Хронология средневековой азербайджанской литературы
Поделись знанием:
– Шахматы поставлены, игра начнется завтра.
Велев подать себе пуншу и призвав Боссе, он начал с ним разговор о Париже, о некоторых изменениях, которые он намерен был сделать в maison de l'imperatrice [в придворном штате императрицы], удивляя префекта своею памятливостью ко всем мелким подробностям придворных отношений.
Он интересовался пустяками, шутил о любви к путешествиям Боссе и небрежно болтал так, как это делает знаменитый, уверенный и знающий свое дело оператор, в то время как он засучивает рукава и надевает фартук, а больного привязывают к койке: «Дело все в моих руках и в голове, ясно и определенно. Когда надо будет приступить к делу, я сделаю его, как никто другой, а теперь могу шутить, и чем больше я шучу и спокоен, тем больше вы должны быть уверены, спокойны и удивлены моему гению».
Окончив свой второй стакан пунша, Наполеон пошел отдохнуть пред серьезным делом, которое, как ему казалось, предстояло ему назавтра.
Он так интересовался этим предстоящим ему делом, что не мог спать и, несмотря на усилившийся от вечерней сырости насморк, в три часа ночи, громко сморкаясь, вышел в большое отделение палатки. Он спросил о том, не ушли ли русские? Ему отвечали, что неприятельские огни всё на тех же местах. Он одобрительно кивнул головой.
Дежурный адъютант вошел в палатку.
– Eh bien, Rapp, croyez vous, que nous ferons do bonnes affaires aujourd'hui? [Ну, Рапп, как вы думаете: хороши ли будут нынче наши дела?] – обратился он к нему.
– Sans aucun doute, Sire, [Без всякого сомнения, государь,] – отвечал Рапп.
Наполеон посмотрел на него.
– Vous rappelez vous, Sire, ce que vous m'avez fait l'honneur de dire a Smolensk, – сказал Рапп, – le vin est tire, il faut le boire. [Вы помните ли, сударь, те слова, которые вы изволили сказать мне в Смоленске, вино откупорено, надо его пить.]
Наполеон нахмурился и долго молча сидел, опустив голову на руку.
– Cette pauvre armee, – сказал он вдруг, – elle a bien diminue depuis Smolensk. La fortune est une franche courtisane, Rapp; je le disais toujours, et je commence a l'eprouver. Mais la garde, Rapp, la garde est intacte? [Бедная армия! она очень уменьшилась от Смоленска. Фортуна настоящая распутница, Рапп. Я всегда это говорил и начинаю испытывать. Но гвардия, Рапп, гвардия цела?] – вопросительно сказал он.
– Oui, Sire, [Да, государь.] – отвечал Рапп.
Наполеон взял пастильку, положил ее в рот и посмотрел на часы. Спать ему не хотелось, до утра было еще далеко; а чтобы убить время, распоряжений никаких нельзя уже было делать, потому что все были сделаны и приводились теперь в исполнение.
– A t on distribue les biscuits et le riz aux regiments de la garde? [Роздали ли сухари и рис гвардейцам?] – строго спросил Наполеон.
– Oui, Sire. [Да, государь.]
– Mais le riz? [Но рис?]
Рапп отвечал, что он передал приказанья государя о рисе, но Наполеон недовольно покачал головой, как будто он не верил, чтобы приказание его было исполнено. Слуга вошел с пуншем. Наполеон велел подать другой стакан Раппу и молча отпивал глотки из своего.
– У меня нет ни вкуса, ни обоняния, – сказал он, принюхиваясь к стакану. – Этот насморк надоел мне. Они толкуют про медицину. Какая медицина, когда они не могут вылечить насморка? Корвизар дал мне эти пастильки, но они ничего не помогают. Что они могут лечить? Лечить нельзя. Notre corps est une machine a vivre. Il est organise pour cela, c'est sa nature; laissez y la vie a son aise, qu'elle s'y defende elle meme: elle fera plus que si vous la paralysiez en l'encombrant de remedes. Notre corps est comme une montre parfaite qui doit aller un certain temps; l'horloger n'a pas la faculte de l'ouvrir, il ne peut la manier qu'a tatons et les yeux bandes. Notre corps est une machine a vivre, voila tout. [Наше тело есть машина для жизни. Оно для этого устроено. Оставьте в нем жизнь в покое, пускай она сама защищается, она больше сделает одна, чем когда вы ей будете мешать лекарствами. Наше тело подобно часам, которые должны идти известное время; часовщик не может открыть их и только ощупью и с завязанными глазами может управлять ими. Наше тело есть машина для жизни. Вот и все.] – И как будто вступив на путь определений, definitions, которые любил Наполеон, он неожиданно сделал новое определение. – Вы знаете ли, Рапп, что такое военное искусство? – спросил он. – Искусство быть сильнее неприятеля в известный момент. Voila tout. [Вот и все.]
Рапп ничего не ответил.
– Demainnous allons avoir affaire a Koutouzoff! [Завтра мы будем иметь дело с Кутузовым!] – сказал Наполеон. – Посмотрим! Помните, в Браунау он командовал армией и ни разу в три недели не сел на лошадь, чтобы осмотреть укрепления. Посмотрим!
Он поглядел на часы. Было еще только четыре часа. Спать не хотелось, пунш был допит, и делать все таки было нечего. Он встал, прошелся взад и вперед, надел теплый сюртук и шляпу и вышел из палатки. Ночь была темная и сырая; чуть слышная сырость падала сверху. Костры не ярко горели вблизи, во французской гвардии, и далеко сквозь дым блестели по русской линии. Везде было тихо, и ясно слышались шорох и топот начавшегося уже движения французских войск для занятия позиции.
Наполеон прошелся перед палаткой, посмотрел на огни, прислушался к топоту и, проходя мимо высокого гвардейца в мохнатой шапке, стоявшего часовым у его палатки и, как черный столб, вытянувшегося при появлении императора, остановился против него.
– С которого года в службе? – спросил он с той привычной аффектацией грубой и ласковой воинственности, с которой он всегда обращался с солдатами. Солдат отвечал ему.
