Хунзви, Ченджераи

Ченджераи Хунзви
шона Chenjerai Hunzvi
Псевдонимы:	Гитлер
Дата рождения:	23 октября 1949(1949-10-23)
Место рождения:	Чиминья
Дата смерти:	4 июня 2001(2001-06-04) (51 год)
Место смерти:	Хараре
Гражданство:	Зимбабве Зимбабве
Партия:	Зимбабвийский африканский национальный союз — Патриотический фронт
Основные идеи:	национализм, чёрный расизм
Род деятельности:	врач; председатель ZNLWVA

Ченджераи Хунзви (шона Chenjerai Hunzvi; 23 октября 1949, Чиминья — 4 июня 2001, Хараре), был также известен как Гитлер или Чёрный Гитлер — зимбабвийский общественный деятель, врач и политик, председатель Ассоциации ветеранов национально-освободительной борьбы в 1997—2001 годах. Депутат парламента Зимбабве от партии ZANU президента Мугабе. Участник захватов ферм, принадлежащих белым владельцам, организатор расправ с политическими оппозиционерами.

В Родезии и в Европе

Родился в бедной семье крестьян-шона. С языка шона имя Ченджераи переводятся как «будь осторожен». После получения начального и среднего образования, в 16-летнем возрасте, по его словам, участвовал в борьбе против родезийского режима белого меньшинства. Организовывал молодёжные акции протеста. Носил подпольный псевдоним Гитлер. Утверждал, что был бойцом ZIPRA (что впоследствии опровергалось), подвергался преследованиям, сидел в родезийской тюрьме.

В 1974 Хунзви выехал из Родезии в Европу. Учился в Румынии, затем в Польше. Получил диплом врача. Одновременно выступал представителем ZAPU в ПНР. В 1979 году, находясь в Лондоне, Ченджераи Хунзви как зимбабвийский активист присутствовал на Ланкастерхаузской конференции.

Председатель ветеранской ассоциации Зимбабве

Финансовые требования и махинации

Ченджераи Хунзви вернулся в Зимбабве в 1990 году. Работал врачом в Центральной больнице Хараре, затем открыл частную клинику в посёлке Будириро. Вступил в Зимбабвийскую ассоциацию ветеранов национально-освободительной войны (ZNLWVA).

Харизма и ораторский дар Хунзви позволили ему в 1997 году занять пост председателя ZNLWVA (несмотря на сомнительность его личного участия в войне). Под его руководством Ассоциация резко активизировалась. Хунзви возглавил кампанию с требованиями к правительству выплатить ветеранам войны единовременные суммы, эквивалентные 4000 долларов США, установить ежемесячные государственные пособия в 2000 долларов и распространить ветеранские льготы на женщин, не участвовавших в боях, но являвшихся партизанскими информаторами. Удалось добиться единовременных выплат в 2500 долларов и ежемесячных пособий в 100 долларов. Был создан специальный фонд. Крупные затраты в сложной экономической ситуации явились важным толчком катастрофической инфляции и обвала финансовой системы Зимбабве.

Вокруг выделенных средств возникла серия коррупционных скандалов. При расследовании выяснилось, что Хунзви как врач практиковал выдачу многочисленных необоснованных медицинских свидетельств об инвалидности с выплатами соответствующих пособий. В 1999 году он привлекался за это к уголовной ответственности. В освобождении под залог ему было отказано как потенциально опасной личности. Однако в 2000 году он был освобождён.

Захваты ферм

С начала 2000 года Ченджераи Хунзви выдвинул требование ускорить передел земельных угодий в пользу чернокожих ветеранов. ZNLWVA обратилась к королеве Елизавете II (как главе Британского содружества) с предупреждением о «кровавой бойне», если имущественные претензии членов Ассоциации к белым фермерам не будут удовлетворены.

