Хулиганство

Запрос «Хулиган» перенаправляется сюда; о другом значении см. Хулиган (журнал).

Запрос «Хулиганы» перенаправляется сюда; о другом значении см. Хулиганы (фильм).

Хулига́нство — грубое нарушение общественного порядка, открытое выражение неуважения к устоявшимся нормам общества. Хулиганом называют человека, который занимается хулиганством.

В западных странах термин «хулиганство», как правило, применяется по отношению к хулиганствующим болельщикам, в то время как в странах бывшего СССР под хулиганством понимается преступление или правонарушение (сравнимое, напр., c «disorderly conduct» в большинстве англоязычных юрисдикций). Наказание за хулиганство предусмотрено в уголовных кодексах ряда стран, в частности России, Украины, Белоруссии, Узбекистана и Казахстана.

Этимология

Происхождение термина точно не установлено, но известно, что он употребляется в рапортах полиции Лондона уже с 1898 года.

По одной из версий, нарицательным стало имя Патрика Хулигена, вышибалы и вора, ирландца по происхождению, жившего в Лондоне в XIX веке.

Другие версии связывают происхождение термина со словом houlie, что на ирландском означает «необузданная, дикая алкогольная вечеринка», или с ирландской уличной бандой Hooley gang, орудовавшей в Лондоне, в районе Айлингтон. Согласно другой версии, Hooley gangs — шайки, организованные ирландцем Хули, жившим в Лондоне в XVIII в.

Интересно отметить, что во французском толковом словаре Le Grand Robert утверждается, что во французский язык слово Hooligan, вероятно, пришло в середине 1920-х из английского через русский язык, где оно согласно словарю означало «молодой оппозиционер советскому режиму».

Хулиганство как социальное явление и криминальная субкультура в России начала ХХ века

До революции

Термин «хулиганы» впервые отмечен в России в печати в 1905 году, а в справочной литературе (Новый энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона) — в 1909 году. Впрочем, ещё в 1892 году был издан приказ петербургского градоначальника фон Валя, предписывавший полиции принять решительные меры против «хулиганов», под которыми он подразумевал «уличных бездельников, забавляющихся издевательствами над горожанами». Впрочем, в самом Петербурге хулиганов долго называли «башибузуками», затем заимствованным с французского термином «апаши».

В предреволюционной и постреволюционной России «хулиганство» было чем-то вроде полукриминальной молодёжной субкультуры (наподобие современного гопничества), распространённой прежде всего в рабочих предместьях и оттуда проникшей в деревню. Ей отдавал должное, в частности, Сергей Есенин. Так, например, петербургского хулигана можно было узнать по заломанной фуражке-московке, из-под которой свисала челка в виде свиного хвостика, красной фуфайке, брюкам, вставленным в высокие сапоги с перебором, папироске, свисающей с нижней губы.

Петербургские хулиганы объединялись в пять группировок: «владимирцы», «песковцы», «вознесенцы», «рощинцы» и «гайдовцы», при чём, например, у «владимирцев» картуз был сдвинут на левое ухо, а шарф-кашне был красный, у «гайдовцев» картуз сдвигался на правое ухо, а кашне было синее. В кармане непременно лежал финский нож или гиря, заменявшая кастет. Эти шайки были объединены строгой иерархией, имели общую кассу, суд и кодекс правил. «Журнал Министерства юстиции», писал, что уделом этих шаек было «праздношатайство днём и ночью с пением нецензурных песен и сквернословием, бросанием камней в окна, причинение домашним животным напрасных мучений, оказание неуважения родительской власти, администрации, духовенству; приставание к женщинам, мазание ворот дёгтем, избиение прохожих на улице, требование у них денег на водку с угрозами избить, вторжение в дома с требованием денег на водку, драки; истребление имущества, даже с поджогом, вырывание с корнем деревьев, цветов и овощей без использования их, мелкое воровство, растаскивание по бревнам срубов, приуготовленных для постройки». Кроме этого, они «отправляли естественные надобности среди публики, появлялись голыми, бросали в глаза нюхательного табаку, тушили свет в общественных местах, устраивали ложный вызов пожарных, срывали плакаты, портили памятники, ломали почтовые ящики, подпиливали телеграфные столбы…»

«Хулиганские» слои рабочего класса и люмпен-пролетариата сыграли заметную роль в событиях 1905—1907 годов (как со стороны черносотенцев, так и со стороны революции) и 1917 года. По мнению историка А. Днепровского, в событиях 1917 года активно участвовали члены всех хулиганских группировок Петербурга численностью до 2 тысяч человек. Хулиганскую эстетику рабочей молодёжи, получившей власть и оружие, передаёт поэма Блока «Двенадцать».

В 1920-е годы

В годы НЭПа наблюдается резкий взлёт хулиганства: по данным НКВД, на 10 000 человек в РСФСР приходилось зафиксированных хулиганских действий, рассматривавшихся как преступные: в 1925 году — 3,2, в 1926 году — 16, 7, а в 1927 году — 25, 2 случаев. Разгул хулиганов в 20-е годы делал некоторые улицы непроходимыми в ночное время; в некоторых городах после наступления темноты милиция боялась появляться в рабочих кварталах.

Одежда ленинградского хулигана послереволюционной эпохи подражала матросской: широкие брюки-клёш, внизу которых делался разрез и подшивался клин из чёрного бархата; куртка наподобие матросского бушлата; зимой шапка-«финка», летом кепка, сдвинутая на левое ухо, или синяя фуражка-капитанка (она же мичманка) с большим лакированным козырьком (в 20-е годы говорили, что всех, кто появляется на улице в «мичманках», милиционеры автоматически задерживают).

