Хуан, граф Барселонский

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Хуан Карлос Тереза Сильвестре Альфонсо де Бурбон и Баттенберг
Juan Carlos Teresa Silverio Alfonso de Borbón y Battenberg<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>

<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>

Граф Барселонский
1978 год — 1993 год
Предшественник: Карлос III
Претендент на испанский престол
1941 год — 1977 год
(под именем Хуан III)
Предшественник: Альфонсо XIII
 
Рождение: 20 июня 1913(1913-06-20)
Сан-Ильдефонсо
Смерть: 1 апреля 1993(1993-04-01) (79 лет)
Памплона
Место погребения: Эскориал
Династия: Испанские Бурбоны
Отец: Альфонсо XIII
Мать: Виктория Евгения Баттенбергская
Супруга: Мария де лас Мерседес Бурбон-Сицилийская
Дети: Пилар, Хуан Карлос I, Маргарита, Альфонсо
 
Награды:

Его Королевское Высочество Инфант дон Хуан Карлос Тереза Сильвестре Альфонсо де Бурбон и Баттенберг, граф Барселонский (исп. Su Alteza Real Infante Don Juan Carlos Teresa Silverio Alfonso de Borbón y Battenberg, Conde de Barcelona, 20 июня 1913, Сеговия, Испания — 1 апреля 1993, Памплона, Наварра, Испания) — испанский принц, претендент на престол, отец короля Хуана Карлоса I.





Биография

Третий сын короля Испании Альфонсо XIII и Виктории Евгении Баттенбергской, единственный здоровый сын этой четы.

В эмиграции

Покинул страну вместе с отцом в 1931 году. Служил в британском флоте. Перед смертью в 1941 году в Риме Альфонсо XIII отрёкся от престола в пользу Хуана, и ранее считавшегося престолонаследником (старшего сына-гемофилика Альфонсо уже не было в живых, кроме того, он отказался от своих прав, вступив в брак с простолюдинкой; второй сын, глухонемой дон Хайме, герцог Сеговийский, предпочёл считаться главой французского королевского дома). После этого Хуан, живший в Лозанне (Швейцария) и Эшториле (Португалия), был претендентом на испанский престол как «Хуан III» и выступал оппонентом режиму Франко.

В 1969 году Франсиско Франко объявил своим преемником сына Хуана, принца Хуана Карлоса, при живом отце. Это решение не было признано графом Барселонским и большинством королевских домов Европы, и после смерти Франко в 1975 году и вступления Хуана Карлоса I на престол дон Хуан продолжал не признавать сына королём.

Возвращение в Испанию

В 1977 году после отказа короля от преемственности режиму Франко граф Барселонский вернулся в Испанию, отказался от своих претензий и признал права сына, сохранив свой титул.

В 1978 году Король Испании присвоил ему звание почётного адмирала флота (исп. Almirante Honorario de la Armada)

С 4 декабря 1988 года — генерал-капитан флота.

Умер от рака лёгких в Памплоне. Похоронен в Эскориале, рядом с могилами испанских королей.

Семья

12 октября 1935 года сочетался браком с принцессой Марией де лас Мерседес де Бурбон и Орлеан. У супругов родилось четверо детей:

  1. Её Королевское Высочество Инфанта донья Пилар, герцогиня Бадахосская (р. 1936)
  2. Его Величество Король Испании дон Хуан Карлос I (р. 1938)
  3. Её Королевское Высочество Инфанта донья Маргарита, герцогиня Сория и Эрнани (р. 1939)
  4. Его Королевское Высочество Инфант дон Альфонсо (19411956), погиб в результате несчастного случая с оружием

Награды

Напишите отзыв о статье "Хуан, граф Барселонский"

Примечания

  1. [www.ordens.presidencia.pt/pdf/CondecoraçõesEstrangeiras_2007.pdf Иностранцы — кавалеры Португальских орденов] (порт.)

Ссылки

  • [www.cervantesvirtual.com/historia/monarquia/juan.shtml Биография на сайте cervantesvirtual.com] (исп.)
  • [public.genoom.com/trees/familia-real/juan-carlos/ Генеалогическое древо испанской королевской семьи] (исп.)

Отрывок, характеризующий Хуан, граф Барселонский

– Я не понимаю, маменька, какие его отношения к Пьеру? – спросил сын.
– Всё скажет завещание, мой друг; от него и наша судьба зависит…
– Но почему вы думаете, что он оставит что нибудь нам?
– Ах, мой друг! Он так богат, а мы так бедны!
– Ну, это еще недостаточная причина, маменька.
– Ах, Боже мой! Боже мой! Как он плох! – восклицала мать.


