Хуацяо
Хуаця́о (кит. трад. 華僑, упр. 华侨, пиньинь: Huáqiáo) — выходцы из Китая, проживающие в других странах. К ним относятся как граждане КНР, временно проживающие за границей, так и потомки китайских эмигрантов более ранних волн, являющиеся гражданами стран, в которых они проживают.
В переводе с китайского хуацяо буквально означает «китайский эмигрант», «эмигрант из Китая» (хуа — Китай, цяо — эмигрант, человек, проживающий вдали от родины). В китайской и западной литературе их также часто называют «заморские китайцы» (англ. Overseas Chinese, кит. трад. 海外華人, упр. 海外华人, пиньинь: hǎiwàihuàrén, палл.: хайвайхуажэнь).
В традиционном китайском сознании гражданство не имеет решающего значения, гораздо важнее происхождение предков: уже за то, что в Китае родился ваш прадед, вас будут считать китайцем. Поэтому традиция не отторгает хуацяо, китайцы воспринимают их как своих соотечественников, волей судьбы находящихся вдали от родины. Этим объясняется и психологический феномен чайнатауна: там, где есть китайцы, есть и Китай. Китайские эмигранты, как правило, образуют компактные поселения, на протяжении многих поколений сохраняют свою культуру, язык, поддерживают прочные социальные и экономические связи внутри диаспоры и с родиной. Возвращение китайца на родину, даже через несколько поколений, воспринимается как счастливое воссоединение с семьей. Одной из причин китайского экономического чуда называют инвестиции хуацяо, как правило, осуществляемые в регионы, выходцами из которых они являются, активно используя родственные связи. С хуацяо также обычно связывают[кто?] деятельность китайской мафии.
По оценкам экспертов , в мире насчитывается 40 млн хуацяо, проживающих в основном в Америке, Европе и Юго-Восточной Азии.
В Юго-Восточной Азии живет от 20 до 30 млн китайцев. Массовая миграция китайцев в Сиам и колонии европейских государств в Юго-Восточной Азии началась в середине XIX века. Китайские крестьяне, спасавшиеся от нищеты и голода, становились рабочими на рудниках и плантациях, но постепенно многие из них занялись предпринимательством. В настоящее время китайцы являются наиболее богатой и образованной частью населения стран Юго-Восточной Азии, занимают ведущие позиции в местной экономике. Зависть к их богатству неоднократно была причиной преследований и погромов[1].
Наибольшую долю населения «заморские китайцы» составляют в Сингапуре (78 %)[2] и Малайзии (24,6 %)[3]
См. также
- Китайцы в Малайзии
- Китайцы в Таиланде
- Китайцы в Индонезии
- Китайцы во Вьетнаме
- Китайцы в Камбодже
- Китайцы в США
- Китайцы в Канаде
- Китайцы в России
- Китайцы в Италии
- Китайцы во Франции
- Китайцы в Великобритании
- Хакка (народность)
Напишите отзыв о статье "Хуацяо"
Примечания
- ↑ [www.tutitututu.com/ru/guide/article/round_the_world/yugo_vostochnaya_aziya/obshchie_svedeniya_seasia/kitaytsy_v_stranakh_yugo_vostochnoy_azii/ Китайцы в странах Юго-Восточной Азии]
- ↑ Ханна Ник. [www.grand-fair.net/pdf/singapore_mal.pdf Сингапур и Малайзия. Путеводитель]. — Thomas Cook Publishing, «Издательство «Файр», 2010. — С. 13. — 56 с.
