Хурритский язык

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Хурритский язык
Самоназвание:

Ḫurwoḫḫe/Ḫurroḫḫe

Страны:

Митанни

Регионы:

Северная Сирия, Северная Месопотамия

Статус:

мёртвый

Вымер:

~ к началу 1 тысячелетия до н. э.

Классификация
Категория:

Языки Евразии

Письменность:

хурритская клинопись, угаритский алфавит, лувийские иероглифы

Языковые коды
ISO 639-1:

ISO 639-2:

ISO 639-3:

xhu

См. также: Проект:Лингвистика

Хурри́тский язы́к — язык хурритов, был распространён во II—I тыс. до н. э. в северной Месопотамии, на юге Армянского нагорья и сопредельных областях. По строю — эргативный и агглютинативный язык.





Генетические связи

Ближайшим родственником хурритского языка был урартский язык, с которым они образуют хуррито-урартскую семью. По мнению Старостина, поддержанному Дьяконовым[1] и некоторыми другими специалистами[кем?], хурритский язык находится в отдалённом родстве с современными северокавказскими (нахско-дагестанскими) языками. Данное положение оспаривала Камменхубер — крупнейший специалист по хурритскому языку.

Дьяконов и Старостин также утверждали, что грамматика хурритского языка имеет значительное сходство с грамматикой этрусского языка, а также указывали на некоторые общие слова в этих двух языках. Однако, на данном этапе говорить об их родстве затруднительно ввиду малой изученности обоих языков. Прямые морфологические и, особенно, лексические совпадения между двумя языками весьма малочисленны и могут быть либо случайными, либо говорить об очень дальнем родстве.

Дискуссионными остаются связи хурритского языка с этеокипрским[2][3] и касситским[4].

История языка

Древнейшие памятники хурритского языка — личные имена и топонимы конца 3 тыс. до н. э. Первые тексты относятся к правлению царя Тишатала из Уркеша (начало 2-го тысячелетия до н. э.). Многочисленные эпосы, заклинания, пророчества и письма археологи обнаружили при раскопках городов Хаттуса, Мари, Туттуль, Вавилон, Угарит и др. Однако наиболее важным для понимания языка является длинное письмо (так называемое «письмо Митанни»), обнаруженное в г. Амарна (Египет). Хурритский царь Тушратта написал его фараону Аменхотепу III.

В XIII в. до н. э. хетты с запада, а Ассирия с юга всё дальше продвигались вглубь Митанни, которое в конце концов было разделено между этими двумя царствами. Народы моря в XII в. до н. э. окончательно прекратили существование хурритского народа — с этого времени полностью исчезают надписи на хурритском языке, как и ряд других письменных языков — хеттский, угаритский и др. С этого времени хурритский засвидетельствован только в личных именах и топонимах, которые встречаются в аккадских или урартских текстах. Сколько времени хурритский продолжал существовать как разговорный язык, неизвестно.

Письменность

Хурриты использовали для записи своих текстов аккадскую клинопись. Из-за большего территориального разброса (от столицы хеттов Хаттусы до южной Месопотамии) в разное время и в разных местах хурритские тексты записывались различными орфографическими системами: староаккадской, вавилонской, хуррито-хеттской, митаннийской.

В связи с использованием большого количества шумерских логограмм до сих пор неизвестно звучание многих хурритских слов, тексты интерпретируются с трудом.

Незначительное число текстов из Угарита записаны угаритской квазиалфавитной клинописью, которая состояла из 3 особых графем для выражения ’а, ’i , ’u и 27 знаков, обозначавших согласный + любой гласный или ноль гласного. Из них в хурритских текстах не использованы только 5 знаков для семитских фонем, не известных хурритскому (h, ḥ, ṭ, ẓ и s), и нерегулярно использовались q и ' (айн), что говорит об отсутствии данных фонем или их коррелятов в хурритском.

Подобно тому, как в Угарите для написания хурритских текстов применялось местное письмо, так и на Кипре, по-видимому, хурритские поселенцы могли использовать кипро-минойское письмо, если верно выдвинутое Э. Массон предположение о том, что за написанными одной из разновидностей кипро-минойского слогового письма текстами из Энкоми (о. Кипр, XIII в. до н. э.) скрывается хурритский язык. Аналогичное предположение высказывал советский исследователь В. М. Сергеев[5]. С критикой гипотез о хурритском языке кипро-минойских надписей выступил А. А. Молчанов.

Диалекты

Насчитывается не менее 6 диалектов.

Язык «письма Митанни» довольно заметно отличается от языка текстов из Хаттусы. Если в письме из Митанни проводится чёткое различие между i и e, между u и o, в языке Хаттусы эти звуки обозначаются только как i и u соответственно. Кроме того, имеются и морфологические различия. Несмотря на это, считается, что речь идёт о диалектах одного и того же языка.

Засвидетельствован также смешанный хурритско-аккадский язык в надписях из Нузи, столицы Аррапы, провинции царства Митанни.

Фонетика и фонология

Согласные

Билабиальные Лабиодентальные Альвеолярные Палатальные Велярные
Глухие Звонкие Глухие Звонкие Глухие Звонкие Глухие Звонкие Глухие Звонкие
Взрывные p t k
Аффрикаты ts
Фрикативные f s x
Назальные m n
Вибранты r
Боковые аппроксиманты l
Центральные аппроксиманты w j

Как видно из таблицы, в хурритском языке не проводилось различие между звонкими и глухими согласными. У звонких согласных нет глухих пар, и наоборот. И тем не менее, из клинописных надписей видно, что у глухих согласных (кроме /ts/) существовали звонкие парные формы, которые возникали в определённых звукосочетаниях, например, между двумя гласными. В таких сочетания писался звонкий согласный, а именно b (вместо p), d (вместо t), g (вместо k), v (вместо f) и ž (вместо š), изредка также ĥ (вместо h/ĥ). Все согласные, за исключением /w/ и /j/, могли быть долгими или краткими. Долгие согласные (геминаты) встречаются только между двумя гласными. Как в клинописном письме, так и в латинской транскрипции длина согласных передаётся его двойным написанием: в слоговом письме это выглядит как …VC-CV… (V — гласный, C — согласный). Краткие согласные писались …V-CV…, например, mānnatta («я (есмь)») писалось ma-a-an-na-at-ta.

Поскольку в шумерском клинописном письме отсутствовала передача звука /f/, вместо него хурриты использовали слоговые знаки со звуками /p/, /b/ или /w/. Наличие /f/ можно распознать в случаях, когда в написании того или иного слова варьируются данные согласные. Если же слово засвидетельствовано только формами, содержащими звук p, то невозможно судить однозначно, идёт ли речь о соответствующем звуке или об /f/. В конце слога после гласного a согласный /f/ превращался в [u], например, в слове tānōšau (<*tān-ōš-af) «я сделал (это)». /s/ традиционно передаётся через š, поскольку в клинописном письме эти звуки не различались. Звук /ts/, как правило, передаётся через z, /x/ через ĥ или h. В начале слова никогда не встречаются звуки /l/ и /r/.

Гласные

Передние Средние Задние
Неогубленные Огубленные Неогубленные Огубленные Неогубленные Огубленные
Верхние (закрытые) i u
Средние e o
Нижние (открытые) a

Как и согласные, все гласные в хурритском языке могли быть краткими или долгими. При передаче клинописным письмом между двумя слоговыми знаками CV-VC (C — согласный, V — гласный) дополнительно вставлялся знак гласного. Таким образом, краткие гласные передавались так: CV-VC, а долгие так: CV-V-VC. В транскрипции долгие гласные обозначаются надстрочным знаком «макрон»: ā, ē, ī, ō и ū. Для /o/, отсутствовавшего в шумерской клинописи, использовался знак U, тогда как для собственно /u/ использовался знак «двойного u», Ú.

Тонирование, интонация

Поскольку о хурритском произношении свидетельства современников не сохранились, невозможно достоверно судить ни об ударении, ни о просодии, ни о том, имелись ли в языке тона. Записанные тексты также не позволяют выдвинуть никаких гипотез по этому поводу. Так называемые «знаки акцентов» (´ или `), используемые в транслитерации, на деле обозначают лишь различные клинописные знаки с одинаковым звучанием.

Грамматика

Словообразование

В отличие от таких языков, как русский или (особенно) немецкий, в хурритском слова не образовывались путём соединения двух и более корней (как, например, «вертолёт», «долгоиграющий» и т. п.). Вместо этого, в хурритском использовались многочисленные суффиксы, при помощи которых из корней образовывались новые слова. Примеры: attardi (предки) от attai (отец), futki (сын) от fut (свидетельствовать), aštoĥĥe (женский) от ašti (жена), šeniffuzzi (по мнению моего брата) от šeniffu (мой брат). Большое количество суффиксов существовало и для глаголов, например, для маркировки их переходности-непереходности.

Морфология

Падеж и число

Все хурритские существительные оканчивались на гласный. Из них лишь немногие оканчивались на /a/ или /e/. Все прочие существительные оканчивались на /i/. Этот гласный исчезал при наличии определённых окончаний — в частности, падежных окончаний, которые начинались на гласный, а также артикля. Примеры: kāz-ōš («как бокал»), ср. kāzi («бокал»), awar-ra («поля»), ср. awari («поле»).

Падежная система хурритского чрезвычайно богата — 13 падежей. Один из них, экватив, имел различные формы в обоих основных диалектах. Окончание -ōš, использовавшееся в надписях гг. Хаттуса и Мари, обозначается как экватив I, а форма -nna, использовавшаяся в «письме Митанни», обозначается как экватив II. Так называемый «e-падеж» встречается очень редко, чаще всего в значении генитива или аллатива.

