Хуана-Мария
| Хуана-Мария | |
| Juana Maria | |
 Вероятная фотография Хуаны-Марии[~ 1] | |
| Дата рождения: |
до 1811 |
|---|---|
| Место рождения: | |
| Дата смерти: | |
| Место смерти: |
Миссия Санта-Барбары |
Хуана-Мария (исп. Juana Marie, умерла 19 октября 1853) — более известная в истории как Одинокая женщина с острова Сан-Николас (её индейское имя неизвестно), последняя представительница индейского племени николеньо. Она жила в одиночестве на Сан-Николасе у побережья Калифорнии с 1835 по 1853 годы. На основе её истории американский детский писатель Скотт О’Делл написал повесть «Остров голубых дельфинов».
Содержание
Биография
В 1814 году группа алеутских охотников на выдр из Российско-американской компании перебила большинство жителей Сан-Николаса после того, как один островитянин был обвинён в убийстве охотника[2]. В результате, к 1835 году индейское население острова, некогда доходившее до 300 человек, сократилось до менее чем 20.
Узнав о бедственном положении племени, католическая миссия Санта-Барбары снарядила спасательную экспедицию. Шхуна «Peor es Nada» под командованием Чарльза Хаббарда отплыла из Монтерея к Сан-Николасу в конце ноября 1835 года. Прибыв на остров, люди Хаббарда собрали индейцев на берегу и перевезли их на борт. Хуаны-Марии, однако, среди них не было, шхуна была вынуждена поспешно отплыть от острова из-за сильной бури, оставив женщину на берегу. Позднее появилась более романтическая версия, согласно которой Хуана-Мария бросилась за борт и доплыла до острова, когда узнала, что там забыли её ребёнка[3].
Хаббард высадил островитян в бухте Сан-Педро, после чего многие из них предпочли поселиться в миссии Сан-Габриэль. Среди них был высокий уровень смертности, так как индейцы не имели иммунитета к заболеваниям из Старого Света. Чёрный Ястреб, последний мужчина николеньо, по имеющимся данным, ослеп вскоре после этого и утонул, упав с крутого берега. Хаббард был не в состоянии сразу же вернуться за Хуаной-Марией, так как ему пришлось отправиться в грузовой рейс, а примерно через месяц «Peor es Nada» потерпела крушение у входа в залив Сан-Франциско. Отсутствие других доступных судов в середине 1830-х годов привело к задержке дальнейших попыток спасения.
Обнаружил её уже 18 лет спустя охотник на пушных зверей из Санта-Барбары Джордж Нидевер. До этого он уже дважды предпринимал попытки найти её, лишь в третий раз, осенью 1853 года, один из людей Нидевера обнаружил человеческие следы на пляже и куски тюленьего жира, оставленные сушиться[4]. Вскоре нашли и саму женщину, которая жила в грубой хижине, частично построенной из китовых костей[5]. Одеждой ей служила юбка из зелёных бакланьих перьев. Предположительно, она также жила в пещере неподалёку[6].
Впоследствии Хуана-Мария была доставлена в миссию Санта-Барбары, однако её языка никто не понимал, так как все её соплеменники уже умерли. Ей было разрешено жить у Нидевера, который описывал её как «женщину среднего роста, но довольно толстую. Ей было примерно 50 лет, но она по-прежнему оставалась крепкой и энергичной. У неё было приятное лицо, когда она улыбалась. Зубы сохранились все, но были изношены до дёсен»[7]. Всего на материке Хуана-Мария прожила семь недель, пока не умерла или от избыточного увлечения непривычной пищей, или от дизентерии[7]. Перед смертью отец Санчес крестил её и дал испанское имя Хуана-Мария[8]. Она была похоронена в безымянной могиле на семейном участке Нидеверов на кладбище миссии Санта-Барбары. В 1928 году её мемориальная доска была размещена там организацией Дочерей американской революции.
Наследие
Детская книга «Остров голубых дельфинов» Скотта О’Делла во многом основывается на истории Хуаны-Марии. Главная героиня романа, Карана, переживает многие из испытаний, с которыми должна была столкнуться Хуана-Мария, оставшаяся в одиночестве на Сан-Николасе. В 1964 вышла экранизация книги, в которой Карану сыграла американская актриса Селия Кей.
Напишите отзыв о статье "Хуана-Мария"
Комментарии
Примечания
- ↑ J. Gliozzo, M. Graham, Y. Kobayashi. [score.rims.k12.ca.us/score_lessons/dolphin/teacher/karanapic.shtml Island of the Blue Dolphins] (англ.). Schools of California Online Resources for Education. Проверено 24 октября 2014.