Вооружены хулиганы были финками, гирями, кастетами; «шпалер» (револьвер) считался высшим шиком. Многие тогдашние хулиганы не мылись, ходили в грязной одежде. Для речи хулигана было характерны употребление нецензурной брани и воровского жаргона; песни, именуемые ныне «блатными», в 1920-е годы были известны под именем «хулиганских».

Романтика «хулиганства» заставляла подражать его внешним атрибутам и широкие круги относительно благополучной молодёжи, не склонной к девиантному поведению

Хулиганы обычно действовали шайками. В 1920-х гг. возникают «кружки хулиганов» («Общество „долой невинность“», «Общество советских алкоголиков», «Общество советских лодырей», «Союз хулиганов», «Интернационал дураков», «Центральный комитет шпаны» и др.). Хулиганские кружки («Топтательный комитет», «Шайка хулиганов» и т. п.) образовывались и в школах в некоторых из которых избирались бюро и платились членские взносы. Администрация 25-й школы Пензы даже была вынуждена на некоторое время закрыть школу из страха перед террором хулиганов.

В Петрограде/Ленинграде наиболее хулиганским районом считалась Лиговка (где находилось, в частности, пресловутое ГОП — Городское общежитие пролетариата, давшее название гопникам), на самой же Лиговке наиболее знаменит был район Чубарова (ныне Транспортного) переулка, где группировалась шайка «чубаровцев». Вслед за чубаровцами по степени известности шли «пряжкинская» группировка (район реки Пряжки), «покровская» (район нынешней пл. Тургенева) группа со «Светлой ленты» (район кинотеатра «Баррикада»).

В 1925 году «Красная звезда» так описывала «специализацию» ленинградских хулиганских группировок: «Охтенские бьют стекла, срывают вывески, выворачивают фонари, мажут ворота и стены. Гаванпольские нападают на прохожих. Балтийские специализируются на собачонках и кошках, которых подвешивают к окнам, чтобы пищали, и на преследовании подростков. Тамбовские практикуют в пивных и клубах». В Москве, Замосковречье терроризировала банда некоего Васьки Рыло.

Описывая новосибирских хулиганов конца 20-х — начала 30-х гг., новосибирский старожил рассказывал:

«Причастны к этому были молодые, здоровые парни, их называли „бакланы“, они определенно выглядели и своеобразно одевались: на ногах начищенные хромовые сапоги, собранные гармошкой, штаны, заправленные в них, с напуском, кепка „капитанка“ набок, белая или цветная рубашка, поясок с кисточкой и пиджак. Они были, как правило, вооружены: за голенищем нож. Вечером и по ночам ходили с железной тростью, с цепями, с гирьками на крепком шнуре. Вражда была коллективная, улица на улицу и более крупные драки: те, которые жили в городе до линии, считались „городскими“, а те, кто за железной дорогой, у улицы Свободы, звались „залинскими“. Схватки между этими партиями хулиганов, особенно вечером и в ночное время, были дикими, жестокими, со смертельным исходом или тяжкими увечьями.»

Обычными проявлениями хулиганства были безмотивные избиения и даже убийства прохожих. Очень распространено было сексуальное насилие. Любимым развлечением хулиганов было устройство «тюльпана»: пойманной девушке завязывали её юбку над головой и бросали в кусты ногами кверху. Нередки были массовые изнасилования, или «чубаровщина» — по резонансному «чубаровскому делу» 1926 года, когда трое молодых рабочих ленинградского завода «Кооператор» поймали в Чубаровом переулке 20-летнюю девушку-рабфаковку Любовь Белову, затащили через дырку в заборе в заводской сад «Кооператора» (он же «Сан-Галли», по старому названию завода) и на протяжении нескольких часов вместе со своими дружками подвергали массовому изнасилованию; всего в оргии приняло участие до 40 человек, включая 9 комсомольцев и 1 кандидата в члены ВКП(б).

Шайки хулиганов действовали не только на улицах — они могли врываться в клубы, пивные, кинотеатры, театры, устраивая дебоши и избивая присутствующих: «З., 18 лет, с шестью рабочими подростками заводов ворвался в рабочий клуб, буйствовал, бросал кирпичами, ругался, избивал пионеров и служащих», «во время спектакля шайка врывалась в зал, учиняя здесь драки и терроризируя посетителей клуба; это проходило систематически и организованно». Из хулиганских побуждений совершались и более тяжкие преступления, даже с политическим оттенком. Так, в Казани хулиганы сорвали агитационный полёт, закидав палками и камнями самолёт и пилота «Осавиахима», в Новосибирске разогнали комсомольскую демонстрацию, а в Пензенской губернии разбирали железнодорожное полотно и подкладывали шпалы на пути проходивших поездов, устроив таким образом несколько железнодорожных катастроф.

Борьба с хулиганством

Поначалу Советская власть, хотя и ввела в 1922 году статью «Хулиганство» в Уголовный кодекс, предусматривающей исправительные работы или до года тюрьмы, но в целом снисходительно относилась к хулиганам, как к несознательному, но классово близкому элементу.

Переломным явилось «чубаровское дело» 1926 году, после которого была окончательно осознана опасность явления: пятерых «чубаровцев» приговорили к расстрелу, остальные получили до 10 лет заключения и были сосланы в Соловки (этого, однако, власти добились, лишь произвольно квалифицировав преступление как «политический бандитизм», на том основании, что пострадавшая была рабфаковкой). Чубаровский процесс носил образцово-показательный характер, и его принципиальную политическую подоплёку «Ленинградская правда» выразила следующим образом: «Значение этого процесса в том, что ребром поставлен вопрос: кто поведёт за собой нашу молодёжь — Павел Кочергин <организатор изнасилования> и его товарищи или советская общественность, союзы, комсомол».

