Хрюкин, Тимофей Тимофеевич

Тимофей Тимофеевич Хрюкин
Герой Советского Союза комдив Т. Т. Хрюкин, май 1940
Дата рождения	21 июня 1910(1910-06-21)
Место рождения	Ейск, Ейский отдел, Кубанская область, Российская империя
Дата смерти	19 июля 1953(1953-07-19) (43 года)
Место смерти	Москва, СССР
Принадлежность	СССР СССР
Род войск	ВВС
Годы службы	1932—1953
Звание	Генерал-полковник авиации
Сражения/войны	Гражданская война в Испании, Японо-китайская война, Советско-финская война, Великая Отечественная война
Награды и премии	Иностранные награды:

Тимофей Тимофеевич Хрюкин (21 июня 1910, Ейск — 19 июля 1953, Москва) — советский военачальник, лётчик, генерал-полковник авиации, дважды Герой Советского Союза (1939, 1945).

Биография

Родился в семье рабочего-каменщика. По национальности русский.

Трудовой путь Т. Т. Хрюкин начал рано. С 8 лет работал батраком у богатых казаков. Позже убежал из дома и 2 года беспризорничал. Затем работал грузчиком, чернорабочим, молотобойцем в железнодорожном депо. А. С. Чуянов пишет, что уже в 1924 году, когда сам Алексей Семёнович был секретарём Каневского райкома комсомола, Тимофей Тимофеевич Хрюкин — секретарь ячейки комсомола в станице Привольной. В Каневском районе помогал в работе среди казачей молодёжи Алексею Семёновичу Чуянову. В 15 лет начал учиться в вечерней школе. В 1926 году вступил в комсомол. Спустя некоторое время направлен на комсомольскую работу. Избран секретарём Каневского райкома комсомола. Работал и одновременно учился на рабфаке. Член ВКП(б) с 1929 года. После окончания рабфака в 1932 году поступил в сельскохозяйственный институт. В этом же году по партийному набору был принят в Луганскую авиационную школу, которую окончил в 1933 году.

Испания и Китай

Служил в частях бомбардировочной авиации. В 1936 году добровольцем записался в состав войск СССР, направленных в Испанию для участия в гражданской войне. По возвращении награждён орденом Красного Знамени.

В 1938 году во время Японо-китайской войны (1937—1945) был направлен в Китай. Командовал эскадрильей бомбардировщиков СБ, затем авиагруппой. Совершил около 100 боевых вылетов на бомбардировку позиций японских войск. Руководил налётом на аэродром противника на Тайване (по другим данным, указанным налётом командовал полковник Ф. П. Полынин). Все бомбардировщики под его командованием вернулись назад без потерь.

Там же, в Китае, 10 августа 1938 года экипаж бомбардировщика СБ в составе командира Т. Т. Хрюкина и штурмана И. П. Селиванова якобы потопил некий японский авианосец «Ямато-мару», на котором базировались современные японские истребители И-96, противодействовавшие успешной боевой работе советской авиагруппы в Китае. 22 февраля 1939 года за подвиг, совершённый при выполнении спецзаданий Правительства по укреплению оборонной мощи Советского Союза Т. Т. Хрюкин был удостоен звания Героя Советского Союза.

В 1939 году Т. Т. Хрюкин окончил курсы усовершенствования высшего командного состава при Военной академии Генерального штаба. Во время советско-финской войны 1939—1940 годов командовал ВВС 14-й армии. 4 мая 1940 года ему присвоено звание комдива, а через месяц — в связи с введением генеральских званий — генерал-майора авиации.

Великая Отечественная война

Великая Отечественная война застала генерала Хрюкина на юге Украины в должности командующего ВВС 12-й армии. В августе 1941 года назначен командующим ВВС вновь созданного Карельского фронта. В его задачу входила организация прикрытия с воздуха Кировской железной дороги. В этот период Хрюкину приходилось решать огромное количество вопросов, о которых он раньше и не думал: боевые действия ночью, переучивание лётного состава на американские и английские самолёты, перевооружение частей, развитие сети аэродромов, использование средств радионавигации, светомаяков и т. д.

