Корбалан, Хуан Антонио

Слово «Корбалан» имеет и другие значения.

Хуан Антонио Корбалан
завершил выступления
Позиция:	разыгрывающий защитник
Гражданство:	Испания Испания
Дата рождения:	3 августа 1954(1954-08-03) (69 лет)
Место рождения:	Мадрид, Испания
Команды Реал (Мадрид) (1971—1988) Вальядолид (1990—1991) Сборная Испании (1972—1984) Личные награды и достижения 50 человек, внёсших наибольший вклад в развитие Евролиги Медали Олимпийские игры Серебро Лос-Анджелес 1984 Чемпионаты Европы Серебро Франция 1983

Хуан Антонио Корбалан Альфосеа (исп. Juan Antonio Corbalán Alfocea; р. 3 августа 1954, Мадрид) — испанский профессиональный баскетболист. Трёхкратный обладатель Кубка европейских чемпионов, обладатель Кубка обладателей кубков и Кубка Корача, двенадцатикратный чемпион Испании и семикратный обладатель Кубка Испании с клубом «Реал» (Мадрид). Серебряный призёр чемпионата Европы 1983 года и Олимпийских игр 1984 года со сборной Испании. Включён в число 50 человек, внёсших наибольший вклад в развитие Евролиги. После окончания игровой карьеры — врач-кардиолог, основатель и директор Института функциональной реабилитации и прикладной спортивной медицины.

Спортивная карьера

В начале 1970-х годов Корбалан дважды подряд становился в составе мадридского «Реала» чемпионом Испании по баскетболу, постепенно проводя всё больше времени на площадке, и в Кубке чемпионов сезона 1973/74 дошёл с командой до финала. В Нанте в финальном матче с итальянским клубом «Иньис» (Варезе) он вышел на площадку в решающие минуты матча, заменив удалённого Кармело Кабреру, и забросил четыре штрафных броска, обеспечив команде победу в равной игре. По его словам, этот титул запомнился ему лучше других.

Позже Корбалан выиграл с «Реалом» ещё два Кубка чемпионов — в 1978 году, когда испанцы снова обыграли в финале соперников из Варезе, и в 1980 году, после победы над «Маккаби» (Тель-Авив). Ещё трижды он становился в составе «Реала» финалистом Кубка чемпионов, а также завоевал и оба остальных европейских клубных трофея — Кубок обладателей кубков в 1984 году и Кубок Корача в 1988 году, в свой последний год в королевском клубе. На его счету также три Межконтинентальных Кубка, один Суперкубок Европы и 19 национальных наград Испании — 12 чемпионских званий и семь Кубков Испании.

На протяжении более десятка лет Корбалан выступал в составе сборной Испании, в том числе постоянно с 1974 по 1984 год, в последние годы участия став с ней серебряным призёром сначала чемпионата Европы 1983 года, а затем Олимпиады в Лос-Анджелесе. На чемпионате Европы Корбалан, игравший в одном составе с Сан-Эпифанио, Фернандо Мартином и Кандидо Сибилио, обыграл в полуфинале сборную СССР перед тем, как уступить итальянцам, а в Лос-Анджелесе практически тот же состав остановил в полуфинале сборную Югославии и проиграл в финале американской студенческой «команде мечты», где выступали Майкл Джордан, Патрик Юинг, Сэм Перкинс и Крис Маллин. После чемпионата Европы 1983 года вместе с Сан-Эпифанио Корбалан был включён в символическую первую пятёрку Европы. Всего он провёл за сборную Испании 177 международных матчей

Покинув баскетбольную площадку в 1988 году, чтобы сосредоточиться на карьере врача-кардиолога, Корбалан, однако, вернулся на один сезон в 1991 году. Это произошло после того, как к нему обратился президент клуба «Форум Филателико» (Вальядолид) Гонсало Гонсало. Его клуб только что заключил контракт с оправлявшимся после тяжёлой травмы Арвидасом Сабонисом. Сабонису было трудно приспосабливаться к новой команде и новому стилю игры, и рядом с ним должен был находиться надёжный разыгрывающий защитник. Выбор Гонсало пал на 36-летнего Корбалана, и тот за неполный сезон провёл на площадке 15 игр, набирая в среднем по 6,5 очков и почти три результативных передачи.