Следует отметить, что хулиганы пытались мстить: участились избиения милиционеров и изнасилования, были сожжены завод «Кооператор» и склады Октябрьской железной дороги, вскоре милиция раскрыла «Союз советских хулиганов», в котором состояло до 100 человек. Однако эти попытки сопротивления были жестко подавлены. С этим событием связаны изменения в УК, ужесточающие наказание за хулиганство. Для борьбы с хулиганством стали применяться рабочие дружины, вечерние и ночные облавы и даже высылка и ссылка хулиганов в административном порядке через органы ОГПУ.

В 1930-х годах меры против хулиганства приняли чрезвычайно суровый характер. Постановлением ЦИК и СНК СССР от 29 марта 1935 года «О мерах борьбы с хулиганством» максимальный срок наказания был поднят до 5 лет.

Пик кампании против хулиганства пришёлся на 1940 год, особенно после изданного 10 августа указа Президиума ВС СССР «Об уголовной ответственности за мелкие кражи на производстве и за хулиганство». Дела о хулиганстве слушались без предварительного расследования, в специально созданных так называемых дежурных камерах народных судов. За нецензурную брань в общественном месте давали год тюрьмы, обычным же приговором за хулиганство было пять лет лишения свободы с последующим пятилетним запретом на проживание в главных городах СССР.

Так, в частности, был наказан П. Смородинов, «беспричинно пристававший к сидящему на скамейке Н. Бурдилову» — «он всячески его оскорблял и ударил селедкой по лицу». В результате, к 1941 году хулиганство в советских городах сошло на нет, чтобы вновь широко проявиться в послевоенные годы ".

В советском законодательстве

Широкое распространение хулиганства в дореволюционной России привело к тому, что ещё в 1914 году собравшаяся в Петербурге российская группа Международного союза криминалистов предложила ввести в новое Уложение о наказаниях понятия «хулиганство», «озорство» и «пакостничество» для безмотивных преступлений. Впервые в законодательстве термин «хулиганство» появляется в Декрете о революционных трибуналах от 4 мая 1918 года — согласно ему дела о хулиганстве передаются в ведение революционных трибуналов наряду с делами по таким опасным преступлениям, как саботаж, погромы, контрреволюция, шпионаж и т. п. Это объясняется тем, что в условиях послереволюционного хаоса хулиганство объединялось с бандитскими преступлениями.

В Уголовном кодексе 1922 года хулиганство уже отделялось от бандитизма и определялось как «озорные, бесцельные, сопряжённые с явным проявлением неуважения к отдельным гражданам или обществу в целом действия» (гл. 5, ст. 176). С Так как в молодом советском законодательстве имелись пробелы, то самые разные мелкие преступления и проступки, не упомянутые в Уголовном кодексе, стали постепенно де-факто квалифицироваться как хулиганство. К ним, в частности, могли относиться:

• нецензурная брань;
• шум в ночное время;
• оскорбительное приставание к гражданам;
• уничтожение имущества;
• порча имущества;
• угроза физического насилия;
• применение или попытка применения огнестрельного оружия либо ножей, кастетов или иного холодного оружия.

На практике как хулиганство нередко квалифицировались и те преступления, которые имелись в Уголовном кодексе, но предусматривали наказание, слишком суровое для данного конкретного случая.

Статьёй 206 Уголовного кодекса РСФСР 1960 года, хулиганство определяется как «любое преднамеренное поведение, нарушающее общественный порядок и выражающее явное неуважение к обществу». Под хулиганство подпадает широкий спектр правонарушений, такие например, как оскорбительное приставание и грязная ругань. Этот закон часто использовался советскими властями в отношении политических диссидентов. Хулиганство по-прежнему наказуемо в соответствии со статьями уголовного и административного кодексов России, и применяется к лицам не моложе 16 лет. Различают злостное хулиганство, хулиганство, и мелкое хулиганство. Выражение «мелкое хулиганство» применяется в основном для мелких уличных беспорядков и драк среди городской молодёжи. Злостное хулиганство определяется как правонарушение, совершённое с исключительным цинизмом, с оказанием сопротивления работникам правоохранительных органов, с применением предметов, используемых в качестве оружия, или их попытку, или совершённое рецидивистом. Последствия: осуждение к лишению свободы от шести месяцев до одного года или штраф; злостное хулиганство, содеянное с сопротивлением органам милиции, наказывается лишением свободы от 1 до 5 лет; особенно злостное хулиганство с применением оружия наказывается от 3 до 7 лет Указами Верховных Советов СССР и УССР от 1966 и 1967 годов соответственно.

Что же до мелкого хулиганства, то, как указывалось, с 10 августа 1940 года оно считалось уголовным преступлением. При этом на практике, после спада кампании 1940 года, мелкое хулиганство оказалось безнаказанным, так как уголовного наказания за сквернословие и т. п. не применялось, а административного не существовало.

