Хронофотография

Хронофотография — разновидность фотографии, позволяющая записывать движение какого-либо объекта при помощи фотосъёмки его отдельных фаз через короткие равные интервалы времени. Полученная серия снимков может быть использована для изучения движения или создания движущегося изображения с помощью других технологий, таких как зоопраксископ или праксиноскоп. Хронофотография стала промежуточным этапом в процессе изобретения современного кинематографа и позволила понять основные принципы записи движущегося изображения.

История изобретения

Термин «хронофотография» впервые использован французским физиологом Этьеном-Жюлем Марэ, применявшим технологию для изучения движения животных и птиц. Появление хронофотографии стало возможным благодаря совершенствованию технологий традиционной фотографии и повышению светочувствительности фотоматериалов до уровня, необходимого для моментальных выдержек, составляющих доли секунды. Этому предшествовали попытки некоторых фотографов создавать «движущиеся картинки», последовательно фотографируя людей в разных неподвижных позах, имитирующих различные фазы движения. При этом выдержки могли быть сравнительно большими. Появление новейших быстродействующих фотозатворов и чувствительных фотоэмульсий было сразу использовано для получения подлинных снимков движения.

Первый успешный опыт хронофотографии осуществил фотограф Эдвард Мэйбридж, нанятый для разрешения спора бывшего губернатора Калифорнии Леланда Стэнфорда с двумя любителями скачек Джеймсом Кейном и Фредериком Мак-Креллишем. Предметом пари на 25 тысяч долларов стал вопрос о том, отрывает ли лошадь во время галопа все четыре ноги от земли одновременно. Для экспериментов, которые Мэйбридж проводил с 1874 года, Стэнфорд на своей ферме Пало Альто построил «фотодром». Вдоль бегового трека с одной стороны располагалась длинная белая стена, а с другой — 12 кабин с фотоаппаратами. К гильотинным затворам всех фотоаппаратов присоединялись нити, протянутые поперёк трека через равные промежутки. Пробегающая лошадь разрывала ногами нити, поочерёдно приводя в действие фотоаппараты, каждый из которых фиксировал отдельную фазу движения с выдержкой в 1/25 секунды. Для фотосъёмки использовался мокрый коллодионный фотопроцесс, требующий приготовления фотопластинок непосредственно перед съёмкой и их немедленного проявления. Отдельные кабины для фотоаппаратов предназначались для того, чтобы 12 помощников одновременно обрабатывали фотоматериал для съёмки. Их работа начиналась по сигнальному свистку, обеспечивая синхронную готовность. Результатом опыта стала серия фотографий, зафиксировавших отдельные фазы движения лошади по кличке Сэлли Гарднер, на одной из которых отчётливо виден момент отрыва всех четырех ног.

Израсходовав на эксперименты в общей сложности 40 тысяч долларов, Мэйбридж значительно улучшил качество съёмки, использовав новейшие сухие желатиносеребряные фотопластинки, не требующие команды ассистентов, и доведя число фотоаппаратов до 24. Наибольшую известность получила серия снимков 1879 года под названием «Леланд Стэнфорд младший верхом на пони Джипси». Полученные фотографии использовались для научного анализа движения, а также могли наноситься на барабан зоотропа, позволяя наблюдать движущееся изображение. Изобретатель усовершенствовал и эту технологию, сконструировав зоопраксископ. Успех опытов Мэйбриджа был неожиданным для него самого: до сих пор никто не видел настолько точного документирования движения. Опыты по применению хронофотографии стали массово повторять в других странах, изобретая новые устройства для фиксации движения фотоспособом.

