Палермский камень

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Хсекиу»)
Перейти к: навигация, поиск


Пале́рмский ка́мень — один из семи фрагментов стелы из чёрного базальта, содержащей список египетских фараонов Древнего царства, начиная с Первой династии до первых представителей Пятой династии, и важных событий каждого года их царствования. Создан, вероятно, во времена Пятой династии (примерно 2392-2283 гг. до н.э.)[1]. Важнейший источник по истории Древнего царства. Хранится в Палермском региональном археологическом музее, с чем и связано его название.





История происхождения

Был приобретён приблизительно в 1859 году итальянцем Фердинандо Гаудиано или его отцом. Обстоятельства окружающие его открытие остаются невыясненными. Камень был пожертвован Археологическому музею в Палермо 19 октября 1877 года, где ему дали регистрационный номер 1028. В 1895 году этот музей хотел отдать Палермский камень в музей Каира в обмен на коллекцию египетских артефактов, но в связи с возросшим интересом к камню музей отклонил это предложение.

Первые исследования

Эдуар-Анри Навилль прокомментировал возможное происхождение, заметив частые ссылки на Гелиополь в летописи V династии, и предположил, что камень первоначально предназначался для храма Ра в Гелиополе. Палермский камень имеет размеры в высоту 43,5 см, и в ширину 25 см, толщина камня изменяется между 5,1 см и 6,5 см. Шефер в 1902 году назвал материал Палерского камня амфиболитом (роговым сланцем). Брэстед пришёл к заключению, что Палермский камень был вырезан из «того же самого чёрного камня, с идентичной характерной бороздчатостью на сломанной поверхности». Клагетт назвал камень «чёрным диоритом». На основе наблюдаемых различий в эпиграфике между лицевой и обратной сторонами Черезов в 1960 году предположил, что лицевая сторона Палермского камня была вырезана в IV династии, а обратная сторона несколько позднее, при V династии в царствование Нефериркара. Косвенно, Гардинер в 1961 году датировал летопись царствованием Ниусерра. Видеман в 1885 году датировал памятник началом VI династии.

Работы по изучению

В течение тридцати шести лет после того как был приобретён Палермский камень, его существование игнорировалось. В 1865 году семья Гаудиано разрешила сделать фотолитографию или оттиск надписей. Изображения надписей привлекли во внимание Эммануэля Руже, и он мимоходом упомянул Палермский камень в книге, изданной год спустя. Эти данные были отмечены Льеблейном в 1873 году и итальянцем Росси в 1878 году. Камень был впоследствии исследован двумя немецкими учёными Эйзенлором и Видеманом в 1885 году. Последний отметил имя фараона Хуни в летописи Нефериркара на обратной стороне, по ошибке думая, что Хуни было вторым именем фараона Нефериркара.

В 1895 году итальянский египтолог А. Пеллегрини опубликовал первую статью о камне в местном сицилийском археологическом журнале.

Первое монументальное исследование Палермского камня было издано в 1902 году немецким египтологом Генрихом Шефером.

Первый подробный комментарий относительно летописи, дополняющий работу Шефера, издан швейцарским египтологом Навиллем в 1903 году.

Немецкий учёный Курт Зете предпринял первую попытку восстановления длины Палермского камня, основанной на измерениях в разных регистрах и длины царствований, основанной на поздних списках царей и списках Манефона.

Немецкий учёный Эдуард Мейер занимался календарной и хронологической информацией.

Первый перевод Палермского камня на английский язык был выполнен только в 1906 году, американским египтологом Джеймсом Генри Брэстедом.

В обзорной статье английский учёный Ф. У. Рид в 1916 году сделал несколько дополнительных комментариев к Палермскому камню.

Джеймс Генри Брэстед полагал, что был Египет объединен в Преддинастическое время линией нижнеегипетских царей.

Советский египтолог Евгений Викентьевич Черезов в 1960 году сравнил иероглифы на обеих сторонах камня и высказал мнение, что лицевая и обратная сторона были написаны в разные времена разными писцами.

В 1961 году немецкий египтолог Вернер Кайзер предложил подробный анализ летописи и полную реконструкцию.

В короткой статье В. Хельк обратился к вероятной дате фрагментов летописи. Признавая, что никакого заключительного ответа не будет достигнуто, Хельк сделал утвердительный пример датированный XXV династией, цитируя как параллель с камнем Шабако (теология Мемфиса). Хельк размышлял, что камень летописи, возможно первоначально был написан с низу вверх или вниз с одной и другой стороны.