19 декабря 1956 года был издан указ Президиума ВС РСФСР «Об ответственности за мелкое хулиганство», в преамбуле которого говорилось: «В целях усиления борьбы с мелким хулиганством и учитывая, что ответственность за него законом не предусмотрена, вследствие чего часто остаются безнаказанными такие действия, как нарушение общественного порядка и спокойствия, проявление оскорбительного неуважения к гражданам, сквернословие и другие непристойные проступки, совершенные в общественном месте»…

«Декабрьский» указ вновь устанавливал административную ответственность за мелкое хулиганство и санкцию от 3 до 15 суток ареста (отчего появившихся суточников-хулиганов прозвали «декабристами»). Однако широкое распространение мелкого хулиганства привело к началу новой кампании борьбы с ним, сигналом к которой послужил указ Президиума ВС СССР от 26 июля 1966 года «Об усилении ответственности за хулиганство». Указ устанавливал, что «мелкое хулиганство, то есть нецензурная брань в общественных местах, оскорбительное приставание к гражданам, и другие подобные действия, нарушающие общественный порядок и спокойствие, если эти действия по своему характеру не влекут применения мер уголовного наказания, наказываются арестом на срок от 10 до 15 суток или исправительными работами на срок от 1 до 2 месяцев с удержанием 20 % заработка, или штрафом от 10 до 30 руб.». Эта норма действовала вплоть до распада СССР.

В настоящее время хулиганство как преступление упоминается в уголовных кодексах Российской Федерации и большинства республик, ранее входивших в СССР.

Состав преступления

Хулиганские действия в числе прочего могут включать элементы физического насилия, вандализм, нарушение общественного порядка (например, шумное, оскорбительное для окружающих поведение). Некоторые из этих действий подпадают в Российской Федерации под различные статьи уголовного кодекса, в том числе ст. 167 УК Российской Федерации (умышленная порча имущества), ст. 213 УК Российской Федерации (хулиганство), ст. 214 УК Российской Федерации (вандализм).

Хулиган своими действиями (чаще всего) нарушает права других людей. Движущими силами хулигана бывают:

• желание поразвлечься;
• стремление доказать свою смелость (либо силу, ловкость и т. д.);
• желание выделиться, привлечь внимание;
• неприязнь к определённым людям или категориям людей;
• обида;
• потеря контроля над своим поведением в результате алкогольного или иного опьянения;
• садизм и т. п.

УК России делит хулиганство на несколько групп по степени тяжести — мелкое хулиганство, собственно хулиганство и хулиганство, повлекшее тяжёлые последствия (физический или материальный вред). Мелкое хулиганство состава преступления в России не образует, но может быть квалифицировано как административное правонарушение (см. ст. 20.1 КоАП РФ).

Статья 213. Хулиганство: 1. Хулиганство, то есть грубое нарушение общественного порядка, выражающее явное неуважение к обществу, совершенное: а) с применением оружия или предметов, используемых в качестве оружия; б) по мотивам политической, идеологической, расовой, национальной или религиозной ненависти или вражды либо по мотивам ненависти или вражды в отношении какой-либо социальной группы, - наказывается штрафом в размере от трёхсот тысяч до пятисот тысяч рублей или в размере заработной платы или иного дохода осужденного за период от двух до трёх лет, либо обязательными работами на срок до четырёхсот восьмидесяти часов, либо исправительными работами на срок от одного года до двух лет, либо принудительными работами на срок до пяти лет, либо лишением свободы на тот же срок. 2. То же деяние, совершенное группой лиц по предварительному сговору или организованной группой либо связанное с сопротивлением представителю власти либо иному лицу, исполняющему обязанности по охране общественного порядка или пресекающему нарушение общественного порядка, - наказывается штрафом в размере от пятисот тысяч до одного миллиона рублей или в размере заработной платы или иного дохода осужденного за период от трёх до четырёх лет, либо принудительными работами на срок до пяти лет, либо лишением свободы на срок до семи лет.

В силу большой свободы различных толкований, которые позволяет формулировка статьи, Верховный Суд Российской Федерации в 2007-м году издал постановление, широко освещающее вопросы квалификации дел по ст. 213.

Хулиганство в культуре

• Фильмы:
  • «Барышня и хулиган», фильм 1918 г. с Владимиром Маяковским в главной роли.
  • «Барышня и хулиган», фильм-балет Дмитрия Шостаковича 1970 г., ремейк предыдущего.
  • «Заводной апельсин» («A Clockwork Orange») (1971).
  • «Фирма» («The Firm») (1988).
  • «Удостоверение» («ID») (1995).
  • «Фабрика футбола» («The Football Factory») (2004).
  • «Хулиганы Зелёной улицы» («Green Street») (2005).
  • «Касс» («Cass») (2008).
  • «Хулиганы Зелёной улицы 2» («Green Street 2: Stand Your Ground») (2009).
  • «Ну, погоди!» (Мультсериал, СССР) — персонаж Волк позиционируется как типичный хулиган.

Отрывок, характеризующий Хулиганство

Но вдруг в 1812 м году французами одержана победа под Москвой, Москва взята, и вслед за тем, без новых сражений, не Россия перестала существовать, а перестала существовать шестисоттысячная армия, потом наполеоновская Франция. Натянуть факты на правила истории, сказать, что поле сражения в Бородине осталось за русскими, что после Москвы были сражения, уничтожившие армию Наполеона, – невозможно.
После Бородинской победы французов не было ни одного не только генерального, но сколько нибудь значительного сражения, и французская армия перестала существовать. Что это значит? Ежели бы это был пример из истории Китая, мы бы могли сказать, что это явление не историческое (лазейка историков, когда что не подходит под их мерку); ежели бы дело касалось столкновения непродолжительного, в котором участвовали бы малые количества войск, мы бы могли принять это явление за исключение; но событие это совершилось на глазах наших отцов, для которых решался вопрос жизни и смерти отечества, и война эта была величайшая из всех известных войн…
Период кампании 1812 года от Бородинского сражения до изгнания французов доказал, что выигранное сражение не только не есть причина завоевания, но даже и не постоянный признак завоевания; доказал, что сила, решающая участь народов, лежит не в завоевателях, даже на в армиях и сражениях, а в чем то другом.
Французские историки, описывая положение французского войска перед выходом из Москвы, утверждают, что все в Великой армии было в порядке, исключая кавалерии, артиллерии и обозов, да не было фуража для корма лошадей и рогатого скота. Этому бедствию не могло помочь ничто, потому что окрестные мужики жгли свое сено и не давали французам.
Выигранное сражение не принесло обычных результатов, потому что мужики Карп и Влас, которые после выступления французов приехали в Москву с подводами грабить город и вообще не выказывали лично геройских чувств, и все бесчисленное количество таких мужиков не везли сена в Москву за хорошие деньги, которые им предлагали, а жгли его.