В июне 1942 года генерал-лейтенанта Хрюкина назначают командующим ВВС Юго-Западного фронта, позже преобразованных в 8-ю воздушную армию. Под его руководством лётчики сражались под Харьковом, Сталинградом, Ростовом-на-Дону, на рубеже Миус-фронта (в том числе при попытке его прорыва в ходе Миусской операции), в Крыму. По инициативе генерала Хрюкина под Сталинградом был создан полк «асов» — 9-й гвардейский истребительный авиационный полк, в котором были собраны лучшие лётчики-истребители из других полков. Хрюкин внедрял разработанную в армии тактику действий штурмовой авиации со средних высот. Разрабатывал планы крупных операций воздушных сил (первая — во время контрнаступления под Сталинградом).

Во время Сталинградской битвы, когда авиация фронта ещё не сформировалась, и Красная Армия несла большие потери из-за новых самолётов противника, А. С. Чуянов отмечал периодическую несправедливость со стороны командующего А. И. Ерёменко по отношению к Т. Т. Хрюкину.

В июле 1944 года возглавил 1-ю воздушную армию 3-го Белорусского фронта. Участвовал в освобождении Белоруссии и Прибалтики, в операциях в Восточной Пруссии.

В 1944 году по инициативе и при деятельном участии Хрюкина в Крыму началось восстановление разрушенного при боевых действиях Всесоюзного пионерского лагеря «Артек».

Послевоенные годы

С августа 1946 года — заместитель Главнокомандующего ВВС по боевой подготовке. С июля 1947 года — командующий 7-й воздушной армией. С апреля 1949 года — командующий войсками Бакинского района ПВО. В сентябре 1950 года после окончания Военной академии Генерального штаба назначен заместителем Главкома ВВС по вузам.

Однажды во время учений Хрюкин ехал на автомобиле в штаб. Неожиданно на дороге оказалась группа женщин. Шофёр затормозить не успел. Тогда Хрюкин выхватил руль и направил машину в кювет. Врачи спасли ему жизнь, но авария сильно подорвала его здоровье. 19 июля 1953 года он умер. Похоронен в Москве на Новодевичьем кладбище.

Награды

• Звание Героя Советского Союза с вручением ордена Ленина и медали «Золотая Звезда» (№ 127) полковнику Хрюкину Тимофею Тимофеевичу присвоено Указом Президиума Верховного Совета СССР от 22 февраля 1939 года «за образцовое выполнение специальных заданий Правительства по укреплению оборонной мощи Советского Союза и за проявленное геройство при оказании интернациональной помощи братскому китайскому народу в борьбе с японскими милитаристами».
• Второй медали «Золотая Звезда» командующий 1-й воздушной армию 3-го Белорусского фронта генерал-полковник авиации Хрюкин Тимофей Тимофеевич удостоен Указом Президиума Верховного Совета СССР от 19 апреля 1945 года за умелое командование воздушной армией, личное мужество и отвагу.
• Награждён также тремя орденами Красного Знамени, орденами Суворова 1-й и 2-й степени, двумя орденами Кутузова 1-й степени, орденами Богдана Хмельницкого 1-й степени, Отечественной войны 2-й степени, Красной Звезды, медалями и иностранными орденами (знак отличия командора ордена Почётного легиона).

Память

• Бронзовые бюсты дважды Героя Советского Союза Хрюкина Т. Т. установлены на его родине в городе Ейске и в станице Привольная Каневского района Краснодарского края.

• В Москве — на доме, в котором проживал Хрюкин (Лубянский проезд, дом 17) и в Волгограде — на улице его имени установлены мемориальные доски.
• Именем Героя также названы улицы в Волгограде, Ейске, Севастополе и станице Привольная, морское судно, средняя школа № 13 станицы Привольная.
• В 1978 году издан художественный маркированный конверт, посвященный герою.
• 7 июня 2010 года ФГУП Издательско-торговый центр «Марка» выпустила почтовую карточку с оригинальной маркой. На почтовой карточке изображены портреты Т. Т. Хрюкина и самолет-бомбардировщик.

Литература

• Над огненным Доном: Очерки и воспоминания об авиаторах 8-й воздушной армии. — Ростов-на-Дону, 1985.
• Афиногенов А. [fictionbook.ru/author/artem_zaharovich_anfinogenov/mgnovenie_vechnost/?sid=2025773d76d8e55d113b82983e9ff56b Мгновение — вечность]. М. Советский писатель, 1983.
• Эпоха недействительна без них…: К 95-летию со дня рождения дважды Героя Советского Союза генерал-полковника авиации командарма Т. Т. Хрюкина / Администрация Краснодарского края, Краснодарский краевой совет ВООПИК. — Краснодар: Диапазон-В, 2005. — 80 с.: ил.