Когда Анна Михайловна уехала с сыном к графу Кириллу Владимировичу Безухому, графиня Ростова долго сидела одна, прикладывая платок к глазам. Наконец, она позвонила.
– Что вы, милая, – сказала она сердито девушке, которая заставила себя ждать несколько минут. – Не хотите служить, что ли? Так я вам найду место.
Графиня была расстроена горем и унизительною бедностью своей подруги и поэтому была не в духе, что выражалось у нее всегда наименованием горничной «милая» и «вы».
– Виновата с, – сказала горничная.
– Попросите ко мне графа.
Граф, переваливаясь, подошел к жене с несколько виноватым видом, как и всегда.
– Ну, графинюшка! Какое saute au madere [сотэ на мадере] из рябчиков будет, ma chere! Я попробовал; не даром я за Тараску тысячу рублей дал. Стоит!
Он сел подле жены, облокотив молодецки руки на колена и взъерошивая седые волосы.
– Что прикажете, графинюшка?
– Вот что, мой друг, – что это у тебя запачкано здесь? – сказала она, указывая на жилет. – Это сотэ, верно, – прибавила она улыбаясь. – Вот что, граф: мне денег нужно.
Лицо ее стало печально.
– Ах, графинюшка!…
И граф засуетился, доставая бумажник.
– Мне много надо, граф, мне пятьсот рублей надо.
И она, достав батистовый платок, терла им жилет мужа.
– Сейчас, сейчас. Эй, кто там? – крикнул он таким голосом, каким кричат только люди, уверенные, что те, кого они кличут, стремглав бросятся на их зов. – Послать ко мне Митеньку!
Митенька, тот дворянский сын, воспитанный у графа, который теперь заведывал всеми его делами, тихими шагами вошел в комнату.
– Вот что, мой милый, – сказал граф вошедшему почтительному молодому человеку. – Принеси ты мне… – он задумался. – Да, 700 рублей, да. Да смотри, таких рваных и грязных, как тот раз, не приноси, а хороших, для графини.
– Да, Митенька, пожалуйста, чтоб чистенькие, – сказала графиня, грустно вздыхая.
– Ваше сиятельство, когда прикажете доставить? – сказал Митенька. – Изволите знать, что… Впрочем, не извольте беспокоиться, – прибавил он, заметив, как граф уже начал тяжело и часто дышать, что всегда было признаком начинавшегося гнева. – Я было и запамятовал… Сию минуту прикажете доставить?
– Да, да, то то, принеси. Вот графине отдай.
– Экое золото у меня этот Митенька, – прибавил граф улыбаясь, когда молодой человек вышел. – Нет того, чтобы нельзя. Я же этого терпеть не могу. Всё можно.
– Ах, деньги, граф, деньги, сколько от них горя на свете! – сказала графиня. – А эти деньги мне очень нужны.
– Вы, графинюшка, мотовка известная, – проговорил граф и, поцеловав у жены руку, ушел опять в кабинет.
Когда Анна Михайловна вернулась опять от Безухого, у графини лежали уже деньги, всё новенькими бумажками, под платком на столике, и Анна Михайловна заметила, что графиня чем то растревожена.
– Ну, что, мой друг? – спросила графиня.
– Ах, в каком он ужасном положении! Его узнать нельзя, он так плох, так плох; я минутку побыла и двух слов не сказала…
– Annette, ради Бога, не откажи мне, – сказала вдруг графиня, краснея, что так странно было при ее немолодом, худом и важном лице, доставая из под платка деньги.
Анна Михайловна мгновенно поняла, в чем дело, и уж нагнулась, чтобы в должную минуту ловко обнять графиню.
– Вот Борису от меня, на шитье мундира…
Анна Михайловна уж обнимала ее и плакала. Графиня плакала тоже. Плакали они о том, что они дружны; и о том, что они добры; и о том, что они, подруги молодости, заняты таким низким предметом – деньгами; и о том, что молодость их прошла… Но слезы обеих были приятны…


Графиня Ростова с дочерьми и уже с большим числом гостей сидела в гостиной. Граф провел гостей мужчин в кабинет, предлагая им свою охотницкую коллекцию турецких трубок. Изредка он выходил и спрашивал: не приехала ли? Ждали Марью Дмитриевну Ахросимову, прозванную в обществе le terrible dragon, [страшный дракон,] даму знаменитую не богатством, не почестями, но прямотой ума и откровенною простотой обращения. Марью Дмитриевну знала царская фамилия, знала вся Москва и весь Петербург, и оба города, удивляясь ей, втихомолку посмеивались над ее грубостью, рассказывали про нее анекдоты; тем не менее все без исключения уважали и боялись ее.
В кабинете, полном дыма, шел разговор о войне, которая была объявлена манифестом, о наборе. Манифеста еще никто не читал, но все знали о его появлении. Граф сидел на отоманке между двумя курившими и разговаривавшими соседями. Граф сам не курил и не говорил, а наклоняя голову, то на один бок, то на другой, с видимым удовольствием смотрел на куривших и слушал разговор двух соседей своих, которых он стравил между собой.
Один из говоривших был штатский, с морщинистым, желчным и бритым худым лицом, человек, уже приближавшийся к старости, хотя и одетый, как самый модный молодой человек; он сидел с ногами на отоманке с видом домашнего человека и, сбоку запустив себе далеко в рот янтарь, порывисто втягивал дым и жмурился. Это был старый холостяк Шиншин, двоюродный брат графини, злой язык, как про него говорили в московских гостиных. Он, казалось, снисходил до своего собеседника. Другой, свежий, розовый, гвардейский офицер, безупречно вымытый, застегнутый и причесанный, держал янтарь у середины рта и розовыми губами слегка вытягивал дымок, выпуская его колечками из красивого рта. Это был тот поручик Берг, офицер Семеновского полка, с которым Борис ехал вместе в полк и которым Наташа дразнила Веру, старшую графиню, называя Берга ее женихом. Граф сидел между ними и внимательно слушал. Самое приятное для графа занятие, за исключением игры в бостон, которую он очень любил, было положение слушающего, особенно когда ему удавалось стравить двух говорливых собеседников.