Представим себе двух людей, вышедших на поединок с шпагами по всем правилам фехтовального искусства: фехтование продолжалось довольно долгое время; вдруг один из противников, почувствовав себя раненым – поняв, что дело это не шутка, а касается его жизни, бросил свою шпагу и, взяв первую попавшуюся дубину, начал ворочать ею. Но представим себе, что противник, так разумно употребивший лучшее и простейшее средство для достижения цели, вместе с тем воодушевленный преданиями рыцарства, захотел бы скрыть сущность дела и настаивал бы на том, что он по всем правилам искусства победил на шпагах. Можно себе представить, какая путаница и неясность произошла бы от такого описания происшедшего поединка.
Фехтовальщик, требовавший борьбы по правилам искусства, были французы; его противник, бросивший шпагу и поднявший дубину, были русские; люди, старающиеся объяснить все по правилам фехтования, – историки, которые писали об этом событии.
Со времени пожара Смоленска началась война, не подходящая ни под какие прежние предания войн. Сожжение городов и деревень, отступление после сражений, удар Бородина и опять отступление, оставление и пожар Москвы, ловля мародеров, переимка транспортов, партизанская война – все это были отступления от правил.
Наполеон чувствовал это, и с самого того времени, когда он в правильной позе фехтовальщика остановился в Москве и вместо шпаги противника увидал поднятую над собой дубину, он не переставал жаловаться Кутузову и императору Александру на то, что война велась противно всем правилам (как будто существовали какие то правила для того, чтобы убивать людей). Несмотря на жалобы французов о неисполнении правил, несмотря на то, что русским, высшим по положению людям казалось почему то стыдным драться дубиной, а хотелось по всем правилам стать в позицию en quarte или en tierce [четвертую, третью], сделать искусное выпадение в prime [первую] и т. д., – дубина народной войны поднялась со всей своей грозной и величественной силой и, не спрашивая ничьих вкусов и правил, с глупой простотой, но с целесообразностью, не разбирая ничего, поднималась, опускалась и гвоздила французов до тех пор, пока не погибло все нашествие.
И благо тому народу, который не как французы в 1813 году, отсалютовав по всем правилам искусства и перевернув шпагу эфесом, грациозно и учтиво передает ее великодушному победителю, а благо тому народу, который в минуту испытания, не спрашивая о том, как по правилам поступали другие в подобных случаях, с простотою и легкостью поднимает первую попавшуюся дубину и гвоздит ею до тех пор, пока в душе его чувство оскорбления и мести не заменяется презрением и жалостью.


