланной под окнами, Анна Михайловна, обратившись к своему спутнику с утешительными словами, убедилась в том, что он спит в углу кареты, и разбудила его. Очнувшись, Пьер за Анною Михайловной вышел из кареты и тут только подумал о том свидании с умирающим отцом, которое его ожидало. Он заметил, что они подъехали не к парадному, а к заднему подъезду. В то время как он сходил с подножки, два человека в мещанской одежде торопливо отбежали от подъезда в тень стены. Приостановившись, Пьер разглядел в тени дома с обеих сторон еще несколько таких же людей. Но ни Анна Михайловна, ни лакей, ни кучер, которые не могли не видеть этих людей, не обратили на них внимания. Стало быть, это так нужно, решил сам с собой Пьер и прошел за Анною Михайловной. Анна Михайловна поспешными шагами шла вверх по слабо освещенной узкой каменной лестнице, подзывая отстававшего за ней Пьера, который, хотя и не понимал, для чего ему надо было вообще итти к графу, и еще меньше, зачем ему надо было итти по задней лестнице, но, судя по уверенности и поспешности Анны Михайловны, решил про себя, что это было необходимо нужно. На половине лестницы чуть не сбили их с ног какие то люди с ведрами, которые, стуча сапогами, сбегали им навстречу. Люди эти прижались к стене, чтобы пропустить Пьера с Анной Михайловной, и не показали ни малейшего удивления при виде их.
– Здесь на половину княжен? – спросила Анна Михайловна одного из них…
– Здесь, – отвечал лакей смелым, громким голосом, как будто теперь всё уже было можно, – дверь налево, матушка.
– Может быть, граф не звал меня, – сказал Пьер в то время, как он вышел на площадку, – я пошел бы к себе.
Анна Михайловна остановилась, чтобы поровняться с Пьером.
– Ah, mon ami! – сказала она с тем же жестом, как утром с сыном, дотрогиваясь до его руки: – croyez, que je souffre autant, que vous, mais soyez homme. [Поверьте, я страдаю не меньше вас, но будьте мужчиной.]
– Право, я пойду? – спросил Пьер, ласково чрез очки глядя на Анну Михайловну.
– Ah, mon ami, oubliez les torts qu'on a pu avoir envers vous, pensez que c'est votre pere… peut etre a l'agonie. – Она вздохнула. – Je vous ai tout de suite aime comme mon fils. Fiez vous a moi, Pierre. Je n'oublirai pas vos interets. [Забудьте, друг мой, в чем были против вас неправы. Вспомните, что это ваш отец… Может быть, в агонии. Я тотчас полюбила вас, как сына. Доверьтесь мне, Пьер. Я не забуду ваших интересов.]
Пьер ничего не понимал; опять ему еще сильнее показалось, что всё это так должно быть, и он покорно последовал за Анною Михайловной, уже отворявшею дверь.
Дверь выходила в переднюю заднего хода. В углу сидел старик слуга княжен и вязал чулок. Пьер никогда не был на этой половине, даже не предполагал существования таких покоев. Анна Михайловна спросила у обгонявшей их, с графином на подносе, девушки (назвав ее милой и голубушкой) о здоровье княжен и повлекла Пьера дальше по каменному коридору. Из коридора первая дверь налево вела в жилые комнаты княжен. Горничная, с графином, второпях (как и всё делалось второпях в эту минуту в этом доме) не затворила двери, и Пьер с Анною Михайловной, проходя мимо, невольно заглянули в ту комнату, где, разговаривая, сидели близко друг от друга старшая княжна с князем Васильем. Увидав проходящих, князь Василий сделал нетерпеливое движение и откинулся назад; княжна вскочила и отчаянным жестом изо всей силы хлопнула дверью, затворяя ее.
Жест этот был так не похож на всегдашнее спокойствие княжны, страх, выразившийся на лице князя Василья, был так несвойствен его важности, что Пьер, остановившись, вопросительно, через очки, посмотрел на свою руководительницу.
Анна Михайловна не выразила удивления, она только слегка улыбнулась и вздохнула, как будто показывая, что всего этого она ожидала.
– Soyez homme, mon ami, c'est moi qui veillerai a vos interets, [Будьте мужчиною, друг мой, я же стану блюсти за вашими интересами.] – сказала она в ответ на его взгляд и еще скорее пошла по коридору.
Пьер не понимал, в чем дело, и еще меньше, что значило veiller a vos interets, [блюсти ваши интересы,] но он понимал, что всё это так должно быть. Коридором они вышли в полуосвещенную залу, примыкавшую к приемной графа. Это была одна из тех холодных и роскошных комнат, которые знал Пьер с парадного крыльца. Но и в этой комнате, посередине, стояла пустая ванна и была пролита вода по ковру. Навстречу им вышли на цыпочках, не обращая на них внимания, слуга и причетник с кадилом. Они вошли в знакомую Пьеру приемную с двумя итальянскими окнами, выходом в зимний сад, с большим бюстом и во весь рост портретом Екатерины. Все те же люди, почти в тех же положениях, сидели, перешептываясь, в приемной. Все, смолкнув, оглянулись на вошедшую Анну Михайловну, с ее исплаканным, бледным лицом, и на толстого, большого Пьера, который, опустив голову, покорно следовал за нею.
На лице Анны Михайловны выразилось сознание того, что решительная минута наступила; она, с приемами деловой петербургской дамы, вошла в комнату, не отпуская от себя Пьера, еще смелее, чем утром. Она чувствовала, что так как она ведет за собою того, кого желал видеть умирающий, то прием ее был обеспечен. Быстрым взглядом оглядев всех, бывших в комнате, и заметив графова духовника, она, не то что согнувшись, но сделавшись вдруг меньше ростом, мелкою иноходью подплыла к духовнику и почтительно приняла благословение одного, потом другого духовного лица.
– Слава Богу, что успели, – сказала она духовному лицу, – мы все, родные, так боялись. Вот этот молодой человек – сын графа, – прибавила она тише. – Ужасная минута!
Проговорив эти слова, она подошла к доктору.
– Cher docteur, – сказала она ему, – ce jeune homme est le fils du comte… y a t il de l'espoir? [этот молодой человек – сын графа… Есть ли надежда?]
Доктор молча, быстрым движением возвел кверху глаза и плечи. Анна Михайловна точно таким же движением возвела плечи и глаза, почти закрыв их, вздохнула и отошла от доктора к Пьеру. Она особенно почтительно и нежно грустно обратилась к Пьеру.
– Ayez confiance en Sa misericorde, [Доверьтесь Его милосердию,] – сказала она ему, указав ему диванчик, чтобы сесть подождать ее, сама неслышно направилась к двери, на которую все смотрели, и вслед за чуть слышным звуком этой двери скрылась за нею.
Пьер, решившись во всем повиноваться своей руководительнице, направился к диванчику, который она ему указала. Как только Анна Михайловна скрылась, он заметил, что взгляды всех, бывших в комнате, больше чем с любопытством и с участием устремились на него. Он заметил, что все перешептывались, указывая на него глазами, как будто со страхом и даже с подобострастием. Ему оказывали уважение, какого прежде никогда не оказывали: неизвестная ему дама, которая говорила с духовными лицами, встала с своего места и предложила ему сесть, адъютант поднял уроненную Пьером перчатку и подал ему; доктора почтительно замолкли, когда он проходил мимо их, и посторонились, чтобы дать ему место. Пьер хотел сначала сесть на другое место, чтобы не стеснять даму, хотел сам поднять перчатку и обойти докторов, которые вовсе и не стояли на дороге; но он вдруг почувствовал, что это было бы неприлично, он почувствовал, что он в нынешнюю ночь есть лицо, которое обязано совершить какой то страшный и ожидаемый всеми обряд, и что поэтому он должен был принимать от всех услуги. Он принял молча перчатку от адъютанта, сел на место дамы, положив свои большие руки на симметрично выставленные колени, в наивной позе египетской статуи, и решил про себя, что всё это так именно должно быть и что ему в нынешний вечер, для того чтобы не потеряться и не наделать глупостей, не следует действовать по своим соображениям, а надобно предоставить себя вполне на волю тех, которые руководили им.
Не прошло и двух минут, как князь Василий, в своем кафтане с тремя звездами, величественно, высоко неся голову, вошел в комнату. Он казался похудевшим с утра; глаза его были больше обыкновенного, когда он оглянул комнату и увидал Пьера. Он подошел к нему, взял руку (чего он прежде никогда не делал) и потянул ее книзу, как будто он хотел испытать, крепко ли она держится.
– Courage, courage, mon ami. Il a demande a vous voir. C'est bien… [Не унывать, не унывать, мой друг. Он пожелал вас видеть. Это хорошо…] – и он хотел итти.