Ссылки

 [www.warheroes.ru/hero/hero.asp?Hero_id=325 Хрюкин, Тимофей Тимофеевич]. Сайт «Герои Страны».

Отрывок, характеризующий Хрюкин, Тимофей Тимофеевич

Алпатыч отвечал, что губернатор ничего решительно не сказал ему.
– По нашему делу разве увеземся? – сказал Ферапонтов. – Дай до Дорогобужа по семи рублей за подводу. И я говорю: креста на них нет! – сказал он.
– Селиванов, тот угодил в четверг, продал муку в армию по девяти рублей за куль. Что же, чай пить будете? – прибавил он. Пока закладывали лошадей, Алпатыч с Ферапонтовым напились чаю и разговорились о цене хлебов, об урожае и благоприятной погоде для уборки.
– Однако затихать стала, – сказал Ферапонтов, выпив три чашки чая и поднимаясь, – должно, наша взяла. Сказано, не пустят. Значит, сила… А намесь, сказывали, Матвей Иваныч Платов их в реку Марину загнал, тысяч осьмнадцать, что ли, в один день потопил.
Алпатыч собрал свои покупки, передал их вошедшему кучеру, расчелся с хозяином. В воротах прозвучал звук колес, копыт и бубенчиков выезжавшей кибиточки.
Было уже далеко за полдень; половина улицы была в тени, другая была ярко освещена солнцем. Алпатыч взглянул в окно и пошел к двери. Вдруг послышался странный звук дальнего свиста и удара, и вслед за тем раздался сливающийся гул пушечной пальбы, от которой задрожали стекла.
Алпатыч вышел на улицу; по улице пробежали два человека к мосту. С разных сторон слышались свисты, удары ядер и лопанье гранат, падавших в городе. Но звуки эти почти не слышны были и не обращали внимания жителей в сравнении с звуками пальбы, слышными за городом. Это было бомбардирование, которое в пятом часу приказал открыть Наполеон по городу, из ста тридцати орудий. Народ первое время не понимал значения этого бомбардирования.
Звуки падавших гранат и ядер возбуждали сначала только любопытство. Жена Ферапонтова, не перестававшая до этого выть под сараем, умолкла и с ребенком на руках вышла к воротам, молча приглядываясь к народу и прислушиваясь к звукам.
К воротам вышли кухарка и лавочник. Все с веселым любопытством старались увидать проносившиеся над их головами снаряды. Из за угла вышло несколько человек людей, оживленно разговаривая.
– То то сила! – говорил один. – И крышку и потолок так в щепки и разбило.
– Как свинья и землю то взрыло, – сказал другой. – Вот так важно, вот так подбодрил! – смеясь, сказал он. – Спасибо, отскочил, а то бы она тебя смазала.
Народ обратился к этим людям. Они приостановились и рассказывали, как подле самих их ядра попали в дом. Между тем другие снаряды, то с быстрым, мрачным свистом – ядра, то с приятным посвистыванием – гранаты, не переставали перелетать через головы народа; но ни один снаряд не падал близко, все переносило. Алпатыч садился в кибиточку. Хозяин стоял в воротах.
– Чего не видала! – крикнул он на кухарку, которая, с засученными рукавами, в красной юбке, раскачиваясь голыми локтями, подошла к углу послушать то, что рассказывали.
– Вот чуда то, – приговаривала она, но, услыхав голос хозяина, она вернулась, обдергивая подоткнутую юбку.
Опять, но очень близко этот раз, засвистело что то, как сверху вниз летящая птичка, блеснул огонь посередине улицы, выстрелило что то и застлало дымом улицу.
– Злодей, что ж ты это делаешь? – прокричал хозяин, подбегая к кухарке.
В то же мгновение с разных сторон жалобно завыли женщины, испуганно заплакал ребенок и молча столпился народ с бледными лицами около кухарки. Из этой толпы слышнее всех слышались стоны и приговоры кухарки:
– Ой о ох, голубчики мои! Голубчики мои белые! Не дайте умереть! Голубчики мои белые!..
Через пять минут никого не оставалось на улице. Кухарку с бедром, разбитым гранатным осколком, снесли в кухню. Алпатыч, его кучер, Ферапонтова жена с детьми, дворник сидели в подвале, прислушиваясь. Гул орудий, свист снарядов и жалостный стон кухарки, преобладавший над всеми звуками, не умолкали ни на мгновение. Хозяйка то укачивала и уговаривала ребенка, то жалостным шепотом спрашивала у всех входивших в подвал, где был ее хозяин, оставшийся на улице. Вошедший в подвал лавочник сказал ей, что хозяин пошел с народом в собор, где поднимали смоленскую чудотворную икону.
К сумеркам канонада стала стихать. Алпатыч вышел из подвала и остановился в дверях. Прежде ясное вечера нее небо все было застлано дымом. И сквозь этот дым странно светил молодой, высоко стоящий серп месяца. После замолкшего прежнего страшного гула орудий над городом казалась тишина, прерываемая только как бы распространенным по всему городу шелестом шагов, стонов, дальних криков и треска пожаров. Стоны кухарки теперь затихли. С двух сторон поднимались и расходились черные клубы дыма от пожаров. На улице не рядами, а как муравьи из разоренной кочки, в разных мундирах и в разных направлениях, проходили и пробегали солдаты. В глазах Алпатыча несколько из них забежали на двор Ферапонтова. Алпатыч вышел к воротам. Какой то полк, теснясь и спеша, запрудил улицу, идя назад.
– Сдают город, уезжайте, уезжайте, – сказал ему заметивший его фигуру офицер и тут же обратился с криком к солдатам:
– Я вам дам по дворам бегать! – крикнул он.