– Ah! un des vieux! [А! из стариков!] Получили рис в полк?
– Получили, ваше величество.
Наполеон кивнул головой и отошел от него.
В половине шестого Наполеон верхом ехал к деревне Шевардину.
Начинало светать, небо расчистило, только одна туча лежала на востоке. Покинутые костры догорали в слабом свете утра.
Вправо раздался густой одинокий пушечный выстрел, пронесся и замер среди общей тишины. Прошло несколько минут. Раздался второй, третий выстрел, заколебался воздух; четвертый, пятый раздались близко и торжественно где то справа.
Еще не отзвучали первые выстрелы, как раздались еще другие, еще и еще, сливаясь и перебивая один другой.
Наполеон подъехал со свитой к Шевардинскому редуту и слез с лошади. Игра началась.
Вернувшись от князя Андрея в Горки, Пьер, приказав берейтору приготовить лошадей и рано утром разбудить его, тотчас же заснул за перегородкой, в уголке, который Борис уступил ему.
Когда Пьер совсем очнулся на другое утро, в избе уже никого не было. Стекла дребезжали в маленьких окнах. Берейтор стоял, расталкивая его.
– Ваше сиятельство, ваше сиятельство, ваше сиятельство… – упорно, не глядя на Пьера и, видимо, потеряв надежду разбудить его, раскачивая его за плечо, приговаривал берейтор.
– Что? Началось? Пора? – заговорил Пьер, проснувшись.
– Изволите слышать пальбу, – сказал берейтор, отставной солдат, – уже все господа повышли, сами светлейшие давно проехали.
Пьер поспешно оделся и выбежал на крыльцо. На дворе было ясно, свежо, росисто и весело. Солнце, только что вырвавшись из за тучи, заслонявшей его, брызнуло до половины переломленными тучей лучами через крыши противоположной улицы, на покрытую росой пыль дороги, на стены домов, на окна забора и на лошадей Пьера, стоявших у избы. Гул пушек яснее слышался на дворе. По улице прорысил адъютант с казаком.
– Пора, граф, пора! – прокричал адъютант.
Приказав вести за собой лошадь, Пьер пошел по улице к кургану, с которого он вчера смотрел на поле сражения. На кургане этом была толпа военных, и слышался французский говор штабных, и виднелась седая голова Кутузова с его белой с красным околышем фуражкой и седым затылком, утонувшим в плечи. Кутузов смотрел в трубу вперед по большой дороге.
Войдя по ступенькам входа на курган, Пьер взглянул впереди себя и замер от восхищенья перед красотою зрелища. Это была та же панорама, которою он любовался вчера с этого кургана; но теперь вся эта местность была покрыта войсками и дымами выстрелов, и косые лучи яркого солнца, поднимавшегося сзади, левее Пьера, кидали на нее в чистом утреннем воздухе пронизывающий с золотым и розовым оттенком свет и темные, длинные тени. Дальние леса, заканчивающие панораму, точно высеченные из какого то драгоценного желто зеленого камня, виднелись своей изогнутой чертой вершин на горизонте, и между ними за Валуевым прорезывалась большая Смоленская дорога, вся покрытая войсками. Ближе блестели золотые поля и перелески. Везде – спереди, справа и слева – виднелись войска. Все это было оживленно, величественно и неожиданно; но то, что более всего поразило Пьера, – это был вид самого поля сражения, Бородина и лощины над Колочею по обеим сторонам ее.
Над Колочею, в Бородине и по обеим сторонам его, особенно влево, там, где в болотистых берегах Во йна впадает в Колочу, стоял тот туман, который тает, расплывается и просвечивает при выходе яркого солнца и волшебно окрашивает и очерчивает все виднеющееся сквозь него. К этому туману присоединялся дым выстрелов, и по этому туману и дыму везде блестели молнии утреннего света – то по воде, то по росе, то по штыкам войск, толпившихся по берегам и в Бородине. Сквозь туман этот виднелась белая церковь, кое где крыши изб Бородина, кое где сплошные массы солдат, кое где зеленые ящики, пушки. И все это двигалось или казалось движущимся, потому что туман и дым тянулись по всему этому пространству. Как в этой местности низов около Бородина, покрытых туманом, так и вне его, выше и особенно левее по всей линии, по лесам, по полям, в низах, на вершинах возвышений, зарождались беспрестанно сами собой, из ничего, пушечные, то одинокие, то гуртовые, то редкие, то частые клубы дымов, которые, распухая, разрастаясь, клубясь, сливаясь, виднелись по всему этому пространству.
Эти дымы выстрелов и, странно сказать, звуки их производили главную красоту зрелища.
Пуфф! – вдруг виднелся круглый, плотный, играющий лиловым, серым и молочно белым цветами дым, и бумм! – раздавался через секунду звук этого дыма.
«Пуф пуф» – поднимались два дыма, толкаясь и сливаясь; и «бум бум» – подтверждали звуки то, что видел глаз.
Пьер оглядывался на первый дым, который он оставил округлым плотным мячиком, и уже на месте его были шары дыма, тянущегося в сторону, и пуф… (с остановкой) пуф пуф – зарождались еще три, еще четыре, и на каждый, с теми же расстановками, бум… бум бум бум – отвечали красивые, твердые, верные звуки. Казалось то, что дымы эти бежали, то, что они стояли, и мимо них бежали леса, поля и блестящие штыки. С левой стороны, по полям и кустам, беспрестанно зарождались эти большие дымы с своими торжественными отголосками, и ближе еще, по низам и лесам, вспыхивали маленькие, не успевавшие округляться дымки ружей и точно так же давали свои маленькие отголоски. Трах та та тах – трещали ружья хотя и часто, но неправильно и бедно в сравнении с орудийными выстрелами.
Пьеру захотелось быть там, где были эти дымы, эти блестящие штыки и пушки, это движение, эти звуки. Он оглянулся на Кутузова и на его свиту, чтобы сверить свое впечатление с другими. Все точно так же, как и он, и, как ему казалось, с тем же чувством смотрели вперед, на поле сражения. На всех лицах светилась теперь та скрытая теплота (chaleur latente) чувства, которое Пьер замечал вчера и которое он понял совершенно после своего разговора с князем Андреем.