Но Пьер почел нужным спросить:
– Как здоровье…
Он замялся, не зная, прилично ли назвать умирающего графом; назвать же отцом ему было совестно.
– Il a eu encore un coup, il y a une demi heure. Еще был удар. Courage, mon аmi… [Полчаса назад у него был еще удар. Не унывать, мой друг…]
Пьер был в таком состоянии неясности мысли, что при слове «удар» ему представился удар какого нибудь тела. Он, недоумевая, посмотрел на князя Василия и уже потом сообразил, что ударом называется болезнь. Князь Василий на ходу сказал несколько слов Лоррену и прошел в дверь на цыпочках. Он не умел ходить на цыпочках и неловко подпрыгивал всем телом. Вслед за ним прошла старшая княжна, потом прошли духовные лица и причетники, люди (прислуга) тоже прошли в дверь. За этою дверью послышалось передвиженье, и наконец, всё с тем же бледным, но твердым в исполнении долга лицом, выбежала Анна Михайловна и, дотронувшись до руки Пьера, сказала:
– La bonte divine est inepuisable. C'est la ceremonie de l'extreme onction qui va commencer. Venez. [Милосердие Божие неисчерпаемо. Соборование сейчас начнется. Пойдемте.]
Пьер прошел в дверь, ступая по мягкому ковру, и заметил, что и адъютант, и незнакомая дама, и еще кто то из прислуги – все прошли за ним, как будто теперь уж не надо было спрашивать разрешения входить в эту комнату.


Пьер хорошо знал эту большую, разделенную колоннами и аркой комнату, всю обитую персидскими коврами. Часть комнаты за колоннами, где с одной стороны стояла высокая красного дерева кровать, под шелковыми занавесами, а с другой – огромный киот с образами, была красно и ярко освещена, как бывают освещены церкви во время вечерней службы. Под освещенными ризами киота стояло длинное вольтеровское кресло, и на кресле, обложенном вверху снежно белыми, не смятыми, видимо, только – что перемененными подушками, укрытая до пояса ярко зеленым одеялом, лежала знакомая Пьеру величественная фигура его отца, графа Безухого, с тою же седою гривой волос, напоминавших льва, над широким лбом и с теми же характерно благородными крупными морщинами на красивом красно желтом лице. Он лежал прямо под образами; обе толстые, большие руки его были выпростаны из под одеяла и лежали на нем. В правую руку, лежавшую ладонью книзу, между большим и указательным пальцами вставлена была восковая свеча, которую, нагибаясь из за кресла, придерживал в ней старый слуга. Над креслом стояли духовные лица в своих величественных блестящих одеждах, с выпростанными на них длинными волосами, с зажженными свечами в руках, и медленно торжественно служили. Немного позади их стояли две младшие княжны, с платком в руках и у глаз, и впереди их старшая, Катишь, с злобным и решительным видом, ни на мгновение не спуская глаз с икон, как будто говорила всем, что не отвечает за себя, если оглянется. Анна Михайловна, с кроткою печалью и всепрощением на лице, и неизвестная дама стояли у двери. Князь Василий стоял с другой стороны двери, близко к креслу, за резным бархатным стулом, который он поворотил к себе спинкой, и, облокотив на нее левую руку со свечой, крестился правою, каждый раз поднимая глаза кверху, когда приставлял персты ко лбу. Лицо его выражало спокойную набожность и преданность воле Божией. «Ежели вы не понимаете этих чувств, то тем хуже для вас», казалось, говорило его лицо.
Сзади его стоял адъютант, доктора и мужская прислуга; как бы в церкви, мужчины и женщины разделились. Всё молчало, крестилось, только слышны были церковное чтение, сдержанное, густое басовое пение и в минуты молчания перестановка ног и вздохи. Анна Михайловна, с тем значительным видом, который показывал, что она знает, что делает, перешла через всю комнату к Пьеру и подала ему свечу. Он зажег ее и, развлеченный наблюдениями над окружающими, стал креститься тою же рукой, в которой была свеча.
Младшая, румяная и смешливая княжна Софи, с родинкою, смотрела на него. Она улыбнулась, спрятала свое лицо в платок и долго не открывала его; но, посмотрев на Пьера, опять засмеялась. Она, видимо, чувствовала себя не в силах глядеть на него без смеха, но не могла удержаться, чтобы не смотреть на него, и во избежание искушений тихо перешла за колонну. В середине службы голоса духовенства вдруг замолкли; духовные лица шопотом сказали что то друг другу; старый слуга, державший руку графа, поднялся и обратился к дамам. Анна Михайловна выступила вперед и, нагнувшись над больным, из за спины пальцем поманила к себе Лоррена. Француз доктор, – стоявший без зажженной свечи, прислонившись к колонне, в той почтительной позе иностранца, которая показывает, что, несмотря на различие веры, он понимает всю важность совершающегося обряда и даже одобряет его, – неслышными шагами человека во всей силе возраста подошел к больному, взял своими белыми тонкими пальцами его свободную руку с зеленого одеяла и, отвернувшись, стал щупать пульс и задумался. Больному дали чего то выпить, зашевелились около него, потом опять расступились по местам, и богослужение возобновилось. Во время этого перерыва Пьер заметил, что князь Василий вышел из за своей спинки стула и, с тем же видом, который показывал, что он знает, что делает, и что тем хуже для других, ежели они не понимают его, не подошел к больному, а, пройдя мимо его, присоединился к старшей княжне и с нею вместе направился в глубь спальни, к высокой кровати под шелковыми занавесами. От кровати и князь и княжна оба скрылись в заднюю дверь, но перед концом службы один за другим возвратились на свои места. Пьер обратил на это обстоятельство не более внимания, как и на все другие, раз навсегда решив в своем уме, что всё, что совершалось перед ним нынешний вечер, было так необходимо нужно.
Звуки церковного пения прекратились, и послышался голос духовного лица, которое почтительно поздравляло больного с принятием таинства. Больной лежал всё так же безжизненно и неподвижно. Вокруг него всё зашевелилось, послышались шаги и шопоты, из которых шопот Анны Михайловны выдавался резче всех.
Пьер слышал, как она сказала:
– Непременно надо перенести на кровать, здесь никак нельзя будет…
Больного так обступили доктора, княжны и слуги, что Пьер уже не видал той красно желтой головы с седою гривой, которая, несмотря на то, что он видел и другие лица, ни на мгновение не выходила у него из вида во всё время службы. Пьер догадался по осторожному движению людей, обступивших кресло, что умирающего поднимали и переносили.
– За мою руку держись, уронишь так, – послышался ему испуганный шопот одного из слуг, – снизу… еще один, – говорили голоса, и тяжелые дыхания и переступанья ногами людей стали торопливее, как будто тяжесть, которую они несли, была сверх сил их.
Несущие, в числе которых была и Анна Михайловна, поровнялись с молодым человеком, и ему на мгновение из за спин и затылков людей показалась высокая, жирная, открытая грудь, тучные плечи больного, приподнятые кверху людьми, державшими его под мышки, и седая курчавая, львиная голова. Голова эта, с необычайно широким лбом и скулами, красивым чувственным ртом и величественным холодным взглядом, была не обезображена близостью смерти. Она была такая же, какою знал ее Пьер назад тому три месяца, когда граф отпускал его в Петербург. Но голова эта беспомощно покачивалась от неровных шагов несущих, и холодный, безучастный взгляд не знал, на чем остановиться.
Прошло несколько минут суетни около высокой кровати; люди, несшие больного, разошлись. Анна Михайловна дотронулась до руки Пьера и сказала ему: «Venez». [Идите.] Пьер вместе с нею подошел к кровати, на которой, в праздничной позе, видимо, имевшей отношение к только что совершенному таинству, был положен больной. Он лежал, высоко опираясь головой на подушки. Руки его были симметрично выложены на зеленом шелковом одеяле ладонями вниз. Когда Пьер подошел, граф глядел прямо на него, но глядел тем взглядом, которого смысл и значение нельзя понять человеку. Или этот взгляд ровно ничего не говорил, как только то, что, покуда есть глаза, надо же глядеть куда нибудь, или он говорил слишком многое. Пьер остановился, не зная, что ему делать, и вопросительно оглянулся на свою руководительницу Анну Михайловну. Анна Михайловна сделала ему торопливый жест глазами, указывая на руку больного и губами посылая ей воздушный поцелуй. Пьер, старательно вытягивая шею, чтоб не зацепить за одеяло, исполнил ее совет и приложился к ширококостной и мясистой руке. Ни рука, ни один мускул лица графа не дрогнули. Пьер опять вопросительно посмотрел на Анну Михайловну, спрашивая теперь, что ему делать. Анна Михайловна глазами указала ему на кресло, стоявшее подле кровати. Пьер покорно стал садиться на кресло, глазами продолжая спрашивать, то ли он сделал, что нужно. Анна Михайловна одобрительно кивнула головой. Пьер принял опять симметрично наивное положение египетской статуи, видимо, соболезнуя о том, что неуклюжее и толстое тело его занимало такое большое пространство, и употребляя все душевные силы, чтобы казаться как можно меньше. Он смотрел на графа. Граф смотрел на то место, где находилось лицо Пьера, в то время как он стоял. Анна Михайловна являла в своем положении сознание трогательной важности этой последней минуты свидания отца с сыном. Это продолжалось две минуты, которые показались Пьеру часом. Вдруг в крупных мускулах и морщинах лица графа появилось содрогание. Содрогание усиливалось, красивый рот покривился (тут только Пьер понял, до какой степени отец его был близок к смерти), из перекривленного рта послышался неясный хриплый звук. Анна Михайловна старательно смотрела в глаза больному и, стараясь угадать, чего было нужно ему, указывала то на Пьера, то на питье, то шопотом вопросительно называла князя Василия, то указывала на одеяло. Глаза и лицо больного выказывали нетерпение. Он сделал усилие, чтобы взглянуть на слугу, который безотходно стоял у изголовья постели.