В 1882 году француз Жан Марэ, изучавший с помощью хронофотографии движения животных, разработал фоторужьё, снимавшее до 12 кадров в секунду на вращающуюся восьмиугольную фотопластинку. Через год Альберт Лонд, работавший ассистентом у невролога Жана Шарко, создал аппарат для хронофотографии с девятью объективами, расположенными по кругу, и дисковым щелевым затвором. Диск с узкой щелью вращался за объективами, последовательно экспонируя 9 снимков 3×3 сантиметра на фотопластинке формата 13×18. Камера использовалась для изучения мимики пациентов, больных истерией и другими психическими расстройствами. Спустя 8 лет Лонд разработал новую хронофотографическую камеру с 12 объективами, расположенными в три ряда напротив фотопластинки формата 24×30 сантиметров. В последней конструкции, благодаря электроспуску интервал между снимками не превышал 1/10 секунды. Появление гибкой рулонной фотобумаги, а затем целлулоидной плёнки, позволило создать хронофотографические камеры, ставшие прообразами киносъёмочного аппарата. Первыми такие устройства практически одновременно изобрели Луи Лепренс и Уильям Фрис-Грин, получившие соответствующие патенты в 1889 году.

Использование

Изначально хронофотография создавалась для детального изучения быстрых движений различных объектов, главным образом, человека и животных. В некоторых случаях технология использовалась в судебной практике и для фиксации результатов спортивных состязаний. Хронофотографический снимок представляет собой набор из нескольких фотографий, собранных на одном отпечатке (негативе) или изготовленных отдельно друг от друга. Каждый из отдельных снимков фиксирует объект съёмки в одной фазе движения. В случае съёмки методом мультиэкспозиции все фазы размещаются на одном общем снимке, отображая разные положения объекта съёмки относительно неподвижных предметов. Одним из наиболее известных снимков такого рода стала фотография Гарольда Эджертона, на которой при помощи стробоскопического источника импульсного освещения зафиксированы несколько десятков фаз движения игрока в гольф, бьющего клюшкой по мячу.

Сравнивая фотографии соседних фаз движения, можно с высокой точностью рассчитать скорости и направления перемещений в любой момент времени. Кроме того, хронофотография впервые позволила понять суть многих быстропротекающих процессов, которые глаз неспособен рассмотреть в подробностях. Одним из наиболее известных хронофотографических снимков в 1894 году стала «Падающая кошка», где отчётливо видно, каким образом животное приземляется на лапы. Анализ и измерения не требовали обратного синтеза движущегося изображения, используя только отдельные фотографии. Наклейка снимков серии на барабан зоопраксископа Мэйбриджа или электротахископа Аншютца позволяла получить движущееся изображение, совпадающее с отснятым. Подобные аттракционы быстро завоевали популярность, едва появившись. Дальнейшее совершенствование устройств синтеза движущегося изображения на основе хронофотографий послужило толчком для создания средств кинематографа.

См. также

• Моторный привод (фото)
• Ускоренная киносъёмка

Литература

• ФОТОГРАФИЯ. Всемирная история / Джульет Хэкинг. — М.,: «Магма», 2014. — С. 158, 159. — 576 с. — ISBN 978-5-93428-090-2.

• Владимир Левашов. Лекции по истории фотографии / Галина Ельшевская. — 2-е изд.. — М.: «Тримедиа Контент», 2014. — 464 с. — ISBN 978-5-903788-63-7.

• Жорж Садуль. Всеобщая история кино / В. А. Рязанова. — М.,: «Искусство», 1958. — Т. 1. — 611 с.

• Мишель Фризо. Новая история фотографии = Nouvelle Histoire de la Photographie / А. Г. Наследников, А. В. Шестаков. — СПб.: Machina, 2008. — С. 243—258. — 337 с. — ISBN 978-5-90141-066-0.

• К. В. Чибисов. Очерки по истории фотографии / Н. Н. Жердецкая. — М.: «Искусство», 1987. — С. 135—139. — 255 с. — 50 000 экз.