– Поезжай, голубчик, поезжай, Христос с тобой, – говорил Кутузов, не спуская глаз с поля сражения, генералу, стоявшему подле него.
Выслушав приказание, генерал этот прошел мимо Пьера, к сходу с кургана.
– К переправе! – холодно и строго сказал генерал в ответ на вопрос одного из штабных, куда он едет. «И я, и я», – подумал Пьер и пошел по направлению за генералом.
Генерал садился на лошадь, которую подал ему казак. Пьер подошел к своему берейтору, державшему лошадей. Спросив, которая посмирнее, Пьер взлез на лошадь, схватился за гриву, прижал каблуки вывернутых ног к животу лошади и, чувствуя, что очки его спадают и что он не в силах отвести рук от гривы и поводьев, поскакал за генералом, возбуждая улыбки штабных, с кургана смотревших на него.
Генерал, за которым скакал Пьер, спустившись под гору, круто повернул влево, и Пьер, потеряв его из вида, вскакал в ряды пехотных солдат, шедших впереди его. Он пытался выехать из них то вправо, то влево; но везде были солдаты, с одинаково озабоченными лицами, занятыми каким то невидным, но, очевидно, важным делом. Все с одинаково недовольно вопросительным взглядом смотрели на этого толстого человека в белой шляпе, неизвестно для чего топчущего их своею лошадью.
|
|
Это служебный список статей, созданный для координации работ по развитию темы. Его необходимо преобразовать в информационный список или глоссарий, в противном случае перенести в один из проектов. Данное предупреждение не устанавливается на информационные списки и глоссарии. |
В список включены авторы, писавшие на азербайджанском языке с возникновения на нём литературы до конца XVIII века. Следует иметь в виду, что в ряде случаев одни и те же поэты могут характеризоваться в разных источниках как турецкие, азербайджанские либо туркменские.
Появление этой литературы связывается с именем Гасаноглы Иззеддина жившего на рубеже XIII—XIV веков[1][2]. Значительную роль в развитии азербайджанской тюркской поэзии сыграли поэты XIV века Гази Бурханеддин и Имадеддин Насими[2]. Согласно Энциклопедии Британика азербайджанский литературный язык начал развиваться в XV веке и достиг высокого уровня развития в XVI веке[3]. Академическая «История Востока» относит возникновение литературы на азербайджанском языке к XIV—XV векам[4]. Ранние тексты на азербайджанском языке считаются также частью старо-османской литературы[5]. Окончательное формирование самостоятельного азербайджанского языка относится к XVIII веку[6] (первые публикации, в которых встречается наименование «азербайджанский язык» появились в начале XX века[7]).
Содержание
XIV век
- Гасаноглы Иззеддин (конец XIII — начало XIV в.); Хасаноглу (Пур Хасан Асфараини, или Пуре Гасан). Автор дивана, писал на азербайджанском и персидском языках[8].
- Насир Бакуи. Возможно, начало XIV века. Автор панегирика Олджейту, согласно Джаваду Хейату[9]. Али Дустзаде сомневается в его существовании[10].
Тюркоязычные поэты, рядом авторов называемые азербайджанскими:
- Мустафа Зерир (Мустафа б. Юсуф Дарир из Эрзерума, или Кады Дарир). В 1380 или 1388 году написал поэму о жизни Мухаммеда «Сиретун-неби», автор поэмы «Юсуф и Зулейха». Турецкий[11] или азербайджанский[12] поэт.
- Бурханеддин Гази Ахмед (Бурханеддин Сиваси, 1344—1398). Творчество важно для развития тюркоязычной литературы[13], называется туркменским[14] или азербайджанским поэтом. Согласно «КЛЭ», писал на азербайджанском, персидском и турецком языках[15].
XV век
- Касим аль-Анвар (Гасим аль-Анвар). 1359?-1434. Жил в Герате и Самарканде, писал преимущественно[16] на персидском, автор поэм «Друг просвещённых» и «Степени просвещённых»[17], а также газелей, моламма и туюгов на простом азербайджанском[16].
- Ахмеди Тебризи[18]. Конец XV века. Автор переложения поэмы Аттара «Китаб аль-асрар» («Книга тайн», 1478)[19]. [www.turkishstudies.net/dergi/cilt1/sayi5/sayi5pdf/ayangonul.pdf См. о нём (на турец. яз.)]
- Хамиди (1407-?) Родился в Исфахане, в 1450-е годы уехал в Турцию. Автор дивана. См. [www.ksam.org/index.php?mtype=news1&mid=103][20].
- XIV или XV век[21]. Запись огузского эпоса «Китаби Деде Коркут»
- Султан Ягуб — правитель государства Ак-Коюнлу (1478—1490). Писал стихи на азербайджанском языке[22].
- Хатаи Тебризи —автор поэмы (матнави) «Юсуф ва Зулейха» («Юсуф и Зулейха»), посвящённой Султану Ягубу[5].
Тюркоязычные поэты, рядом авторов называемые азербайджанскими:
- Имамеддин Насими (1369/70-1417). Хуруфит—пантеист, представитель племени баят[23]. Автор азербайджанского и персидского диванов. Считается также турецким[24][25][26] поэтом.
- Хакики (или Хагиги, Джаханшах; султан государства Кара-Коюнлу). Умер в 1467 году. По В. Ф. Минорскому, язык его стихов относится к группе южных туркманских диалектов, которые называются азербайджанским тюркским.[27] Иногда причисляется к туркменским поэтам[28]. Нет в КЛЭ.
XVI век
- Хатаи (шах из династии Сефевидов Исмаил I, 1487—1524). Автор поэм «Дах-наме» («Десять писем», 1506), «Письма назидания».
- Хабиби (между 1470 и 1475—1520). Сохранилось 42 стихотворения[29].
- Хагири Табризи. Конец XV — начало XVI века. Поэма «Лейли и Меджнун»[30].
- Кишвери (Кишвари). Начало XVI века. Сохранилось небольшое число стихотворений (газелей)[31].