– На другой бочок перевернуться хотят, – прошептал слуга и поднялся, чтобы переворотить лицом к стене тяжелое тело графа.
Пьер встал, чтобы помочь слуге.
В то время как графа переворачивали, одна рука его беспомощно завалилась назад, и он сделал напрасное усилие, чтобы перетащить ее. Заметил ли граф тот взгляд ужаса, с которым Пьер смотрел на эту безжизненную руку, или какая другая мысль промелькнула в его умирающей голове в эту минуту, но он посмотрел на непослушную руку, на выражение ужаса в лице Пьера, опять на руку, и на лице его явилась так не шедшая к его чертам слабая, страдальческая улыбка, выражавшая как бы насмешку над своим собственным бессилием. Неожиданно, при виде этой улыбки, Пьер почувствовал содрогание в груди, щипанье в носу, и слезы затуманили его зрение. Больного перевернули на бок к стене. Он вздохнул.
– Il est assoupi, [Он задремал,] – сказала Анна Михайловна, заметив приходившую на смену княжну. – Аllons. [Пойдем.]
Пьер вышел.


В приемной никого уже не было, кроме князя Василия и старшей княжны, которые, сидя под портретом Екатерины, о чем то оживленно говорили. Как только они увидали Пьера с его руководительницей, они замолчали. Княжна что то спрятала, как показалось Пьеру, и прошептала:
– Не могу видеть эту женщину.
– Catiche a fait donner du the dans le petit salon, – сказал князь Василий Анне Михайловне. – Allez, ma pauvre Анна Михайловна, prenez quelque сhose, autrement vous ne suffirez pas. [Катишь велела подать чаю в маленькой гостиной. Вы бы пошли, бедная Анна Михайловна, подкрепили себя, а то вас не хватит.]
Пьеру он ничего не сказал, только пожал с чувством его руку пониже плеча. Пьер с Анной Михайловной прошли в petit salon. [маленькую гостиную.]
– II n'y a rien qui restaure, comme une tasse de cet excellent the russe apres une nuit blanche, [Ничто так не восстановляет после бессонной ночи, как чашка этого превосходного русского чаю.] – говорил Лоррен с выражением сдержанной оживленности, отхлебывая из тонкой, без ручки, китайской чашки, стоя в маленькой круглой гостиной перед столом, на котором стоял чайный прибор и холодный ужин. Около стола собрались, чтобы подкрепить свои силы, все бывшие в эту ночь в доме графа Безухого. Пьер хорошо помнил эту маленькую круглую гостиную, с зеркалами и маленькими столиками. Во время балов в доме графа, Пьер, не умевший танцовать, любил сидеть в этой маленькой зеркальной и наблюдать, как дамы в бальных туалетах, брильянтах и жемчугах на голых плечах, проходя через эту комнату, оглядывали себя в ярко освещенные зеркала, несколько раз повторявшие их отражения. Теперь та же комната была едва освещена двумя свечами, и среди ночи на одном маленьком столике беспорядочно стояли чайный прибор и блюда, и разнообразные, непраздничные люди, шопотом переговариваясь, сидели в ней, каждым движением, каждым словом показывая, что никто не забывает и того, что делается теперь и имеет еще совершиться в спальне. Пьер не стал есть, хотя ему и очень хотелось. Он оглянулся вопросительно на свою руководительницу и увидел, что она на цыпочках выходила опять в приемную, где остался князь Василий с старшею княжной. Пьер полагал, что и это было так нужно, и, помедлив немного, пошел за ней. Анна Михайловна стояла подле княжны, и обе они в одно время говорили взволнованным шопотом:
– Позвольте мне, княгиня, знать, что нужно и что ненужно, – говорила княжна, видимо, находясь в том же взволнованном состоянии, в каком она была в то время, как захлопывала дверь своей комнаты.
– Но, милая княжна, – кротко и убедительно говорила Анна Михайловна, заступая дорогу от спальни и не пуская княжну, – не будет ли это слишком тяжело для бедного дядюшки в такие минуты, когда ему нужен отдых? В такие минуты разговор о мирском, когда его душа уже приготовлена…
Князь Василий сидел на кресле, в своей фамильярной позе, высоко заложив ногу на ногу. Щеки его сильно перепрыгивали и, опустившись, казались толще внизу; но он имел вид человека, мало занятого разговором двух дам.
– Voyons, ma bonne Анна Михайловна, laissez faire Catiche. [Оставьте Катю делать, что она знает.] Вы знаете, как граф ее любит.
– Я и не знаю, что в этой бумаге, – говорила княжна, обращаясь к князю Василью и указывая на мозаиковый портфель, который она держала в руках. – Я знаю только, что настоящее завещание у него в бюро, а это забытая бумага…
Она хотела обойти Анну Михайловну, но Анна Михайловна, подпрыгнув, опять загородила ей дорогу.
– Я знаю, милая, добрая княжна, – сказала Анна Михайловна, хватаясь рукой за портфель и так крепко, что видно было, она не скоро его пустит. – Милая княжна, я вас прошу, я вас умоляю, пожалейте его. Je vous en conjure… [Умоляю вас…]
Княжна молчала. Слышны были только звуки усилий борьбы зa портфель. Видно было, что ежели она заговорит, то заговорит не лестно для Анны Михайловны. Анна Михайловна держала крепко, но, несмотря на то, голос ее удерживал всю свою сладкую тягучесть и мягкость.
– Пьер, подойдите сюда, мой друг. Я думаю, что он не лишний в родственном совете: не правда ли, князь?
– Что же вы молчите, mon cousin? – вдруг вскрикнула княжна так громко, что в гостиной услыхали и испугались ее голоса. – Что вы молчите, когда здесь Бог знает кто позволяет себе вмешиваться и делать сцены на пороге комнаты умирающего. Интриганка! – прошептала она злобно и дернула портфель изо всей силы.
Но Анна Михайловна сделала несколько шагов, чтобы не отстать от портфеля, и перехватила руку.
– Oh! – сказал князь Василий укоризненно и удивленно. Он встал. – C'est ridicule. Voyons, [Это смешно. Ну, же,] пустите. Я вам говорю.
Княжна пустила.
– И вы!
Анна Михайловна не послушалась его.
– Пустите, я вам говорю. Я беру всё на себя. Я пойду и спрошу его. Я… довольно вам этого.
– Mais, mon prince, [Но, князь,] – говорила Анна Михайловна, – после такого великого таинства дайте ему минуту покоя. Вот, Пьер, скажите ваше мнение, – обратилась она к молодому человеку, который, вплоть подойдя к ним, удивленно смотрел на озлобленное, потерявшее всё приличие лицо княжны и на перепрыгивающие щеки князя Василья.
– Помните, что вы будете отвечать за все последствия, – строго сказал князь Василий, – вы не знаете, что вы делаете.
– Мерзкая женщина! – вскрикнула княжна, неожиданно бросаясь на Анну Михайловну и вырывая портфель.
Князь Василий опустил голову и развел руками.
В эту минуту дверь, та страшная дверь, на которую так долго смотрел Пьер и которая так тихо отворялась, быстро, с шумом откинулась, стукнув об стену, и средняя княжна выбежала оттуда и всплеснула руками.
– Что вы делаете! – отчаянно проговорила она. – II s'en va et vous me laissez seule. [Он умирает, а вы меня оставляете одну.]
Старшая княжна выронила портфель. Анна Михайловна быстро нагнулась и, подхватив спорную вещь, побежала в спальню. Старшая княжна и князь Василий, опомнившись, пошли за ней. Через несколько минут первая вышла оттуда старшая княжна с бледным и сухим лицом и прикушенною нижнею губой. При виде Пьера лицо ее выразило неудержимую злобу.
