Хурамшин, Ямалетдин Хурамшинович

Ямалетдин Хурамшинович Хурамшин
Дата рождения:	1877(1877)
Место рождения:	Белебеевский уезд, Уфимская губерния
Дата смерти:	19 декабря 1937(1937-12-19)
Место смерти:	Томск
Вероисповедание:	ислам

Ямалетдин Хурамшинович Хурамшин (1877—1937) — депутат Государственной Думы Российской империи I созыва от Уфимской губернии. Конституционный демократ. В 1914 году принимал участие в работе мусульманского съезда в Петербурге.

По национальности: в справочнике о депутатах I Думы значится башкиром, в следственных материалах НКВД и в Книге Памяти Томской области — татарин.

Мулла деревни Караново. Законоучитель нескольких магометанских школ. До и после депутатства — ахун города Белебей. В период первой мировой войны исполнял обязанности полкового муллы.

Согласно «Именному списку преподавателей вероучения» при Красной мечети Томска, Ямалетдин Хурамшин занимал должность муллы с 1924 года. Проживал в доме по улице Источная, 10, что в Заисточье — татарской слободе Томска. 27 ноября 1926 года на мусульманском съезде в Красной мечети мулла Хурамшин читал доклад о своей поездке на Всероссийский мусульманский съезд в Уфу, рассказывал о впечатлениях восьми советских паломников, совершивших хадж в Мекку.

Обучение

Учился в медресе в деревне Килимовой (сейчас — Килимово).

Держал экзамен на должность муллы при Белебеевском городском училище.

Судьба после 1917 года

Его судьба в Советской России до недавнего времени была неизвестной. Почти все справочники о дате смерти Хурамшина ставили знак вопроса.

Недавние публикации архивов НКВД раскрыли неизвестные детали его жизни. Книга памяти Томской области написала о Хурамшине:

Родился в 1873 г., Уфимская губ., Белебеевский уезд, д. Караново; татарин; образование среднее; б/п; артель им. А.Бабаева, дежурный охраны. Проживал: Узбекистан, Ташкент.

Арестован 28 сентября 1937 г.

Приговорен: 8 декабря 1937 г., обв.: к-р военно-троцкистская организация.

Приговор: расстрел Расстрелян 19 декабря 1937 г. Реабилитирован 7 апреля 1959 г.

— lists.memo.ru/d35/f159.htm

Хурамшин жил в конце жизни в Ташкенте, куда переехал, спасаясь от репрессий. Работал в ташкентской артели имени Бабаева дежурным охраны. 28 сентября 1937 года в возрасте 64 года был арестован по делу о мусульманской подпольной организации Гаскери Уешма. Хурамшину инкриминировали руководство томской ячейкой «Гаскери Уешма». «Постановление Томского городского отдела НКВД о привлечении к уголовной ответственности Я. Хурамшина за принадлежность к националистической повстанческой организации»:

Я, РОМАНОВ — нач. 3 отд. Томского ГО НКВД Управления Госу­дарственной Безопасности УНКВД по Запсибкраю, рассмотрев след­ственный материал по делу № 12812 и приняв во внимание, что гр. Хурамшин Ямалетдин, 1873 г. рождения, уроженец деревни Карановой, быв. Билибейского уезда, быв. Уфимской губернии, б/п, по национальности татарин, имеет среднее образование, в прошлом сын торговца — мулла, член государственной думы. В 1930 г. арестовы­вался органами ОГПУ-НКВД по ст. 58-10 УК, проживает в г. Ташкенте.

Достаточно изобличается в том, что является членом к-р национа­листической военно-повстанческой организации, активно участвует в к-р деятельности этой организации, направленной на формирование вооруженных отрядов для борьбы с советской властью и поднятие восстания в момент действия Японии и Германии против СССР с це­лью свержения советской власти и установления военной диктатуры, выражающей интересы татарской буржуазии.

ПОСТАНОВИЛ: гр. ХУРАМШИНА привлечь в качестве обвиняе­мого по ст. 58-2-6-9-10-11 УК РСФСР, мерой пресечения способов уклонения от следствия и суда избрать содержание под стражей в мес­тах заключения, подведомствен, органам НКВД.

Нач. 3-го отд. Томского ГО НКВД

— insibir.com/povstanets-ya-huramshin

Хурамшина этапировали сначала в Новосибирск, а затем 4 декабря перевели в распоряжение томского горотдела НКВД [web.archive.org/web/20100729091820/www.islamnews.ru/uploads/news/1267517602/news-V1pbQcvnyV-0.jpg фотодокумент НКВД].

Бывшего депутата Государственной думы Ямалетдина Хурамшина казнили 19 декабря 1937 года. Реабилитирован 7 апреля 1959 года.