Тюркоязычные поэты, рядом авторов называемые азербайджанскими:
- Мухаммед Физули (около 1494—1556). Жил в Ираке, писал на азербайджанском, арабском и фарси. Наиболее известна его поэма «Лейли и Меджнун» на азербайджанском языке (1536—1537).[32] Считается также османским[33][34][35][36][37] и турецким[38][39][40][41][42][43] поэтом.
XVII век
- Ковси Табризи (Говси Тебризи; Алиджан Ковси Исмаил оглы). XVII век. Автор дивана, известен газелями[45].
- Мухаммад Амани (1536—1610). Диван на азербайджанском и персидском[46].
- Саиб Тебризи (Мирза-Мухаммед-Али). 1601—1677. Писал в основном на персидском, газели на азербайджанском. Автор семи диванов[47].
- Месихи, Рукнеддин Масуд (1580—1655). Сохранилась поэма «Варга и Гюльша» на азербайджанском языке. Автор трёх поэм и незначительных лирических стихотворений на фарси[48]. Написал до 100 тысяч бейтов на азербайджанском и персидском.
- Тарзи Афшар. Жил при дворе Сефевидов. Поэт XVII века, стихи на персидском и азербайджанском[49].
- Тасир Тебризи. Поэт XVII века, стихи на азербайджанском и персидском[50].
- Рефиги. Поэт XVII века[51].
- Фатьма-Ханум Ани. Поэтесса XVII века[51].
- Сары Ашуг. XVII век. Автор баяти, гошма, джинаса[52]
- Ашуг Аббас Туфарганлы (Аббас из Диваргана)[53]. Начало XVII века.
- Ашуг Абдулла. XVII век[54].
Запись дастанов:
- «Ашуг-Гариб». XVII век[55].
- «Шах-Исмаил». XVII век[55].
- «Асли и Керем» («Эсли и Керем»). Дастан XVII—XVIII веков[56].
- «Аббас и Гюльгаз». Посвящён жизни ашуга Аббаса[54].
- «Новруз»[55].
- Сложение эпоса «Кёр-оглы»[57].
XVIII век
- Махджур Ширвани. Конец XVII — начало XVIII века. Поэма «Киссейи Ширзад» («Гиссеи Ширзад», «История Ширзада»)[58].
- Нишат Ширвани. Первая половина XVIII века. Автор газелей, сохранилось лишь несколько[59].
- Шакир Ширвани. Первая половина XVIII века. Автор лирики и поэмы «Ахвали-Ширван» («Положение в Ширване»), где описан поход армии Надир-шаха на Шемаху в 1743 году[60].
- Ариф Ширвани. Поэт XVIII века, автор газелей и сатирических стихов[61].
- Ариф Тебризи. Поэт XVIII века, автор газелей[61].
- Гаджи Челеби Зари. Поэт XVIII века[62].
- Ага Месих Ширвани. Автор мухаммаса о войне за Шемаху, газелей[63].
- Наби. Автор мухаммасов на современные темы[61].
- Молла Вели Видади (1709—1809, англ.). Известный поэт[64].
- Молла Панах Вагиф (около 1717—1796).
- Анонимная книга «Сказание о Шахрияре»[65].
- Хаста Касум (Хаста Гасым). XVIII век[66].
- Ашуг Валех (Дильгам Валех). XVIII век[67].
- Шикесте Ширин. XVIII век[68].
- Мискин Мухаммед. XVIII век[61].
- Саят-Нова (1712?-1795). Армянский поэт, писал стихи в том числе на азербайджанском языке[69].
Напишите отзыв о статье "Хронология средневековой азербайджанской литературы"
Примечания
- ↑ Гасаноглы — статья из Большой советской энциклопедии.
- ↑ 1 2 H. Javadi, K. Burill [www.iranica.com/articles/azerbaijan-x AZERBAIJAN x. Azeri Turkish Literature] (англ.) // Энциклопедия Ираника. — 1988.
- ↑ [www.britannica.com/EBchecked/topic/609955/Turkic-languages/80005/Literary-languages Turkic languages] — статья из Энциклопедии БританникаОригинальный текст (англ.)
An Azerbaijani literary language began to develop in the 15th century.
...
Azerbaijani reached a high level of development in the 16th century. - ↑ История Востока. В 6 т. Т. 2. Восток в средние века. [www.kulichki.com/~gumilev/HE2/he2510.htm Глава V]. — М.: «Восточная литература», 2002. — ISBN 5-02-017711-3: "Говоря о возникновении азербайджанской культуры именно в XIV—XV вв., следует иметь в виду прежде всего литературу и другие части культуры, органически связанные с языком. "
- ↑ 1 2 [www.iranica.com/articles/azerbaijan-viii AZERBAIJAN viii. Azeri Turkish] — статья из Encyclopædia Iranica. G. Doerfer:
The early Azeri texts are a part of the Old Osmanli literature (the difference between Azeri and Turkish was then extremely small). The oldest poet of the Azeri literature known so far (and indubitably of Azeri, not of East Anatolian of Khorasani, origin) is ʿEmād-al-dīn Nasīmī (about 1369—1404, q.v.).
- ↑ A. С. Сумбатзаде. Азербайджанцы — этногенез и формирование народа, Баку, 1990, гл. XII, 1:
Таким образом, мы имеем все основания утверждать, что в XVIII в. у азербайджанцев в полной мере сформировался отличный от других языков огузской группы свой, собственный, полнокровный язык — один из определяющих признаков народа.
- ↑ А. С. Сумбатзаде. Азербайджанцы — этногенез и формирование народа — Баку Элм. 1990:
Следует подчеркнуть, что и в этот период появляются книги, газеты и статьи, включавшие названия «Азербайджан», «азербайджанский народ», «азербайджанский язык» и т. д. Так, например, в 1903 г. в Тифлисе была издана работа Фридунбека Кочарлинского «Литература азербайджанских татар», в 1913 г. в Эриване вышло из печати второе издание книги Джаббара Мамедова «Книга тюркско-азербайджанского языка», в Баку — сочинение видного азербайджанского педагога и просветителя С. М. Ганизаде «Термины азербайджанские», а в 1917 г. на страницах газеты «Ачыг сёз» был напечатан стихотворный рассказ «Соотечественникам азерам».
