Агудело, Хуан

Хуан Агудело
Общая информация
Полное имя	Хуан Себастьян Агудело
Родился	23 ноября 1992(1992-11-23) (31 год) Манисалес, Колумбия
Гражданство	США Колумбия
Рост	185 см
Вес	83 кг
Позиция	нападающий
Информация о клубе
Клуб	Нью-Инглэнд Революшн
Номер	17
Карьера
Молодёжные клубы
2007—2010	Нью-Йорк Ред Буллз
Клубная карьера*
2010—2012	Нью-Йорк Ред Буллз	33 (6)
2012—2013	Чивас США	26 (5)
2013	Нью-Инглэнд Революшн	16 (5)
2014—2015	Сток Сити	0 (0)
2014	→  Утрехт	14 (3)
2015—н.в.	Нью-Инглэнд Революшн	55 (14)
Национальная сборная**
2008—2009	США (до 17)	16 (12)
2010	США (до 23)	8 (2)
2012	США (до 23)	2 (2)
2010—н.в.	США	21 (3)
Международные медали
Золотые кубки КОНКАКАФ
Серебро	США 2011
* Количество игр и голов за профессиональный клуб считается только для различных лиг национальных чемпионатов, откорректировано по состоянию на 3 октября 2016. ** Количество игр и голов за национальную сборную в официальных матчах, откорректировано по состоянию на 12 октября 2016.

Хуа́н Себастья́н Агуде́ло (англ. Juan Sebastián Agudelo; 23 ноября 1992, Манисалес, Колумбия) — американский футболист колумбийского происхождения, нападающий клуба «Нью-Инглэнд Революшн». Игрок сборной США.

Семья Агудело из Колумбии, они иммигрировали в США, когда Хуану было семь лет.

Клубная карьера

Агудело — воспитанник футбольной академии клуба «Нью-Йорк Ред Буллз». 27 апреля 2010 года в матче Кубка Ламара Ханта против «Филадельфии Юнион» Хуан дебютировал за команду. 9 октября в поединке против «Реал Солт-Лейк» он дебютировал в MLS. 20 марта 2011 года во встрече против «Сиэтл Саундерс» Хуан забил свой первый гол за команду.

В межсезонье в 2011 и 2012 году Агудело тренировался с немецким «Штутгартом» и английским «Ливерпулем» соответственно. В мае 2012 года Хуан перешёл в «Чивас США», в обмен на Хита Пирса. 20 мая в матче против «Лос-Анджелес Гэлакси» он дебютировал за новую команду. 10 марта 2013 года в поединке против «Далласа» Агудело забил свой первый гол за Чивас. В межсезонье Хуан тренировался в составе шотландского «Селтика» и английского «Вест Хэма».

7 мая 2013 года Агудело перешёл в «Нью-Инглэнд Революшн». 19 мая в матче против «Динамо Хьюстон» он дебютировал за новый клуб. Через неделю в поединке против «Торонто» Агудело забил свой первый гол за «Революшн».

Летом Хуан получил травму колена, которая оставила его вне игры на месяц. 9 августа английский «Сток Сити» объявил о предварительном подписании контракта с Агудело, согласно которому он перейдет в клуб в зимнее трансферное окно, 1 января 2014 года. Вскоре после перехода Хуан был отдан в аренду нидерландскому клубу «Утрехт». 25 января в матче против «Роды» он дебютировал в Эредивизи. 6 февраля в поединке против «Зволле» Хуан забил свой первый гол за «Утрехт». В 2014 году «Сток» разорвал контракт с Агудело. В начале 2015 года Хуан вернулся в США, подписав контракт со своим бывшим клубом «Нью-Инганд Революшн».

Международная карьера

В 2009 году в составе юношеской сборной США Агудело принял участие в юношеском чемпионате мира в Нигерии. На турнире он сыграл в матчах против команд ОАЭ и Италии.

17 ноября 2010 года в товарищеском матче против сборной ЮАР он дебютировал за сборную США. В этом же поединке Хуан забил свой дебютных гол за национальную команду, который стал победным.

В 2011 году он принял участие в Золотом кубке КОНКАКАФ, став его серебряным призёром. На турнире Агудело сыграл в матчах против команд Канады, Ямайки, Мексики и дважды Панамы.