Как и многие другие языки региона, хурритский был эргативным языком. Это значит, что падеж подлежащего при непереходном глаголе совпадал с падежом дополнения при переходном глаголе. Этот падеж обозначается как абсолютив. Для подлежащего при переходном глаголе использовался иной падеж, эргатив. В языке различались два грамматических числа (ед. и мн.). В нижеследующей таблице приводится обзор падежных показателей.

Падеж Единственное число Множественное число
Абсолютив , -lla
Эргатив -(a)šuš
Генитив -fe, -we -(a)še
Датив -fa, -wa -(a)ša
Локатив
(в, при, у …)
-a -(a)ša, -a
Аллатив
(куда …)
-ta -(a)šta
Аблатив
(откуда)
-tan -(a)štan
Творительный
(при помощи …)
-ae не засвидетельствован
Аблатив-творительный
(при помощи, посредством…)
-n(i), -ne -(a)šani, -(a)šane
Комитатив
(вместе с …)
-ra -(a)šura
Ассоциатив
(как, в качестве …)
-nn(i) не засвидетельствован
(нередко предполагается -(a)šunn(i))
Экватив I
(как, подобно …)
-ōš не засвидетельствован
Экватив II -nna -(a)šunna
«e-падеж» не засвидетельствован

В некоторых звукосочетаниях данные падежные окончания претерпевают изменения. Сочетание f в генитиве и дативе с предшествующим p или t превращается в pp или tt соответственно, например Tēššup-pe (г. Тешшуп), ĥepat-te (Хепат). Показатели ассоциатива и творительного могут комбинироваться: šēna-nn-ae («брат»+ассоциатив+творительный) означает «по-братски», «с братскими намерениями».

Артикль

Падеж Ед.ч. Мн.ч.
Абсолютив -na
все прочие падежи -ne

Определённый артикль присоединялся непосредственно к существительному, перед окончанием падежа и числа, например tiwē-na-še («слово/вещь»-артикль мн.ч.-генитив мн.ч.) («слов/вещей»). Поскольку артикль в единственном числе абсолютива не имел окончания, в этой форме существительное могло иметь как определённое, так и неопределённое значение, например, kāzi — «(некий) кубок» или «(конкретный) кубок». Показатель /n/ артикля сливается с предшествующим /n/, /l/ или /r/ в /nn/, /ll/ или /rr/, например ēn-na (боги), ōl-la (другие), awar-ra (поля). Как уже говорилось, при этом выпадал конечный гласный корня: ср. ēni (бог), ōli (другой), awari (поле). Если после /l, r, n/ в корне стоит другой согласный, между двумя данными звуками вставлялся ещё один гласный, например ĥafurun-ne-ta (небо-артикль ед.ч.-аллатив) (к небу), ср. без окончания: ĥafurni (небо).

Присоединение суффиксов

Весьма характерная черта хурритского языка, как и родственного урартского и соседних картвельских языков — так называемое присоединение суффиксов. Это означает, что зависимые от существительных слова присоединяют падежные суффиксы. Соединительной частицей между зависимым существительным и падежным окончанием при этом является артикль, который согласуется в грамматическом числе с относительным словом. Вот пример:

(1) ĥurwoĥĥeneš ōmīnneš
ĥurw-oĥĥe-ne-š ōmīn-ne-š
«Хурриты»-показатель прилагательного-артикль ед.ч.-эргатив ед.ч. «страна»-артикль ед.ч.-эргатив ед.ч.
«хурритская страна»

Для атрибутов также происходит присоединение суффиксов. При этом существительное, от которого зависит генитив, употребляется обычно вместе с притяжательным местоимением, которое согласуется по лицу и числу с генитивом. Генитив предшествует определяемому.

(2) šēniffufenefe ōmīnīfe
šēn-iffu-fe-ne-fe ōmīni-i-fe
«брат»-«мой»-генитив ед.ч.-артикль ед.ч.-генитив ед.ч. «страна»-«его»-генитив ед.ч.
«страны́ моего брата» (букв.: моего брата его земля)

Если подчиняющее существительное находится в локативе, творительном или эквативе I, присоединения суффиксов не происходит. В ед.ч. абсолютива присоединение суффиксов не засвидетельствовано, поскольку как данный падеж, так и артикль в данном случае не имеют окончаний. Если друг на друга нанизывается более чем два генитива, тогда присоединение суффиксов происходит только к самому последнему генитиву, как показывает следующий пример:

(3) ōmīni Mizrinefenefe efrīfe aštīnna
ōmīni Mizri-ne-fe-ne-fe efri-i-fe ašti-i=nna
страна Египет-арт.ед.ч.-генитив ед.ч.-арт.ед.ч.-генитив.ед.ч. Господин-его/её-генитив ед.ч. жена-быть/её=он/она/оно
«Она — жена правителя страны Египет»

Морфология глагола

Морфология хурритского глагола — довольно сложная, однако в качестве показателей используются исключительно суффиксы (в транслитерации отделяются знаком «-») и клитики (в транслитерации отделяются знаком «=»). Клитики присоединялись в качестве суффиксов. Глаголы морфологически чётко различаются на переходные и непереходные. Только переходные глаголы согласовались по лицу и числу с подлежащим. Прямое дополнение и непереходное подлежащее, при отсутствии в предложении существительного, обозначались клитическими личными местоимениями. Непосредственно к глагольной основе можно было присоединить множество суффиксов.

Формы изъявительного наклонения

Настоящее время не имело своего окончания. Суффикс -ōš обозначал претерит, а суффикс -ēt — будущее. После суффиксов претерита и будущего времени у непереходных, но не у антипассивных глагольных форм стоит суффикс -t, обозначающий непереходность. В настоящем времени данный суффикс не используется. Ещё один суффикс -t мог использоваться со всеми временными формами в переходных предложениях. Он показывал, что подлежащее стоит в 3-м л. множественного числа. В формах изъявительного наклонения он являлся обязательным, а во всех прочих формах факультативным. Из-за омонимичности данных суффиксов возникали неоднозначные формы. Например, unētta могло означать, с одной стороны, «они принесут», но также «он/она/оно прийдут».

После этих окончаний следует гласный, обозначающий переходность. Он звучит -a, если глагол является непереходным, или -i, если глагол является антипассивом, или -o (или -i в митанийском письме) для переходных глаголов. Суффикс -o (или -i) отсутствует непосредственно после словоизменительных суффиксов. В переходных глагольных формах -o (или -i) имеется только в настоящем времени, а в прочих временных формах переходность выражается наличием или отсутствием суффикса -t (см. выше).

Следующую позицию занимал суффикс отрицания. В переходных предложениях для этого использовался суффикс -wa. Непереходные и антипассивные предложения отрицались при помощи суффикса -kkV, где V обозначает гласный. Если это /a/, то оба гласных меняются на o. Если непосредственно за непереходным отрицательным суффиксом следует клитическое личное местоимение (кроме =nna), то гласный суффикса звучит /a/, независимо от гласного предшествующего слога, напр. mann-o-kka=til=ān (быть-неперех.(!)-отриц.=1-е л.мн.ч. абсолютив=и) «и мы не являемся…». В следующей таблице представлен обзор маркеров времени, переходности и отрицания:

Переходность Наст. вр. Прош. вр. Буд. вр.
неперех. глагол не отрицается -a -ōšta -ētta
отрицается -okko -ōštokko -ēttokko
антипасивный глагол не отрицается -i -ōši -ēti
отрицается -ikki -ōšikki -ētikki
переходный глагол
без суффикса
не отрицается Мари/Хаттуса -o
Митанни -i
Мари/Хаттуса -ōšo
Митанни -ōši
Мари/Хаттуса -ēto
Митанни -ēti
отрицается Мари/Хаттуса -owa
Митанни -iwa
Мари/Хаттуса -ōšowa
Митанни -ōšiwa
Мари/Хаттуса -ētowa
Митанни -ētiwa
переходный глагол
с суффиксом
не отрицается Мари/Хаттуса -ōšo
Митанни -ōši
Мари/Хаттуса -ēto
Митанни -ēti
отрицается -wa Мари/Хаттуса -ōšowa
Митанни -ōšiwa
Мари/Хаттуса -ētowa
Митанни -ētiwa

После этого в переходных глагольных формах идёт маркировка подлежащего. Имеются следующие формы:

1 лицо
ед.
1 лицо
мн.
2 лицо
ед.
2 лицо
мн.
3 лицо
ед./мн.
с суффиксом -i
«переходность»
(только Митанни)
-af,
-au
-auša -i-o -*aššo,
-*aššu
-i-a
с суффиксом -wa
«отрицание»
-uffu -uffuš(a) -wa-o -uššu -wa-a
с другой морфемой
(без фузии)
-…-af,
-…-au
-…-auša -…-o -…-aššo,
-…-aššu
-…-a

Суффиксы первого лица единственного и множественного числа, а также второго лица мн.ч. сливаются с предшествующими суффиксами переходности и отрицания (-i (только в Митанни) или -wa). Однако для суффикса -o, используемого в надписях Мари и Хаттусы и передающий переходность, фузия не происходит. Различие между единственным и множественным числом в 3-м лице происходит при помощи уже описанного суффикса мн.ч. -t, который ставится сразу после суффикса временной формы. В 3-м лице наряду с отрицательныпм суффиксом -wa, который ставится после маркера субъекта, может употребляться также суффикс -ma после данного маркера, чтобы выразить отрицание, например, irnōḫoš-i-ā-ma (уладить-переходность-3 лицо-отрицание) «он (это) не улаживает».