– Да, радуйтесь теперь, – сказала она, – вы этого ждали.
И, зарыдав, она закрыла лицо платком и выбежала из комнаты.
За княжной вышел князь Василий. Он, шатаясь, дошел до дивана, на котором сидел Пьер, и упал на него, закрыв глаза рукой. Пьер заметил, что он был бледен и что нижняя челюсть его прыгала и тряслась, как в лихорадочной дрожи.
– Ах, мой друг! – сказал он, взяв Пьера за локоть; и в голосе его была искренность и слабость, которых Пьер никогда прежде не замечал в нем. – Сколько мы грешим, сколько мы обманываем, и всё для чего? Мне шестой десяток, мой друг… Ведь мне… Всё кончится смертью, всё. Смерть ужасна. – Он заплакал.
Анна Михайловна вышла последняя. Она подошла к Пьеру тихими, медленными шагами.
– Пьер!… – сказала она.
Пьер вопросительно смотрел на нее. Она поцеловала в лоб молодого человека, увлажая его слезами. Она помолчала.
– II n'est plus… [Его не стало…]
Пьер смотрел на нее через очки.
– Allons, je vous reconduirai. Tachez de pleurer. Rien ne soulage, comme les larmes. [Пойдемте, я вас провожу. Старайтесь плакать: ничто так не облегчает, как слезы.]
Она провела его в темную гостиную и Пьер рад был, что никто там не видел его лица. Анна Михайловна ушла от него, и когда она вернулась, он, подложив под голову руку, спал крепким сном.
На другое утро Анна Михайловна говорила Пьеру:
– Oui, mon cher, c'est une grande perte pour nous tous. Je ne parle pas de vous. Mais Dieu vous soutndra, vous etes jeune et vous voila a la tete d'une immense fortune, je l'espere. Le testament n'a pas ete encore ouvert. Je vous connais assez pour savoir que cela ne vous tourienera pas la tete, mais cela vous impose des devoirs, et il faut etre homme. [Да, мой друг, это великая потеря для всех нас, не говоря о вас. Но Бог вас поддержит, вы молоды, и вот вы теперь, надеюсь, обладатель огромного богатства. Завещание еще не вскрыто. Я довольно вас знаю и уверена, что это не вскружит вам голову; но это налагает на вас обязанности; и надо быть мужчиной.]
Пьер молчал.
– Peut etre plus tard je vous dirai, mon cher, que si je n'avais pas ete la, Dieu sait ce qui serait arrive. Vous savez, mon oncle avant hier encore me promettait de ne pas oublier Boris. Mais il n'a pas eu le temps. J'espere, mon cher ami, que vous remplirez le desir de votre pere. [После я, может быть, расскажу вам, что если б я не была там, то Бог знает, что бы случилось. Вы знаете, что дядюшка третьего дня обещал мне не забыть Бориса, но не успел. Надеюсь, мой друг, вы исполните желание отца.]
Пьер, ничего не понимая и молча, застенчиво краснея, смотрел на княгиню Анну Михайловну. Переговорив с Пьером, Анна Михайловна уехала к Ростовым и легла спать. Проснувшись утром, она рассказывала Ростовым и всем знакомым подробности смерти графа Безухого. Она говорила, что граф умер так, как и она желала бы умереть, что конец его был не только трогателен, но и назидателен; последнее же свидание отца с сыном было до того трогательно, что она не могла вспомнить его без слез, и что она не знает, – кто лучше вел себя в эти страшные минуты: отец ли, который так всё и всех вспомнил в последние минуты и такие трогательные слова сказал сыну, или Пьер, на которого жалко было смотреть, как он был убит и как, несмотря на это, старался скрыть свою печаль, чтобы не огорчить умирающего отца. «C'est penible, mais cela fait du bien; ca eleve l'ame de voir des hommes, comme le vieux comte et son digne fils», [Это тяжело, но это спасительно; душа возвышается, когда видишь таких людей, как старый граф и его достойный сын,] говорила она. О поступках княжны и князя Василья она, не одобряя их, тоже рассказывала, но под большим секретом и шопотом.


В Лысых Горах, имении князя Николая Андреевича Болконского, ожидали с каждым днем приезда молодого князя Андрея с княгиней; но ожидание не нарушало стройного порядка, по которому шла жизнь в доме старого князя. Генерал аншеф князь Николай Андреевич, по прозванию в обществе le roi de Prusse, [король прусский,] с того времени, как при Павле был сослан в деревню, жил безвыездно в своих Лысых Горах с дочерью, княжною Марьей, и при ней компаньонкой, m lle Bourienne. [мадмуазель Бурьен.] И в новое царствование, хотя ему и был разрешен въезд в столицы, он также продолжал безвыездно жить в деревне, говоря, что ежели кому его нужно, то тот и от Москвы полтораста верст доедет до Лысых Гор, а что ему никого и ничего не нужно. Он говорил, что есть только два источника людских пороков: праздность и суеверие, и что есть только две добродетели: деятельность и ум. Он сам занимался воспитанием своей дочери и, чтобы развивать в ней обе главные добродетели, до двадцати лет давал ей уроки алгебры и геометрии и распределял всю ее жизнь в беспрерывных занятиях. Сам он постоянно был занят то писанием своих мемуаров, то выкладками из высшей математики, то точением табакерок на станке, то работой в саду и наблюдением над постройками, которые не прекращались в его имении. Так как главное условие для деятельности есть порядок, то и порядок в его образе жизни был доведен до последней степени точности. Его выходы к столу совершались при одних и тех же неизменных условиях, и не только в один и тот же час, но и минуту. С людьми, окружавшими его, от дочери до слуг, князь был резок и неизменно требователен, и потому, не быв жестоким, он возбуждал к себе страх и почтительность, каких не легко мог бы добиться самый жестокий человек. Несмотря на то, что он был в отставке и не имел теперь никакого значения в государственных делах, каждый начальник той губернии, где было имение князя, считал своим долгом являться к нему и точно так же, как архитектор, садовник или княжна Марья, дожидался назначенного часа выхода князя в высокой официантской. И каждый в этой официантской испытывал то же чувство почтительности и даже страха, в то время как отворялась громадно высокая дверь кабинета и показывалась в напудренном парике невысокая фигурка старика, с маленькими сухими ручками и серыми висячими бровями, иногда, как он насупливался, застилавшими блеск умных и точно молодых блестящих глаз.
В день приезда молодых, утром, по обыкновению, княжна Марья в урочный час входила для утреннего приветствия в официантскую и со страхом крестилась и читала внутренно молитву. Каждый день она входила и каждый день молилась о том, чтобы это ежедневное свидание сошло благополучно.
Сидевший в официантской пудреный старик слуга тихим движением встал и шопотом доложил: «Пожалуйте».
Из за двери слышались равномерные звуки станка. Княжна робко потянула за легко и плавно отворяющуюся дверь и остановилась у входа. Князь работал за станком и, оглянувшись, продолжал свое дело.
Огромный кабинет был наполнен вещами, очевидно, беспрестанно употребляемыми. Большой стол, на котором лежали книги и планы, высокие стеклянные шкафы библиотеки с ключами в дверцах, высокий стол для писания в стоячем положении, на котором лежала открытая тетрадь, токарный станок, с разложенными инструментами и с рассыпанными кругом стружками, – всё выказывало постоянную, разнообразную и порядочную деятельность. По движениям небольшой ноги, обутой в татарский, шитый серебром, сапожок, по твердому налеганию жилистой, сухощавой руки видна была в князе еще упорная и много выдерживающая сила свежей старости. Сделав несколько кругов, он снял ногу с педали станка, обтер стамеску, кинул ее в кожаный карман, приделанный к станку, и, подойдя к столу, подозвал дочь. Он никогда не благословлял своих детей и только, подставив ей щетинистую, еще небритую нынче щеку, сказал, строго и вместе с тем внимательно нежно оглядев ее:
– Здорова?… ну, так садись!
Он взял тетрадь геометрии, писанную его рукой, и подвинул ногой свое кресло.
– На завтра! – сказал он, быстро отыскивая страницу и от параграфа до другого отмечая жестким ногтем.
Княжна пригнулась к столу над тетрадью.
– Постой, письмо тебе, – вдруг сказал старик, доставая из приделанного над столом кармана конверт, надписанный женскою рукой, и кидая его на стол.
Лицо княжны покрылось красными пятнами при виде письма. Она торопливо взяла его и пригнулась к нему.
– От Элоизы? – спросил князь, холодною улыбкой выказывая еще крепкие и желтоватые зубы.
– Да, от Жюли, – сказала княжна, робко взглядывая и робко улыбаясь.