- ↑ КЛЭ. Т.2. Стб.81; ИВЛ. Т.3. С.540
- ↑ en:History of Baku
- ↑ [www.azargoshnasp.net/Pasokhbehanirani/NezamiUSSRpoliticization.htm Nizami Ganjavi — USSR Politicization — Iranian Persian Civilization — Nezami Ganjei]
- ↑ [www.osmanli.org.tr/en/yazi.php?bolum=28&id=148 Ottoman Research Foundation Ottoman Empire harem history hotel holiday health]
- ↑ [www.today.az/news/society/39067.html КЛЭ. Т.8. Стб. 1026;]
- ↑ ИВЛ. Т.3. С.540
- ↑ КЛЭ. Т.7. Стб.686; БВЛ, т.55, с.274
- ↑ КЛЭ. Т.1. Стб.781
- ↑ 1 2 [www.iranicaonline.org/articles/azerbaijan-x AZERBAIJAN x. Azeri Turkish Literature] — статья из Encyclopædia Iranica. H. Javadi, K. Burrill:
Another bilingual Turkish-speaking poet from Azerbaijan, one whose Persian poetry takes precedence over his Azeri Turkish, is Moʿin-al-Din ʿAli Shah Qāsem-e Anwār (b. 1356 in Sarāb, educated in Tabriz).
- ↑ КЛЭ. Т.3. Стб.427; Большая советская энциклопедия : [в 30 т.] / гл. ред. А. М. Прохоров. — 3-е изд. — М. : Советская энциклопедия, 1969—1978.</span>
- ↑ не путать с турецким поэтом нач. XV в. Ахмеди (КЛЭ. Т.1. Стб.372; ИВЛ. Т.3. С.570) и узбекским поэтом XV в. Ахмади (КЛЭ. Т.4. Стб.1018)
- ↑ ИВЛ. Т.3. С.542, 790
- ↑ КЛЭ. Т.1. Стб.97
- ↑ ИВЛ. Т.3. С.544, 588
- ↑ [www.iranica.com/articles/azerbaijan-x Encyclopædia Iranica: Azerbaijan x. Azeri Literature]
Among the Azeri poets of the 9th/15th century mention should be made of Ḵaṭāʾī Tabrīzī. He wrote a maṯnawī entitled Yūsof wa Zoleyḵā, and dedicated it to the Āq Qoyunlū Sultan Yaʿqūb (r. 883-96/1478-90), who himself wrote poetry in Azeri.
- ↑ Bakir, Ziya Halil (2007) Türk literatürü dahileri toplamı. Kubbealtı Neşriyatı, İstanbul, s.94
- ↑ Baldick, Julian (2000). Mystical Islam: An Introduction to Sufism. I. B. Tauris. pp. 103
- ↑ Burrill, Kathleen R.F. (1972). The Quatrains of Nesimi Fourteenth-Century Turkic Hurufi. Walter de Gruyter GmbH & Co. KG.
- ↑ Lambton, Ann K. S.; Holt, Peter Malcolm; Lewis, Bernard (1970). The Cambridge History of Islam. Cambridge University Press. pp. 689.
- ↑ Minorsky V. Jihan-shah Qara-Qoyunlu and his poetry.— BSOAS, XVI/2, London, 1954, p. 283, цит. по: [vostlit.narod.ru/Texts/rus/Hunji/vved.htm]
- ↑ БВЛ, т.55. С.312
- ↑ КЛЭ. Т.8. Стб.178; ИВЛ. Т.3. С.542
- ↑ ИВЛ. Т.3. С.542
- ↑ КЛЭ. Т.1. Стб.97; Т.3. Стб.581; ИВЛ. Т.3. С.541-542
- ↑ Bakir, Ziya Halil (2007) Türk literatürü dahileri toplamı. Kubbealtı Neşriyatı, İstanbul, s.239
- ↑ Anthony Appiah, Henry Louis Gates, Michael The Dictionary of Global Culture : What Every American Needs to Know As We Enter the Next Century — From Diderot to Bo Diddley Knopf, 1997 p.400: Along with the Turkish version by the Ottoman poet Fizuli
- ↑ [www.britannica.com/EBchecked/topic/295642/Islamic-arts/13747/Ottoman-Turkey Encyclopediz Britannica, s.v. Islamic Art] Islāmic literatures " The period from 1500 to 1800 " Ottoman Turkey " Poetry of Fuzûlî
- ↑ Islamic Culture. Islamic Culture Board, 1971 P.47 Fuzuli — A classical Ottoman poet of the 16 century
- ↑ Fuzuli, one of the greatest of the Ottoman poets, could fuse emotion, thought, and imagination into a fabric of exquisite beauty. Turkey today — and tomorrow : an experiment in westernization. by Nuri Eren. London: Pall Mall P, 1963. OCLC:185552470 p.213
- ↑ Louis Mitler. Ottoman Turkish Writers: A Bibliographical Dictionary of Significant Figures in Pre-Republican Turkish Literature P. Lang, 1988 ISBN 0-8204-0633-3, 9780820406336 p.56
- ↑ [www.britannica.com/EBchecked/topic/222964/Mehmed-bin-Suleyman-Fuzuli Britannica, Fuzuli]
- ↑ Merriam-Webster’s Encyclopedia of Literature. Merriam-Webster, 1995. ISBN 0-87779-042-6. Стр. 443. «Turkish poet and greatest figure in the classical school of Turkish literature»
- ↑ Энциклопедия [www.brockhaus-suche.de/suche/abstract.php?shortname=b15&verweis=1&artikel_id=100001080 Brockhaus]. «Fuzuli [], Fusuli, Muhammad Ibn Süleiman, türkischer Schriftsteller»
- ↑ Энциклопедия [www.larousse.fr/LaroussePortail/encyclo/XHTML/EUL.Online/explorer.aspx?=102888#larousse/20/15/Fuzuli Larousse]. «Poète turc d’origine kurde (Karbala' ? 1480 ?-Karbala ? 1556), un des plus célèbres poètes classiques»