Как указывает сайт Евролиги, Хуан Антонио Корбалан, семь раз участвовавший в матчах «Всех звёзд Европы», считается одним из самых харизматичных игроков в истории испанского баскетбола и одним из лучших плеймейкеров своего времени. Его имя включено в список 50 человек, внёсших наибольший вклад в развитие Евролиги.

Статистика выступлений в составе сборной Испании

Турнир	Игр	Время	Броски		2-хочк.		3-хочк.		штраф.		ПБ			АП	ПТ	ПХ	БШ	Ф	Очки
			Т/П	%	Т/П	%	Т/П	%	Т/П	%	Н	З	В						Всего	Ср.
ОИ 1972	8								2/2	100,0								1,9	10	1,3
ЧМ 1974	9								11/12	91,7								2,2	35	3,9
ЧЕ 1975	8																	2,3	56	8,0
ЧЕ 1977	7																	2,4	57	14,3
ЧЕ 1979	4																	2,6	18	4,5
ОИ 1980	8	23,4	22/44	50,0	22/44	50,0			13/16	81,2	0,1	1,3	1,4	1,9	1,4	0,1	0,0	2,6	57	7,1
ЧЕ 1981	9																	3,4	42	5,3
ЧМ 1982	8								15/16	93,8								1,5	85	10,6
ЧЕ 1983	7																	3,0	79	11,3
ОИ 1984	8	16,4	12/25	48,0	12/25	48,0	0/0	0,0	11/11	100,0	0,0	1,9	1,9	3,1	2,1	1,1	0,0	2,0	39	4,9
Наведите курсор мыши на аббревиатуры в заголовке таблицы, чтобы прочесть их расшифровку

Дальнейшая биография

После окончания игровой карьеры Корбалан получил медицинское образование и стал врачом-кардиологом. В мадридском районе Аравака он открыл Институт функциональной реабилитации и прикладной спортивной медицины, который возглавляет и в XXI веке. Корбалан поддерживает связь со спортом не толко как спортивный врач, но и как журналист. Его статьи публикуются в спортивных СМИ; он также выпустил книгу «Беседы с Мирзой», посвящённую знаменитому югославскому баскетболисту Мирзе Делибашичу, своему другу, ушедшему из жизни в 2001 году.

Ссылки

• [archive.fiba.com/pages/eng/fa/player/p/pid/64052/pid2//sid/2941/tid/362/tid2//_/1984_Olympic_Games_Tournament_for_Men/index.html Профиль] на сайте ФИБА  (англ.)
• [www.eurobasket.com/EuroBasketHallOfFame.asp?Cntry=ESP#p253710 Профиль] на сайте Eurobasket.com  (англ.)
• [www.acb.com/jugador.php?id=AAJ Профиль] на сайте лиги ACB  (исп.)

