Ботассо, Хуан

Хуан Ботассо
Общая информация
Полное имя	Хуан Карлос Ботассо
Прозвище	Железный занавес (Cortina Metalica)
Родился	23 октября 1908(1908-10-23) Буэнос-Айрес, Аргентина
Умер	23 декабря 1950(1950-12-23) (42 года) Кильмес, Аргентина
Гражданство	Аргентина
Рост	170 см
Вес	76 кг
Позиция	вратарь
Карьера
Клубная карьера*
1927—1930	Архентино де Кильмес
1930—1938	Расинг (Авельянеда)
1938—1946	Архентино де Кильмес
Национальная сборная**
	Аргентина
Международные медали
Чемпионаты мира
Серебро	Уругвай 1930
Чемпионаты Южной Америки
Золото	Аргентина 1929
* Количество игр и голов за профессиональный клуб считается только для различных лиг национальных чемпионатов. ** Количество игр и голов за национальную сборную в официальных матчах.

Хуан Карлос Ботассо (исп. Juan Carlos Bottaso; 23 октября 1908, Буэнос-Айрес — 23 декабря 1950, Кильмес) — аргентинский футболист, вратарь. Участник первого чемпионата мира по футболу.

Карьера

Хуан Ботассо начал свою карьеру в клубе «Архентино де Кильмес», дебютировав в клубе 20 марта 1927 года в матче со «Спортиво Палермо», в котором «Архентино» проиграл 2:4. В 1930 году Ботассо перешёл в «Расинг» из Авельянеды. В его составе вошёл в историю, как первый вратарь, участвовавший в первом матче профессионального чемпионата Аргентины — 4 июня 1931 года. После выступлений за «Расинг», Ботассо вернулся в «Архентино де Кильмес», игравшим во втором аргентинском дивизионе, где выступал до конца своей карьеры в 1946 году.

Достижения

• чемпион Южной Америки: 1929

Ссылки

• [web.archive.org/web/20080402163105/www.geocities.com/epellegrino.geo/caaq/historia.htm Статья на geocities.com]

</div> </div>

Отрывок, характеризующий Ботассо, Хуан

– Connaissez vous le proverbe: [Знаете пословицу:] «Ерема, Ерема, сидел бы ты дома, точил бы свои веретена», – сказал Шиншин, морщась и улыбаясь. – Cela nous convient a merveille. [Это нам кстати.] Уж на что Суворова – и того расколотили, a plate couture, [на голову,] а где y нас Суворовы теперь? Je vous demande un peu, [Спрашиваю я вас,] – беспрестанно перескакивая с русского на французский язык, говорил он.
– Мы должны и драться до послэ днэ капли кров, – сказал полковник, ударяя по столу, – и умэ р р рэ т за своэ го импэ ратора, и тогда всэ й будэ т хорошо. А рассуждать как мо о ожно (он особенно вытянул голос на слове «можно»), как мо о ожно менше, – докончил он, опять обращаясь к графу. – Так старые гусары судим, вот и всё. А вы как судитэ , молодой человек и молодой гусар? – прибавил он, обращаясь к Николаю, который, услыхав, что дело шло о войне, оставил свою собеседницу и во все глаза смотрел и всеми ушами слушал полковника.
– Совершенно с вами согласен, – отвечал Николай, весь вспыхнув, вертя тарелку и переставляя стаканы с таким решительным и отчаянным видом, как будто в настоящую минуту он подвергался великой опасности, – я убежден, что русские должны умирать или побеждать, – сказал он, сам чувствуя так же, как и другие, после того как слово уже было сказано, что оно было слишком восторженно и напыщенно для настоящего случая и потому неловко.
– C'est bien beau ce que vous venez de dire, [Прекрасно! прекрасно то, что вы сказали,] – сказала сидевшая подле него Жюли, вздыхая. Соня задрожала вся и покраснела до ушей, за ушами и до шеи и плеч, в то время как Николай говорил. Пьер прислушался к речам полковника и одобрительно закивал головой.
– Вот это славно, – сказал он.
– Настоящэ й гусар, молодой человэк, – крикнул полковник, ударив опять по столу.
– О чем вы там шумите? – вдруг послышался через стол басистый голос Марьи Дмитриевны. – Что ты по столу стучишь? – обратилась она к гусару, – на кого ты горячишься? верно, думаешь, что тут французы перед тобой?
– Я правду говору, – улыбаясь сказал гусар.
– Всё о войне, – через стол прокричал граф. – Ведь у меня сын идет, Марья Дмитриевна, сын идет.
– А у меня четыре сына в армии, а я не тужу. На всё воля Божья: и на печи лежа умрешь, и в сражении Бог помилует, – прозвучал без всякого усилия, с того конца стола густой голос Марьи Дмитриевны.