• К 80-летию изобретения кинематографа (рус.) // «Техника кино и телевидения» : журнал. — 1975. — № 12. — С. 64—67. — ISSN [www.sigla.ru/table.jsp?f=8&t=3&v0=0040-2249&f=1003&t=1&v1=&f=4&t=2&v2=&f=21&t=3&v3=&f=1016&t=3&v4=&f=1016&t=3&v5=&bf=4&b=&d=0&ys=&ye=&lng=&ft=&mt=&dt=&vol=&pt=&iss=&ps=&pe=&tr=&tro=&cc=UNION&i=1&v=tagged&s=0&ss=0&st=0&i18n=ru&rlf=&psz=20&bs=20&ce=hJfuypee8JzzufeGmImYYIpZKRJeeOeeWGJIZRrRRrdmtdeee88NJJJJpeeefTJ3peKJJ3UWWPtzzzzzzzzzzzzzzzzzbzzvzzpy5zzjzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzztzzzzzzzbzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzvzzzzzzyeyTjkDnyHzTuueKZePz9decyzzLzzzL*.c8.NzrGJJvufeeeeeJheeyzjeeeeJh*peeeeKJJJJJJJJJJmjHvOJJJJJJJJJfeeeieeeeSJJJJJSJJJ3TeIJJJJ3..E.UEAcyhxD.eeeeeuzzzLJJJJ5.e8JJJheeeeeeeeeeeeyeeK3JJJJJJJJ*s7defeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeSJJJJJJJJZIJJzzz1..6LJJJJJJtJJZ4....EK*&debug=false 0040-2249].

• [motion.kodak.com/motion/uploadedFiles/02_History_ru.pdf Хроника киноиндустрии] // [motion.kodak.com/motion/uploadedFiles/Kodak/motion/Education/Publications/Essential_Reference_Guide/kodak_essential_reference_guide.pdf The Essential Reference Guide for Filmmakers] = Краткий справочник кинематографиста. — Rochester: Eastman Kodak, 2007. — С. 5—18. — 214 с.

Отрывок, характеризующий Хронофотография

– Хотите пороху понюхать? – сказал он Пьеру. – Да, приятный запах. Имею честь быть обожателем супруги вашей, здорова она? Мой привал к вашим услугам. – И, как это часто бывает с старыми людьми, Кутузов стал рассеянно оглядываться, как будто забыв все, что ему нужно было сказать или сделать.
Очевидно, вспомнив то, что он искал, он подманил к себе Андрея Сергеича Кайсарова, брата своего адъютанта.
– Как, как, как стихи то Марина, как стихи, как? Что на Геракова написал: «Будешь в корпусе учитель… Скажи, скажи, – заговорил Кутузов, очевидно, собираясь посмеяться. Кайсаров прочел… Кутузов, улыбаясь, кивал головой в такт стихов.
Когда Пьер отошел от Кутузова, Долохов, подвинувшись к нему, взял его за руку.
– Очень рад встретить вас здесь, граф, – сказал он ему громко и не стесняясь присутствием посторонних, с особенной решительностью и торжественностью. – Накануне дня, в который бог знает кому из нас суждено остаться в живых, я рад случаю сказать вам, что я жалею о тех недоразумениях, которые были между нами, и желал бы, чтобы вы не имели против меня ничего. Прошу вас простить меня.
Пьер, улыбаясь, глядел на Долохова, не зная, что сказать ему. Долохов со слезами, выступившими ему на глаза, обнял и поцеловал Пьера.
Борис что то сказал своему генералу, и граф Бенигсен обратился к Пьеру и предложил ехать с собою вместе по линии.
– Вам это будет интересно, – сказал он.
– Да, очень интересно, – сказал Пьер.
Через полчаса Кутузов уехал в Татаринову, и Бенигсен со свитой, в числе которой был и Пьер, поехал по линии.