В старохурритском языке в области Хаттусы окончание третьего лица ед.ч. звучало -m, во мн.ч. -ito. В непереходных и антипассивных глаголах в этом времени имелась также маркировка субъекта. Для третьего лица это -p, прочие лица не засвидетельствованы. Неизвестно, использовался ли данный суффикс также для переходного объекта. Если глагольная форма номинализируется, например, для образования придаточного предложения, то к данной форме присоединяется дополнительный суффикс -šše. Номинализированные глагольные формы могут присоединять суффиксы. Кроме того, за глагольной формой могут следовать также энклитические союзные частицы, см. раздел «частицы».

Модальные формы глагола

Для выражения модальности (возможность, желание и т. д.) использовались особые глагольные формы, которые чётко отличались от немодальных (индикативных, сказуемых) форм. Пожелания и приказания образовывались при помощи оптативной флексии — показателя -i, который следовал непосредственно за корнем глагола. Разницы между переходными и непереходными глаголами не было, однако существовало согласование с подлежащим предложения. Во временных формах не было различия между пожеланиями и приказаниями. Засвидетельствованы следующие окончания:

Лицо/Число Отрицание Окончание Перевод
1-е лицо
ед.ч.
без отрицания -ile, после /l, r/ -le или -re «я хочу …»
с отрицанием -ifalli «я не хочу …»
1-е лицо
мн.ч.
не засвидетельствовано
2-е лицо
ед.ч.
без отрицания -i, -e «ты должен…» (императив)
с отрицанием -ifa, -efa «ты не должен …»
2-е лицо
мн.ч.
без отрицания -i(š), -e(š) «вы должны …»
с отрицанием -ifa(š), -efa(š) «вы не должны …»
3-е лицо
ед.ч.
без отрицания -ien1 «он/она/оно хотел/а/о бы …»
с отрицанием -ifaen1 «он/она/оно не хотел/а/о бы …»
3-е лицо
мн.ч.
без отрицания -iten1 «они хотели бы …»
с отрицанием -itfaen1 «они не хотели бы…»

1 В формах желания 3-го лица в диалекте Мари/Хаттусы отсутствует /n/ в окончании, если следующее слово начинается на согласный.

Так называемая финальная форма, которая используется для образования придаточных предложений с «чтобы…», имеет различные окончания. В ед.ч. используются суффиксы -ae, -ai, -ilae и -ilai, при этом оба последних после /l, r/ превращаются в -lae, -lai или -rae, -rai. Во множественном числе используются те же окончания, к которым добавляется суффикс мн.ч. -ša, однако не во всех случаях.

Для выражения возможности использовались так называемые потенциальные формы. К непереходным глаголам присоединялся суффикс -ilefa или -olefa (после /l, r/ -lefa или -refa), согласования с субъектом не было. Переходные потенциальные формы образовывались при помощи суффикса -illet или -ollet, за которым следовало обычное согласовательное окончание индикативных переходных глагольных форм. Данная форма засвидетельствована только в Митанни и только в 3 лице ед.ч. Формы потенциалиса также использовались для выражения желательности.

Формы дезидератива используются, чтобы выразить крайнюю степень желания. В известных памятниках они представлены только в 3 лице и только в переходных предложениях. Окончание 3 л.ед.ч. -ilanni, а для 3 л.мн.ч. -itanni. На какие составные части разлагаются данные суффиксы, пока непонятно. Другие модальные формы для 3-го лица известны также из Хаттусы, однако их значение пока неясно.

Примеры личных форм глагола

В нижеследующей таблице приведены некоторые примеры глаголов, разложенных на морфемы, в основном из митаннийского письма:

Пример Форма Грамм. анализ Перевод
(4) koz-ōš-o удерживать-претерит-2-е л. ед.ч. «ты удерживаешь»
(5) pal-i-a-mā-šše=mān знать-переход.-3-е лицо ед.ч.-отрицание-номинализация=однако «…, чего он, однако, не знает»
(6) pašš-ēt-i=t=ān šeniffuta посылать-будущ.время-антипассив=1-е лицо ед.ч.абсолютив="и моему брату" «и я пошлю моему брату»
(7) tiwēna tān-ōš-au-šše-na-Ø «вещи делать»-претерит-1-е л.ед.ч.-номинализация-артикль.мн.ч.-абсолютив «вещи (дела), которые я сделал»
(8) ūr-i-uffu=nna=ān желать-переходность-отрицание+1-е л.ед.ч.=3-е л.ед.ч.абсолютив=и «и я этого не желаю»
(9) itt-ōš-t-a идти-претерит-непереходность-непереходность «я шёл, ты шёл, …»
(10) kul-le сказать-оптатив.1-е л.ед.ч. «я хочу сказать»
(11) pašš-ien послать-оптатив.3-е л.ед.ч. «он/она послала бы (желала бы послать)»
(12) pal-lae=n знать-финаль=3-е л. ед.ч.абсолютив «чтобы он это знал»
(13) kepānol-lefa=tta=ān послать-потенциал=1-е л.ед.ч.абсолютив=и «и я могу/хотел бы послать»
Неличные формы глагола

В хурритском языке имелись причастные формы и инфинитив. Субстантивированное причастие I (причастие настоящего времени) образовывалось окончаниями -iri или -ire, например, pairi «строящий», ḫapiri «движущийся», «кочевник». Субстантивированное причастие II (причастие совершенного вида) на -aure засвидетельствовано единственным примером из Нузи: hušaure «связанный». Особая причастная форма известна только из Хаттусы. Она могла образовываться только из переходных глаголов и содержит агенс первого лица, её окончание — -ilia. Данное причастие могло присоединять суффиксы:

(14) pailianeš šuḫnineš
pa-ilia-ne-š šuḫni-ne-š
строить-я-причастие-артикль ед.ч.-эргатив ед.ч. стена-артикль ед.ч.-эргатив ед.ч.
«мной построенная стена» (здесь — субъект переходного предложения)

Инфинитив, который также мог употребляться в качестве существительного, образовывался при помощи суффикса -umme, например farumme «быть хорошим».

Местоимения

Личные местоимения

В хурритском языке использовались как отдельные, так и клитические (связанные) личные местоимения. Отдельно стоящие местоимения могли иметь любой из падежей, а клитические — только абсолютив. Хотя для смысла предложения несущественно, к какому слову в предложении присоединяется клитическое местоимение, однако чаще всего оно присоединяется к первому члену предложения или к глаголу. В следующей таблице представлены засвидетельствованные памятниками формы личных местоимений:

Падеж 1-е л., ед.ч.
(я)
2-е л., ед.ч.
(ты)
3-е л., ед.ч.
(он/она/оно)
1-е л., мн.ч.
(мы)
2-е л., мн.ч.
(вы)
3-е л., мн.ч.
(они)
Абсолютив
(свободный)
ište fe mane, manni šattil, šattitil(la) fella manella
Абсолютив
(энклитика)
-t(ta) -m(ma) -n(na), -me, -ma -til(la) -f(fa) -l(la), -lle
Эргатив išaš feš manuš šieš fešuš manšoš
Генитив šofe fefe feše
Датив šofa fefa šaša (?) feša manša
Локатив feša (?)
Аллатив šuta šašuta (?)
Аблатив manutan
Комитатив šura manura manšura, manšora
Экватив II šonna manunna

Варианты -me, -ma и -lle клитических местоимений 3-го лица встречались только после определённых союзов (ai (если, когда), inna (если, когда), inu, unu (как), panu (хотя)), а также после относительного местоимения iya или iye. Если энклитическое личное местоимение присоединяется к существительному, то между ними происходят различные виды фузии. Клитика -nna 3-го лица ед.ч. при этом ведёт себя иначе, чем прочие местоимения. Она сливается с предшествующим суффиксом эргатива, в отличие от прочих местоимений, образуя -šša, тогда как у прочих местоимений отпадает /š/ эргатива. наряду с этим финальный гласный слова /i/ или /e/ меняется на /a/, если имеется иное клитическое местоимение, чем -nna.

Притяжательные местоимения

В хурритском языке притяжательные местоимения выступали не как самостоятельные слова, а как присоединяемые к существительному флексии — показатели собственника:

Позиция 1-е л., ед.ч
(мой)
2-е л., ед.ч
(твой)
3-е л., ед.ч
(его/её)
1-е л., мн.ч
(наш)
2-е л., мн.ч
(ваш)
3-е л., мн.ч
(их)
в конце слова -iffe -f -i -iffaš -šše -yaš
перед согласным (кроме f/w) -iffu -fu -i -iffaš -šu -yaš
перед f/w или гласным -iff -f -i -iffaš не засвид. -yaš

Конечный гласный корня существительного отпадает, если притяжательное местоимение начинается на гласный, напр. šeniffe (мой брат, от šena «брат»). Гласный сохраняется, если следует местоимение, начинающееся на согласный: attaif (твой отец, от attai «отец»).

Прочие местоимения

В хурритском имелось несколько указательных местоимений: anni (этот), anti/ani (тот), akki…aki (один…другой). Конечный гласный /i/ данных местоимений засвидетельствован только в абсолютиве, а в прочих падежах превращался в /u/, например akkuš (один) (эргатив), antufa (тому).

В качестве относительного местоимения засвидетельствованы свободно взаимозаменяемые формы iya или iye. В придаточных предложениях оно всегда имеет функцию абсолютива, а также является объектом в переходных фразах или субъектом в непереходных фразах.

