Хрунтинг

Хрунтинг (древнеангл. Hrunting — значит что -то вроде «пронзающий», иногда название этого меча сравнивается с мечом Сигурда — Хротти) — в средневековой англосаксонской эпической поэме «Беовульф» меч Унферта, сына Эгглафа, приближенного датского короля Хродгара, данный им Беовульфу для схватки с Матерью Гренделя.

История меча

В поэме ничего не сказано о происхождении этого меча, но указывается, что он достался Унферту от предков и является для рода Унферта родовой реликвией. Когда Беовульф приплыл освободить датчан от Гренделя, Унферт поначалу сомневался в доблести Беовульфа, однако после победы героя над Гренделем он изменил своё мнение и, когда Беовульфу пришлось собираться на битву с Матерью Гренделя, дал ему для схватки свой наследный меч Хрунтинг, который имел славу лучшего из мечей:

Также герою
        стало подспорьем
то ,что вручил ему
        вития Хродгаров:
меч с рукоятью,
       старинный Хрунтинг,
лучший из славных 
       клинков наследных;
(были на лезвии,
       в крови закаленном,
зельем вытравлены
       узорные змеи);
в руке героя,
      ступить решившегося
на путь опасный,
      на вражью землю,
тот меч не дрогнет-
     не раз бывал он,
 клинок остреный,
     в работе ратной.
                           (пер. В. Тихомирова)

Спустившись в подводный чертог Матери Гренделя, Беовульф вступает с ней в схватку, однако Хрунтинг бесполезен против заговоренного от любого оружия чудовища:

Тогда он с размаху,
       сплеча обрушил 
железо тяжкое-
      запело лезвие 
о голову чудища
     погудку бранную,-
ну тут же понял он,
     что луч сражений
над ней не властен,
      её не ранит меч остролезвый,
что бесполезен
     здесь,в этой битве,
шлемодробитель,
     издревле слывущий
острейшим в сечах,
     всесокрушающий,-
впервые слава 
     меча лучистого
тогда помрачилась!

Отбросив Хрунтинг, Беовульф вступает в борьбу с чудовищем врукопашную и валит его на наземь, но, оступившись, падает. Мать Гренделя хочет убить его ножом, сев ему на грудь, но героя спасает кольчуга, кованная Вилундом. Скинув с себя чудовище, Беовульф видит среди сокровищ, наваленных в чертоге, огромный меч, кованный допотопными гигантами, с рунической надписью на рукояти. Схватив этот меч, он отрубает Матери Гренделя голову, а потом обезглавливает безжизненное тело Гренделя, и меч гигантов озаряется изнутри светом, а затем тает, растопленный кровью чудовищ. Вложив в ножны Хрунтинг, взяв в одну руку голову Гренделя, а в другую рукоять меча гигантов, герой всплывает на поверхность. Перед отплытием домой Беовульф отдал Хрунтинг обратно Унферту:

И тогда повелел он
      Хрунтинг вынести,
остролезвое
      железо славное,
и вернул сыну Эгглафа 
      с благодарностью,
молвив так:
      "Этот меч-
лучший в битве друг!" -
       и ни словом худым
о клинке не обмолвился
       добросердый муж!

Хрунтинг в фильмах

Меч Унферта Хрунтинг присутствует также в фильме «Беовульф» 2007 года

Ссылки

• Ettlinger, Ellen (1943). Beowulf, Unferth and Hrunting: An Interpretation in Man, Vol. 43, (Jan. — Feb., 1943), pp. 11-17.

Отрывок, характеризующий Хрунтинг

Русские плотными рядами стояли позади Семеновского и кургана, и их орудия не переставая гудели и дымили по их линии. Сражения уже не было. Было продолжавшееся убийство, которое ни к чему не могло повести ни русских, ни французов. Наполеон остановил лошадь и впал опять в ту задумчивость, из которой вывел его Бертье; он не мог остановить того дела, которое делалось перед ним и вокруг него и которое считалось руководимым им и зависящим от него, и дело это ему в первый раз, вследствие неуспеха, представлялось ненужным и ужасным.
Один из генералов, подъехавших к Наполеону, позволил себе предложить ему ввести в дело старую гвардию. Ней и Бертье, стоявшие подле Наполеона, переглянулись между собой и презрительно улыбнулись на бессмысленное предложение этого генерала.
Наполеон опустил голову и долго молчал.
– A huit cent lieux de France je ne ferai pas demolir ma garde, [За три тысячи двести верст от Франции я не могу дать разгромить свою гвардию.] – сказал он и, повернув лошадь, поехал назад, к Шевардину.


Кутузов сидел, понурив седую голову и опустившись тяжелым телом, на покрытой ковром лавке, на том самом месте, на котором утром его видел Пьер. Он не делал никаких распоряжении, а только соглашался или не соглашался на то, что предлагали ему.
«Да, да, сделайте это, – отвечал он на различные предложения. – Да, да, съезди, голубчик, посмотри, – обращался он то к тому, то к другому из приближенных; или: – Нет, не надо, лучше подождем», – говорил он. Он выслушивал привозимые ему донесения, отдавал приказания, когда это требовалось подчиненным; но, выслушивая донесения, он, казалось, не интересовался смыслом слов того, что ему говорили, а что то другое в выражении лиц, в тоне речи доносивших интересовало его. Долголетним военным опытом он знал и старческим умом понимал, что руководить сотнями тысяч человек, борющихся с смертью, нельзя одному человеку, и знал, что решают участь сраженья не распоряжения главнокомандующего, не место, на котором стоят войска, не количество пушек и убитых людей, а та неуловимая сила, называемая духом войска, и он следил за этой силой и руководил ею, насколько это было в его власти.
Общее выражение лица Кутузова было сосредоточенное, спокойное внимание и напряжение, едва превозмогавшее усталость слабого и старого тела.
В одиннадцать часов утра ему привезли известие о том, что занятые французами флеши были опять отбиты, но что князь Багратион ранен. Кутузов ахнул и покачал головой.
– Поезжай к князю Петру Ивановичу и подробно узнай, что и как, – сказал он одному из адъютантов и вслед за тем обратился к принцу Виртембергскому, стоявшему позади него:
– Не угодно ли будет вашему высочеству принять командование первой армией.
Вскоре после отъезда принца, так скоро, что он еще не мог доехать до Семеновского, адъютант принца вернулся от него и доложил светлейшему, что принц просит войск.
Кутузов поморщился и послал Дохтурову приказание принять командование первой армией, а принца, без которого, как он сказал, он не может обойтись в эти важные минуты, просил вернуться к себе. Когда привезено было известие о взятии в плен Мюрата и штабные поздравляли Кутузова, он улыбнулся.