- ↑ M. D. Law, F. C. Bartlett. Chambers’s Encyclopaedia. Стр. 55. «Fuzuli — the greatest Turkish poet of the classical school. Fuzuli, like Nedim, was one of the rare Turkish classical poets»
- ↑ Najib Ullah. Islamic Literature: An Introductory History with Selections. Washington Square Press, 1963. Стр. 384. «Fuzuli In the reign of Suleiman there lived in Baghdad a Turkish poet called Fuzuli»
- ↑ КЛЭ. Т.1. Стб.98, 383; ИВЛ. Т.4. С.419
- ↑ КЛЭ. Т.3. Стб.628; ИВЛ. Т.4. С.420
- ↑ ИВЛ. Т.4. С.419-420
- ↑ КЛЭ. Т.6. Стб.603; ИВЛ. Т.4. С.421
- ↑ КЛЭ. Т.1. Стб.99; Т.4. Стб.787; ИВЛ. Т.4. С. [feb-web.ru/feb/ivl/vl4/vl4-4172.htm 420-421]
- ↑ КЛЭ. Т.7. Стб.391-392; ИВЛ. Т.4. С.421-422
- ↑ ИВЛ. Т.4. С.421, 422
- ↑ 1 2 ИВЛ. Т.4. С.421
- ↑ КЛЭ. Т.1. Стб.383; Т.6. Стб.668; ИВЛ. Т.4. С.419
- ↑ КЛЭ. Т.1. Стб.383; ИВЛ. Т.4. С.419
- ↑ 1 2 ИВЛ. Т.4. С.419
- ↑ 1 2 3 ИВЛ. Т.4. С.418
- ↑ КЛЭ. Т.1. Стб.341; ИВЛ. Т.4. С.418-419
- ↑ ИВЛ. Т.4. С.417-418
- ↑ КЛЭ. Т.1. Стб.99; ИВЛ. Т.5. С.500
- ↑ КЛЭ. Т.1. Стб.99; Т.5. Стб.298; ИВЛ. Т.5. С.501
- ↑ КЛЭ. Т.1. Стб.99; Т.8. Стб.580; ИВЛ. Т.5. С.500
- ↑ 1 2 3 4 ИВЛ. Т.5. С.501
- ↑ ИВЛ. Т.5. С.500, 501
- ↑ ИВЛ. Т.5. С.500-501
- ↑ ИВЛ. Т.5. С.502-503
- ↑ ИВЛ. Т.5. С.504
- ↑ КЛЭ. Т.1. Стб.383; ИВЛ. Т.5. С.502
- ↑ КЛЭ. Т.1. Стб.98, 383; ИВЛ. Т.5. С.502
- ↑ КЛЭ. Т.1. Стб.98; ИВЛ. Т.5. С.501
- ↑ ИВЛ. Т.5. С.502
</ol>
Издания сборников в русских переводах
- Антология азербайджанской поэзии. М., Гослитиздат. 1939. 428 стр. 15000 экз.
- Антология азербайджанской поэзии. В 3 т. М., Гослитиздат. 1960. 3000 экз. Т.1. 383 стр. Т.2. 327 стр. Т.3. 279 стр.
- Поэты Азербайджана. (Серия «Библиотека поэта». Большая серия. 2-е изд.) М.-Л., Советский писатель. 1962. 422 стр. 3500 экз.
- Поэты Азербайджана. (Серия «Библиотека поэта». Малая серия. Изд. 3-е) Л., Советский писатель. 1970. 710 стр. 10000 экз.
- Поэзия народов СССР IV—XVIII веков. (Серия «Библиотека всемирной литературы», т.55) М., Худож. лит. 1972. В антологию включены стихи следующих поэтов: Изеддин Гасаноглы (стр.254-255); Несими (стр.275-280); Хатаи (стр.390-395); Хабиби (стр.395-397); Физули (стр.397-406); Ковси Тебризи (стр.476-478); Саиб Тебризи (стр.478); Нишат Ширвани (стр.479); Мехджур Ширвани (стр.479-481); Ага Масих Ширвани (стр.638-641); Вагиф Молла-Панах (стр.642-656); Видади Молла Вели (стр.656-661).
Источники
- Азербайджанская литература. // Краткая литературная энциклопедия. Т.1. Стб.95-99. (в примечаниях: КЛЭ)
- История всемирной литературы. В 9 т. Т.3. М., 1985. С.538-544. Т.4. М., 1987. С.417-422. Т.5. М., 1988. С.499-505. (в примечаниях: ИВЛ)
Отрывок, характеризующий Хронология средневековой азербайджанской литературы
Вернувшись после второй озабоченной поездки по линии, Наполеон сказал:– Шахматы поставлены, игра начнется завтра.
Велев подать себе пуншу и призвав Боссе, он начал с ним разговор о Париже, о некоторых изменениях, которые он намерен был сделать в maison de l'imperatrice [в придворном штате императрицы], удивляя префекта своею памятливостью ко всем мелким подробностям придворных отношений.
Он интересовался пустяками, шутил о любви к путешествиям Боссе и небрежно болтал так, как это делает знаменитый, уверенный и знающий свое дело оператор, в то время как он засучивает рукава и надевает фартук, а больного привязывают к койке: «Дело все в моих руках и в голове, ясно и определенно. Когда надо будет приступить к делу, я сделаю его, как никто другой, а теперь могу шутить, и чем больше я шучу и спокоен, тем больше вы должны быть уверены, спокойны и удивлены моему гению».
Окончив свой второй стакан пунша, Наполеон пошел отдохнуть пред серьезным делом, которое, как ему казалось, предстояло ему назавтра.
Он так интересовался этим предстоящим ему делом, что не мог спать и, несмотря на усилившийся от вечерней сырости насморк, в три часа ночи, громко сморкаясь, вышел в большое отделение палатки. Он спросил о том, не ушли ли русские? Ему отвечали, что неприятельские огни всё на тех же местах. Он одобрительно кивнул головой.
Дежурный адъютант вошел в палатку.