Вопросительное местоимение (кто/что) засвидетельствованы только в эргативном падеже ед.ч. (afeš) и один раз в абсолютиве ед.ч. (au).

Адпозиции

В хурритском языке существовали многочисленные устоявшиеся выражения для передачи различных локальных и абстрактных отношений. Они образовывались чаще всего при помощи датива или генитива. Они были почти исключительно постпозитивными. Известно лишь одно препозитивное выражение (āpi (перед) с дативом), которое засвидетельствовано в текстах из Хаттусы. Все адпозиции могли присоединяться к существительному в основном в аллативе, реже в дативе или в е-падеже. По данной причине присоединение суффиксов происходит с падежом постпозиции, если существительное (N), с которым используется адпозиция, стоит в генитиве.

Некоторые примеры: N-fa āyita или N-fenē āyē (в присутствии; от āyi «лицо»), N-fa etīta или N-fa etīfa (для, из-за; от eti «тело, лицо»), N-fenē etiyē (по отношению к), N-fa furīta (перед глазами (кого-либо); от furi «взгляд, зрение»), а также в Хаттусе: N-fa āpita (перед, до; от āpi «передняя часть»). Наряду с этим используется ištani «промежуток» с притяжательным местоимением множественного числа и локативом для выражения оборота «между нами/вами/ними», например, ištaniffaša (между нами).

Союзы и наречия

Засвидетельствованы лишь немногие вводные частицы. В противоположность существительным, которые заканчиваются на /i/, конечное /i/ не изменяется в союзах ai (когда) и anammi (так, таким образом) при клитических личных местоимениях. Другие союзы: alaše (ли), inna (когда), inu (как) и panu (хотя). В хурритском языке было всего несколько наречий: наречия времени ḫenni (сейчас), kuru (снова) и unto (теперь), а также atī (итак, так) и tiššan (очень).

Клитики

Клитики (союзные частицы, писавшиеся слитно с соседними словами) могли прибавляться к любому слову в предложении, но чаще всего к первой фразе или к глаголу. Нередко встречаются =ān (и), =mān (но), =mmaman (а именно (?)) и =nīn (воистину).

(15) atīnīn mānnattamān
atī=nīn mānn-a=tta=mān
так=воистину быть-неперех.=1.ед.ч.абсолютив=но
«Итак, всё же, я действительно такой»

Числительные

Наряду с неопределённым числительным šūi (каждый) засвидетельствованы также количественные числительные от 1 до 10 и несколько с более высоким значением. Порядковые числительные образовывались при помощи суффикса -(š)še или -ši, который после /n/ превращался в -ze или -zi. В нижеследующей таблице приведен обзор засвидетельствованных количественых и порядковых числительных:

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 13 или 30? 17 или 70? 18 или 80? 10000 30000
Колич.
числ.
šukko,
šuki
šini kike tumni nariya šeše šinti kiri,
kira
tamri ēmani kikmani šintimani kirmani nupi kike nupi
Порядк.
числ.
не засв. šinzi kiški tumnušše narišše не засв. šintišše не засв. не засв. ēmanze не засв. не засв. kirmanze не засв. не засв.

Распределительные числительные имели суффикс -ate, например kikate (по три), tumnate (по четыре). Суффикс -āma обозначает числительные-множители, например šināma (дважды, вдвое), ēmanāma (вдесятеро, десятикратно). Все количественные числительные оканчиваются на гласный, который отпадает перед некоторыми окончаниями.

Синтаксис

Обычный порядок слов — SOV. Кроме того, в номинальной фразе имя находится, как правило, в конце предложения. Прилагательные, числительные и генитивные атрибуты предшествуют существительному, которое они определяют. В придаточных предложениях существительное, определяющее придаточное предложение, находится внутри этого придаточного предложения. В хурритском языке были и другие варианты образования придаточных предложений. Для этого используется либо относительное местоимение iya или iye, уже рассмотренное в разделе «Местоимение», или глагольный суффикс номинализации -šše, к которому могут присоединяться другие суффиксы, как описано выше. Третья возможность заключается в одновременном использовании двух описанных маркеров (см. пример (16)). В любом случае существительное, определяющее придаточное предложение, может играть в придаточном предложении только роль абсолютива, то есть может быть только прямым объектом (дополнением) или субъектом (подлежащим) непереходного предложения.

(16) iyallānīn šēniffuš tiwēna tānōšāššena
iya=llā=nīn šēn-iffu-š tiwē-na-Ø tān-ōš-ā-šše-na-Ø
относ.местоим.=3.мн.ч.абсолютив=воистину брат-мой-эргатив-ед.ч. вещь-артикль.мн.ч.-абсолютив посылать-претерит-3.л.ед.ч.субъект-номинализатор-артикль мн.ч.-абсолютив
«то, что пошлёт мой брат»

Как уже описывалось в разделе о падежах, переходные хурритские глаголы требуют участника действия в эргативе (подлежащее) и абсолютиве (дополнение). Косвенное дополнение двухвалентных переходных глаголов, находится в дативе, локативе, аллативе или для некоторых глаголов даже в абсолютиве:

(17) olaffa katulle
ola-Ø=ffa katul-le
другое-абсолютив=2.мн.ч.абсолютив говорить-оптатив.1.ед.ч.
«Я хочу вам абс. что-то другоеабс. сказать».

Лексика

Известная нам лексика хурритов очень однородна, то есть содержит лишь немногие заимствования (напр. tuppi (глиняная табличка), Mizri (Египет) — оба из аккадского языка). Относительное местоимение iya или iye, возможно, заимствовано из митаннийского арийского языка, ср. санскрит. ya. В свою очередь, из хурритского языка немало слов перешло в соседние диалекты аккадского языка, как, например, ḫāpiru (кочевники) из хурр. ḫāpiri (кочевник). Является вероятным, что современные языки Кавказа также содержат заимствования из хурритского.

Так называемое «чёрное наречие» Толкина имеет ряд черт хурритского языка в лексике и морфологии.

Письменность и её дешифровка

Большинство хурритских текстов записано вариантом аккадской клинописи, а тексты, обнаруженные в Угарите — угаритским клинописным алфавитом. Лишь один из до сих пор найденных текстов записан лувийскими иероглифами. Благодаря многочисленным хурритско-хеттским билингвам, обнаруженным близ Хаттусы, хурритский язык в значительной степени понятен. Митаннийскую надпись дешифровал в 1932 г. Йоганнес Фридрих в своей книге «Памятники малоазиатской письменности» (Kleinasiatische Sprachdenkmäler). Первую грамматику хурритского языка составил Эфраим Авигдор Шпайзер в 1941 г.

Пример текста

Untomān iyallēnīn tiwēna šūallamān šēniffuš katōšāššena ūriāššena, antillān ēmanāmḫa tānōšau (письмо из Митанни, столбец IV, строки 30-32):

Слово, разложенное на морфемы Грамматический анализ
unto=mān теперь = однако
iya=llē=nīn относительное местоимение = 3-е лицо, множ. число, абсолютив = воистину
tiwē-na-Ø вещь — артикль, множ. число — абсолютив
šū-a=lla=mān каждый — локатив = 3-е лицо мн.ч. абсолютив = однако
šēn-iffu-š брат — мой — эргатив, множ. число
kat-ōš-ā-šše-na-Ø говорить — прош.вр., переход. глаг. — 3 л. ед.ч., субъект — номинализатор — артикль мн.ч. — абсолютив
ūr-i-ā-šše-na-Ø желать — транзитив — 3-е лицо ед.ч. субъект — номинализатор — артикль мн.ч. — абсолютив
anti=lla=an тот = 3-е лицо мн.ч. абсолютив = и
ēman-āmĥa десять — множительное числительное
tān-ōš-au делать — претерит транзитив — 1-е лицо ед.ч. субъект

Перевод: «Вещи, которые мой брат действительно в целом высказал и пожелал, их я всё-таки сделал десять раз.»

Напишите отзыв о статье "Хурритский язык"

Примечания

  1. сначала с сомнением, позже — уверенно
  2. Th. Petit, La langue étéochypriote ou l"amathousien", in Archiv für Orientforschung 44/45, 1997/8, p. 244—271
  3. Emilia Masson: Cyprominoica — Repertoires, Documents de Ras Shamra, Essais d’Interpretation. Studies in Mediterranean Archaeology. Bd 31,2. Studies in the Cypro-Minoan Scripts 2. Åström, Göteborg 1974. ISBN 91-85058-41-6, ISBN 91-85058-43-2, S. 47-53
  4. Th. Schneider, Kassitisch und Hurro-Urartäisch: Ein Diskussionsbeitrag zu möglichen lexikalischen Isoglossen, in Altorientalische Forschungen 30, 2003, p. 372—381
  5. www.inslav.ru/images/stories/pdf/1984_Antichnaja_balkanistika_Karpato-balkanskij_region_v_diaxronii_Materialy_k_simpoziumu.pdf B. М. Сергеев. Структурно-статистический анализ кипро-минойского текста из Энкоми // Античная балканистика. Карпато-балканский регион в диахронии. Предварительные материалы к международному симпозиуму. М.: Издательство «Наука», 1984.