Отрывок, характеризующий Корбалан, Хуан Антонио

Князь Василий не обдумывал своих планов. Он еще менее думал сделать людям зло для того, чтобы приобрести выгоду. Он был только светский человек, успевший в свете и сделавший привычку из этого успеха. У него постоянно, смотря по обстоятельствам, по сближениям с людьми, составлялись различные планы и соображения, в которых он сам не отдавал себе хорошенько отчета, но которые составляли весь интерес его жизни. Не один и не два таких плана и соображения бывало у него в ходу, а десятки, из которых одни только начинали представляться ему, другие достигались, третьи уничтожались. Он не говорил себе, например: «Этот человек теперь в силе, я должен приобрести его доверие и дружбу и через него устроить себе выдачу единовременного пособия», или он не говорил себе: «Вот Пьер богат, я должен заманить его жениться на дочери и занять нужные мне 40 тысяч»; но человек в силе встречался ему, и в ту же минуту инстинкт подсказывал ему, что этот человек может быть полезен, и князь Василий сближался с ним и при первой возможности, без приготовления, по инстинкту, льстил, делался фамильярен, говорил о том, о чем нужно было.
Пьер был у него под рукою в Москве, и князь Василий устроил для него назначение в камер юнкеры, что тогда равнялось чину статского советника, и настоял на том, чтобы молодой человек с ним вместе ехал в Петербург и остановился в его доме. Как будто рассеянно и вместе с тем с несомненной уверенностью, что так должно быть, князь Василий делал всё, что было нужно для того, чтобы женить Пьера на своей дочери. Ежели бы князь Василий обдумывал вперед свои планы, он не мог бы иметь такой естественности в обращении и такой простоты и фамильярности в сношении со всеми людьми, выше и ниже себя поставленными. Что то влекло его постоянно к людям сильнее или богаче его, и он одарен был редким искусством ловить именно ту минуту, когда надо и можно было пользоваться людьми.
Пьер, сделавшись неожиданно богачом и графом Безухим, после недавнего одиночества и беззаботности, почувствовал себя до такой степени окруженным, занятым, что ему только в постели удавалось остаться одному с самим собою. Ему нужно было подписывать бумаги, ведаться с присутственными местами, о значении которых он не имел ясного понятия, спрашивать о чем то главного управляющего, ехать в подмосковное имение и принимать множество лиц, которые прежде не хотели и знать о его существовании, а теперь были бы обижены и огорчены, ежели бы он не захотел их видеть. Все эти разнообразные лица – деловые, родственники, знакомые – все были одинаково хорошо, ласково расположены к молодому наследнику; все они, очевидно и несомненно, были убеждены в высоких достоинствах Пьера. Беспрестанно он слышал слова: «С вашей необыкновенной добротой» или «при вашем прекрасном сердце», или «вы сами так чисты, граф…» или «ежели бы он был так умен, как вы» и т. п., так что он искренно начинал верить своей необыкновенной доброте и своему необыкновенному уму, тем более, что и всегда, в глубине души, ему казалось, что он действительно очень добр и очень умен. Даже люди, прежде бывшие злыми и очевидно враждебными, делались с ним нежными и любящими. Столь сердитая старшая из княжен, с длинной талией, с приглаженными, как у куклы, волосами, после похорон пришла в комнату Пьера. Опуская глаза и беспрестанно вспыхивая, она сказала ему, что очень жалеет о бывших между ними недоразумениях и что теперь не чувствует себя вправе ничего просить, разве только позволения, после постигшего ее удара, остаться на несколько недель в доме, который она так любила и где столько принесла жертв. Она не могла удержаться и заплакала при этих словах. Растроганный тем, что эта статуеобразная княжна могла так измениться, Пьер взял ее за руку и просил извинения, сам не зная, за что. С этого дня княжна начала вязать полосатый шарф для Пьера и совершенно изменилась к нему.
– Сделай это для нее, mon cher; всё таки она много пострадала от покойника, – сказал ему князь Василий, давая подписать какую то бумагу в пользу княжны.