Одним из самых осязательных и выгодных отступлений от так называемых правил войны есть действие разрозненных людей против людей, жмущихся в кучу. Такого рода действия всегда проявляются в войне, принимающей народный характер. Действия эти состоят в том, что, вместо того чтобы становиться толпой против толпы, люди расходятся врозь, нападают поодиночке и тотчас же бегут, когда на них нападают большими силами, а потом опять нападают, когда представляется случай. Это делали гверильясы в Испании; это делали горцы на Кавказе; это делали русские в 1812 м году.
Войну такого рода назвали партизанскою и полагали, что, назвав ее так, объяснили ее значение. Между тем такого рода война не только не подходит ни под какие правила, но прямо противоположна известному и признанному за непогрешимое тактическому правилу. Правило это говорит, что атакующий должен сосредоточивать свои войска с тем, чтобы в момент боя быть сильнее противника.
Партизанская война (всегда успешная, как показывает история) прямо противуположна этому правилу.
Противоречие это происходит оттого, что военная наука принимает силу войск тождественною с их числительностию. Военная наука говорит, что чем больше войска, тем больше силы. Les gros bataillons ont toujours raison. [Право всегда на стороне больших армий.]
Говоря это, военная наука подобна той механике, которая, основываясь на рассмотрении сил только по отношению к их массам, сказала бы, что силы равны или не равны между собою, потому что равны или не равны их массы.
Сила (количество движения) есть произведение из массы на скорость.
В военном деле сила войска есть также произведение из массы на что то такое, на какое то неизвестное х.
Военная наука, видя в истории бесчисленное количество примеров того, что масса войск не совпадает с силой, что малые отряды побеждают большие, смутно признает существование этого неизвестного множителя и старается отыскать его то в геометрическом построении, то в вооружении, то – самое обыкновенное – в гениальности полководцев. Но подстановление всех этих значений множителя не доставляет результатов, согласных с историческими фактами.
А между тем стоит только отрешиться от установившегося, в угоду героям, ложного взгляда на действительность распоряжений высших властей во время войны для того, чтобы отыскать этот неизвестный х.
Х этот есть дух войска, то есть большее или меньшее желание драться и подвергать себя опасностям всех людей, составляющих войско, совершенно независимо от того, дерутся ли люди под командой гениев или не гениев, в трех или двух линиях, дубинами или ружьями, стреляющими тридцать раз в минуту. Люди, имеющие наибольшее желание драться, всегда поставят себя и в наивыгоднейшие условия для драки.
Дух войска – есть множитель на массу, дающий произведение силы. Определить и выразить значение духа войска, этого неизвестного множителя, есть задача науки.
Задача эта возможна только тогда, когда мы перестанем произвольно подставлять вместо значения всего неизвестного Х те условия, при которых проявляется сила, как то: распоряжения полководца, вооружение и т. д., принимая их за значение множителя, а признаем это неизвестное во всей его цельности, то есть как большее или меньшее желание драться и подвергать себя опасности. Тогда только, выражая уравнениями известные исторические факты, из сравнения относительного значения этого неизвестного можно надеяться на определение самого неизвестного.
Десять человек, батальонов или дивизий, сражаясь с пятнадцатью человеками, батальонами или дивизиями, победили пятнадцать, то есть убили и забрали в плен всех без остатка и сами потеряли четыре; стало быть, уничтожились с одной стороны четыре, с другой стороны пятнадцать. Следовательно, четыре были равны пятнадцати, и, следовательно, 4а:=15у. Следовательно, ж: г/==15:4. Уравнение это не дает значения неизвестного, но оно дает отношение между двумя неизвестными. И из подведения под таковые уравнения исторических различно взятых единиц (сражений, кампаний, периодов войн) получатся ряды чисел, в которых должны существовать и могут быть открыты законы.
Тактическое правило о том, что надо действовать массами при наступлении и разрозненно при отступлении, бессознательно подтверждает только ту истину, что сила войска зависит от его духа. Для того чтобы вести людей под ядра, нужно больше дисциплины, достигаемой только движением в массах, чем для того, чтобы отбиваться от нападающих. Но правило это, при котором упускается из вида дух войска, беспрестанно оказывается неверным и в особенности поразительно противоречит действительности там, где является сильный подъем или упадок духа войска, – во всех народных войнах.
Французы, отступая в 1812 м году, хотя и должны бы защищаться отдельно, по тактике, жмутся в кучу, потому что дух войска упал так, что только масса сдерживает войско вместе. Русские, напротив, по тактике должны бы были нападать массой, на деле же раздробляются, потому что дух поднят так, что отдельные лица бьют без приказания французов и не нуждаются в принуждении для того, чтобы подвергать себя трудам и опасностям.


Так называемая партизанская война началась со вступления неприятеля в Смоленск.
Прежде чем партизанская война была официально принята нашим правительством, уже тысячи людей неприятельской армии – отсталые мародеры, фуражиры – были истреблены казаками и мужиками, побивавшими этих людей так же бессознательно, как бессознательно собаки загрызают забеглую бешеную собаку. Денис Давыдов своим русским чутьем первый понял значение той страшной дубины, которая, не спрашивая правил военного искусства, уничтожала французов, и ему принадлежит слава первого шага для узаконения этого приема войны.