Ссылки

  • [manefon.org/show.php?t=9&txt=3 Иванов В. В. Хеттская и хурритская литература.]
  • [homepages.fh-giessen.de/kausen/wordtexte/Hurrisch-Urart.doc Ernst Kausen, Hurritisch & Urartäisch] (DOC)
  • [amarna.ieiop.csic.es/amarna/Tablillas/EA%2024/EA%2024-VAT%20422%20(1).jpg Amarna Briefe im VAM: Mittani-Brief Vorderseite]
  • [amarna.ieiop.csic.es/amarna/Tablillas/EA%2024/EA%2024-VAT%20422%20(12).jpg Amarna Briefe im VAM: Mittani-Brief Rückseite]

Литература

  • Дьяконов И. М. Языки древней Передней Азии. Издательство Наука, Москва. 1967. 491 с.
  • Speiser, E. A. (1941). Introduction to Hurrian. New Haven: Pub. by the American schools of Oriental research under the Jane Dows Nies publication fund.
  • Wegner, I., Hurritisch, eine Einführung, Harassowitz (2000), ISBN 3-447-04262-1.

Отрывок, характеризующий Хурритский язык

Старый граф, зная охотничью горячность сына, поторопился не опоздать, и еще не успели доезжачие подъехать к месту, как Илья Андреич, веселый, румяный, с трясущимися щеками, на своих вороненьких подкатил по зеленям к оставленному ему лазу и, расправив шубку и надев охотничьи снаряды, влез на свою гладкую, сытую, смирную и добрую, поседевшую как и он, Вифлянку. Лошадей с дрожками отослали. Граф Илья Андреич, хотя и не охотник по душе, но знавший твердо охотничьи законы, въехал в опушку кустов, от которых он стоял, разобрал поводья, оправился на седле и, чувствуя себя готовым, оглянулся улыбаясь.
Подле него стоял его камердинер, старинный, но отяжелевший ездок, Семен Чекмарь. Чекмарь держал на своре трех лихих, но также зажиревших, как хозяин и лошадь, – волкодавов. Две собаки, умные, старые, улеглись без свор. Шагов на сто подальше в опушке стоял другой стремянной графа, Митька, отчаянный ездок и страстный охотник. Граф по старинной привычке выпил перед охотой серебряную чарку охотничьей запеканочки, закусил и запил полубутылкой своего любимого бордо.
Илья Андреич был немножко красен от вина и езды; глаза его, подернутые влагой, особенно блестели, и он, укутанный в шубку, сидя на седле, имел вид ребенка, которого собрали гулять. Худой, со втянутыми щеками Чекмарь, устроившись с своими делами, поглядывал на барина, с которым он жил 30 лет душа в душу, и, понимая его приятное расположение духа, ждал приятного разговора. Еще третье лицо подъехало осторожно (видно, уже оно было учено) из за леса и остановилось позади графа. Лицо это был старик в седой бороде, в женском капоте и высоком колпаке. Это был шут Настасья Ивановна.
– Ну, Настасья Ивановна, – подмигивая ему, шопотом сказал граф, – ты только оттопай зверя, тебе Данило задаст.
– Я сам… с усам, – сказал Настасья Ивановна.
– Шшшш! – зашикал граф и обратился к Семену.
– Наталью Ильиничну видел? – спросил он у Семена. – Где она?
– Они с Петром Ильичем от Жаровых бурьяно встали, – отвечал Семен улыбаясь. – Тоже дамы, а охоту большую имеют.
– А ты удивляешься, Семен, как она ездит… а? – сказал граф, хоть бы мужчине в пору!
– Как не дивиться? Смело, ловко.
– А Николаша где? Над Лядовским верхом что ль? – всё шопотом спрашивал граф.
– Так точно с. Уж они знают, где стать. Так тонко езду знают, что мы с Данилой другой раз диву даемся, – говорил Семен, зная, чем угодить барину.
– Хорошо ездит, а? А на коне то каков, а?
– Картину писать! Как намеднись из Заварзинских бурьянов помкнули лису. Они перескакивать стали, от уймища, страсть – лошадь тысяча рублей, а седоку цены нет. Да уж такого молодца поискать!
– Поискать… – повторил граф, видимо сожалея, что кончилась так скоро речь Семена. – Поискать? – сказал он, отворачивая полы шубки и доставая табакерку.
– Намедни как от обедни во всей регалии вышли, так Михаил то Сидорыч… – Семен не договорил, услыхав ясно раздававшийся в тихом воздухе гон с подвыванием не более двух или трех гончих. Он, наклонив голову, прислушался и молча погрозился барину. – На выводок натекли… – прошептал он, прямо на Лядовской повели.
Граф, забыв стереть улыбку с лица, смотрел перед собой вдаль по перемычке и, не нюхая, держал в руке табакерку. Вслед за лаем собак послышался голос по волку, поданный в басистый рог Данилы; стая присоединилась к первым трем собакам и слышно было, как заревели с заливом голоса гончих, с тем особенным подвыванием, которое служило признаком гона по волку. Доезжачие уже не порскали, а улюлюкали, и из за всех голосов выступал голос Данилы, то басистый, то пронзительно тонкий. Голос Данилы, казалось, наполнял весь лес, выходил из за леса и звучал далеко в поле.
Прислушавшись несколько секунд молча, граф и его стремянной убедились, что гончие разбились на две стаи: одна большая, ревевшая особенно горячо, стала удаляться, другая часть стаи понеслась вдоль по лесу мимо графа, и при этой стае было слышно улюлюканье Данилы. Оба эти гона сливались, переливались, но оба удалялись. Семен вздохнул и нагнулся, чтоб оправить сворку, в которой запутался молодой кобель; граф тоже вздохнул и, заметив в своей руке табакерку, открыл ее и достал щепоть. «Назад!» крикнул Семен на кобеля, который выступил за опушку. Граф вздрогнул и уронил табакерку. Настасья Ивановна слез и стал поднимать ее.
Граф и Семен смотрели на него. Вдруг, как это часто бывает, звук гона мгновенно приблизился, как будто вот, вот перед ними самими были лающие рты собак и улюлюканье Данилы.
Граф оглянулся и направо увидал Митьку, который выкатывавшимися глазами смотрел на графа и, подняв шапку, указывал ему вперед, на другую сторону.
– Береги! – закричал он таким голосом, что видно было, что это слово давно уже мучительно просилось у него наружу. И поскакал, выпустив собак, по направлению к графу.
Граф и Семен выскакали из опушки и налево от себя увидали волка, который, мягко переваливаясь, тихим скоком подскакивал левее их к той самой опушке, у которой они стояли. Злобные собаки визгнули и, сорвавшись со свор, понеслись к волку мимо ног лошадей.
Волк приостановил бег, неловко, как больной жабой, повернул свою лобастую голову к собакам, и также мягко переваливаясь прыгнул раз, другой и, мотнув поленом (хвостом), скрылся в опушку. В ту же минуту из противоположной опушки с ревом, похожим на плач, растерянно выскочила одна, другая, третья гончая, и вся стая понеслась по полю, по тому самому месту, где пролез (пробежал) волк. Вслед за гончими расступились кусты орешника и показалась бурая, почерневшая от поту лошадь Данилы. На длинной спине ее комочком, валясь вперед, сидел Данила без шапки с седыми, встрепанными волосами над красным, потным лицом.
– Улюлюлю, улюлю!… – кричал он. Когда он увидал графа, в глазах его сверкнула молния.
– Ж… – крикнул он, грозясь поднятым арапником на графа.
– Про…ли волка то!… охотники! – И как бы не удостоивая сконфуженного, испуганного графа дальнейшим разговором, он со всей злобой, приготовленной на графа, ударил по ввалившимся мокрым бокам бурого мерина и понесся за гончими. Граф, как наказанный, стоял оглядываясь и стараясь улыбкой вызвать в Семене сожаление к своему положению. Но Семена уже не было: он, в объезд по кустам, заскакивал волка от засеки. С двух сторон также перескакивали зверя борзятники. Но волк пошел кустами и ни один охотник не перехватил его.