Вскоре начались массовые захваты ферм, принадлежащих белым владельцам. Участники захватов, независимо от возраста — многие из них были юношами и подростками, родившимися после окончания войны — представлялись ветеранами и членами ZNLWVA, в процессе участвовали администрация и полиция. Были документально зафиксированы 19 убийств, причём 12 погибших были чернокожими работниками ферм, 7 — белыми фермерами.

В августе 2002 ферму, изъятую у белой четы, заняла жена президента Грейс Мугабе. Эти события принесли Ченджераи Хунзви мировую известность как харизматичному и жестокому «Чёрному Гитлеру».

Кампания захватов начала 2000-х годов укрепила положение президента Роберта Мугабе. Кроме того, ZNLWVA стала его активной массовой опорой, а популярный Черджераи Хунзви — политическим союзником видной фигурой правящей партии ZANU.

Подавление оппозиции

С 2000 года Черджераи Хунзви стал активным сторонником президента Мугабе. Активисты ZNLWVA под его руководством оказывали жёсткое давление на кандидатов и избирателей оппозиционного MDC. Частная клиника Хунзви близ Хараре получила известность как место насильственного содержания, избиений и пыток захваченных оппозиционеров. Amnesty International характеризовала это заведение как «камеру пыток». Хунзви характеризовался как «главарь террористических банд Мугабе».

Почему меня называют Гитлером? Потому что я самый большой террорист Зимбабве. Я самый опасный человек в стране. Будете делать всё, что я скажу.
Ченджераи Хунзви

На выборах 2000 года Ченджераи Хунзви был избран депутатом парламента Зимбабве от партии ZANU. Выступал с позиций жёсткого национализма и чёрного расизма.

Смерть и реакция

Ченджераи Хунзви скоропостижно скончался в возрасте 51 года. Причина смерти до конца не прояснилась. Официальным диагнозом называлась малярия, но существовали подозрения на СПИД.

Комментаторы отмечали, что в отношении к смерти «Гитлера» общество разделилось надвое: высказывалась как неподдельная скорбь, так и откровенное ликование. Говорилось также, что Хунзви был единственным человеком в стране, кто мог ставить условия Мугабе и угрожать ему.

Семейные коллизии

Ченджераи Хунзви был трижды женат. Первый брак он заключил в молодости, до эмиграции.

Второй женой Хунзви была полька Веслава, на которой он женился во время пребывания в ПНР. В браке супруги Хунзви имели сына и дочь. В 1992 году Веслава Хунзви бежала из Зимбабве, обвинив «этого жестокого и низкого человека» в садистских избиениях, а также в обмане: «Что касается войны, то он никогда не держал в руках винтовки, не бывал ни в одном бою». Под псевдонимом Магда Тунзви она издала книгу Белая рабыня.

После второго развода Ченджераи Хунзви женился вновь. Всего в трёх браках он имел пятерых детей.