24 го августа был учрежден первый партизанский отряд Давыдова, и вслед за его отрядом стали учреждаться другие. Чем дальше подвигалась кампания, тем более увеличивалось число этих отрядов.
Партизаны уничтожали Великую армию по частям. Они подбирали те отпадавшие листья, которые сами собою сыпались с иссохшего дерева – французского войска, и иногда трясли это дерево. В октябре, в то время как французы бежали к Смоленску, этих партий различных величин и характеров были сотни. Были партии, перенимавшие все приемы армии, с пехотой, артиллерией, штабами, с удобствами жизни; были одни казачьи, кавалерийские; были мелкие, сборные, пешие и конные, были мужицкие и помещичьи, никому не известные. Был дьячок начальником партии, взявший в месяц несколько сот пленных. Была старостиха Василиса, побившая сотни французов.
Последние числа октября было время самого разгара партизанской войны. Тот первый период этой войны, во время которого партизаны, сами удивляясь своей дерзости, боялись всякую минуту быть пойманными и окруженными французами и, не расседлывая и почти не слезая с лошадей, прятались по лесам, ожидая всякую минуту погони, – уже прошел. Теперь уже война эта определилась, всем стало ясно, что можно было предпринять с французами и чего нельзя было предпринимать. Теперь уже только те начальники отрядов, которые с штабами, по правилам ходили вдали от французов, считали еще многое невозможным. Мелкие же партизаны, давно уже начавшие свое дело и близко высматривавшие французов, считали возможным то, о чем не смели и думать начальники больших отрядов. Казаки же и мужики, лазившие между французами, считали, что теперь уже все было возможно.
22 го октября Денисов, бывший одним из партизанов, находился с своей партией в самом разгаре партизанской страсти. С утра он с своей партией был на ходу. Он целый день по лесам, примыкавшим к большой дороге, следил за большим французским транспортом кавалерийских вещей и русских пленных, отделившимся от других войск и под сильным прикрытием, как это было известно от лазутчиков и пленных, направлявшимся к Смоленску. Про этот транспорт было известно не только Денисову и Долохову (тоже партизану с небольшой партией), ходившему близко от Денисова, но и начальникам больших отрядов с штабами: все знали про этот транспорт и, как говорил Денисов, точили на него зубы. Двое из этих больших отрядных начальников – один поляк, другой немец – почти в одно и то же время прислали Денисову приглашение присоединиться каждый к своему отряду, с тем чтобы напасть на транспорт.
– Нет, бг'ат, я сам с усам, – сказал Денисов, прочтя эти бумаги, и написал немцу, что, несмотря на душевное желание, которое он имел служить под начальством столь доблестного и знаменитого генерала, он должен лишить себя этого счастья, потому что уже поступил под начальство генерала поляка. Генералу же поляку он написал то же самое, уведомляя его, что он уже поступил под начальство немца.
Распорядившись таким образом, Денисов намеревался, без донесения о том высшим начальникам, вместе с Долоховым атаковать и взять этот транспорт своими небольшими силами. Транспорт шел 22 октября от деревни Микулиной к деревне Шамшевой. С левой стороны дороги от Микулина к Шамшеву шли большие леса, местами подходившие к самой дороге, местами отдалявшиеся от дороги на версту и больше. По этим то лесам целый день, то углубляясь в середину их, то выезжая на опушку, ехал с партией Денисов, не выпуская из виду двигавшихся французов. С утра, недалеко от Микулина, там, где лес близко подходил к дороге, казаки из партии Денисова захватили две ставшие в грязи французские фуры с кавалерийскими седлами и увезли их в лес. С тех пор и до самого вечера партия, не нападая, следила за движением французов. Надо было, не испугав их, дать спокойно дойти до Шамшева и тогда, соединившись с Долоховым, который должен был к вечеру приехать на совещание к караулке в лесу (в версте от Шамшева), на рассвете пасть с двух сторон как снег на голову и побить и забрать всех разом.
Позади, в двух верстах от Микулина, там, где лес подходил к самой дороге, было оставлено шесть казаков, которые должны были донести сейчас же, как только покажутся новые колонны французов.
Впереди Шамшева точно так же Долохов должен был исследовать дорогу, чтобы знать, на каком расстоянии есть еще другие французские войска. При транспорте предполагалось тысяча пятьсот человек. У Денисова было двести человек, у Долохова могло быть столько же. Но превосходство числа не останавливало Денисова. Одно только, что еще нужно было знать ему, это то, какие именно были эти войска; и для этой цели Денисову нужно было взять языка (то есть человека из неприятельской колонны). В утреннее нападение на фуры дело сделалось с такою поспешностью, что бывших при фурах французов всех перебили и захватили живым только мальчишку барабанщика, который был отсталый и ничего не мог сказать положительно о том, какие были войска в колонне.
Нападать другой раз Денисов считал опасным, чтобы не встревожить всю колонну, и потому он послал вперед в Шамшево бывшего при его партии мужика Тихона Щербатого – захватить, ежели можно, хоть одного из бывших там французских передовых квартиргеров.