Николай Ростов между тем стоял на своем месте, ожидая зверя. По приближению и отдалению гона, по звукам голосов известных ему собак, по приближению, отдалению и возвышению голосов доезжачих, он чувствовал то, что совершалось в острове. Он знал, что в острове были прибылые (молодые) и матерые (старые) волки; он знал, что гончие разбились на две стаи, что где нибудь травили, и что что нибудь случилось неблагополучное. Он всякую секунду на свою сторону ждал зверя. Он делал тысячи различных предположений о том, как и с какой стороны побежит зверь и как он будет травить его. Надежда сменялась отчаянием. Несколько раз он обращался к Богу с мольбою о том, чтобы волк вышел на него; он молился с тем страстным и совестливым чувством, с которым молятся люди в минуты сильного волнения, зависящего от ничтожной причины. «Ну, что Тебе стоит, говорил он Богу, – сделать это для меня! Знаю, что Ты велик, и что грех Тебя просить об этом; но ради Бога сделай, чтобы на меня вылез матерый, и чтобы Карай, на глазах „дядюшки“, который вон оттуда смотрит, влепился ему мертвой хваткой в горло». Тысячу раз в эти полчаса упорным, напряженным и беспокойным взглядом окидывал Ростов опушку лесов с двумя редкими дубами над осиновым подседом, и овраг с измытым краем, и шапку дядюшки, чуть видневшегося из за куста направо.
«Нет, не будет этого счастья, думал Ростов, а что бы стоило! Не будет! Мне всегда, и в картах, и на войне, во всем несчастье». Аустерлиц и Долохов ярко, но быстро сменяясь, мелькали в его воображении. «Только один раз бы в жизни затравить матерого волка, больше я не желаю!» думал он, напрягая слух и зрение, оглядываясь налево и опять направо и прислушиваясь к малейшим оттенкам звуков гона. Он взглянул опять направо и увидал, что по пустынному полю навстречу к нему бежало что то. «Нет, это не может быть!» подумал Ростов, тяжело вздыхая, как вздыхает человек при совершении того, что было долго ожидаемо им. Совершилось величайшее счастье – и так просто, без шума, без блеска, без ознаменования. Ростов не верил своим глазам и сомнение это продолжалось более секунды. Волк бежал вперед и перепрыгнул тяжело рытвину, которая была на его дороге. Это был старый зверь, с седою спиной и с наеденным красноватым брюхом. Он бежал не торопливо, очевидно убежденный, что никто не видит его. Ростов не дыша оглянулся на собак. Они лежали, стояли, не видя волка и ничего не понимая. Старый Карай, завернув голову и оскалив желтые зубы, сердито отыскивая блоху, щелкал ими на задних ляжках.
– Улюлюлю! – шопотом, оттопыривая губы, проговорил Ростов. Собаки, дрогнув железками, вскочили, насторожив уши. Карай почесал свою ляжку и встал, насторожив уши и слегка мотнул хвостом, на котором висели войлоки шерсти.
– Пускать – не пускать? – говорил сам себе Николай в то время как волк подвигался к нему, отделяясь от леса. Вдруг вся физиономия волка изменилась; он вздрогнул, увидав еще вероятно никогда не виданные им человеческие глаза, устремленные на него, и слегка поворотив к охотнику голову, остановился – назад или вперед? Э! всё равно, вперед!… видно, – как будто сказал он сам себе, и пустился вперед, уже не оглядываясь, мягким, редким, вольным, но решительным скоком.
– Улюлю!… – не своим голосом закричал Николай, и сама собою стремглав понеслась его добрая лошадь под гору, перескакивая через водомоины в поперечь волку; и еще быстрее, обогнав ее, понеслись собаки. Николай не слыхал своего крика, не чувствовал того, что он скачет, не видал ни собак, ни места, по которому он скачет; он видел только волка, который, усилив свой бег, скакал, не переменяя направления, по лощине. Первая показалась вблизи зверя чернопегая, широкозадая Милка и стала приближаться к зверю. Ближе, ближе… вот она приспела к нему. Но волк чуть покосился на нее, и вместо того, чтобы наддать, как она это всегда делала, Милка вдруг, подняв хвост, стала упираться на передние ноги.
– Улюлюлюлю! – кричал Николай.
Красный Любим выскочил из за Милки, стремительно бросился на волка и схватил его за гачи (ляжки задних ног), но в ту ж секунду испуганно перескочил на другую сторону. Волк присел, щелкнул зубами и опять поднялся и поскакал вперед, провожаемый на аршин расстояния всеми собаками, не приближавшимися к нему.
– Уйдет! Нет, это невозможно! – думал Николай, продолжая кричать охрипнувшим голосом.
– Карай! Улюлю!… – кричал он, отыскивая глазами старого кобеля, единственную свою надежду. Карай из всех своих старых сил, вытянувшись сколько мог, глядя на волка, тяжело скакал в сторону от зверя, наперерез ему. Но по быстроте скока волка и медленности скока собаки было видно, что расчет Карая был ошибочен. Николай уже не далеко впереди себя видел тот лес, до которого добежав, волк уйдет наверное. Впереди показались собаки и охотник, скакавший почти на встречу. Еще была надежда. Незнакомый Николаю, муругий молодой, длинный кобель чужой своры стремительно подлетел спереди к волку и почти опрокинул его. Волк быстро, как нельзя было ожидать от него, приподнялся и бросился к муругому кобелю, щелкнул зубами – и окровавленный, с распоротым боком кобель, пронзительно завизжав, ткнулся головой в землю.
– Караюшка! Отец!.. – плакал Николай…
Старый кобель, с своими мотавшимися на ляжках клоками, благодаря происшедшей остановке, перерезывая дорогу волку, был уже в пяти шагах от него. Как будто почувствовав опасность, волк покосился на Карая, еще дальше спрятав полено (хвост) между ног и наддал скоку. Но тут – Николай видел только, что что то сделалось с Караем – он мгновенно очутился на волке и с ним вместе повалился кубарем в водомоину, которая была перед ними.
Та минута, когда Николай увидал в водомоине копошащихся с волком собак, из под которых виднелась седая шерсть волка, его вытянувшаяся задняя нога, и с прижатыми ушами испуганная и задыхающаяся голова (Карай держал его за горло), минута, когда увидал это Николай, была счастливейшею минутою его жизни. Он взялся уже за луку седла, чтобы слезть и колоть волка, как вдруг из этой массы собак высунулась вверх голова зверя, потом передние ноги стали на край водомоины. Волк ляскнул зубами (Карай уже не держал его за горло), выпрыгнул задними ногами из водомоины и, поджав хвост, опять отделившись от собак, двинулся вперед. Карай с ощетинившейся шерстью, вероятно ушибленный или раненый, с трудом вылезал из водомоины.
– Боже мой! За что?… – с отчаянием закричал Николай.
Охотник дядюшки с другой стороны скакал на перерез волку, и собаки его опять остановили зверя. Опять его окружили.
Николай, его стремянной, дядюшка и его охотник вертелись над зверем, улюлюкая, крича, всякую минуту собираясь слезть, когда волк садился на зад и всякий раз пускаясь вперед, когда волк встряхивался и подвигался к засеке, которая должна была спасти его. Еще в начале этой травли, Данила, услыхав улюлюканье, выскочил на опушку леса. Он видел, как Карай взял волка и остановил лошадь, полагая, что дело было кончено. Но когда охотники не слезли, волк встряхнулся и опять пошел на утек. Данила выпустил своего бурого не к волку, а прямой линией к засеке так же, как Карай, – на перерез зверю. Благодаря этому направлению, он подскакивал к волку в то время, как во второй раз его остановили дядюшкины собаки.
Данила скакал молча, держа вынутый кинжал в левой руке и как цепом молоча своим арапником по подтянутым бокам бурого.
Николай не видал и не слыхал Данилы до тех пор, пока мимо самого его не пропыхтел тяжело дыша бурый, и он услыхал звук паденья тела и увидал, что Данила уже лежит в середине собак на заду волка, стараясь поймать его за уши. Очевидно было и для собак, и для охотников, и для волка, что теперь всё кончено. Зверь, испуганно прижав уши, старался подняться, но собаки облепили его. Данила, привстав, сделал падающий шаг и всей тяжестью, как будто ложась отдыхать, повалился на волка, хватая его за уши. Николай хотел колоть, но Данила прошептал: «Не надо, соструним», – и переменив положение, наступил ногою на шею волку. В пасть волку заложили палку, завязали, как бы взнуздав его сворой, связали ноги, и Данила раза два с одного бока на другой перевалил волка.
С счастливыми, измученными лицами, живого, матерого волка взвалили на шарахающую и фыркающую лошадь и, сопутствуемые визжавшими на него собаками, повезли к тому месту, где должны были все собраться. Молодых двух взяли гончие и трех борзые. Охотники съезжались с своими добычами и рассказами, и все подходили смотреть матёрого волка, который свесив свою лобастую голову с закушенною палкой во рту, большими, стеклянными глазами смотрел на всю эту толпу собак и людей, окружавших его. Когда его трогали, он, вздрагивая завязанными ногами, дико и вместе с тем просто смотрел на всех. Граф Илья Андреич тоже подъехал и потрогал волка.
– О, материщий какой, – сказал он. – Матёрый, а? – спросил он у Данилы, стоявшего подле него.
– Матёрый, ваше сиятельство, – отвечал Данила, поспешно снимая шапку.
Граф вспомнил своего прозеванного волка и свое столкновение с Данилой.
– Однако, брат, ты сердит, – сказал граф. – Данила ничего не сказал и только застенчиво улыбнулся детски кроткой и приятной улыбкой.