– Eh bien, Rapp, croyez vous, que nous ferons do bonnes affaires aujourd'hui? [Ну, Рапп, как вы думаете: хороши ли будут нынче наши дела?] – обратился он к нему.
– Sans aucun doute, Sire, [Без всякого сомнения, государь,] – отвечал Рапп.
Наполеон посмотрел на него.
– Vous rappelez vous, Sire, ce que vous m'avez fait l'honneur de dire a Smolensk, – сказал Рапп, – le vin est tire, il faut le boire. [Вы помните ли, сударь, те слова, которые вы изволили сказать мне в Смоленске, вино откупорено, надо его пить.]
Наполеон нахмурился и долго молча сидел, опустив голову на руку.
– Cette pauvre armee, – сказал он вдруг, – elle a bien diminue depuis Smolensk. La fortune est une franche courtisane, Rapp; je le disais toujours, et je commence a l'eprouver. Mais la garde, Rapp, la garde est intacte? [Бедная армия! она очень уменьшилась от Смоленска. Фортуна настоящая распутница, Рапп. Я всегда это говорил и начинаю испытывать. Но гвардия, Рапп, гвардия цела?] – вопросительно сказал он.
– Oui, Sire, [Да, государь.] – отвечал Рапп.
Наполеон взял пастильку, положил ее в рот и посмотрел на часы. Спать ему не хотелось, до утра было еще далеко; а чтобы убить время, распоряжений никаких нельзя уже было делать, потому что все были сделаны и приводились теперь в исполнение.
– A t on distribue les biscuits et le riz aux regiments de la garde? [Роздали ли сухари и рис гвардейцам?] – строго спросил Наполеон.
– Oui, Sire. [Да, государь.]
– Mais le riz? [Но рис?]
Рапп отвечал, что он передал приказанья государя о рисе, но Наполеон недовольно покачал головой, как будто он не верил, чтобы приказание его было исполнено. Слуга вошел с пуншем. Наполеон велел подать другой стакан Раппу и молча отпивал глотки из своего.
– У меня нет ни вкуса, ни обоняния, – сказал он, принюхиваясь к стакану. – Этот насморк надоел мне. Они толкуют про медицину. Какая медицина, когда они не могут вылечить насморка? Корвизар дал мне эти пастильки, но они ничего не помогают. Что они могут лечить? Лечить нельзя. Notre corps est une machine a vivre. Il est organise pour cela, c'est sa nature; laissez y la vie a son aise, qu'elle s'y defende elle meme: elle fera plus que si vous la paralysiez en l'encombrant de remedes. Notre corps est comme une montre parfaite qui doit aller un certain temps; l'horloger n'a pas la faculte de l'ouvrir, il ne peut la manier qu'a tatons et les yeux bandes. Notre corps est une machine a vivre, voila tout. [Наше тело есть машина для жизни. Оно для этого устроено. Оставьте в нем жизнь в покое, пускай она сама защищается, она больше сделает одна, чем когда вы ей будете мешать лекарствами. Наше тело подобно часам, которые должны идти известное время; часовщик не может открыть их и только ощупью и с завязанными глазами может управлять ими. Наше тело есть машина для жизни. Вот и все.] – И как будто вступив на путь определений, definitions, которые любил Наполеон, он неожиданно сделал новое определение. – Вы знаете ли, Рапп, что такое военное искусство? – спросил он. – Искусство быть сильнее неприятеля в известный момент. Voila tout. [Вот и все.]
Рапп ничего не ответил.
– Demainnous allons avoir affaire a Koutouzoff! [Завтра мы будем иметь дело с Кутузовым!] – сказал Наполеон. – Посмотрим! Помните, в Браунау он командовал армией и ни разу в три недели не сел на лошадь, чтобы осмотреть укрепления. Посмотрим!
Он поглядел на часы. Было еще только четыре часа. Спать не хотелось, пунш был допит, и делать все таки было нечего. Он встал, прошелся взад и вперед, надел теплый сюртук и шляпу и вышел из палатки. Ночь была темная и сырая; чуть слышная сырость падала сверху. Костры не ярко горели вблизи, во французской гвардии, и далеко сквозь дым блестели по русской линии. Везде было тихо, и ясно слышались шорох и топот начавшегося уже движения французских войск для занятия позиции.
Наполеон прошелся перед палаткой, посмотрел на огни, прислушался к топоту и, проходя мимо высокого гвардейца в мохнатой шапке, стоявшего часовым у его палатки и, как черный столб, вытянувшегося при появлении императора, остановился против него.
– С которого года в службе? – спросил он с той привычной аффектацией грубой и ласковой воинственности, с которой он всегда обращался с солдатами. Солдат отвечал ему.
– Ah! un des vieux! [А! из стариков!] Получили рис в полк?
– Получили, ваше величество.
Наполеон кивнул головой и отошел от него.
В половине шестого Наполеон верхом ехал к деревне Шевардину.
Начинало светать, небо расчистило, только одна туча лежала на востоке. Покинутые костры догорали в слабом свете утра.
Вправо раздался густой одинокий пушечный выстрел, пронесся и замер среди общей тишины. Прошло несколько минут. Раздался второй, третий выстрел, заколебался воздух; четвертый, пятый раздались близко и торжественно где то справа.
Еще не отзвучали первые выстрелы, как раздались еще другие, еще и еще, сливаясь и перебивая один другой.
Наполеон подъехал со свитой к Шевардинскому редуту и слез с лошади. Игра началась.
Вернувшись от князя Андрея в Горки, Пьер, приказав берейтору приготовить лошадей и рано утром разбудить его, тотчас же заснул за перегородкой, в уголке, который Борис уступил ему.
Когда Пьер совсем очнулся на другое утро, в избе уже никого не было. Стекла дребезжали в маленьких окнах. Берейтор стоял, расталкивая его.
– Ваше сиятельство, ваше сиятельство, ваше сиятельство… – упорно, не глядя на Пьера и, видимо, потеряв надежду разбудить его, раскачивая его за плечо, приговаривал берейтор.
– Что? Началось? Пора? – заговорил Пьер, проснувшись.