Алпатыч вернулся в избу и, кликнув кучера, велел ему выезжать. Вслед за Алпатычем и за кучером вышли и все домочадцы Ферапонтова. Увидав дым и даже огни пожаров, видневшиеся теперь в начинавшихся сумерках, бабы, до тех пор молчавшие, вдруг заголосили, глядя на пожары. Как бы вторя им, послышались такие же плачи на других концах улицы. Алпатыч с кучером трясущимися руками расправлял запутавшиеся вожжи и постромки лошадей под навесом.
Когда Алпатыч выезжал из ворот, он увидал, как в отпертой лавке Ферапонтова человек десять солдат с громким говором насыпали мешки и ранцы пшеничной мукой и подсолнухами. В то же время, возвращаясь с улицы в лавку, вошел Ферапонтов. Увидав солдат, он хотел крикнуть что то, но вдруг остановился и, схватившись за волоса, захохотал рыдающим хохотом.
– Тащи всё, ребята! Не доставайся дьяволам! – закричал он, сам хватая мешки и выкидывая их на улицу. Некоторые солдаты, испугавшись, выбежали, некоторые продолжали насыпать. Увидав Алпатыча, Ферапонтов обратился к нему.
– Решилась! Расея! – крикнул он. – Алпатыч! решилась! Сам запалю. Решилась… – Ферапонтов побежал на двор.
По улице, запружая ее всю, непрерывно шли солдаты, так что Алпатыч не мог проехать и должен был дожидаться. Хозяйка Ферапонтова с детьми сидела также на телеге, ожидая того, чтобы можно было выехать.
Была уже совсем ночь. На небе были звезды и светился изредка застилаемый дымом молодой месяц. На спуске к Днепру повозки Алпатыча и хозяйки, медленно двигавшиеся в рядах солдат и других экипажей, должны были остановиться. Недалеко от перекрестка, у которого остановились повозки, в переулке, горели дом и лавки. Пожар уже догорал. Пламя то замирало и терялось в черном дыме, то вдруг вспыхивало ярко, до странности отчетливо освещая лица столпившихся людей, стоявших на перекрестке. Перед пожаром мелькали черные фигуры людей, и из за неумолкаемого треска огня слышались говор и крики. Алпатыч, слезший с повозки, видя, что повозку его еще не скоро пропустят, повернулся в переулок посмотреть пожар. Солдаты шныряли беспрестанно взад и вперед мимо пожара, и Алпатыч видел, как два солдата и с ними какой то человек во фризовой шинели тащили из пожара через улицу на соседний двор горевшие бревна; другие несли охапки сена.
Алпатыч подошел к большой толпе людей, стоявших против горевшего полным огнем высокого амбара. Стены были все в огне, задняя завалилась, крыша тесовая обрушилась, балки пылали. Очевидно, толпа ожидала той минуты, когда завалится крыша. Этого же ожидал Алпатыч.
– Алпатыч! – вдруг окликнул старика чей то знакомый голос.
– Батюшка, ваше сиятельство, – отвечал Алпатыч, мгновенно узнав голос своего молодого князя.
Князь Андрей, в плаще, верхом на вороной лошади, стоял за толпой и смотрел на Алпатыча.
– Ты как здесь? – спросил он.
– Ваше… ваше сиятельство, – проговорил Алпатыч и зарыдал… – Ваше, ваше… или уж пропали мы? Отец…
– Как ты здесь? – повторил князь Андрей.
Пламя ярко вспыхнуло в эту минуту и осветило Алпатычу бледное и изнуренное лицо его молодого барина. Алпатыч рассказал, как он был послан и как насилу мог уехать.
– Что же, ваше сиятельство, или мы пропали? – спросил он опять.
Князь Андрей, не отвечая, достал записную книжку и, приподняв колено, стал писать карандашом на вырванном листе. Он писал сестре:
«Смоленск сдают, – писал он, – Лысые Горы будут заняты неприятелем через неделю. Уезжайте сейчас в Москву. Отвечай мне тотчас, когда вы выедете, прислав нарочного в Усвяж».
Написав и передав листок Алпатычу, он на словах передал ему, как распорядиться отъездом князя, княжны и сына с учителем и как и куда ответить ему тотчас же. Еще не успел он окончить эти приказания, как верховой штабный начальник, сопутствуемый свитой, подскакал к нему.
– Вы полковник? – кричал штабный начальник, с немецким акцентом, знакомым князю Андрею голосом. – В вашем присутствии зажигают дома, а вы стоите? Что это значит такое? Вы ответите, – кричал Берг, который был теперь помощником начальника штаба левого фланга пехотных войск первой армии, – место весьма приятное и на виду, как говорил Берг.
Князь Андрей посмотрел на него и, не отвечая, продолжал, обращаясь к Алпатычу:
– Так скажи, что до десятого числа жду ответа, а ежели десятого не получу известия, что все уехали, я сам должен буду все бросить и ехать в Лысые Горы.
– Я, князь, только потому говорю, – сказал Берг, узнав князя Андрея, – что я должен исполнять приказания, потому что я всегда точно исполняю… Вы меня, пожалуйста, извините, – в чем то оправдывался Берг.
Что то затрещало в огне. Огонь притих на мгновенье; черные клубы дыма повалили из под крыши. Еще страшно затрещало что то в огне, и завалилось что то огромное.
– Урруру! – вторя завалившемуся потолку амбара, из которого несло запахом лепешек от сгоревшего хлеба, заревела толпа. Пламя вспыхнуло и осветило оживленно радостные и измученные лица людей, стоявших вокруг пожара.
Человек во фризовой шинели, подняв кверху руку, кричал:
– Важно! пошла драть! Ребята, важно!..
– Это сам хозяин, – послышались голоса.
– Так, так, – сказал князь Андрей, обращаясь к Алпатычу, – все передай, как я тебе говорил. – И, ни слова не отвечая Бергу, замолкшему подле него, тронул лошадь и поехал в переулок.