- ↑ S. L. Morris, G. J. Farris, S. J. Schwartz, I. V. L. Wender, B. Dralyuk (2013). «Murder, massacre, and mayhem on the California Coast, 1814–1815: Newly translated Russian American Company documents reveal company concern over violent clashes». Journal of California and Great Basin Anthropology 34 (1).
- ↑ Joe Robinson. [www.latimes.com/style/la-os-island15jun15-story.html#page=1 Marooned] (англ.). Los Angeles Times (15.06.2004). Проверено 18 октября 2014.
- ↑ Steven J. Schwartz. [iws.org/CISProceedings/6th_CIS_Proceedings/Schwartz.pdf Some observations on the material culture of the Nicoleño] (англ.). Proceedings of the Sixth California Island Symposium (Arcata, CA: Institute for Wildlife Studies) (2005). Проверено 18 октября 2014.
- ↑ Ron Morgan. [escholarship.org/uc/item/48z0m0t6 An account of the discovery of a whale-bone house on San Nicolas Island] (англ.). Journal of California and Great Basin Anthropology (1979). Проверено 18 октября 2014.
- ↑ Александр Федоров. [www.km.ru/science-tech/2012/11/07/issledovaniya-rossiiskikh-i-zarubezhnykh-uchenykh/696759-uchenye-nashli-pesh Ученые нашли пещеру из книги «Остров голубых дельфинов»]. KM.RU (07.11.2012). Проверено 18 октября 2014.
- ↑ 1 2 Nidever, G.; Ellison, W. H., eds. (1984). The life and adventures of George Nidever, 1802—1883. Santa Barbara, CA: Mcnally & Loftin. ISBN 0-87461-058-3.
- ↑ Emma C. Hardacre. [www.unz.org/Pub/Century-1880sep-00657?View=PDF Eighteen years alone: A tale of the Pacific] (англ.) 657-663. Scribner's Monthly: an Illustrated Magazine for the People (09.1880). Проверено 18 октября 2014.
Отрывок, характеризующий Хуана-Мария
Илья Андреич был немножко красен от вина и езды; глаза его, подернутые влагой, особенно блестели, и он, укутанный в шубку, сидя на седле, имел вид ребенка, которого собрали гулять. Худой, со втянутыми щеками Чекмарь, устроившись с своими делами, поглядывал на барина, с которым он жил 30 лет душа в душу, и, понимая его приятное расположение духа, ждал приятного разговора. Еще третье лицо подъехало осторожно (видно, уже оно было учено) из за леса и остановилось позади графа. Лицо это был старик в седой бороде, в женском капоте и высоком колпаке. Это был шут Настасья Ивановна.– Ну, Настасья Ивановна, – подмигивая ему, шопотом сказал граф, – ты только оттопай зверя, тебе Данило задаст.
– Я сам… с усам, – сказал Настасья Ивановна.
– Шшшш! – зашикал граф и обратился к Семену.
– Наталью Ильиничну видел? – спросил он у Семена. – Где она?
– Они с Петром Ильичем от Жаровых бурьяно встали, – отвечал Семен улыбаясь. – Тоже дамы, а охоту большую имеют.
– А ты удивляешься, Семен, как она ездит… а? – сказал граф, хоть бы мужчине в пору!
– Как не дивиться? Смело, ловко.
– А Николаша где? Над Лядовским верхом что ль? – всё шопотом спрашивал граф.
– Так точно с. Уж они знают, где стать. Так тонко езду знают, что мы с Данилой другой раз диву даемся, – говорил Семен, зная, чем угодить барину.
– Хорошо ездит, а? А на коне то каков, а?
– Картину писать! Как намеднись из Заварзинских бурьянов помкнули лису. Они перескакивать стали, от уймища, страсть – лошадь тысяча рублей, а седоку цены нет. Да уж такого молодца поискать!
– Поискать… – повторил граф, видимо сожалея, что кончилась так скоро речь Семена. – Поискать? – сказал он, отворачивая полы шубки и доставая табакерку.
– Намедни как от обедни во всей регалии вышли, так Михаил то Сидорыч… – Семен не договорил, услыхав ясно раздававшийся в тихом воздухе гон с подвыванием не более двух или трех гончих. Он, наклонив голову, прислушался и молча погрозился барину. – На выводок натекли… – прошептал он, прямо на Лядовской повели.