В Египетском музее находятся другие 5 камней этой летописи, известные как Каирские камни, и один обломок в Лондоне — Лондонский фрагмент.

Описание

Надписи состоят из прямоугольных отделений, и горизонтальных рядов или регистров. Ширина отделений показывает некоторое изменение в пределах регистра, и изменяется только между ними. Летопись IV и V династий характеризуется значительно большими и широкими отделениями и следовательно более обширными записями, чем летопись первых трёх династий. Отделения верхнего ряда показывают очень простые записи; каждый содержит имя фараона с сидящей ниже царской фигурой. В других регистрах правая сторона каждого отделения изгибается формой иероглифического знака "Год" (rnpt) и представляет год царствования фараона. В пределах каждого года делались записи основных событий. Другими словами, определённое отделение начинается на новый год.

Один ли это памятник?

Были дебаты о том, один ли это камень. Даресси отметил различную толщину Каирского фрагмента № 4 и маленьких знаков на его поверхности. Ф. Питри в письме отметил, что Каирский фрагмент № 1 и Палермский камень были вырезаны разными резаками. Сохранившиеся фрагменты летописи наверняка представляют собой более чем один летописный камень. Однако без подробного петрографического анализа всех шести фрагментов кажется маловероятным, что загадка будет решена однозначно к полному удовлетворению учёных.

Переводы на русский язык

  • Из древнеегипетских анналов (пер. И. С. Кацнельсона) // Хрестоматия по истории Древнего Мира. Т. 1. М., 1950. С. 30-32.
  • Древнеегипетская летопись («Палермский камень») (пер. Н. С. Петровского) // Хрестоматия по истории Древнего Востока. М., 1963. С. 14-26.

См. также

Напишите отзыв о статье "Палермский камень"

Ссылки

  • [www.catchpenny.org/thoth/Palermo/index.htm Фотографии Палермского камня и других летописных фрагментов Старого царства]
  • [www.egyptology.ru/thematic/bibl-literature.htm#old-annals Библиография русских работ о Палермском камне]