– Еще два письма пропущу, а третье прочту, – строго сказал князь, – боюсь, много вздору пишете. Третье прочту.
– Прочтите хоть это, mon pere, [батюшка,] – отвечала княжна, краснея еще более и подавая ему письмо.
– Третье, я сказал, третье, – коротко крикнул князь, отталкивая письмо, и, облокотившись на стол, пододвинул тетрадь с чертежами геометрии.
– Ну, сударыня, – начал старик, пригнувшись близко к дочери над тетрадью и положив одну руку на спинку кресла, на котором сидела княжна, так что княжна чувствовала себя со всех сторон окруженною тем табачным и старчески едким запахом отца, который она так давно знала. – Ну, сударыня, треугольники эти подобны; изволишь видеть, угол abc…
Княжна испуганно взглядывала на близко от нее блестящие глаза отца; красные пятна переливались по ее лицу, и видно было, что она ничего не понимает и так боится, что страх помешает ей понять все дальнейшие толкования отца, как бы ясны они ни были. Виноват ли был учитель или виновата была ученица, но каждый день повторялось одно и то же: у княжны мутилось в глазах, она ничего не видела, не слышала, только чувствовала близко подле себя сухое лицо строгого отца, чувствовала его дыхание и запах и только думала о том, как бы ей уйти поскорее из кабинета и у себя на просторе понять задачу.
Старик выходил из себя: с грохотом отодвигал и придвигал кресло, на котором сам сидел, делал усилия над собой, чтобы не разгорячиться, и почти всякий раз горячился, бранился, а иногда швырял тетрадью.
Княжна ошиблась ответом.
– Ну, как же не дура! – крикнул князь, оттолкнув тетрадь и быстро отвернувшись, но тотчас же встал, прошелся, дотронулся руками до волос княжны и снова сел.
Он придвинулся и продолжал толкование.
– Нельзя, княжна, нельзя, – сказал он, когда княжна, взяв и закрыв тетрадь с заданными уроками, уже готовилась уходить, – математика великое дело, моя сударыня. А чтобы ты была похожа на наших глупых барынь, я не хочу. Стерпится слюбится. – Он потрепал ее рукой по щеке. – Дурь из головы выскочит.
Она хотела выйти, он остановил ее жестом и достал с высокого стола новую неразрезанную книгу.
– Вот еще какой то Ключ таинства тебе твоя Элоиза посылает. Религиозная. А я ни в чью веру не вмешиваюсь… Просмотрел. Возьми. Ну, ступай, ступай!
Он потрепал ее по плечу и сам запер за нею дверь.
Княжна Марья возвратилась в свою комнату с грустным, испуганным выражением, которое редко покидало ее и делало ее некрасивое, болезненное лицо еще более некрасивым, села за свой письменный стол, уставленный миниатюрными портретами и заваленный тетрадями и книгами. Княжна была столь же беспорядочная, как отец ее порядочен. Она положила тетрадь геометрии и нетерпеливо распечатала письмо. Письмо было от ближайшего с детства друга княжны; друг этот была та самая Жюли Карагина, которая была на именинах у Ростовых:
Жюли писала:
«Chere et excellente amie, quelle chose terrible et effrayante que l'absence! J'ai beau me dire que la moitie de mon existence et de mon bonheur est en vous, que malgre la distance qui nous separe, nos coeurs sont unis par des liens indissolubles; le mien se revolte contre la destinee, et je ne puis, malgre les plaisirs et les distractions qui m'entourent, vaincre une certaine tristesse cachee que je ressens au fond du coeur depuis notre separation. Pourquoi ne sommes nous pas reunies, comme cet ete dans votre grand cabinet sur le canape bleu, le canape a confidences? Pourquoi ne puis je, comme il y a trois mois, puiser de nouvelles forces morales dans votre regard si doux, si calme et si penetrant, regard que j'aimais tant et que je crois voir devant moi, quand je vous ecris».
[Милый и бесценный друг, какая страшная и ужасная вещь разлука! Сколько ни твержу себе, что половина моего существования и моего счастия в вас, что, несмотря на расстояние, которое нас разлучает, сердца наши соединены неразрывными узами, мое сердце возмущается против судьбы, и, несмотря на удовольствия и рассеяния, которые меня окружают, я не могу подавить некоторую скрытую грусть, которую испытываю в глубине сердца со времени нашей разлуки. Отчего мы не вместе, как в прошлое лето, в вашем большом кабинете, на голубом диване, на диване «признаний»? Отчего я не могу, как три месяца тому назад, почерпать новые нравственные силы в вашем взгляде, кротком, спокойном и проницательном, который я так любила и который я вижу перед собой в ту минуту, как пишу вам?]
Прочтя до этого места, княжна Марья вздохнула и оглянулась в трюмо, которое стояло направо от нее. Зеркало отразило некрасивое слабое тело и худое лицо. Глаза, всегда грустные, теперь особенно безнадежно смотрели на себя в зеркало. «Она мне льстит», подумала княжна, отвернулась и продолжала читать. Жюли, однако, не льстила своему другу: действительно, и глаза княжны, большие, глубокие и лучистые (как будто лучи теплого света иногда снопами выходили из них), были так хороши, что очень часто, несмотря на некрасивость всего лица, глаза эти делались привлекательнее красоты. Но княжна никогда не видала хорошего выражения своих глаз, того выражения, которое они принимали в те минуты, когда она не думала о себе. Как и у всех людей, лицо ее принимало натянуто неестественное, дурное выражение, как скоро она смотрелась в зеркало. Она продолжала читать: 211
«Tout Moscou ne parle que guerre. L'un de mes deux freres est deja a l'etranger, l'autre est avec la garde, qui se met en Marieche vers la frontiere. Notre cher еmpereur a quitte Petersbourg et, a ce qu'on pretend, compte lui meme exposer sa precieuse existence aux chances de la guerre. Du veuille que le monstre corsicain, qui detruit le repos de l'Europe, soit terrasse par l'ange que le Tout Рuissant, dans Sa misericorde, nous a donnee pour souverain. Sans parler de mes freres, cette guerre m'a privee d'une relation des plus cheres a mon coeur. Je parle du jeune Nicolas Rostoff, qui avec son enthousiasme n'a pu supporter l'inaction et a quitte l'universite pour aller s'enroler dans l'armee. Eh bien, chere Marieie, je vous avouerai, que, malgre son extreme jeunesse, son depart pour l'armee a ete un grand chagrin pour moi. Le jeune homme, dont je vous parlais cet ete, a tant de noblesse, de veritable jeunesse qu'on rencontre si rarement dans le siecle оu nous vivons parmi nos villards de vingt ans. Il a surtout tant de franchise et de coeur. Il est tellement pur et poetique, que mes relations avec lui, quelque passageres qu'elles fussent, ont ete l'une des plus douees jouissances de mon pauvre coeur, qui a deja tant souffert. Je vous raconterai un jour nos adieux et tout ce qui s'est dit en partant. Tout cela est encore trop frais. Ah! chere amie, vous etes heureuse de ne pas connaitre ces jouissances et ces peines si poignantes. Vous etes heureuse, puisque les derienieres sont ordinairement les plus fortes! Je sais fort bien, que le comte Nicolas est trop jeune pour pouvoir jamais devenir pour moi quelque chose de plus qu'un ami, mais cette douee amitie, ces relations si poetiques et si pures ont ete un besoin pour mon coeur. Mais n'en parlons plus. La grande nouvelle du jour qui occupe tout Moscou est la mort du vieux comte Безухой et son heritage. Figurez vous que les trois princesses n'ont recu que tres peu de chose, le prince Basile rien, est que c'est M. Pierre qui a tout herite, et qui par dessus le Marieche a ete reconnu pour fils legitime, par consequent comte Безухой est possesseur de la plus belle fortune de la Russie. On pretend que le prince Basile a joue un tres vilain role dans toute cette histoire et qu'il est reparti tout penaud pour Petersbourg.
«Je vous avoue, que je comprends tres peu toutes ces affaires de legs et de testament; ce que je sais, c'est que depuis que le jeune homme que nous connaissions tous sous le nom de M. Pierre les tout court est devenu comte Безухой et possesseur de l'une des plus grandes fortunes de la Russie, je m'amuse fort a observer les changements de ton et des manieres des mamans accablees de filles a Marieier et des demoiselles elles memes a l'egard de cet individu, qui, par parenthese, m'a paru toujours etre un pauvre, sire. Comme on s'amuse depuis deux ans a me donner des promis que je ne connais pas le plus souvent, la chronique matrimoniale de Moscou me fait comtesse Безухой. Mais vous sentez bien que je ne me souc nullement de le devenir. A propos de Marieiage, savez vous que tout derienierement la tante en general Анна Михайловна, m'a confie sous le sceau du plus grand secret un projet de Marieiage pour vous. Ce n'est ni plus, ni moins, que le fils du prince Basile, Anatole, qu'on voudrait ranger en le Marieiant a une personne riche et distinguee, et c'est sur vous qu'est tombe le choix des parents. Je ne sais comment vous envisagerez la chose, mais j'ai cru de mon devoir de vous en avertir. On le dit tres beau et tres mauvais sujet; c'est tout ce que j'ai pu savoir sur son compte.