Голы за сборную США

#	Дата	Место	Противник	Счёт	Результат	Соревнование
01.	17 ноября 2010	Стадион Кейптаун, Кейптаун, ЮАР	ЮАР	0:1	0:1	Товарищеский матч
02.	26 марта 2011	Метлайф, Ист-Ратерфорд, США	Аргентина	1:1	1:1	Товарищеский матч
03.	16 апреля 2015	Аламодом, Сан-Антонио, США	Мексика	2:0	2:0	Товарищеский матч

Достижения

Международные

США

• 2 Золотой кубок КОНКАКАФ — 2011

Ссылки

• [int.soccerway.com/players/juan-agudelo/103168 Профиль на сайте soccerway.com] (англ.)
• [www.sports.ru/tags/102875404/ Профиль на sports.ru]
• [www.mlssoccer.com/players/juan-agudelo MLS player profile]

Отрывок, характеризующий Агудело, Хуан

– Ну уж, вечно растеряет все, – сказала графиня. Наташа вошла с размягченным, взволнованным лицом и села, молча глядя на Пьера. Как только она вошла в комнату, лицо Пьера, до этого пасмурное, просияло, и он, продолжая отыскивать бумаги, несколько раз взглядывал на нее.
– Ей богу, я съезжу, я дома забыл. Непременно…
– Ну, к обеду опоздаете.
– Ах, и кучер уехал.
Но Соня, пошедшая в переднюю искать бумаги, нашла их в шляпе Пьера, куда он их старательно заложил за подкладку. Пьер было хотел читать.
– Нет, после обеда, – сказал старый граф, видимо, в этом чтении предвидевший большое удовольствие.
За обедом, за которым пили шампанское за здоровье нового Георгиевского кавалера, Шиншин рассказывал городские новости о болезни старой грузинской княгини, о том, что Метивье исчез из Москвы, и о том, что к Растопчину привели какого то немца и объявили ему, что это шампиньон (так рассказывал сам граф Растопчин), и как граф Растопчин велел шампиньона отпустить, сказав народу, что это не шампиньон, а просто старый гриб немец.
– Хватают, хватают, – сказал граф, – я графине и то говорю, чтобы поменьше говорила по французски. Теперь не время.
– А слышали? – сказал Шиншин. – Князь Голицын русского учителя взял, по русски учится – il commence a devenir dangereux de parler francais dans les rues. [становится опасным говорить по французски на улицах.]
– Ну что ж, граф Петр Кирилыч, как ополченье то собирать будут, и вам придется на коня? – сказал старый граф, обращаясь к Пьеру.
Пьер был молчалив и задумчив во все время этого обеда. Он, как бы не понимая, посмотрел на графа при этом обращении.
– Да, да, на войну, – сказал он, – нет! Какой я воин! А впрочем, все так странно, так странно! Да я и сам не понимаю. Я не знаю, я так далек от военных вкусов, но в теперешние времена никто за себя отвечать не может.
После обеда граф уселся покойно в кресло и с серьезным лицом попросил Соню, славившуюся мастерством чтения, читать.
– «Первопрестольной столице нашей Москве.
Неприятель вошел с великими силами в пределы России. Он идет разорять любезное наше отечество», – старательно читала Соня своим тоненьким голоском. Граф, закрыв глаза, слушал, порывисто вздыхая в некоторых местах.
Наташа сидела вытянувшись, испытующе и прямо глядя то на отца, то на Пьера.
Пьер чувствовал на себе ее взгляд и старался не оглядываться. Графиня неодобрительно и сердито покачивала головой против каждого торжественного выражения манифеста. Она во всех этих словах видела только то, что опасности, угрожающие ее сыну, еще не скоро прекратятся. Шиншин, сложив рот в насмешливую улыбку, очевидно приготовился насмехаться над тем, что первое представится для насмешки: над чтением Сони, над тем, что скажет граф, даже над самым воззванием, ежели не представится лучше предлога.
Прочтя об опасностях, угрожающих России, о надеждах, возлагаемых государем на Москву, и в особенности на знаменитое дворянство, Соня с дрожанием голоса, происходившим преимущественно от внимания, с которым ее слушали, прочла последние слова: «Мы не умедлим сами стать посреди народа своего в сей столице и в других государства нашего местах для совещания и руководствования всеми нашими ополчениями, как ныне преграждающими пути врагу, так и вновь устроенными на поражение оного, везде, где только появится. Да обратится погибель, в которую он мнит низринуть нас, на главу его, и освобожденная от рабства Европа да возвеличит имя России!»
– Вот это так! – вскрикнул граф, открывая мокрые глаза и несколько раз прерываясь от сопенья, как будто к носу ему подносили склянку с крепкой уксусной солью. – Только скажи государь, мы всем пожертвуем и ничего не пожалеем.
Шиншин еще не успел сказать приготовленную им шутку на патриотизм графа, как Наташа вскочила с своего места и подбежала к отцу.
– Что за прелесть, этот папа! – проговорила она, целуя его, и она опять взглянула на Пьера с тем бессознательным кокетством, которое вернулось к ней вместе с ее оживлением.
– Вот так патриотка! – сказал Шиншин.
– Совсем не патриотка, а просто… – обиженно отвечала Наташа. – Вам все смешно, а это совсем не шутка…
– Какие шутки! – повторил граф. – Только скажи он слово, мы все пойдем… Мы не немцы какие нибудь…
– А заметили вы, – сказал Пьер, – что сказало: «для совещания».
– Ну уж там для чего бы ни было…
В это время Петя, на которого никто не обращал внимания, подошел к отцу и, весь красный, ломающимся, то грубым, то тонким голосом, сказал:
– Ну теперь, папенька, я решительно скажу – и маменька тоже, как хотите, – я решительно скажу, что вы пустите меня в военную службу, потому что я не могу… вот и всё…
Графиня с ужасом подняла глаза к небу, всплеснула руками и сердито обратилась к мужу.
– Вот и договорился! – сказала она.
Но граф в ту же минуту оправился от волнения.
– Ну, ну, – сказал он. – Вот воин еще! Глупости то оставь: учиться надо.
– Это не глупости, папенька. Оболенский Федя моложе меня и тоже идет, а главное, все равно я не могу ничему учиться теперь, когда… – Петя остановился, покраснел до поту и проговорил таки: – когда отечество в опасности.
– Полно, полно, глупости…
– Да ведь вы сами сказали, что всем пожертвуем.
– Петя, я тебе говорю, замолчи, – крикнул граф, оглядываясь на жену, которая, побледнев, смотрела остановившимися глазами на меньшого сына.
– А я вам говорю. Вот и Петр Кириллович скажет…
– Я тебе говорю – вздор, еще молоко не обсохло, а в военную службу хочет! Ну, ну, я тебе говорю, – и граф, взяв с собой бумаги, вероятно, чтобы еще раз прочесть в кабинете перед отдыхом, пошел из комнаты.
– Петр Кириллович, что ж, пойдем покурить…
Пьер находился в смущении и нерешительности. Непривычно блестящие и оживленные глаза Наташи беспрестанно, больше чем ласково обращавшиеся на него, привели его в это состояние.
– Нет, я, кажется, домой поеду…
– Как домой, да вы вечер у нас хотели… И то редко стали бывать. А эта моя… – сказал добродушно граф, указывая на Наташу, – только при вас и весела…
– Да, я забыл… Мне непременно надо домой… Дела… – поспешно сказал Пьер.
– Ну так до свидания, – сказал граф, совсем уходя из комнаты.
– Отчего вы уезжаете? Отчего вы расстроены? Отчего?.. – спросила Пьера Наташа, вызывающе глядя ему в глаза.
«Оттого, что я тебя люблю! – хотел он сказать, но он не сказал этого, до слез покраснел и опустил глаза.
– Оттого, что мне лучше реже бывать у вас… Оттого… нет, просто у меня дела.
– Отчего? нет, скажите, – решительно начала было Наташа и вдруг замолчала. Они оба испуганно и смущенно смотрели друг на друга. Он попытался усмехнуться, но не мог: улыбка его выразила страдание, и он молча поцеловал ее руку и вышел.
Пьер решил сам с собою не бывать больше у Ростовых.