Отрывок, характеризующий Хурамшин, Ямалетдин Хурамшинович

Они полгода не видались почти; и в том возрасте, когда молодые люди делают первые шаги на пути жизни, оба нашли друг в друге огромные перемены, совершенно новые отражения тех обществ, в которых они сделали свои первые шаги жизни. Оба много переменились с своего последнего свидания и оба хотели поскорее выказать друг другу происшедшие в них перемены.
– Ах вы, полотеры проклятые! Чистенькие, свеженькие, точно с гулянья, не то, что мы грешные, армейщина, – говорил Ростов с новыми для Бориса баритонными звуками в голосе и армейскими ухватками, указывая на свои забрызганные грязью рейтузы.
Хозяйка немка высунулась из двери на громкий голос Ростова.
– Что, хорошенькая? – сказал он, подмигнув.
– Что ты так кричишь! Ты их напугаешь, – сказал Борис. – А я тебя не ждал нынче, – прибавил он. – Я вчера, только отдал тебе записку через одного знакомого адъютанта Кутузовского – Болконского. Я не думал, что он так скоро тебе доставит… Ну, что ты, как? Уже обстрелен? – спросил Борис.
Ростов, не отвечая, тряхнул по солдатскому Георгиевскому кресту, висевшему на снурках мундира, и, указывая на свою подвязанную руку, улыбаясь, взглянул на Берга.
– Как видишь, – сказал он.
– Вот как, да, да! – улыбаясь, сказал Борис, – а мы тоже славный поход сделали. Ведь ты знаешь, его высочество постоянно ехал при нашем полку, так что у нас были все удобства и все выгоды. В Польше что за приемы были, что за обеды, балы – я не могу тебе рассказать. И цесаревич очень милостив был ко всем нашим офицерам.
И оба приятеля рассказывали друг другу – один о своих гусарских кутежах и боевой жизни, другой о приятности и выгодах службы под командою высокопоставленных лиц и т. п.
– О гвардия! – сказал Ростов. – А вот что, пошли ка за вином.
Борис поморщился.
– Ежели непременно хочешь, – сказал он.
И, подойдя к кровати, из под чистых подушек достал кошелек и велел принести вина.
– Да, и тебе отдать деньги и письмо, – прибавил он.
Ростов взял письмо и, бросив на диван деньги, облокотился обеими руками на стол и стал читать. Он прочел несколько строк и злобно взглянул на Берга. Встретив его взгляд, Ростов закрыл лицо письмом.
– Однако денег вам порядочно прислали, – сказал Берг, глядя на тяжелый, вдавившийся в диван кошелек. – Вот мы так и жалованьем, граф, пробиваемся. Я вам скажу про себя…
– Вот что, Берг милый мой, – сказал Ростов, – когда вы получите из дома письмо и встретитесь с своим человеком, у которого вам захочется расспросить про всё, и я буду тут, я сейчас уйду, чтоб не мешать вам. Послушайте, уйдите, пожалуйста, куда нибудь, куда нибудь… к чорту! – крикнул он и тотчас же, схватив его за плечо и ласково глядя в его лицо, видимо, стараясь смягчить грубость своих слов, прибавил: – вы знаете, не сердитесь; милый, голубчик, я от души говорю, как нашему старому знакомому.
– Ах, помилуйте, граф, я очень понимаю, – сказал Берг, вставая и говоря в себя горловым голосом.
– Вы к хозяевам пойдите: они вас звали, – прибавил Борис.
Берг надел чистейший, без пятнушка и соринки, сюртучок, взбил перед зеркалом височки кверху, как носил Александр Павлович, и, убедившись по взгляду Ростова, что его сюртучок был замечен, с приятной улыбкой вышел из комнаты.
– Ах, какая я скотина, однако! – проговорил Ростов, читая письмо.
– А что?
– Ах, какая я свинья, однако, что я ни разу не писал и так напугал их. Ах, какая я свинья, – повторил он, вдруг покраснев. – Что же, пошли за вином Гаврилу! Ну, ладно, хватим! – сказал он…
В письмах родных было вложено еще рекомендательное письмо к князю Багратиону, которое, по совету Анны Михайловны, через знакомых достала старая графиня и посылала сыну, прося его снести по назначению и им воспользоваться.
– Вот глупости! Очень мне нужно, – сказал Ростов, бросая письмо под стол.
– Зачем ты это бросил? – спросил Борис.
– Письмо какое то рекомендательное, чорта ли мне в письме!
– Как чорта ли в письме? – поднимая и читая надпись, сказал Борис. – Письмо это очень нужное для тебя.
– Мне ничего не нужно, и я в адъютанты ни к кому не пойду.
– Отчего же? – спросил Борис.
– Лакейская должность!
– Ты всё такой же мечтатель, я вижу, – покачивая головой, сказал Борис.
– А ты всё такой же дипломат. Ну, да не в том дело… Ну, ты что? – спросил Ростов.
– Да вот, как видишь. До сих пор всё хорошо; но признаюсь, желал бы я очень попасть в адъютанты, а не оставаться во фронте.
– Зачем?
– Затем, что, уже раз пойдя по карьере военной службы, надо стараться делать, коль возможно, блестящую карьеру.
– Да, вот как! – сказал Ростов, видимо думая о другом.
Он пристально и вопросительно смотрел в глаза своему другу, видимо тщетно отыскивая разрешение какого то вопроса.
Старик Гаврило принес вино.
– Не послать ли теперь за Альфонс Карлычем? – сказал Борис. – Он выпьет с тобою, а я не могу.
– Пошли, пошли! Ну, что эта немчура? – сказал Ростов с презрительной улыбкой.
– Он очень, очень хороший, честный и приятный человек, – сказал Борис.
Ростов пристально еще раз посмотрел в глаза Борису и вздохнул. Берг вернулся, и за бутылкой вина разговор между тремя офицерами оживился. Гвардейцы рассказывали Ростову о своем походе, о том, как их чествовали в России, Польше и за границей. Рассказывали о словах и поступках их командира, великого князя, анекдоты о его доброте и вспыльчивости. Берг, как и обыкновенно, молчал, когда дело касалось не лично его, но по случаю анекдотов о вспыльчивости великого князя с наслаждением рассказал, как в Галиции ему удалось говорить с великим князем, когда он объезжал полки и гневался за неправильность движения. С приятной улыбкой на лице он рассказал, как великий князь, очень разгневанный, подъехав к нему, закричал: «Арнауты!» (Арнауты – была любимая поговорка цесаревича, когда он был в гневе) и потребовал ротного командира.