Литература

  • ROUSSEAU, Jean, A propos de la pierre de Palerme, DE 39 (1997), 81-84. (fig., tables).
  • IGNATJEVA, Lilia, New Data for Early Egyptian Chronology, DE 37 (1997), 11-22. (fig., tables).
  • PRUSAKOV, D.B., Ob odnoj "fikcii" Palermskogo kamnja, VDI 3 (218), 1996, 73-76, (fig.).
  • BAUD, Michel and Vassil DOBREV, De nouvelles annales de l'Ancien Empire égyptien. Une "Pierre de Palerme" pour la VIe dynastie, BIFAO 95 (1995), 23-92. (pl. incl. folding).
  • ALTENMÜLLER, Hartwig, Die "Abgaben" aus dem 2. Jahr des Userkaf, in: Gedenkschrift Barta, 37-48. (fig.).
  • HENFLING, Edwin, Nilflutnotation und Thronwechsel von König Semerchet zu König Qaa der I. Dynastie. Fragment Kairo I 3,9 des Annalensteins, in: Quaerentes scientiam. Festgabe Westendorf, 55-61. (table).
  • O'MARA, Patrick F., Historiographies (Ancient and Modern) of the Archaic Period. Part II: Resolving the Palermo Stone as a Rational Structure, DE 7 (1987), 37-49. (fig.).
  • HELCK, Wolfgang, Untersuchungen zur Thinitenzeit, Wiesbaden, Otto Harrassowitz, 1987 = Ägyptologische Abhandlungen, 45. (21 x 30 cm; VII, 289 p., fig. incl. folding, plan, maps).
  • O'MARA, Patrick F., The Chronology of the Palermo and Turin Canons, La Canada, California, Paulette Publishing Co., [1980] (20.4 x 26.1 cm; VII + 160 p., 9 fig., 23 tables) = Studies in the Structural Archaeology of Ancient Egypt, 2.
  • O'MARA, Patrick F., The Palermo Stone and the Archaic Kings of Egypt, La Canada, Calif., Paulette Publishing Co., [1979] (20.4 x 26.1 cm; XVII + 208 p., 49 fig., 9 tables, 1 diagram) = Studies in the Structural Archaeology of Ancient Egypt, [1].
  • HELCK, Wolfgang, Bemerkungen zum Annalenstein, MDAIK 30 (1974), 31-35.
  • SCHOTT, Siegfried, "Jahr 15" am Rande einer Inventartafel aus Heliopolis. Zur Jahreszählung altägyptischer Annalen, Festschrift Ricke 65-73.
  • ROUSSEAU-LIESSENS, A., Le dossier secret du Nil et la Pierre de Palerme, Bruxelles, Vromant, [1970] (13.1 x 18.5 cm; 96 p., 1 map, 17 ill., 8 fig.).
  • GIUSTOLISI, Vittorio, La "Pietra di Palermo" e la cronologia dell'Antico Regno, Sicilia archeologica. Rassegna periodica di studi, notizie e documentazione a cura dell'Ente Provinciale per il Turismo di Trapani, Anno Secondo 5 (Mars 1969), 38-55.
  • GIUSTOLISI, Vittorio, La "Pietra di Palermo" e la cronologia dell' Antico Regno, Sicilia archeologica. Rassegna periodica di studi, notizie et documentazione a cura dell'Ente Provinciale per il Turismo di Trapani, Anno primo 4 (Dicembre 1968), 5-14.
  • de CENIVAL, Jean-Louis, Un nouveau fragment de la Pierre de Palerme, BSFE No. 44 (Décembre 1965), 13-17 (1 fig.).
  • Drevnejšaja letopis' "Palermskij kamen'" i dokumenty Drevnego carstva Egipta, in: Drevnij Egipet [1960], 261-272.
  • GODRON, Gérard, Quel est le lieu de provenance de la "Pierre de Palerme"?, CdE XXVII, N° 53 (1952), 17-22.
  • Read, Frederick William: Nouvelles remarques sur la pierre de Palerme. - In: BIFAO 12 (1916) 215-222
  • Daressy, Georges: La pierre de Palerme et la chronologie de l'Ancien Empire. - In: BIFAO 12 (1916) 161-214
  • Gauthier, Henri: Quatre nouveaux fragments de la pierre de Palerme. - In: Le Musée égyptien / publ. par G. Maspero. T. 3. - Le Caire : Impr. de l'IFAO, 1915. - S. 29-53, 8 Taf.
  • Newberry, Percy Edward: King Udy-mu (Den) and the Palermo stone / Percy E. Newberry ; G. A. Wainwright. - In: AE (1914) 148-155
  • Maspero, Gaston: Le protocole royal des Thinites sur la pierre de Palerme. - In: RecTrav 36 (1914) 152
  • Hertz, Amélia: Einige Bemerkungen über den Thronwechsel im Alten Reich wie er auf dem Stein von Palermo dargestellt ist / Amélie Hertz. - In: RecTrav 36 (1914) 101-103
  • Gauthier, Henri: Quatre fragments nouveaux de la pierre de Palérme au Musée du Caire. - In: CRAIBL (1914) 489-496, 1 Taf.
  • Bauer, Adolf: Damnatio memoriae auf dem "Stein von Palermo". - In: Klio 8 (1908) 69-72
  • Naville, Édouard: La pierre de Palerme. - In: Verhandlungen des XIII. Internationalen Orientalisten-Kongresses, Hamburg, September 1902. - Leiden : Brill, 1904. - S. 326-327 ; 8º
  • Naville, Édouard: La pierre de Palerme. - In: RecTrav 25 (1903) 64-81, 2 Taf.
  1. Dodson, Aidan (2004) The Complete Royal Families of Ancient Egypt, p.62. Thames & Hudson, ISBN 0-500-05128-3.