Был осенний, теплый, дождливый день. Небо и горизонт были одного и того же цвета мутной воды. То падал как будто туман, то вдруг припускал косой, крупный дождь.
На породистой, худой, с подтянутыми боками лошади, в бурке и папахе, с которых струилась вода, ехал Денисов. Он, так же как и его лошадь, косившая голову и поджимавшая уши, морщился от косого дождя и озабоченно присматривался вперед. Исхудавшее и обросшее густой, короткой, черной бородой лицо его казалось сердито.
Рядом с Денисовым, также в бурке и папахе, на сытом, крупном донце ехал казачий эсаул – сотрудник Денисова.
Эсаул Ловайский – третий, также в бурке и папахе, был длинный, плоский, как доска, белолицый, белокурый человек, с узкими светлыми глазками и спокойно самодовольным выражением и в лице и в посадке. Хотя и нельзя было сказать, в чем состояла особенность лошади и седока, но при первом взгляде на эсаула и Денисова видно было, что Денисову и мокро и неловко, – что Денисов человек, который сел на лошадь; тогда как, глядя на эсаула, видно было, что ему так же удобно и покойно, как и всегда, и что он не человек, который сел на лошадь, а человек вместе с лошадью одно, увеличенное двойною силою, существо.
Немного впереди их шел насквозь промокший мужичок проводник, в сером кафтане и белом колпаке.
Немного сзади, на худой, тонкой киргизской лошаденке с огромным хвостом и гривой и с продранными в кровь губами, ехал молодой офицер в синей французской шинели.
Рядом с ним ехал гусар, везя за собой на крупе лошади мальчика в французском оборванном мундире и синем колпаке. Мальчик держался красными от холода руками за гусара, пошевеливал, стараясь согреть их, свои босые ноги, и, подняв брови, удивленно оглядывался вокруг себя. Это был взятый утром французский барабанщик.
Сзади, по три, по четыре, по узкой, раскиснувшей и изъезженной лесной дороге, тянулись гусары, потом казаки, кто в бурке, кто во французской шинели, кто в попоне, накинутой на голову. Лошади, и рыжие и гнедые, все казались вороными от струившегося с них дождя. Шеи лошадей казались странно тонкими от смокшихся грив. От лошадей поднимался пар. И одежды, и седла, и поводья – все было мокро, склизко и раскисло, так же как и земля, и опавшие листья, которыми была уложена дорога. Люди сидели нахохлившись, стараясь не шевелиться, чтобы отогревать ту воду, которая пролилась до тела, и не пропускать новую холодную, подтекавшую под сиденья, колени и за шеи. В середине вытянувшихся казаков две фуры на французских и подпряженных в седлах казачьих лошадях громыхали по пням и сучьям и бурчали по наполненным водою колеям дороги.
Лошадь Денисова, обходя лужу, которая была на дороге, потянулась в сторону и толканула его коленкой о дерево.
– Э, чег'т! – злобно вскрикнул Денисов и, оскаливая зубы, плетью раза три ударил лошадь, забрызгав себя и товарищей грязью. Денисов был не в духе: и от дождя и от голода (с утра никто ничего не ел), и главное оттого, что от Долохова до сих пор не было известий и посланный взять языка не возвращался.
«Едва ли выйдет другой такой случай, как нынче, напасть на транспорт. Одному нападать слишком рискованно, а отложить до другого дня – из под носа захватит добычу кто нибудь из больших партизанов», – думал Денисов, беспрестанно взглядывая вперед, думая увидать ожидаемого посланного от Долохова.
Выехав на просеку, по которой видно было далеко направо, Денисов остановился.
– Едет кто то, – сказал он.
Эсаул посмотрел по направлению, указываемому Денисовым.
– Едут двое – офицер и казак. Только не предположительно, чтобы был сам подполковник, – сказал эсаул, любивший употреблять неизвестные казакам слова.
Ехавшие, спустившись под гору, скрылись из вида и через несколько минут опять показались. Впереди усталым галопом, погоняя нагайкой, ехал офицер – растрепанный, насквозь промокший и с взбившимися выше колен панталонами. За ним, стоя на стременах, рысил казак. Офицер этот, очень молоденький мальчик, с широким румяным лицом и быстрыми, веселыми глазами, подскакал к Денисову и подал ему промокший конверт.
– От генерала, – сказал офицер, – извините, что не совсем сухо…
Денисов, нахмурившись, взял конверт и стал распечатывать.
– Вот говорили всё, что опасно, опасно, – сказал офицер, обращаясь к эсаулу, в то время как Денисов читал поданный ему конверт. – Впрочем, мы с Комаровым, – он указал на казака, – приготовились. У нас по два писто… А это что ж? – спросил он, увидав французского барабанщика, – пленный? Вы уже в сраженье были? Можно с ним поговорить?
– Ростов! Петя! – крикнул в это время Денисов, пробежав поданный ему конверт. – Да как же ты не сказал, кто ты? – И Денисов с улыбкой, обернувшись, протянул руку офицеру.
Офицер этот был Петя Ростов.
Во всю дорогу Петя приготавливался к тому, как он, как следует большому и офицеру, не намекая на прежнее знакомство, будет держать себя с Денисовым. Но как только Денисов улыбнулся ему, Петя тотчас же просиял, покраснел от радости и, забыв приготовленную официальность, начал рассказывать о том, как он проехал мимо французов, и как он рад, что ему дано такое поручение, и что он был уже в сражении под Вязьмой, и что там отличился один гусар.
– Ну, я г'ад тебя видеть, – перебил его Денисов, и лицо его приняло опять озабоченное выражение.
– Михаил Феоклитыч, – обратился он к эсаулу, – ведь это опять от немца. Он пг'и нем состоит. – И Денисов рассказал эсаулу, что содержание бумаги, привезенной сейчас, состояло в повторенном требовании от генерала немца присоединиться для нападения на транспорт. – Ежели мы его завтг'а не возьмем, они у нас из под носа выг'вут, – заключил он.
В то время как Денисов говорил с эсаулом, Петя, сконфуженный холодным тоном Денисова и предполагая, что причиной этого тона было положение его панталон, так, чтобы никто этого не заметил, под шинелью поправлял взбившиеся панталоны, стараясь иметь вид как можно воинственнее.
– Будет какое нибудь приказание от вашего высокоблагородия? – сказал он Денисову, приставляя руку к козырьку и опять возвращаясь к игре в адъютанта и генерала, к которой он приготовился, – или должен я оставаться при вашем высокоблагородии?
– Приказания?.. – задумчиво сказал Денисов. – Да ты можешь ли остаться до завтрашнего дня?
– Ах, пожалуйста… Можно мне при вас остаться? – вскрикнул Петя.
– Да как тебе именно велено от генег'ала – сейчас вег'нуться? – спросил Денисов. Петя покраснел.
– Да он ничего не велел. Я думаю, можно? – сказал он вопросительно.
– Ну, ладно, – сказал Денисов. И, обратившись к своим подчиненным, он сделал распоряжения о том, чтоб партия шла к назначенному у караулки в лесу месту отдыха и чтобы офицер на киргизской лошади (офицер этот исполнял должность адъютанта) ехал отыскивать Долохова, узнать, где он и придет ли он вечером. Сам же Денисов с эсаулом и Петей намеревался подъехать к опушке леса, выходившей к Шамшеву, с тем, чтобы взглянуть на то место расположения французов, на которое должно было быть направлено завтрашнее нападение.
– Ну, бог'ода, – обратился он к мужику проводнику, – веди к Шамшеву.
Денисов, Петя и эсаул, сопутствуемые несколькими казаками и гусаром, который вез пленного, поехали влево через овраг, к опушке леса.


Дождик прошел, только падал туман и капли воды с веток деревьев. Денисов, эсаул и Петя молча ехали за мужиком в колпаке, который, легко и беззвучно ступая своими вывернутыми в лаптях ногами по кореньям и мокрым листьям, вел их к опушке леса.
Выйдя на изволок, мужик приостановился, огляделся и направился к редевшей стене деревьев. У большого дуба, еще не скинувшего листа, он остановился и таинственно поманил к себе рукою.
Денисов и Петя подъехали к нему. С того места, на котором остановился мужик, были видны французы. Сейчас за лесом шло вниз полубугром яровое поле. Вправо, через крутой овраг, виднелась небольшая деревушка и барский домик с разваленными крышами. В этой деревушке и в барском доме, и по всему бугру, в саду, у колодцев и пруда, и по всей дороге в гору от моста к деревне, не более как в двухстах саженях расстояния, виднелись в колеблющемся тумане толпы народа. Слышны были явственно их нерусские крики на выдиравшихся в гору лошадей в повозках и призывы друг другу.