Бенигсен от Горок спустился по большой дороге к мосту, на который Пьеру указывал офицер с кургана как на центр позиции и у которого на берегу лежали ряды скошенной, пахнувшей сеном травы. Через мост они проехали в село Бородино, оттуда повернули влево и мимо огромного количества войск и пушек выехали к высокому кургану, на котором копали землю ополченцы. Это был редут, еще не имевший названия, потом получивший название редута Раевского, или курганной батареи.
Пьер не обратил особенного внимания на этот редут. Он не знал, что это место будет для него памятнее всех мест Бородинского поля. Потом они поехали через овраг к Семеновскому, в котором солдаты растаскивали последние бревна изб и овинов. Потом под гору и на гору они проехали вперед через поломанную, выбитую, как градом, рожь, по вновь проложенной артиллерией по колчам пашни дороге на флеши [род укрепления. (Примеч. Л.Н. Толстого.) ], тоже тогда еще копаемые.
Бенигсен остановился на флешах и стал смотреть вперед на (бывший еще вчера нашим) Шевардинский редут, на котором виднелось несколько всадников. Офицеры говорили, что там был Наполеон или Мюрат. И все жадно смотрели на эту кучку всадников. Пьер тоже смотрел туда, стараясь угадать, который из этих чуть видневшихся людей был Наполеон. Наконец всадники съехали с кургана и скрылись.
Бенигсен обратился к подошедшему к нему генералу и стал пояснять все положение наших войск. Пьер слушал слова Бенигсена, напрягая все свои умственные силы к тому, чтоб понять сущность предстоящего сражения, но с огорчением чувствовал, что умственные способности его для этого были недостаточны. Он ничего не понимал. Бенигсен перестал говорить, и заметив фигуру прислушивавшегося Пьера, сказал вдруг, обращаясь к нему:
– Вам, я думаю, неинтересно?
– Ах, напротив, очень интересно, – повторил Пьер не совсем правдиво.
С флеш они поехали еще левее дорогою, вьющеюся по частому, невысокому березовому лесу. В середине этого
леса выскочил перед ними на дорогу коричневый с белыми ногами заяц и, испуганный топотом большого количества лошадей, так растерялся, что долго прыгал по дороге впереди их, возбуждая общее внимание и смех, и, только когда в несколько голосов крикнули на него, бросился в сторону и скрылся в чаще. Проехав версты две по лесу, они выехали на поляну, на которой стояли войска корпуса Тучкова, долженствовавшего защищать левый фланг.
Здесь, на крайнем левом фланге, Бенигсен много и горячо говорил и сделал, как казалось Пьеру, важное в военном отношении распоряжение. Впереди расположения войск Тучкова находилось возвышение. Это возвышение не было занято войсками. Бенигсен громко критиковал эту ошибку, говоря, что было безумно оставить незанятою командующую местностью высоту и поставить войска под нею. Некоторые генералы выражали то же мнение. Один в особенности с воинской горячностью говорил о том, что их поставили тут на убой. Бенигсен приказал своим именем передвинуть войска на высоту.
Распоряжение это на левом фланге еще более заставило Пьера усумниться в его способности понять военное дело. Слушая Бенигсена и генералов, осуждавших положение войск под горою, Пьер вполне понимал их и разделял их мнение; но именно вследствие этого он не мог понять, каким образом мог тот, кто поставил их тут под горою, сделать такую очевидную и грубую ошибку.
Пьер не знал того, что войска эти были поставлены не для защиты позиции, как думал Бенигсен, а были поставлены в скрытое место для засады, то есть для того, чтобы быть незамеченными и вдруг ударить на подвигавшегося неприятеля. Бенигсен не знал этого и передвинул войска вперед по особенным соображениям, не сказав об этом главнокомандующему.