Отрывок, характеризующий Палермский камень

– Берись по двое! рочаг подавай сюда! вот так то. Куда лезешь то?
– Ну, разом… Да стой, ребята!.. С накрика!
Все замолкли, и негромкий, бархатно приятный голос запел песню. В конце третьей строфы, враз с окончанием последнего звука, двадцать голосов дружно вскрикнули: «Уууу! Идет! Разом! Навались, детки!..» Но, несмотря на дружные усилия, плетень мало тронулся, и в установившемся молчании слышалось тяжелое пыхтенье.
– Эй вы, шестой роты! Черти, дьяволы! Подсоби… тоже мы пригодимся.
Шестой роты человек двадцать, шедшие в деревню, присоединились к тащившим; и плетень, саженей в пять длины и в сажень ширины, изогнувшись, надавя и режа плечи пыхтевших солдат, двинулся вперед по улице деревни.
– Иди, что ли… Падай, эка… Чего стал? То то… Веселые, безобразные ругательства не замолкали.
– Вы чего? – вдруг послышался начальственный голос солдата, набежавшего на несущих.
– Господа тут; в избе сам анарал, а вы, черти, дьяволы, матершинники. Я вас! – крикнул фельдфебель и с размаху ударил в спину первого подвернувшегося солдата. – Разве тихо нельзя?
Солдаты замолкли. Солдат, которого ударил фельдфебель, стал, покряхтывая, обтирать лицо, которое он в кровь разодрал, наткнувшись на плетень.
– Вишь, черт, дерется как! Аж всю морду раскровянил, – сказал он робким шепотом, когда отошел фельдфебель.
– Али не любишь? – сказал смеющийся голос; и, умеряя звуки голосов, солдаты пошли дальше. Выбравшись за деревню, они опять заговорили так же громко, пересыпая разговор теми же бесцельными ругательствами.
В избе, мимо которой проходили солдаты, собралось высшее начальство, и за чаем шел оживленный разговор о прошедшем дне и предполагаемых маневрах будущего. Предполагалось сделать фланговый марш влево, отрезать вице короля и захватить его.
Когда солдаты притащили плетень, уже с разных сторон разгорались костры кухонь. Трещали дрова, таял снег, и черные тени солдат туда и сюда сновали по всему занятому, притоптанному в снегу, пространству.
Топоры, тесаки работали со всех сторон. Все делалось без всякого приказания. Тащились дрова про запас ночи, пригораживались шалашики начальству, варились котелки, справлялись ружья и амуниция.
Притащенный плетень осьмою ротой поставлен полукругом со стороны севера, подперт сошками, и перед ним разложен костер. Пробили зарю, сделали расчет, поужинали и разместились на ночь у костров – кто чиня обувь, кто куря трубку, кто, донага раздетый, выпаривая вшей.