Старый граф поехал домой; Наташа с Петей обещались сейчас же приехать. Охота пошла дальше, так как было еще рано. В середине дня гончих пустили в поросший молодым частым лесом овраг. Николай, стоя на жнивье, видел всех своих охотников.
Насупротив от Николая были зеленя и там стоял его охотник, один в яме за выдавшимся кустом орешника. Только что завели гончих, Николай услыхал редкий гон известной ему собаки – Волторна; другие собаки присоединились к нему, то замолкая, то опять принимаясь гнать. Через минуту подали из острова голос по лисе, и вся стая, свалившись, погнала по отвершку, по направлению к зеленям, прочь от Николая.
Он видел скачущих выжлятников в красных шапках по краям поросшего оврага, видел даже собак, и всякую секунду ждал того, что на той стороне, на зеленях, покажется лисица.
Охотник, стоявший в яме, тронулся и выпустил собак, и Николай увидал красную, низкую, странную лисицу, которая, распушив трубу, торопливо неслась по зеленям. Собаки стали спеть к ней. Вот приблизились, вот кругами стала вилять лисица между ними, всё чаще и чаще делая эти круги и обводя вокруг себя пушистой трубой (хвостом); и вот налетела чья то белая собака, и вслед за ней черная, и всё смешалось, и звездой, врозь расставив зады, чуть колеблясь, стали собаки. К собакам подскакали два охотника: один в красной шапке, другой, чужой, в зеленом кафтане.
«Что это такое? подумал Николай. Откуда взялся этот охотник? Это не дядюшкин».
Охотники отбили лисицу и долго, не тороча, стояли пешие. Около них на чумбурах стояли лошади с своими выступами седел и лежали собаки. Охотники махали руками и что то делали с лисицей. Оттуда же раздался звук рога – условленный сигнал драки.
– Это Илагинский охотник что то с нашим Иваном бунтует, – сказал стремянный Николая.
Николай послал стремяного подозвать к себе сестру и Петю и шагом поехал к тому месту, где доезжачие собирали гончих. Несколько охотников поскакало к месту драки.
Николай слез с лошади, остановился подле гончих с подъехавшими Наташей и Петей, ожидая сведений о том, чем кончится дело. Из за опушки выехал дравшийся охотник с лисицей в тороках и подъехал к молодому барину. Он издалека снял шапку и старался говорить почтительно; но он был бледен, задыхался, и лицо его было злобно. Один глаз был у него подбит, но он вероятно и не знал этого.
– Что у вас там было? – спросил Николай.
– Как же, из под наших гончих он травить будет! Да и сука то моя мышастая поймала. Поди, судись! За лисицу хватает! Я его лисицей ну катать. Вот она, в тороках. А этого хочешь?… – говорил охотник, указывая на кинжал и вероятно воображая, что он всё еще говорит с своим врагом.
Николай, не разговаривая с охотником, попросил сестру и Петю подождать его и поехал на то место, где была эта враждебная, Илагинская охота.
Охотник победитель въехал в толпу охотников и там, окруженный сочувствующими любопытными, рассказывал свой подвиг.
Дело было в том, что Илагин, с которым Ростовы были в ссоре и процессе, охотился в местах, по обычаю принадлежавших Ростовым, и теперь как будто нарочно велел подъехать к острову, где охотились Ростовы, и позволил травить своему охотнику из под чужих гончих.
Николай никогда не видал Илагина, но как и всегда в своих суждениях и чувствах не зная середины, по слухам о буйстве и своевольстве этого помещика, всей душой ненавидел его и считал своим злейшим врагом. Он озлобленно взволнованный ехал теперь к нему, крепко сжимая арапник в руке, в полной готовности на самые решительные и опасные действия против своего врага.
Едва он выехал за уступ леса, как он увидал подвигающегося ему навстречу толстого барина в бобровом картузе на прекрасной вороной лошади, сопутствуемого двумя стремянными.
Вместо врага Николай нашел в Илагине представительного, учтивого барина, особенно желавшего познакомиться с молодым графом. Подъехав к Ростову, Илагин приподнял бобровый картуз и сказал, что очень жалеет о том, что случилось; что велит наказать охотника, позволившего себе травить из под чужих собак, просит графа быть знакомым и предлагает ему свои места для охоты.
Наташа, боявшаяся, что брат ее наделает что нибудь ужасное, в волнении ехала недалеко за ним. Увидав, что враги дружелюбно раскланиваются, она подъехала к ним. Илагин еще выше приподнял свой бобровый картуз перед Наташей и приятно улыбнувшись, сказал, что графиня представляет Диану и по страсти к охоте и по красоте своей, про которую он много слышал.
Илагин, чтобы загладить вину своего охотника, настоятельно просил Ростова пройти в его угорь, который был в версте, который он берег для себя и в котором было, по его словам, насыпано зайцев. Николай согласился, и охота, еще вдвое увеличившаяся, тронулась дальше.
Итти до Илагинского угоря надо было полями. Охотники разровнялись. Господа ехали вместе. Дядюшка, Ростов, Илагин поглядывали тайком на чужих собак, стараясь, чтобы другие этого не замечали, и с беспокойством отыскивали между этими собаками соперниц своим собакам.
Ростова особенно поразила своей красотой небольшая чистопсовая, узенькая, но с стальными мышцами, тоненьким щипцом (мордой) и на выкате черными глазами, краснопегая сучка в своре Илагина. Он слыхал про резвость Илагинских собак, и в этой красавице сучке видел соперницу своей Милке.
В середине степенного разговора об урожае нынешнего года, который завел Илагин, Николай указал ему на его краснопегую суку.
– Хороша у вас эта сучка! – сказал он небрежным тоном. – Резва?
– Эта? Да, эта – добрая собака, ловит, – равнодушным голосом сказал Илагин про свою краснопегую Ерзу, за которую он год тому назад отдал соседу три семьи дворовых. – Так и у вас, граф, умолотом не хвалятся? – продолжал он начатый разговор. И считая учтивым отплатить молодому графу тем же, Илагин осмотрел его собак и выбрал Милку, бросившуюся ему в глаза своей шириной.
– Хороша у вас эта чернопегая – ладна! – сказал он.
– Да, ничего, скачет, – отвечал Николай. «Вот только бы побежал в поле матёрый русак, я бы тебе показал, какая эта собака!» подумал он, и обернувшись к стремянному сказал, что он дает рубль тому, кто подозрит, т. е. найдет лежачего зайца.
– Я не понимаю, – продолжал Илагин, – как другие охотники завистливы на зверя и на собак. Я вам скажу про себя, граф. Меня веселит, знаете, проехаться; вот съедешься с такой компанией… уже чего же лучше (он снял опять свой бобровый картуз перед Наташей); а это, чтобы шкуры считать, сколько привез – мне всё равно!
– Ну да.
– Или чтоб мне обидно было, что чужая собака поймает, а не моя – мне только бы полюбоваться на травлю, не так ли, граф? Потом я сужу…
– Ату – его, – послышался в это время протяжный крик одного из остановившихся борзятников. Он стоял на полубугре жнивья, подняв арапник, и еще раз повторил протяжно: – А – ту – его! (Звук этот и поднятый арапник означали то, что он видит перед собой лежащего зайца.)
– А, подозрил, кажется, – сказал небрежно Илагин. – Что же, потравим, граф!
– Да, подъехать надо… да – что ж, вместе? – отвечал Николай, вглядываясь в Ерзу и в красного Ругая дядюшки, в двух своих соперников, с которыми еще ни разу ему не удалось поровнять своих собак. «Ну что как с ушей оборвут мою Милку!» думал он, рядом с дядюшкой и Илагиным подвигаясь к зайцу.
– Матёрый? – спрашивал Илагин, подвигаясь к подозрившему охотнику, и не без волнения оглядываясь и подсвистывая Ерзу…
– А вы, Михаил Никанорыч? – обратился он к дядюшке.
Дядюшка ехал насупившись.
– Что мне соваться, ведь ваши – чистое дело марш! – по деревне за собаку плачены, ваши тысячные. Вы померяйте своих, а я посмотрю!
– Ругай! На, на, – крикнул он. – Ругаюшка! – прибавил он, невольно этим уменьшительным выражая свою нежность и надежду, возлагаемую на этого красного кобеля. Наташа видела и чувствовала скрываемое этими двумя стариками и ее братом волнение и сама волновалась.
Охотник на полугорке стоял с поднятым арапником, господа шагом подъезжали к нему; гончие, шедшие на самом горизонте, заворачивали прочь от зайца; охотники, не господа, тоже отъезжали. Всё двигалось медленно и степенно.
– Куда головой лежит? – спросил Николай, подъезжая шагов на сто к подозрившему охотнику. Но не успел еще охотник отвечать, как русак, чуя мороз к завтрашнему утру, не вылежал и вскочил. Стая гончих на смычках, с ревом, понеслась под гору за зайцем; со всех сторон борзые, не бывшие на сворах, бросились на гончих и к зайцу. Все эти медленно двигавшиеся охотники выжлятники с криком: стой! сбивая собак, борзятники с криком: ату! направляя собак – поскакали по полю. Спокойный Илагин, Николай, Наташа и дядюшка летели, сами не зная как и куда, видя только собак и зайца, и боясь только потерять хоть на мгновение из вида ход травли. Заяц попался матёрый и резвый. Вскочив, он не тотчас же поскакал, а повел ушами, прислушиваясь к крику и топоту, раздавшемуся вдруг со всех сторон. Он прыгнул раз десять не быстро, подпуская к себе собак, и наконец, выбрав направление и поняв опасность, приложил уши и понесся во все ноги. Он лежал на жнивьях, но впереди были зеленя, по которым было топко. Две собаки подозрившего охотника, бывшие ближе всех, первые воззрились и заложились за зайцем; но еще далеко не подвинулись к нему, как из за них вылетела Илагинская краснопегая Ерза, приблизилась на собаку расстояния, с страшной быстротой наддала, нацелившись на хвост зайца и думая, что она схватила его, покатилась кубарем. Заяц выгнул спину и наддал еще шибче. Из за Ерзы вынеслась широкозадая, чернопегая Милка и быстро стала спеть к зайцу.
– Милушка! матушка! – послышался торжествующий крик Николая. Казалось, сейчас ударит Милка и подхватит зайца, но она догнала и пронеслась. Русак отсел. Опять насела красавица Ерза и над самым хвостом русака повисла, как будто примеряясь как бы не ошибиться теперь, схватить за заднюю ляжку.
– Ерзанька! сестрица! – послышался плачущий, не свой голос Илагина. Ерза не вняла его мольбам. В тот самый момент, как надо было ждать, что она схватит русака, он вихнул и выкатил на рубеж между зеленями и жнивьем. Опять Ерза и Милка, как дышловая пара, выровнялись и стали спеть к зайцу; на рубеже русаку было легче, собаки не так быстро приближались к нему.
– Ругай! Ругаюшка! Чистое дело марш! – закричал в это время еще новый голос, и Ругай, красный, горбатый кобель дядюшки, вытягиваясь и выгибая спину, сравнялся с первыми двумя собаками, выдвинулся из за них, наддал с страшным самоотвержением уже над самым зайцем, сбил его с рубежа на зеленя, еще злей наддал другой раз по грязным зеленям, утопая по колена, и только видно было, как он кубарем, пачкая спину в грязь, покатился с зайцем. Звезда собак окружила его. Через минуту все стояли около столпившихся собак. Один счастливый дядюшка слез и отпазанчил. Потряхивая зайца, чтобы стекала кровь, он тревожно оглядывался, бегая глазами, не находя положения рукам и ногам, и говорил, сам не зная с кем и что.
«Вот это дело марш… вот собака… вот вытянул всех, и тысячных и рублевых – чистое дело марш!» говорил он, задыхаясь и злобно оглядываясь, как будто ругая кого то, как будто все были его враги, все его обижали, и только теперь наконец ему удалось оправдаться. «Вот вам и тысячные – чистое дело марш!»
– Ругай, на пазанку! – говорил он, кидая отрезанную лапку с налипшей землей; – заслужил – чистое дело марш!
– Она вымахалась, три угонки дала одна, – говорил Николай, тоже не слушая никого, и не заботясь о том, слушают ли его, или нет.
– Да это что же в поперечь! – говорил Илагинский стремянный.
– Да, как осеклась, так с угонки всякая дворняшка поймает, – говорил в то же время Илагин, красный, насилу переводивший дух от скачки и волнения. В то же время Наташа, не переводя духа, радостно и восторженно визжала так пронзительно, что в ушах звенело. Она этим визгом выражала всё то, что выражали и другие охотники своим единовременным разговором. И визг этот был так странен, что она сама должна бы была стыдиться этого дикого визга и все бы должны были удивиться ему, ежели бы это было в другое время.
Дядюшка сам второчил русака, ловко и бойко перекинул его через зад лошади, как бы упрекая всех этим перекидыванием, и с таким видом, что он и говорить ни с кем не хочет, сел на своего каураго и поехал прочь. Все, кроме его, грустные и оскорбленные, разъехались и только долго после могли притти в прежнее притворство равнодушия. Долго еще они поглядывали на красного Ругая, который с испачканной грязью, горбатой спиной, побрякивая железкой, с спокойным видом победителя шел за ногами лошади дядюшки.
«Что ж я такой же, как и все, когда дело не коснется до травли. Ну, а уж тут держись!» казалось Николаю, что говорил вид этой собаки.
Когда, долго после, дядюшка подъехал к Николаю и заговорил с ним, Николай был польщен тем, что дядюшка после всего, что было, еще удостоивает говорить с ним.