– Изволите слышать пальбу, – сказал берейтор, отставной солдат, – уже все господа повышли, сами светлейшие давно проехали.
Пьер поспешно оделся и выбежал на крыльцо. На дворе было ясно, свежо, росисто и весело. Солнце, только что вырвавшись из за тучи, заслонявшей его, брызнуло до половины переломленными тучей лучами через крыши противоположной улицы, на покрытую росой пыль дороги, на стены домов, на окна забора и на лошадей Пьера, стоявших у избы. Гул пушек яснее слышался на дворе. По улице прорысил адъютант с казаком.
– Пора, граф, пора! – прокричал адъютант.
Приказав вести за собой лошадь, Пьер пошел по улице к кургану, с которого он вчера смотрел на поле сражения. На кургане этом была толпа военных, и слышался французский говор штабных, и виднелась седая голова Кутузова с его белой с красным околышем фуражкой и седым затылком, утонувшим в плечи. Кутузов смотрел в трубу вперед по большой дороге.
Войдя по ступенькам входа на курган, Пьер взглянул впереди себя и замер от восхищенья перед красотою зрелища. Это была та же панорама, которою он любовался вчера с этого кургана; но теперь вся эта местность была покрыта войсками и дымами выстрелов, и косые лучи яркого солнца, поднимавшегося сзади, левее Пьера, кидали на нее в чистом утреннем воздухе пронизывающий с золотым и розовым оттенком свет и темные, длинные тени. Дальние леса, заканчивающие панораму, точно высеченные из какого то драгоценного желто зеленого камня, виднелись своей изогнутой чертой вершин на горизонте, и между ними за Валуевым прорезывалась большая Смоленская дорога, вся покрытая войсками. Ближе блестели золотые поля и перелески. Везде – спереди, справа и слева – виднелись войска. Все это было оживленно, величественно и неожиданно; но то, что более всего поразило Пьера, – это был вид самого поля сражения, Бородина и лощины над Колочею по обеим сторонам ее.
Над Колочею, в Бородине и по обеим сторонам его, особенно влево, там, где в болотистых берегах Во йна впадает в Колочу, стоял тот туман, который тает, расплывается и просвечивает при выходе яркого солнца и волшебно окрашивает и очерчивает все виднеющееся сквозь него. К этому туману присоединялся дым выстрелов, и по этому туману и дыму везде блестели молнии утреннего света – то по воде, то по росе, то по штыкам войск, толпившихся по берегам и в Бородине. Сквозь туман этот виднелась белая церковь, кое где крыши изб Бородина, кое где сплошные массы солдат, кое где зеленые ящики, пушки. И все это двигалось или казалось движущимся, потому что туман и дым тянулись по всему этому пространству. Как в этой местности низов около Бородина, покрытых туманом, так и вне его, выше и особенно левее по всей линии, по лесам, по полям, в низах, на вершинах возвышений, зарождались беспрестанно сами собой, из ничего, пушечные, то одинокие, то гуртовые, то редкие, то частые клубы дымов, которые, распухая, разрастаясь, клубясь, сливаясь, виднелись по всему этому пространству.
Эти дымы выстрелов и, странно сказать, звуки их производили главную красоту зрелища.
Пуфф! – вдруг виднелся круглый, плотный, играющий лиловым, серым и молочно белым цветами дым, и бумм! – раздавался через секунду звук этого дыма.
«Пуф пуф» – поднимались два дыма, толкаясь и сливаясь; и «бум бум» – подтверждали звуки то, что видел глаз.
Пьер оглядывался на первый дым, который он оставил округлым плотным мячиком, и уже на месте его были шары дыма, тянущегося в сторону, и пуф… (с остановкой) пуф пуф – зарождались еще три, еще четыре, и на каждый, с теми же расстановками, бум… бум бум бум – отвечали красивые, твердые, верные звуки. Казалось то, что дымы эти бежали, то, что они стояли, и мимо них бежали леса, поля и блестящие штыки. С левой стороны, по полям и кустам, беспрестанно зарождались эти большие дымы с своими торжественными отголосками, и ближе еще, по низам и лесам, вспыхивали маленькие, не успевавшие округляться дымки ружей и точно так же давали свои маленькие отголоски. Трах та та тах – трещали ружья хотя и часто, но неправильно и бедно в сравнении с орудийными выстрелами.
Пьеру захотелось быть там, где были эти дымы, эти блестящие штыки и пушки, это движение, эти звуки. Он оглянулся на Кутузова и на его свиту, чтобы сверить свое впечатление с другими. Все точно так же, как и он, и, как ему казалось, с тем же чувством смотрели вперед, на поле сражения. На всех лицах светилась теперь та скрытая теплота (chaleur latente) чувства, которое Пьер замечал вчера и которое он понял совершенно после своего разговора с князем Андреем.
– Поезжай, голубчик, поезжай, Христос с тобой, – говорил Кутузов, не спуская глаз с поля сражения, генералу, стоявшему подле него.
Выслушав приказание, генерал этот прошел мимо Пьера, к сходу с кургана.
– К переправе! – холодно и строго сказал генерал в ответ на вопрос одного из штабных, куда он едет. «И я, и я», – подумал Пьер и пошел по направлению за генералом.
Генерал садился на лошадь, которую подал ему казак. Пьер подошел к своему берейтору, державшему лошадей. Спросив, которая посмирнее, Пьер взлез на лошадь, схватился за гриву, прижал каблуки вывернутых ног к животу лошади и, чувствуя, что очки его спадают и что он не в силах отвести рук от гривы и поводьев, поскакал за генералом, возбуждая улыбки штабных, с кургана смотревших на него.
Генерал, за которым скакал Пьер, спустившись под гору, круто повернул влево, и Пьер, потеряв его из вида, вскакал в ряды пехотных солдат, шедших впереди его. Он пытался выехать из них то вправо, то влево; но везде были солдаты, с одинаково озабоченными лицами, занятыми каким то невидным, но, очевидно, важным делом. Все с одинаково недовольно вопросительным взглядом смотрели на этого толстого человека в белой шляпе, неизвестно для чего топчущего их своею лошадью.