«Mais assez de bavardage comme cela. Je finis mon second feuillet, et maman me fait chercher pour aller diner chez les Apraksines. Lisez le livre mystique que je vous envoie et qui fait fureur chez nous. Quoiqu'il y ait des choses dans ce livre difficiles a atteindre avec la faible conception humaine, c'est un livre admirable dont la lecture calme et eleve l'ame. Adieu. Mes respects a monsieur votre pere et mes compliments a m elle Bourienne. Je vous embrasse comme je vous aime. Julie».
«P.S.Donnez moi des nouvelles de votre frere et de sa charmante petite femme».
[Вся Москва только и говорит что о войне. Один из моих двух братьев уже за границей, другой с гвардией, которая выступает в поход к границе. Наш милый государь оставляет Петербург и, как предполагают, намерен сам подвергнуть свое драгоценное существование случайностям войны. Дай Бог, чтобы корсиканское чудовище, которое возмущает спокойствие Европы, было низвергнуто ангелом, которого Всемогущий в Своей благости поставил над нами повелителем. Не говоря уже о моих братьях, эта война лишила меня одного из отношений самых близких моему сердцу. Я говорю о молодом Николае Ростове; который, при своем энтузиазме, не мог переносить бездействия и оставил университет, чтобы поступить в армию. Признаюсь вам, милая Мари, что, несмотря на его чрезвычайную молодость, отъезд его в армию был для меня большим горем. В молодом человеке, о котором я говорила вам прошлым летом, столько благородства, истинной молодости, которую встречаешь так редко в наш век между двадцатилетними стариками! У него особенно так много откровенности и сердца. Он так чист и полон поэзии, что мои отношения к нему, при всей мимолетности своей, были одною из самых сладостных отрад моего бедного сердца, которое уже так много страдало. Я вам расскажу когда нибудь наше прощанье и всё, что говорилось при прощании. Всё это еще слишком свежо… Ах! милый друг, вы счастливы, что не знаете этих жгучих наслаждений, этих жгучих горестей. Вы счастливы, потому что последние обыкновенно сильнее первых. Я очень хорошо знаю, что граф Николай слишком молод для того, чтобы сделаться для меня чем нибудь кроме как другом. Но эта сладкая дружба, эти столь поэтические и столь чистые отношения были потребностью моего сердца. Но довольно об этом.
«Главная новость, занимающая всю Москву, – смерть старого графа Безухого и его наследство. Представьте себе, три княжны получили какую то малость, князь Василий ничего, а Пьер – наследник всего и, сверх того, признан законным сыном и потому графом Безухим и владельцем самого огромного состояния в России. Говорят, что князь Василий играл очень гадкую роль во всей этой истории, и что он уехал в Петербург очень сконфуженный. Признаюсь вам, я очень плохо понимаю все эти дела по духовным завещаниям; знаю только, что с тех пор как молодой человек, которого мы все знали под именем просто Пьера, сделался графом Безухим и владельцем одного из лучших состояний России, – я забавляюсь наблюдениями над переменой тона маменек, у которых есть дочери невесты, и самих барышень в отношении к этому господину, который (в скобках будь сказано) всегда казался мне очень ничтожным. Так как уже два года все забавляются тем, чтобы приискивать мне женихов, которых я большею частью не знаю, то брачная хроника Москвы делает меня графинею Безуховой. Но вы понимаете, что я нисколько этого не желаю. Кстати о браках. Знаете ли вы, что недавно всеобщая тетушка Анна Михайловна доверила мне, под величайшим секретом, замысел устроить ваше супружество. Это ни более ни менее как сын князя Василья, Анатоль, которого хотят пристроить, женив его на богатой и знатной девице, и на вас пал выбор родителей. Я не знаю, как вы посмотрите на это дело, но я сочла своим долгом предуведомить вас. Он, говорят, очень хорош и большой повеса. Вот всё, что я могла узнать о нем.
Но будет болтать. Кончаю мой второй листок, а маменька прислала за мной, чтобы ехать обедать к Апраксиным.
Прочитайте мистическую книгу, которую я вам посылаю; она имеет у нас огромный успех. Хотя в ней есть вещи, которые трудно понять слабому уму человеческому, но это превосходная книга; чтение ее успокоивает и возвышает душу. Прощайте. Мое почтение вашему батюшке и мои приветствия m lle Бурьен. Обнимаю вас от всего сердца. Юлия.
PS. Известите меня о вашем брате и о его прелестной жене.]
Княжна подумала, задумчиво улыбаясь (при чем лицо ее, освещенное ее лучистыми глазами, совершенно преобразилось), и, вдруг поднявшись, тяжело ступая, перешла к столу. Она достала бумагу, и рука ее быстро начала ходить по ней. Так писала она в ответ:
«Chere et excellente ami. Votre lettre du 13 m'a cause une grande joie. Vous m'aimez donc toujours, ma poetique Julie.
L'absence, dont vous dites tant de mal, n'a donc pas eu son influenсе habituelle sur vous. Vous vous plaignez de l'absence – que devrai je dire moi, si j'osais me plaindre, privee de tous ceux qui me sont chers? Ah l si nous n'avions pas la religion pour nous consoler, la vie serait bien triste. Pourquoi me supposez vous un regard severe, quand vous me parlez de votre affection pour le jeune homme? Sous ce rapport je ne suis rigide que pour moi. Je comprends ces sentiments chez les autres et si je ne puis approuver ne les ayant jamais ressentis, je ne les condamiene pas. Me parait seulement que l'amour chretien, l'amour du prochain, l'amour pour ses ennemis est plus meritoire, plus doux et plus beau, que ne le sont les sentiments que peuvent inspire les beaux yeux d'un jeune homme a une jeune fille poetique et aimante comme vous.
«La nouvelle de la mort du comte Безухой nous est parvenue avant votre lettre, et mon pere en a ete tres affecte. Il dit que c'etait avant derienier representant du grand siecle, et qu'a present c'est son tour; mais qu'il fera son possible pour que son tour vienne le plus tard possible. Que Dieu nous garde de ce terrible malheur! Je ne puis partager votre opinion sur Pierre que j'ai connu enfant. Il me paraissait toujours avoir un coeur excellent, et c'est la qualite que j'estime le plus dans les gens. Quant a son heritage et au role qu'y a joue le prince Basile, c'est bien triste pour tous les deux. Ah! chere amie, la parole de notre divin Sauveur qu'il est plus aise a un hameau de passer par le trou d'une aiguille, qu'il ne l'est a un riche d'entrer dans le royaume de Dieu, cette parole est terriblement vraie; je plains le prince Basile et je regrette encore davantage Pierre. Si jeune et accable de cette richesse, que de tentations n'aura t il pas a subir! Si on me demandait ce que je desirerais le plus au monde, ce serait d'etre plus pauvre que le plus pauvre des mendiants. Mille graces, chere amie, pour l'ouvrage que vous m'envoyez, et qui fait si grande fureur chez vous. Cependant, puisque vous me dites qu'au milieu de plusurs bonnes choses il y en a d'autres que la faible conception humaine ne peut atteindre, il me parait assez inutile de s'occuper d'une lecture inintelligible, qui par la meme ne pourrait etre d'aucun fruit. Je n'ai jamais pu comprendre la passion qu'ont certaines personnes de s'embrouiller l'entendement, en s'attachant a des livres mystiques, qui n'elevent que des doutes dans leurs esprits, exaltant leur imagination et leur donnent un caractere d'exageration tout a fait contraire a la simplicite chretnne. Lisons les Apotres et l'Evangile. Ne cherchons pas a penetrer ce que ceux la renferment de mysterux, car, comment oserions nous, miserables pecheurs que nous sommes, pretendre a nous initier dans les secrets terribles et sacres de la Providence, tant que nous portons cette depouille charienelle, qui eleve entre nous et l'Eterienel un voile impenetrable? Borienons nous donc a etudr les principes sublimes que notre divin Sauveur nous a laisse pour notre conduite ici bas; cherchons a nous y conformer et a les suivre, persuadons nous que moins nous donnons d'essor a notre faible esprit humain et plus il est agreable a Dieu, Qui rejette toute science ne venant pas de Lui;que moins nous cherchons a approfondir ce qu'il Lui a plu de derober a notre connaissance,et plutot II nous en accordera la decouverte par Son divin esprit.