Казалось бы, что в тех, почти невообразимо тяжелых условиях существования, в которых находились в то время русские солдаты, – без теплых сапог, без полушубков, без крыши над головой, в снегу при 18° мороза, без полного даже количества провианта, не всегда поспевавшего за армией, – казалось, солдаты должны бы были представлять самое печальное и унылое зрелище.
Напротив, никогда, в самых лучших материальных условиях, войско не представляло более веселого, оживленного зрелища. Это происходило оттого, что каждый день выбрасывалось из войска все то, что начинало унывать или слабеть. Все, что было физически и нравственно слабого, давно уже осталось назади: оставался один цвет войска – по силе духа и тела.
К осьмой роте, пригородившей плетень, собралось больше всего народа. Два фельдфебеля присели к ним, и костер их пылал ярче других. Они требовали за право сиденья под плетнем приношения дров.
– Эй, Макеев, что ж ты …. запропал или тебя волки съели? Неси дров то, – кричал один краснорожий рыжий солдат, щурившийся и мигавший от дыма, но не отодвигавшийся от огня. – Поди хоть ты, ворона, неси дров, – обратился этот солдат к другому. Рыжий был не унтер офицер и не ефрейтор, но был здоровый солдат, и потому повелевал теми, которые были слабее его. Худенький, маленький, с вострым носиком солдат, которого назвали вороной, покорно встал и пошел было исполнять приказание, но в это время в свет костра вступила уже тонкая красивая фигура молодого солдата, несшего беремя дров.
– Давай сюда. Во важно то!
Дрова наломали, надавили, поддули ртами и полами шинелей, и пламя зашипело и затрещало. Солдаты, придвинувшись, закурили трубки. Молодой, красивый солдат, который притащил дрова, подперся руками в бока и стал быстро и ловко топотать озябшими ногами на месте.
– Ах, маменька, холодная роса, да хороша, да в мушкатера… – припевал он, как будто икая на каждом слоге песни.
– Эй, подметки отлетят! – крикнул рыжий, заметив, что у плясуна болталась подметка. – Экой яд плясать!
Плясун остановился, оторвал болтавшуюся кожу и бросил в огонь.
– И то, брат, – сказал он; и, сев, достал из ранца обрывок французского синего сукна и стал обвертывать им ногу. – С пару зашлись, – прибавил он, вытягивая ноги к огню.
– Скоро новые отпустят. Говорят, перебьем до копца, тогда всем по двойному товару.
– А вишь, сукин сын Петров, отстал таки, – сказал фельдфебель.
– Я его давно замечал, – сказал другой.
– Да что, солдатенок…
– А в третьей роте, сказывали, за вчерашний день девять человек недосчитали.
– Да, вот суди, как ноги зазнобишь, куда пойдешь?
– Э, пустое болтать! – сказал фельдфебель.
– Али и тебе хочется того же? – сказал старый солдат, с упреком обращаясь к тому, который сказал, что ноги зазнобил.
– А ты что же думаешь? – вдруг приподнявшись из за костра, пискливым и дрожащим голосом заговорил востроносенький солдат, которого называли ворона. – Кто гладок, так похудает, а худому смерть. Вот хоть бы я. Мочи моей нет, – сказал он вдруг решительно, обращаясь к фельдфебелю, – вели в госпиталь отослать, ломота одолела; а то все одно отстанешь…
– Ну буде, буде, – спокойно сказал фельдфебель. Солдатик замолчал, и разговор продолжался.
– Нынче мало ли французов этих побрали; а сапог, прямо сказать, ни на одном настоящих нет, так, одна названье, – начал один из солдат новый разговор.
– Всё казаки поразули. Чистили для полковника избу, выносили их. Жалости смотреть, ребята, – сказал плясун. – Разворочали их: так живой один, веришь ли, лопочет что то по своему.
– А чистый народ, ребята, – сказал первый. – Белый, вот как береза белый, и бравые есть, скажи, благородные.
– А ты думаешь как? У него от всех званий набраны.
– А ничего не знают по нашему, – с улыбкой недоумения сказал плясун. – Я ему говорю: «Чьей короны?», а он свое лопочет. Чудесный народ!
– Ведь то мудрено, братцы мои, – продолжал тот, который удивлялся их белизне, – сказывали мужики под Можайским, как стали убирать битых, где страженья то была, так ведь что, говорит, почитай месяц лежали мертвые ихние то. Что ж, говорит, лежит, говорит, ихний то, как бумага белый, чистый, ни синь пороха не пахнет.
– Что ж, от холода, что ль? – спросил один.
– Эка ты умный! От холода! Жарко ведь было. Кабы от стужи, так и наши бы тоже не протухли. А то, говорит, подойдешь к нашему, весь, говорит, прогнил в червях. Так, говорит, платками обвяжемся, да, отворотя морду, и тащим; мочи нет. А ихний, говорит, как бумага белый; ни синь пороха не пахнет.
Все помолчали.
– Должно, от пищи, – сказал фельдфебель, – господскую пищу жрали.
Никто не возражал.
– Сказывал мужик то этот, под Можайским, где страженья то была, их с десяти деревень согнали, двадцать дён возили, не свозили всех, мертвых то. Волков этих что, говорит…
– Та страженья была настоящая, – сказал старый солдат. – Только и было чем помянуть; а то всё после того… Так, только народу мученье.
– И то, дядюшка. Позавчера набежали мы, так куда те, до себя не допущают. Живо ружья покидали. На коленки. Пардон – говорит. Так, только пример один. Сказывали, самого Полиона то Платов два раза брал. Слова не знает. Возьмет возьмет: вот на те, в руках прикинется птицей, улетит, да и улетит. И убить тоже нет положенья.
– Эка врать здоров ты, Киселев, посмотрю я на тебя.
– Какое врать, правда истинная.
– А кабы на мой обычай, я бы его, изловимши, да в землю бы закопал. Да осиновым колом. А то что народу загубил.
– Все одно конец сделаем, не будет ходить, – зевая, сказал старый солдат.
Разговор замолк, солдаты стали укладываться.
– Вишь, звезды то, страсть, так и горят! Скажи, бабы холсты разложили, – сказал солдат, любуясь на Млечный Путь.
– Это, ребята, к урожайному году.
– Дровец то еще надо будет.
– Спину погреешь, а брюха замерзла. Вот чуда.
– О, господи!
– Что толкаешься то, – про тебя одного огонь, что ли? Вишь… развалился.
Из за устанавливающегося молчания послышался храп некоторых заснувших; остальные поворачивались и грелись, изредка переговариваясь. От дальнего, шагов за сто, костра послышался дружный, веселый хохот.
– Вишь, грохочат в пятой роте, – сказал один солдат. – И народу что – страсть!
Один солдат поднялся и пошел к пятой роте.
– То то смеху, – сказал он, возвращаясь. – Два хранцуза пристали. Один мерзлый вовсе, а другой такой куражный, бяда! Песни играет.