Князь Василий решил, что эту кость, вексель в 30 т., надо было всё таки бросить бедной княжне с тем, чтобы ей не могло притти в голову толковать об участии князя Василия в деле мозаикового портфеля. Пьер подписал вексель, и с тех пор княжна стала еще добрее. Младшие сестры стали также ласковы к нему, в особенности самая младшая, хорошенькая, с родинкой, часто смущала Пьера своими улыбками и смущением при виде его.
Пьеру так естественно казалось, что все его любят, так казалось бы неестественно, ежели бы кто нибудь не полюбил его, что он не мог не верить в искренность людей, окружавших его. Притом ему не было времени спрашивать себя об искренности или неискренности этих людей. Ему постоянно было некогда, он постоянно чувствовал себя в состоянии кроткого и веселого опьянения. Он чувствовал себя центром какого то важного общего движения; чувствовал, что от него что то постоянно ожидается; что, не сделай он того, он огорчит многих и лишит их ожидаемого, а сделай то то и то то, всё будет хорошо, – и он делал то, что требовали от него, но это что то хорошее всё оставалось впереди.
Более всех других в это первое время как делами Пьера, так и им самим овладел князь Василий. Со смерти графа Безухого он не выпускал из рук Пьера. Князь Василий имел вид человека, отягченного делами, усталого, измученного, но из сострадания не могущего, наконец, бросить на произвол судьбы и плутов этого беспомощного юношу, сына его друга, apres tout, [в конце концов,] и с таким огромным состоянием. В те несколько дней, которые он пробыл в Москве после смерти графа Безухого, он призывал к себе Пьера или сам приходил к нему и предписывал ему то, что нужно было делать, таким тоном усталости и уверенности, как будто он всякий раз приговаривал:
«Vous savez, que je suis accable d'affaires et que ce n'est que par pure charite, que je m'occupe de vous, et puis vous savez bien, que ce que je vous propose est la seule chose faisable». [Ты знаешь, я завален делами; но было бы безжалостно покинуть тебя так; разумеется, что я тебе говорю, есть единственно возможное.]
– Ну, мой друг, завтра мы едем, наконец, – сказал он ему однажды, закрывая глаза, перебирая пальцами его локоть и таким тоном, как будто то, что он говорил, было давным давно решено между ними и не могло быть решено иначе.
– Завтра мы едем, я тебе даю место в своей коляске. Я очень рад. Здесь у нас всё важное покончено. А мне уж давно бы надо. Вот я получил от канцлера. Я его просил о тебе, и ты зачислен в дипломатический корпус и сделан камер юнкером. Теперь дипломатическая дорога тебе открыта.
Несмотря на всю силу тона усталости и уверенности, с которой произнесены были эти слова, Пьер, так долго думавший о своей карьере, хотел было возражать. Но князь Василий перебил его тем воркующим, басистым тоном, который исключал возможность перебить его речь и который употреблялся им в случае необходимости крайнего убеждения.
– Mais, mon cher, [Но, мой милый,] я это сделал для себя, для своей совести, и меня благодарить нечего. Никогда никто не жаловался, что его слишком любили; а потом, ты свободен, хоть завтра брось. Вот ты всё сам в Петербурге увидишь. И тебе давно пора удалиться от этих ужасных воспоминаний. – Князь Василий вздохнул. – Так так, моя душа. А мой камердинер пускай в твоей коляске едет. Ах да, я было и забыл, – прибавил еще князь Василий, – ты знаешь, mon cher, что у нас были счеты с покойным, так с рязанского я получил и оставлю: тебе не нужно. Мы с тобою сочтемся.
То, что князь Василий называл с «рязанского», было несколько тысяч оброка, которые князь Василий оставил у себя.
В Петербурге, так же как и в Москве, атмосфера нежных, любящих людей окружила Пьера. Он не мог отказаться от места или, скорее, звания (потому что он ничего не делал), которое доставил ему князь Василий, а знакомств, зовов и общественных занятий было столько, что Пьер еще больше, чем в Москве, испытывал чувство отуманенности, торопливости и всё наступающего, но не совершающегося какого то блага.
Из прежнего его холостого общества многих не было в Петербурге. Гвардия ушла в поход. Долохов был разжалован, Анатоль находился в армии, в провинции, князь Андрей был за границей, и потому Пьеру не удавалось ни проводить ночей, как он прежде любил проводить их, ни отводить изредка душу в дружеской беседе с старшим уважаемым другом. Всё время его проходило на обедах, балах и преимущественно у князя Василия – в обществе толстой княгини, его жены, и красавицы Элен.