См. также

• Джозеф Чинотимба

Отрывок, характеризующий Хунзви, Ченджераи

– Andre, я тебя благословлю образом, и ты обещай мне, что никогда его не будешь снимать. Обещаешь?
– Ежели он не в два пуда и шеи не оттянет… Чтобы тебе сделать удовольствие… – сказал князь Андрей, но в ту же секунду, заметив огорченное выражение, которое приняло лицо сестры при этой шутке, он раскаялся. – Очень рад, право очень рад, мой друг, – прибавил он.
– Против твоей воли Он спасет и помилует тебя и обратит тебя к Себе, потому что в Нем одном и истина и успокоение, – сказала она дрожащим от волнения голосом, с торжественным жестом держа в обеих руках перед братом овальный старинный образок Спасителя с черным ликом в серебряной ризе на серебряной цепочке мелкой работы.
Она перекрестилась, поцеловала образок и подала его Андрею.
– Пожалуйста, Andre, для меня…
Из больших глаз ее светились лучи доброго и робкого света. Глаза эти освещали всё болезненное, худое лицо и делали его прекрасным. Брат хотел взять образок, но она остановила его. Андрей понял, перекрестился и поцеловал образок. Лицо его в одно и то же время было нежно (он был тронут) и насмешливо.
– Merci, mon ami. [Благодарю, мой друг.]
Она поцеловала его в лоб и опять села на диван. Они молчали.
– Так я тебе говорила, Andre, будь добр и великодушен, каким ты всегда был. Не суди строго Lise, – начала она. – Она так мила, так добра, и положение ее очень тяжело теперь.
– Кажется, я ничего не говорил тебе, Маша, чтоб я упрекал в чем нибудь свою жену или был недоволен ею. К чему ты всё это говоришь мне?
Княжна Марья покраснела пятнами и замолчала, как будто она чувствовала себя виноватою.
– Я ничего не говорил тебе, а тебе уж говорили . И мне это грустно.
Красные пятна еще сильнее выступили на лбу, шее и щеках княжны Марьи. Она хотела сказать что то и не могла выговорить. Брат угадал: маленькая княгиня после обеда плакала, говорила, что предчувствует несчастные роды, боится их, и жаловалась на свою судьбу, на свекра и на мужа. После слёз она заснула. Князю Андрею жалко стало сестру.
– Знай одно, Маша, я ни в чем не могу упрекнуть, не упрекал и никогда не упрекну мою жену , и сам ни в чем себя не могу упрекнуть в отношении к ней; и это всегда так будет, в каких бы я ни был обстоятельствах. Но ежели ты хочешь знать правду… хочешь знать, счастлив ли я? Нет. Счастлива ли она? Нет. Отчего это? Не знаю…
Говоря это, он встал, подошел к сестре и, нагнувшись, поцеловал ее в лоб. Прекрасные глаза его светились умным и добрым, непривычным блеском, но он смотрел не на сестру, а в темноту отворенной двери, через ее голову.
– Пойдем к ней, надо проститься. Или иди одна, разбуди ее, а я сейчас приду. Петрушка! – крикнул он камердинеру, – поди сюда, убирай. Это в сиденье, это на правую сторону.
Княжна Марья встала и направилась к двери. Она остановилась.
– Andre, si vous avez. la foi, vous vous seriez adresse a Dieu, pour qu'il vous donne l'amour, que vous ne sentez pas et votre priere aurait ete exaucee. [Если бы ты имел веру, то обратился бы к Богу с молитвою, чтоб Он даровал тебе любовь, которую ты не чувствуешь, и молитва твоя была бы услышана.]
– Да, разве это! – сказал князь Андрей. – Иди, Маша, я сейчас приду.
По дороге к комнате сестры, в галлерее, соединявшей один дом с другим, князь Андрей встретил мило улыбавшуюся m lle Bourienne, уже в третий раз в этот день с восторженною и наивною улыбкой попадавшуюся ему в уединенных переходах.
– Ah! je vous croyais chez vous, [Ах, я думала, вы у себя,] – сказала она, почему то краснея и опуская глаза.
Князь Андрей строго посмотрел на нее. На лице князя Андрея вдруг выразилось озлобление. Он ничего не сказал ей, но посмотрел на ее лоб и волосы, не глядя в глаза, так презрительно, что француженка покраснела и ушла, ничего не сказав.
Когда он подошел к комнате сестры, княгиня уже проснулась, и ее веселый голосок, торопивший одно слово за другим, послышался из отворенной двери. Она говорила, как будто после долгого воздержания ей хотелось вознаградить потерянное время.