«Mon pere ne m'a pas parle du pretendant, mais il m'a dit seulement qu'il a recu une lettre et attendait une visite du prince Basile. Pour ce qui est du projet de Marieiage qui me regarde, je vous dirai, chere et excellente amie, que le Marieiage, selon moi,est une institution divine a laquelle il faut se conformer. Quelque penible que cela soit pour moi, si le Tout Puissant m'impose jamais les devoirs d'epouse et de mere, je tacherai de les remplir aussi fidelement que je le pourrai, sans m'inquieter de l'examen de mes sentiments a l'egard de celui qu'il me donnera pour epoux. J'ai recu une lettre de mon frere, qui m'annonce son arrivee a Лысые Горы avec sa femme. Ce sera une joie de courte duree, puisqu'il nous quitte pour prendre part a cette malheureuse guerre, a laquelle nous sommes entraines Dieu sait, comment et pourquoi. Non seulement chez vous au centre des affaires et du monde on ne parle que de guerre, mais ici, au milieu de ces travaux champetres et de ce calme de la nature, que les citadins se representent ordinairement a la campagne, les bruits de la guerre se font entendre et sentir peniblement. Mon pere ne parle que Marieche et contreMarieche, choses auxquelles je ne comprends rien; et avant hier en faisant ma promenade habituelle dans la rue du village, je fus temoin d'une scene dechirante… C'etait un convoi des recrues enroles chez nous et expedies pour l'armee… Il fallait voir l'etat dans lequel se trouvant les meres, les femmes, les enfants des hommes qui partaient et entendre les sanglots des uns et des autres!
On dirait que l'humanite a oublie les lois de son divin Sauveur, Qui prechait l'amour et le pardon des offenses, et qu'elle fait consister son plus grand merite dans l'art de s'entretuer.
«Adieu, chere et bonne amie, que notre divin Sauveur et Sa tres Sainte Mere vous aient en Leur sainte et puissante garde. Marieie».
[Милый и бесценный друг. Ваше письмо от 13 го доставило мне большую радость. Вы всё еще меня любите, моя поэтическая Юлия. Разлука, о которой вы говорите так много дурного, видно, не имела на вас своего обычного влияния. Вы жалуетесь на разлуку, что же я должна была бы сказать, если бы смела, – я, лишенная всех тех, кто мне дорог? Ах, ежели бы не было у нас религии для утешения, жизнь была бы очень печальна. Почему приписываете вы мне строгий взгляд, когда говорите о вашей склонности к молодому человеку? В этом отношении я строга только к себе. Я понимаю эти чувства у других, и если не могу одобрять их, никогда не испытавши, то и не осуждаю их. Мне кажется только, что христианская любовь, любовь к ближнему, любовь к врагам, достойнее, слаще и лучше, чем те чувства, которые могут внушить прекрасные глаза молодого человека молодой девушке, поэтической и любящей, как вы.
Известие о смерти графа Безухова дошло до нас прежде вашего письма, и мой отец был очень тронут им. Он говорит, что это был предпоследний представитель великого века, и что теперь черед за ним, но что он сделает все, зависящее от него, чтобы черед этот пришел как можно позже. Избави нас Боже от этого несчастия.
Я не могу разделять вашего мнения о Пьере, которого знала еще ребенком. Мне казалось, что у него было всегда прекрасное сердце, а это то качество, которое я более всего ценю в людях. Что касается до его наследства и до роли, которую играл в этом князь Василий, то это очень печально для обоих. Ах, милый друг, слова нашего Божественного Спасителя, что легче верблюду пройти в иглиное ухо, чем богатому войти в царствие Божие, – эти слова страшно справедливы. Я жалею князя Василия и еще более Пьера. Такому молодому быть отягощенным таким огромным состоянием, – через сколько искушений надо будет пройти ему! Если б у меня спросили, чего я желаю более всего на свете, – я желаю быть беднее самого бедного из нищих. Благодарю вас тысячу раз, милый друг, за книгу, которую вы мне посылаете и которая делает столько шуму у вас. Впрочем, так как вы мне говорите, что в ней между многими хорошими вещами есть такие, которых не может постигнуть слабый ум человеческий, то мне кажется излишним заниматься непонятным чтением, которое по этому самому не могло бы принести никакой пользы. Я никогда не могла понять страсть, которую имеют некоторые особы, путать себе мысли, пристращаясь к мистическим книгам, которые возбуждают только сомнения в их умах, раздражают их воображение и дают им характер преувеличения, совершенно противный простоте христианской.
Будем читать лучше Апостолов и Евангелие. Не будем пытаться проникнуть то, что в этих книгах есть таинственного, ибо как можем мы, жалкие грешники, познать страшные и священные тайны Провидения до тех пор, пока носим на себе ту плотскую оболочку, которая воздвигает между нами и Вечным непроницаемую завесу? Ограничимся лучше изучением великих правил, которые наш Божественный Спаситель оставил нам для нашего руководства здесь, на земле; будем стараться следовать им и постараемся убедиться в том, что чем меньше мы будем давать разгула нашему уму, тем мы будем приятнее Богу, Который отвергает всякое знание, исходящее не от Него, и что чем меньше мы углубляемся в то, что Ему угодно было скрыть от нас, тем скорее даст Он нам это открытие Своим божественным разумом.
Отец мне ничего не говорил о женихе, но сказал только, что получил письмо и ждет посещения князя Василия; что касается до плана супружества относительно меня, я вам скажу, милый и бесценный друг, что брак, по моему, есть божественное установление, которому нужно подчиняться. Как бы то ни было тяжело для меня, но если Всемогущему угодно будет наложить на меня обязанности супруги и матери, я буду стараться исполнять их так верно, как могу, не заботясь об изучении своих чувств в отношении того, кого Он мне даст супругом.
Я получила письмо от брата, который мне объявляет о своем приезде с женой в Лысые Горы. Радость эта будет непродолжительна, так как он оставляет нас для того, чтобы принять участие в этой войне, в которую мы втянуты Бог знает как и зачем. Не только у вас, в центре дел и света, но и здесь, среди этих полевых работ и этой тишины, какую горожане обыкновенно представляют себе в деревне, отголоски войны слышны и дают себя тяжело чувствовать. Отец мой только и говорит, что о походах и переходах, в чем я ничего не понимаю, и третьего дня, делая мою обычную прогулку по улице деревни, я видела раздирающую душу сцену.
Это была партия рекрут, набранных у нас и посылаемых в армию. Надо было видеть состояние, в котором находились матери, жены и дети тех, которые уходили, и слышать рыдания тех и других. Подумаешь, что человечество забыло законы своего Божественного Спасителя, учившего нас любви и прощению обид, и что оно полагает главное достоинство свое в искусстве убивать друг друга.
Прощайте, милый и добрый друг. Да сохранит вас наш Божественный Спаситель и его Пресвятая Матерь под Своим святым и могущественным покровом. Мария.]
– Ah, vous expediez le courier, princesse, moi j'ai deja expedie le mien. J'ai ecris а ma pauvre mere, [А, вы отправляете письмо, я уж отправила свое. Я писала моей бедной матери,] – заговорила быстро приятным, сочным голоском улыбающаяся m lle Bourienne, картавя на р и внося с собой в сосредоточенную, грустную и пасмурную атмосферу княжны Марьи совсем другой, легкомысленно веселый и самодовольный мир.
– Princesse, il faut que je vous previenne, – прибавила она, понижая голос, – le prince a eu une altercation, – altercation, – сказала она, особенно грассируя и с удовольствием слушая себя, – une altercation avec Michel Ivanoff. Il est de tres mauvaise humeur, tres morose. Soyez prevenue, vous savez… [Надо предупредить вас, княжна, что князь разбранился с Михайлом Иванычем. Он очень не в духе, такой угрюмый. Предупреждаю вас, знаете…]
– Ah l chere amie, – отвечала княжна Марья, – je vous ai prie de ne jamais me prevenir de l'humeur dans laquelle se trouve mon pere. Je ne me permets pas de le juger, et je ne voudrais pas que les autres le fassent. [Ах, милый друг мой! Я просила вас никогда не говорить мне, в каком расположении духа батюшка. Я не позволю себе судить его и не желала бы, чтоб и другие судили.]
Княжна взглянула на часы и, заметив, что она уже пять минут пропустила то время, которое должна была употреблять для игры на клавикордах, с испуганным видом пошла в диванную. Между 12 и 2 часами, сообразно с заведенным порядком дня, князь отдыхал, а княжна играла на клавикордах.


Седой камердинер сидел, дремля и прислушиваясь к храпению князя в огромном кабинете. Из дальней стороны дома, из за затворенных дверей, слышались по двадцати раз повторяемые трудные пассажи Дюссековой сонаты.