Князь Андрей в этот ясный августовский вечер 25 го числа лежал, облокотившись на руку, в разломанном сарае деревни Князькова, на краю расположения своего полка. В отверстие сломанной стены он смотрел на шедшую вдоль по забору полосу тридцатилетних берез с обрубленными нижними сучьями, на пашню с разбитыми на ней копнами овса и на кустарник, по которому виднелись дымы костров – солдатских кухонь.
Как ни тесна и никому не нужна и ни тяжка теперь казалась князю Андрею его жизнь, он так же, как и семь лет тому назад в Аустерлице накануне сражения, чувствовал себя взволнованным и раздраженным.
Приказания на завтрашнее сражение были отданы и получены им. Делать ему было больше нечего. Но мысли самые простые, ясные и потому страшные мысли не оставляли его в покое. Он знал, что завтрашнее сражение должно было быть самое страшное изо всех тех, в которых он участвовал, и возможность смерти в первый раз в его жизни, без всякого отношения к житейскому, без соображений о том, как она подействует на других, а только по отношению к нему самому, к его душе, с живостью, почти с достоверностью, просто и ужасно, представилась ему. И с высоты этого представления все, что прежде мучило и занимало его, вдруг осветилось холодным белым светом, без теней, без перспективы, без различия очертаний. Вся жизнь представилась ему волшебным фонарем, в который он долго смотрел сквозь стекло и при искусственном освещении. Теперь он увидал вдруг, без стекла, при ярком дневном свете, эти дурно намалеванные картины. «Да, да, вот они те волновавшие и восхищавшие и мучившие меня ложные образы, – говорил он себе, перебирая в своем воображении главные картины своего волшебного фонаря жизни, глядя теперь на них при этом холодном белом свете дня – ясной мысли о смерти. – Вот они, эти грубо намалеванные фигуры, которые представлялись чем то прекрасным и таинственным. Слава, общественное благо, любовь к женщине, самое отечество – как велики казались мне эти картины, какого глубокого смысла казались они исполненными! И все это так просто, бледно и грубо при холодном белом свете того утра, которое, я чувствую, поднимается для меня». Три главные горя его жизни в особенности останавливали его внимание. Его любовь к женщине, смерть его отца и французское нашествие, захватившее половину России. «Любовь!.. Эта девочка, мне казавшаяся преисполненною таинственных сил. Как же я любил ее! я делал поэтические планы о любви, о счастии с нею. О милый мальчик! – с злостью вслух проговорил он. – Как же! я верил в какую то идеальную любовь, которая должна была мне сохранить ее верность за целый год моего отсутствия! Как нежный голубок басни, она должна была зачахнуть в разлуке со мной. А все это гораздо проще… Все это ужасно просто, гадко!
Отец тоже строил в Лысых Горах и думал, что это его место, его земля, его воздух, его мужики; а пришел Наполеон и, не зная об его существовании, как щепку с дороги, столкнул его, и развалились его Лысые Горы и вся его жизнь. А княжна Марья говорит, что это испытание, посланное свыше. Для чего же испытание, когда его уже нет и не будет? никогда больше не будет! Его нет! Так кому же это испытание? Отечество, погибель Москвы! А завтра меня убьет – и не француз даже, а свой, как вчера разрядил солдат ружье около моего уха, и придут французы, возьмут меня за ноги и за голову и швырнут в яму, чтоб я не вонял им под носом, и сложатся новые условия жизни, которые будут также привычны для других, и я не буду знать про них, и меня не будет».
Он поглядел на полосу берез с их неподвижной желтизной, зеленью и белой корой, блестящих на солнце. «Умереть, чтобы меня убили завтра, чтобы меня не было… чтобы все это было, а меня бы не было». Он живо представил себе отсутствие себя в этой жизни. И эти березы с их светом и тенью, и эти курчавые облака, и этот дым костров – все вокруг преобразилось для него и показалось чем то страшным и угрожающим. Мороз пробежал по его спине. Быстро встав, он вышел из сарая и стал ходить.
За сараем послышались голоса.
– Кто там? – окликнул князь Андрей.
Красноносый капитан Тимохин, бывший ротный командир Долохова, теперь, за убылью офицеров, батальонный командир, робко вошел в сарай. За ним вошли адъютант и казначей полка.
Князь Андрей поспешно встал, выслушал то, что по службе имели передать ему офицеры, передал им еще некоторые приказания и сбирался отпустить их, когда из за сарая послышался знакомый, пришепетывающий голос.
– Que diable! [Черт возьми!] – сказал голос человека, стукнувшегося обо что то.
Князь Андрей, выглянув из сарая, увидал подходящего к нему Пьера, который споткнулся на лежавшую жердь и чуть не упал. Князю Андрею вообще неприятно было видеть людей из своего мира, в особенности же Пьера, который напоминал ему все те тяжелые минуты, которые он пережил в последний приезд в Москву.
– А, вот как! – сказал он. – Какими судьбами? Вот не ждал.
В то время как он говорил это, в глазах его и выражении всего лица было больше чем сухость – была враждебность, которую тотчас же заметил Пьер. Он подходил к сараю в самом оживленном состоянии духа, но, увидав выражение лица князя Андрея, он почувствовал себя стесненным и неловким.