- ↑ [www.cwsc2011.gov.in/papers/demographic_transitions/Paper_1.pdf Malaysia]
Ссылки
- [fmo.qeh.ox.ac.uk/fmo/Reader/ViewDoc.asp?Path=IMR/1600/02/18&Page=50&Label=205&PrimId=Ar0790000&ZoomOn=1&Zoom=1&BookCollection=FMO&Language=English The Distribution of the Overseas Chinese in the Contemporary World]
|
|
Это заготовка статьи о народах мира. Вы можете помочь проекту, дополнив её. |
Отрывок, характеризующий Хуацяо
В ночь с 6 го на 7 е октября началось движение выступавших французов: ломались кухни, балаганы, укладывались повозки и двигались войска и обозы.В семь часов утра конвой французов, в походной форме, в киверах, с ружьями, ранцами и огромными мешками, стоял перед балаганами, и французский оживленный говор, пересыпаемый ругательствами, перекатывался по всей линии.
В балагане все были готовы, одеты, подпоясаны, обуты и ждали только приказания выходить. Больной солдат Соколов, бледный, худой, с синими кругами вокруг глаз, один, не обутый и не одетый, сидел на своем месте и выкатившимися от худобы глазами вопросительно смотрел на не обращавших на него внимания товарищей и негромко и равномерно стонал. Видимо, не столько страдания – он был болен кровавым поносом, – сколько страх и горе оставаться одному заставляли его стонать.
Пьер, обутый в башмаки, сшитые для него Каратаевым из цибика, который принес француз для подшивки себе подошв, подпоясанный веревкою, подошел к больному и присел перед ним на корточки.
– Что ж, Соколов, они ведь не совсем уходят! У них тут гошпиталь. Может, тебе еще лучше нашего будет, – сказал Пьер.
– О господи! О смерть моя! О господи! – громче застонал солдат.
– Да я сейчас еще спрошу их, – сказал Пьер и, поднявшись, пошел к двери балагана. В то время как Пьер подходил к двери, снаружи подходил с двумя солдатами тот капрал, который вчера угощал Пьера трубкой. И капрал и солдаты были в походной форме, в ранцах и киверах с застегнутыми чешуями, изменявшими их знакомые лица.
Капрал шел к двери с тем, чтобы, по приказанию начальства, затворить ее. Перед выпуском надо было пересчитать пленных.
– Caporal, que fera t on du malade?.. [Капрал, что с больным делать?..] – начал Пьер; но в ту минуту, как он говорил это, он усумнился, тот ли это знакомый его капрал или другой, неизвестный человек: так непохож был на себя капрал в эту минуту. Кроме того, в ту минуту, как Пьер говорил это, с двух сторон вдруг послышался треск барабанов. Капрал нахмурился на слова Пьера и, проговорив бессмысленное ругательство, захлопнул дверь. В балагане стало полутемно; с двух сторон резко трещали барабаны, заглушая стоны больного.
«Вот оно!.. Опять оно!» – сказал себе Пьер, и невольный холод пробежал по его спине. В измененном лице капрала, в звуке его голоса, в возбуждающем и заглушающем треске барабанов Пьер узнал ту таинственную, безучастную силу, которая заставляла людей против своей воли умерщвлять себе подобных, ту силу, действие которой он видел во время казни. Бояться, стараться избегать этой силы, обращаться с просьбами или увещаниями к людям, которые служили орудиями ее, было бесполезно. Это знал теперь Пьер. Надо было ждать и терпеть. Пьер не подошел больше к больному и не оглянулся на него. Он, молча, нахмурившись, стоял у двери балагана.
Когда двери балагана отворились и пленные, как стадо баранов, давя друг друга, затеснились в выходе, Пьер пробился вперед их и подошел к тому самому капитану, который, по уверению капрала, готов был все сделать для Пьера. Капитан тоже был в походной форме, и из холодного лица его смотрело тоже «оно», которое Пьер узнал в словах капрала и в треске барабанов.
– Filez, filez, [Проходите, проходите.] – приговаривал капитан, строго хмурясь и глядя на толпившихся мимо него пленных. Пьер знал, что его попытка будет напрасна, но подошел к нему.
– Eh bien, qu'est ce qu'il y a? [Ну, что еще?] – холодно оглянувшись, как бы не узнав, сказал офицер. Пьер сказал про больного.