В это время подъехала к крыльцу карета и бричка, и из кареты вышел князь Андрей, высадил свою маленькую жену и пропустил ее вперед. Седой Тихон, в парике, высунувшись из двери официантской, шопотом доложил, что князь почивают, и торопливо затворил дверь. Тихон знал, что ни приезд сына и никакие необыкновенные события не должны были нарушать порядка дня. Князь Андрей, видимо, знал это так же хорошо, как и Тихон; он посмотрел на часы, как будто для того, чтобы поверить, не изменились ли привычки отца за то время, в которое он не видал его, и, убедившись, что они не изменились, обратился к жене:
– Через двадцать минут он встанет. Пройдем к княжне Марье, – сказал он.
Маленькая княгиня потолстела за это время, но глаза и короткая губка с усиками и улыбкой поднимались так же весело и мило, когда она заговорила.
– Mais c'est un palais, – сказала она мужу, оглядываясь кругом, с тем выражением, с каким говорят похвалы хозяину бала. – Allons, vite, vite!… [Да это дворец! – Пойдем скорее, скорее!…] – Она, оглядываясь, улыбалась и Тихону, и мужу, и официанту, провожавшему их.
– C'est Marieie qui s'exerce? Allons doucement, il faut la surprendre. [Это Мари упражняется? Тише, застанем ее врасплох.]
Князь Андрей шел за ней с учтивым и грустным выражением.
– Ты постарел, Тихон, – сказал он, проходя, старику, целовавшему его руку.
Перед комнатою, в которой слышны были клавикорды, из боковой двери выскочила хорошенькая белокурая француженка.
M lle Bourienne казалась обезумевшею от восторга.
– Ah! quel bonheur pour la princesse, – заговорила она. – Enfin! Il faut que je la previenne. [Ах, какая радость для княжны! Наконец! Надо ее предупредить.]
– Non, non, de grace… Vous etes m lle Bourienne, je vous connais deja par l'amitie que vous рorte ma belle soeur, – говорила княгиня, целуясь с француженкой. – Elle ne nous attend рas? [Нет, нет, пожалуйста… Вы мамзель Бурьен; я уже знакома с вами по той дружбе, какую имеет к вам моя невестка. Она не ожидает нас?]
Они подошли к двери диванной, из которой слышался опять и опять повторяемый пассаж. Князь Андрей остановился и поморщился, как будто ожидая чего то неприятного.
Княгиня вошла. Пассаж оборвался на середине; послышался крик, тяжелые ступни княжны Марьи и звуки поцелуев. Когда князь Андрей вошел, княжна и княгиня, только раз на короткое время видевшиеся во время свадьбы князя Андрея, обхватившись руками, крепко прижимались губами к тем местам, на которые попали в первую минуту. M lle Bourienne стояла около них, прижав руки к сердцу и набожно улыбаясь, очевидно столько же готовая заплакать, сколько и засмеяться.
Князь Андрей пожал плечами и поморщился, как морщатся любители музыки, услышав фальшивую ноту. Обе женщины отпустили друг друга; потом опять, как будто боясь опоздать, схватили друг друга за руки, стали целовать и отрывать руки и потом опять стали целовать друг друга в лицо, и совершенно неожиданно для князя Андрея обе заплакали и опять стали целоваться. M lle Bourienne тоже заплакала. Князю Андрею было, очевидно, неловко; но для двух женщин казалось так естественно, что они плакали; казалось, они и не предполагали, чтобы могло иначе совершиться это свидание.
– Ah! chere!…Ah! Marieie!… – вдруг заговорили обе женщины и засмеялись. – J'ai reve сette nuit … – Vous ne nous attendez donc pas?… Ah! Marieie,vous avez maigri… – Et vous avez repris… [Ах, милая!… Ах, Мари!… – А я видела во сне. – Так вы нас не ожидали?… Ах, Мари, вы так похудели. – А вы так пополнели…]
– J'ai tout de suite reconnu madame la princesse, [Я тотчас узнала княгиню,] – вставила m lle Бурьен.
– Et moi qui ne me doutais pas!… – восклицала княжна Марья. – Ah! Andre, je ne vous voyais pas. [А я не подозревала!… Ах, Andre, я и не видела тебя.]
Князь Андрей поцеловался с сестрою рука в руку и сказал ей, что она такая же pleurienicheuse, [плакса,] как всегда была. Княжна Марья повернулась к брату, и сквозь слезы любовный, теплый и кроткий взгляд ее прекрасных в ту минуту, больших лучистых глаз остановился на лице князя Андрея.
Княгиня говорила без умолку. Короткая верхняя губка с усиками то и дело на мгновение слетала вниз, притрогивалась, где нужно было, к румяной нижней губке, и вновь открывалась блестевшая зубами и глазами улыбка. Княгиня рассказывала случай, который был с ними на Спасской горе, грозивший ей опасностию в ее положении, и сейчас же после этого сообщила, что она все платья свои оставила в Петербурге и здесь будет ходить Бог знает в чем, и что Андрей совсем переменился, и что Китти Одынцова вышла замуж за старика, и что есть жених для княжны Марьи pour tout de bon, [вполне серьезный,] но что об этом поговорим после. Княжна Марья все еще молча смотрела на брата, и в прекрасных глазах ее была и любовь и грусть. Видно было, что в ней установился теперь свой ход мысли, независимый от речей невестки. Она в середине ее рассказа о последнем празднике в Петербурге обратилась к брату:
– И ты решительно едешь на войну, Andre? – сказала oia, вздохнув.
Lise вздрогнула тоже.
– Даже завтра, – отвечал брат.
– II m'abandonne ici,et Du sait pourquoi, quand il aur pu avoir de l'avancement… [Он покидает меня здесь, и Бог знает зачем, тогда как он мог бы получить повышение…]
Княжна Марья не дослушала и, продолжая нить своих мыслей, обратилась к невестке, ласковыми глазами указывая на ее живот:
– Наверное? – сказала она.
Лицо княгини изменилось. Она вздохнула.
– Да, наверное, – сказала она. – Ах! Это очень страшно…
Губка Лизы опустилась. Она приблизила свое лицо к лицу золовки и опять неожиданно заплакала.
– Ей надо отдохнуть, – сказал князь Андрей, морщась. – Не правда ли, Лиза? Сведи ее к себе, а я пойду к батюшке. Что он, всё то же?
– То же, то же самое; не знаю, как на твои глаза, – отвечала радостно княжна.
– И те же часы, и по аллеям прогулки? Станок? – спрашивал князь Андрей с чуть заметною улыбкой, показывавшею, что несмотря на всю свою любовь и уважение к отцу, он понимал его слабости.
– Те же часы и станок, еще математика и мои уроки геометрии, – радостно отвечала княжна Марья, как будто ее уроки из геометрии были одним из самых радостных впечатлений ее жизни.
Когда прошли те двадцать минут, которые нужны были для срока вставанья старого князя, Тихон пришел звать молодого князя к отцу. Старик сделал исключение в своем образе жизни в честь приезда сына: он велел впустить его в свою половину во время одевания перед обедом. Князь ходил по старинному, в кафтане и пудре. И в то время как князь Андрей (не с тем брюзгливым выражением лица и манерами, которые он напускал на себя в гостиных, а с тем оживленным лицом, которое у него было, когда он разговаривал с Пьером) входил к отцу, старик сидел в уборной на широком, сафьяном обитом, кресле, в пудроманте, предоставляя свою голову рукам Тихона.
– А! Воин! Бонапарта завоевать хочешь? – сказал старик и тряхнул напудренною головой, сколько позволяла это заплетаемая коса, находившаяся в руках Тихона. – Примись хоть ты за него хорошенько, а то он эдак скоро и нас своими подданными запишет. – Здорово! – И он выставил свою щеку.
Старик находился в хорошем расположении духа после дообеденного сна. (Он говорил, что после обеда серебряный сон, а до обеда золотой.) Он радостно из под своих густых нависших бровей косился на сына. Князь Андрей подошел и поцеловал отца в указанное им место. Он не отвечал на любимую тему разговора отца – подтруниванье над теперешними военными людьми, а особенно над Бонапартом.
– Да, приехал к вам, батюшка, и с беременною женой, – сказал князь Андрей, следя оживленными и почтительными глазами за движением каждой черты отцовского лица. – Как здоровье ваше?
– Нездоровы, брат, бывают только дураки да развратники, а ты меня знаешь: с утра до вечера занят, воздержен, ну и здоров.
– Слава Богу, – сказал сын, улыбаясь.
– Бог тут не при чем. Ну, рассказывай, – продолжал он, возвращаясь к своему любимому коньку, – как вас немцы с Бонапартом сражаться по вашей новой науке, стратегией называемой, научили.