От Смоленска войска продолжали отступать. Неприятель шел вслед за ними. 10 го августа полк, которым командовал князь Андрей, проходил по большой дороге, мимо проспекта, ведущего в Лысые Горы. Жара и засуха стояли более трех недель. Каждый день по небу ходили курчавые облака, изредка заслоняя солнце; но к вечеру опять расчищало, и солнце садилось в буровато красную мглу. Только сильная роса ночью освежала землю. Остававшиеся на корню хлеба сгорали и высыпались. Болота пересохли. Скотина ревела от голода, не находя корма по сожженным солнцем лугам. Только по ночам и в лесах пока еще держалась роса, была прохлада. Но по дороге, по большой дороге, по которой шли войска, даже и ночью, даже и по лесам, не было этой прохлады. Роса не заметна была на песочной пыли дороги, встолченной больше чем на четверть аршина. Как только рассветало, начиналось движение. Обозы, артиллерия беззвучно шли по ступицу, а пехота по щиколку в мягкой, душной, не остывшей за ночь, жаркой пыли. Одна часть этой песочной пыли месилась ногами и колесами, другая поднималась и стояла облаком над войском, влипая в глаза, в волоса, в уши, в ноздри и, главное, в легкие людям и животным, двигавшимся по этой дороге. Чем выше поднималось солнце, тем выше поднималось облако пыли, и сквозь эту тонкую, жаркую пыль на солнце, не закрытое облаками, можно было смотреть простым глазом. Солнце представлялось большим багровым шаром. Ветра не было, и люди задыхались в этой неподвижной атмосфере. Люди шли, обвязавши носы и рты платками. Приходя к деревне, все бросалось к колодцам. Дрались за воду и выпивали ее до грязи.