Граф, забыв стереть улыбку с лица, смотрел перед собой вдаль по перемычке и, не нюхая, держал в руке табакерку. Вслед за лаем собак послышался голос по волку, поданный в басистый рог Данилы; стая присоединилась к первым трем собакам и слышно было, как заревели с заливом голоса гончих, с тем особенным подвыванием, которое служило признаком гона по волку. Доезжачие уже не порскали, а улюлюкали, и из за всех голосов выступал голос Данилы, то басистый, то пронзительно тонкий. Голос Данилы, казалось, наполнял весь лес, выходил из за леса и звучал далеко в поле.
Прислушавшись несколько секунд молча, граф и его стремянной убедились, что гончие разбились на две стаи: одна большая, ревевшая особенно горячо, стала удаляться, другая часть стаи понеслась вдоль по лесу мимо графа, и при этой стае было слышно улюлюканье Данилы. Оба эти гона сливались, переливались, но оба удалялись. Семен вздохнул и нагнулся, чтоб оправить сворку, в которой запутался молодой кобель; граф тоже вздохнул и, заметив в своей руке табакерку, открыл ее и достал щепоть. «Назад!» крикнул Семен на кобеля, который выступил за опушку. Граф вздрогнул и уронил табакерку. Настасья Ивановна слез и стал поднимать ее.
Граф и Семен смотрели на него. Вдруг, как это часто бывает, звук гона мгновенно приблизился, как будто вот, вот перед ними самими были лающие рты собак и улюлюканье Данилы.
Граф оглянулся и направо увидал Митьку, который выкатывавшимися глазами смотрел на графа и, подняв шапку, указывал ему вперед, на другую сторону.
– Береги! – закричал он таким голосом, что видно было, что это слово давно уже мучительно просилось у него наружу. И поскакал, выпустив собак, по направлению к графу.
Граф и Семен выскакали из опушки и налево от себя увидали волка, который, мягко переваливаясь, тихим скоком подскакивал левее их к той самой опушке, у которой они стояли. Злобные собаки визгнули и, сорвавшись со свор, понеслись к волку мимо ног лошадей.
Волк приостановил бег, неловко, как больной жабой, повернул свою лобастую голову к собакам, и также мягко переваливаясь прыгнул раз, другой и, мотнув поленом (хвостом), скрылся в опушку. В ту же минуту из противоположной опушки с ревом, похожим на плач, растерянно выскочила одна, другая, третья гончая, и вся стая понеслась по полю, по тому самому месту, где пролез (пробежал) волк. Вслед за гончими расступились кусты орешника и показалась бурая, почерневшая от поту лошадь Данилы. На длинной спине ее комочком, валясь вперед, сидел Данила без шапки с седыми, встрепанными волосами над красным, потным лицом.
– Улюлюлю, улюлю!… – кричал он. Когда он увидал графа, в глазах его сверкнула молния.
– Ж… – крикнул он, грозясь поднятым арапником на графа.
– Про…ли волка то!… охотники! – И как бы не удостоивая сконфуженного, испуганного графа дальнейшим разговором, он со всей злобой, приготовленной на графа, ударил по ввалившимся мокрым бокам бурого мерина и понесся за гончими. Граф, как наказанный, стоял оглядываясь и стараясь улыбкой вызвать в Семене сожаление к своему положению. Но Семена уже не было: он, в объезд по кустам, заскакивал волка от засеки. С двух сторон также перескакивали зверя борзятники. Но волк пошел кустами и ни один охотник не перехватил его.
Николай Ростов между тем стоял на своем месте, ожидая зверя. По приближению и отдалению гона, по звукам голосов известных ему собак, по приближению, отдалению и возвышению голосов доезжачих, он чувствовал то, что совершалось в острове. Он знал, что в острове были прибылые (молодые) и матерые (старые) волки; он знал, что гончие разбились на две стаи, что где нибудь травили, и что что нибудь случилось неблагополучное. Он всякую секунду на свою сторону ждал зверя. Он делал тысячи различных предположений о том, как и с какой стороны побежит зверь и как он будет травить его. Надежда сменялась отчаянием. Несколько раз он обращался к Богу с мольбою о том, чтобы волк вышел на него; он молился с тем страстным и совестливым чувством, с которым молятся люди в минуты сильного волнения, зависящего от ничтожной причины. «Ну, что Тебе стоит, говорил он Богу, – сделать это для меня! Знаю, что Ты велик, и что грех Тебя просить об этом; но ради Бога сделай, чтобы на меня вылез матерый, и чтобы Карай, на глазах „дядюшки“, который вон оттуда смотрит, влепился ему мертвой хваткой в горло». Тысячу раз в эти полчаса упорным, напряженным и беспокойным взглядом окидывал Ростов опушку лесов с двумя редкими дубами над осиновым подседом, и овраг с измытым краем, и шапку дядюшки, чуть видневшегося из за куста направо.