– Non, mais figurez vous, la vieille comtesse Zouboff avec de fausses boucles et la bouche pleine de fausses dents, comme si elle voulait defier les annees… [Нет, представьте себе, старая графиня Зубова, с фальшивыми локонами, с фальшивыми зубами, как будто издеваясь над годами…] Xa, xa, xa, Marieie!
Точно ту же фразу о графине Зубовой и тот же смех уже раз пять слышал при посторонних князь Андрей от своей жены.
Он тихо вошел в комнату. Княгиня, толстенькая, румяная, с работой в руках, сидела на кресле и без умолку говорила, перебирая петербургские воспоминания и даже фразы. Князь Андрей подошел, погладил ее по голове и спросил, отдохнула ли она от дороги. Она ответила и продолжала тот же разговор.
Коляска шестериком стояла у подъезда. На дворе была темная осенняя ночь. Кучер не видел дышла коляски. На крыльце суетились люди с фонарями. Огромный дом горел огнями сквозь свои большие окна. В передней толпились дворовые, желавшие проститься с молодым князем; в зале стояли все домашние: Михаил Иванович, m lle Bourienne, княжна Марья и княгиня.
Князь Андрей был позван в кабинет к отцу, который с глазу на глаз хотел проститься с ним. Все ждали их выхода.
Когда князь Андрей вошел в кабинет, старый князь в стариковских очках и в своем белом халате, в котором он никого не принимал, кроме сына, сидел за столом и писал. Он оглянулся.
– Едешь? – И он опять стал писать.
– Пришел проститься.
– Целуй сюда, – он показал щеку, – спасибо, спасибо!
– За что вы меня благодарите?
– За то, что не просрочиваешь, за бабью юбку не держишься. Служба прежде всего. Спасибо, спасибо! – И он продолжал писать, так что брызги летели с трещавшего пера. – Ежели нужно сказать что, говори. Эти два дела могу делать вместе, – прибавил он.
– О жене… Мне и так совестно, что я вам ее на руки оставляю…
– Что врешь? Говори, что нужно.
– Когда жене будет время родить, пошлите в Москву за акушером… Чтоб он тут был.
Старый князь остановился и, как бы не понимая, уставился строгими глазами на сына.
– Я знаю, что никто помочь не может, коли натура не поможет, – говорил князь Андрей, видимо смущенный. – Я согласен, что и из миллиона случаев один бывает несчастный, но это ее и моя фантазия. Ей наговорили, она во сне видела, и она боится.
– Гм… гм… – проговорил про себя старый князь, продолжая дописывать. – Сделаю.
Он расчеркнул подпись, вдруг быстро повернулся к сыну и засмеялся.
– Плохо дело, а?
– Что плохо, батюшка?
– Жена! – коротко и значительно сказал старый князь.
– Я не понимаю, – сказал князь Андрей.
– Да нечего делать, дружок, – сказал князь, – они все такие, не разженишься. Ты не бойся; никому не скажу; а ты сам знаешь.
Он схватил его за руку своею костлявою маленькою кистью, потряс ее, взглянул прямо в лицо сына своими быстрыми глазами, которые, как казалось, насквозь видели человека, и опять засмеялся своим холодным смехом.
Сын вздохнул, признаваясь этим вздохом в том, что отец понял его. Старик, продолжая складывать и печатать письма, с своею привычною быстротой, схватывал и бросал сургуч, печать и бумагу.
– Что делать? Красива! Я всё сделаю. Ты будь покоен, – говорил он отрывисто во время печатания.
Андрей молчал: ему и приятно и неприятно было, что отец понял его. Старик встал и подал письмо сыну.
– Слушай, – сказал он, – о жене не заботься: что возможно сделать, то будет сделано. Теперь слушай: письмо Михайлу Иларионовичу отдай. Я пишу, чтоб он тебя в хорошие места употреблял и долго адъютантом не держал: скверная должность! Скажи ты ему, что я его помню и люблю. Да напиши, как он тебя примет. Коли хорош будет, служи. Николая Андреича Болконского сын из милости служить ни у кого не будет. Ну, теперь поди сюда.
Он говорил такою скороговоркой, что не доканчивал половины слов, но сын привык понимать его. Он подвел сына к бюро, откинул крышку, выдвинул ящик и вынул исписанную его крупным, длинным и сжатым почерком тетрадь.
– Должно быть, мне прежде тебя умереть. Знай, тут мои записки, их государю передать после моей смерти. Теперь здесь – вот ломбардный билет и письмо: это премия тому, кто напишет историю суворовских войн. Переслать в академию. Здесь мои ремарки, после меня читай для себя, найдешь пользу.