Петя, после полученного им решительного отказа, ушел в свою комнату и там, запершись от всех, горько плакал. Все сделали, как будто ничего не заметили, когда он к чаю пришел молчаливый и мрачный, с заплаканными глазами.
На другой день приехал государь. Несколько человек дворовых Ростовых отпросились пойти поглядеть царя. В это утро Петя долго одевался, причесывался и устроивал воротнички так, как у больших. Он хмурился перед зеркалом, делал жесты, пожимал плечами и, наконец, никому не сказавши, надел фуражку и вышел из дома с заднего крыльца, стараясь не быть замеченным. Петя решился идти прямо к тому месту, где был государь, и прямо объяснить какому нибудь камергеру (Пете казалось, что государя всегда окружают камергеры), что он, граф Ростов, несмотря на свою молодость, желает служить отечеству, что молодость не может быть препятствием для преданности и что он готов… Петя, в то время как он собирался, приготовил много прекрасных слов, которые он скажет камергеру.
Петя рассчитывал на успех своего представления государю именно потому, что он ребенок (Петя думал даже, как все удивятся его молодости), а вместе с тем в устройстве своих воротничков, в прическе и в степенной медлительной походке он хотел представить из себя старого человека. Но чем дальше он шел, чем больше он развлекался все прибывающим и прибывающим у Кремля народом, тем больше он забывал соблюдение степенности и медлительности, свойственных взрослым людям. Подходя к Кремлю, он уже стал заботиться о том, чтобы его не затолкали, и решительно, с угрожающим видом выставил по бокам локти. Но в Троицких воротах, несмотря на всю его решительность, люди, которые, вероятно, не знали, с какой патриотической целью он шел в Кремль, так прижали его к стене, что он должен был покориться и остановиться, пока в ворота с гудящим под сводами звуком проезжали экипажи. Около Пети стояла баба с лакеем, два купца и отставной солдат. Постояв несколько времени в воротах, Петя, не дождавшись того, чтобы все экипажи проехали, прежде других хотел тронуться дальше и начал решительно работать локтями; но баба, стоявшая против него, на которую он первую направил свои локти, сердито крикнула на него: