Хуа То

Хуа То (кит. 華佗) — самый знаменитый медик Древнего Китая. Согласно «Хоу Ханьшу», он жил в последние годы правления династии Хань и первым стал использовать анестезию (вино, сдобренное коноплёй). Помощь Хуа То была неоценима для страждущих от паразитов и для беременных женщин.

Слава Хуа То достигла Цао Цао, который страдал от мучительных головных болей. Хуа То знал такие приёмы иглоукалывания, которые были способны облегчить его мучения. По этой причине Цао Цао безвыездно держал его при себе. Когда Хуа То поехал навестить больную жену домой и замедлил с возвращением, обезумевший от болей Цао Цао велел взять его под стражу и предать казни.

Когда в 208 г. умер сын Цао Цао по имени Цао Чун, тот признал, что сам обрёк его на смерть казнью искуснейшего врача во всей Поднебесной. Перед смертью Хуа То изложил своё искусство в трактате, однако тюремщик побоялся принять от него свиток, и Хуа То в негодовании сжёг своё бесценное сочинение.

• Huatuo-longshansi.jpg
• HuaTuo.jpg

  Иллюстрация времён династии Цин

• Hua Tuo Hefei.jpg

  Статуя Хуа То около Аньхойского колледжа традиционной китайской медицины

• Macaco.gif

  Хуа То разработал «Уциньси»(кит. 五禽戏, «упражнения пяти животных»)

Память о Хуа То

• Хуа То выведен в классическом китайском романе «Троецарствие».
• Именем Хуа То названы 34 позвоночные точки иглоукалывания.
• В даосских храмах он почитается как бог медицины.

Источники

• Болдырев Т. Е. О китайской народной медицине. // Здоровье, 1956. — № 7. — С.26 — 28.
• Вогралик В. Г., Вязьменский Э. С. Очерки китайской медицины. — М.: Медгиз, 1961. − 177с.
• Ковнер С. История медицины. Вып. 1-2. — Киев, 1878. − 184с.
• Чжу-Лянь. Руководство по современной чжень-цзю-терапии. — М.:Медгиз, 1959. — 270с.

Отрывок, характеризующий Хуа То

Борис замолчал и, не снимая шинели, вопросительно смотрел на мать.
– Голубчик, – нежным голоском сказала Анна Михайловна, обращаясь к швейцару, – я знаю, что граф Кирилл Владимирович очень болен… я затем и приехала… я родственница… Я не буду беспокоить, голубчик… А мне бы только надо увидать князя Василия Сергеевича: ведь он здесь стоит. Доложи, пожалуйста.
Швейцар угрюмо дернул снурок наверх и отвернулся.
– Княгиня Друбецкая к князю Василию Сергеевичу, – крикнул он сбежавшему сверху и из под выступа лестницы выглядывавшему официанту в чулках, башмаках и фраке.
Мать расправила складки своего крашеного шелкового платья, посмотрелась в цельное венецианское зеркало в стене и бодро в своих стоптанных башмаках пошла вверх по ковру лестницы.
– Mon cher, voue m'avez promis, [Мой друг, ты мне обещал,] – обратилась она опять к Сыну, прикосновением руки возбуждая его.
Сын, опустив глаза, спокойно шел за нею.
Они вошли в залу, из которой одна дверь вела в покои, отведенные князю Василью.
В то время как мать с сыном, выйдя на середину комнаты, намеревались спросить дорогу у вскочившего при их входе старого официанта, у одной из дверей повернулась бронзовая ручка и князь Василий в бархатной шубке, с одною звездой, по домашнему, вышел, провожая красивого черноволосого мужчину. Мужчина этот был знаменитый петербургский доктор Lorrain.
– C'est donc positif? [Итак, это верно?] – говорил князь.
– Mon prince, «errare humanum est», mais… [Князь, человеку ошибаться свойственно.] – отвечал доктор, грассируя и произнося латинские слова французским выговором.
– C'est bien, c'est bien… [Хорошо, хорошо…]
Заметив Анну Михайловну с сыном, князь Василий поклоном отпустил доктора и молча, но с вопросительным видом, подошел к ним. Сын заметил, как вдруг глубокая горесть выразилась в глазах его матери, и слегка улыбнулся.
– Да, в каких грустных обстоятельствах пришлось нам видеться, князь… Ну, что наш дорогой больной? – сказала она, как будто не замечая холодного, оскорбительного, устремленного на нее взгляда.