Когда ввечеру Илагин распростился с Николаем, Николай оказался на таком далеком расстоянии от дома, что он принял предложение дядюшки оставить охоту ночевать у него (у дядюшки), в его деревеньке Михайловке.
– И если бы заехали ко мне – чистое дело марш! – сказал дядюшка, еще бы того лучше; видите, погода мокрая, говорил дядюшка, отдохнули бы, графинечку бы отвезли в дрожках. – Предложение дядюшки было принято, за дрожками послали охотника в Отрадное; а Николай с Наташей и Петей поехали к дядюшке.
Человек пять, больших и малых, дворовых мужчин выбежало на парадное крыльцо встречать барина. Десятки женщин, старых, больших и малых, высунулись с заднего крыльца смотреть на подъезжавших охотников. Присутствие Наташи, женщины, барыни верхом, довело любопытство дворовых дядюшки до тех пределов, что многие, не стесняясь ее присутствием, подходили к ней, заглядывали ей в глаза и при ней делали о ней свои замечания, как о показываемом чуде, которое не человек, и не может слышать и понимать, что говорят о нем.
– Аринка, глянь ка, на бочькю сидит! Сама сидит, а подол болтается… Вишь рожок!
– Батюшки светы, ножик то…
– Вишь татарка!
– Как же ты не перекувыркнулась то? – говорила самая смелая, прямо уж обращаясь к Наташе.
Дядюшка слез с лошади у крыльца своего деревянного заросшего садом домика и оглянув своих домочадцев, крикнул повелительно, чтобы лишние отошли и чтобы было сделано всё нужное для приема гостей и охоты.
Всё разбежалось. Дядюшка снял Наташу с лошади и за руку провел ее по шатким досчатым ступеням крыльца. В доме, не отштукатуренном, с бревенчатыми стенами, было не очень чисто, – не видно было, чтобы цель живших людей состояла в том, чтобы не было пятен, но не было заметно запущенности.
В сенях пахло свежими яблоками, и висели волчьи и лисьи шкуры. Через переднюю дядюшка провел своих гостей в маленькую залу с складным столом и красными стульями, потом в гостиную с березовым круглым столом и диваном, потом в кабинет с оборванным диваном, истасканным ковром и с портретами Суворова, отца и матери хозяина и его самого в военном мундире. В кабинете слышался сильный запах табаку и собак. В кабинете дядюшка попросил гостей сесть и расположиться как дома, а сам вышел. Ругай с невычистившейся спиной вошел в кабинет и лег на диван, обчищая себя языком и зубами. Из кабинета шел коридор, в котором виднелись ширмы с прорванными занавесками. Из за ширм слышался женский смех и шопот. Наташа, Николай и Петя разделись и сели на диван. Петя облокотился на руку и тотчас же заснул; Наташа и Николай сидели молча. Лица их горели, они были очень голодны и очень веселы. Они поглядели друг на друга (после охоты, в комнате, Николай уже не считал нужным выказывать свое мужское превосходство перед своей сестрой); Наташа подмигнула брату и оба удерживались недолго и звонко расхохотались, не успев еще придумать предлога для своего смеха.
Немного погодя, дядюшка вошел в казакине, синих панталонах и маленьких сапогах. И Наташа почувствовала, что этот самый костюм, в котором она с удивлением и насмешкой видала дядюшку в Отрадном – был настоящий костюм, который был ничем не хуже сюртуков и фраков. Дядюшка был тоже весел; он не только не обиделся смеху брата и сестры (ему в голову не могло притти, чтобы могли смеяться над его жизнию), а сам присоединился к их беспричинному смеху.
– Вот так графиня молодая – чистое дело марш – другой такой не видывал! – сказал он, подавая одну трубку с длинным чубуком Ростову, а другой короткий, обрезанный чубук закладывая привычным жестом между трех пальцев.
– День отъездила, хоть мужчине в пору и как ни в чем не бывало!
Скоро после дядюшки отворила дверь, по звуку ног очевидно босая девка, и в дверь с большим уставленным подносом в руках вошла толстая, румяная, красивая женщина лет 40, с двойным подбородком, и полными, румяными губами. Она, с гостеприимной представительностью и привлекательностью в глазах и каждом движеньи, оглянула гостей и с ласковой улыбкой почтительно поклонилась им. Несмотря на толщину больше чем обыкновенную, заставлявшую ее выставлять вперед грудь и живот и назад держать голову, женщина эта (экономка дядюшки) ступала чрезвычайно легко. Она подошла к столу, поставила поднос и ловко своими белыми, пухлыми руками сняла и расставила по столу бутылки, закуски и угощенья. Окончив это она отошла и с улыбкой на лице стала у двери. – «Вот она и я! Теперь понимаешь дядюшку?» сказало Ростову ее появление. Как не понимать: не только Ростов, но и Наташа поняла дядюшку и значение нахмуренных бровей, и счастливой, самодовольной улыбки, которая чуть морщила его губы в то время, как входила Анисья Федоровна. На подносе были травник, наливки, грибки, лепешечки черной муки на юраге, сотовой мед, мед вареный и шипучий, яблоки, орехи сырые и каленые и орехи в меду. Потом принесено было Анисьей Федоровной и варенье на меду и на сахаре, и ветчина, и курица, только что зажаренная.
Всё это было хозяйства, сбора и варенья Анисьи Федоровны. Всё это и пахло и отзывалось и имело вкус Анисьи Федоровны. Всё отзывалось сочностью, чистотой, белизной и приятной улыбкой.
– Покушайте, барышня графинюшка, – приговаривала она, подавая Наташе то то, то другое. Наташа ела все, и ей показалось, что подобных лепешек на юраге, с таким букетом варений, на меду орехов и такой курицы никогда она нигде не видала и не едала. Анисья Федоровна вышла. Ростов с дядюшкой, запивая ужин вишневой наливкой, разговаривали о прошедшей и о будущей охоте, о Ругае и Илагинских собаках. Наташа с блестящими глазами прямо сидела на диване, слушая их. Несколько раз она пыталась разбудить Петю, чтобы дать ему поесть чего нибудь, но он говорил что то непонятное, очевидно не просыпаясь. Наташе так весело было на душе, так хорошо в этой новой для нее обстановке, что она только боялась, что слишком скоро за ней приедут дрожки. После наступившего случайно молчания, как это почти всегда бывает у людей в первый раз принимающих в своем доме своих знакомых, дядюшка сказал, отвечая на мысль, которая была у его гостей:
– Так то вот и доживаю свой век… Умрешь, – чистое дело марш – ничего не останется. Что ж и грешить то!
Лицо дядюшки было очень значительно и даже красиво, когда он говорил это. Ростов невольно вспомнил при этом всё, что он хорошего слыхал от отца и соседей о дядюшке. Дядюшка во всем околотке губернии имел репутацию благороднейшего и бескорыстнейшего чудака. Его призывали судить семейные дела, его делали душеприказчиком, ему поверяли тайны, его выбирали в судьи и другие должности, но от общественной службы он упорно отказывался, осень и весну проводя в полях на своем кауром мерине, зиму сидя дома, летом лежа в своем заросшем саду.
– Что же вы не служите, дядюшка?
– Служил, да бросил. Не гожусь, чистое дело марш, я ничего не разберу. Это ваше дело, а у меня ума не хватит. Вот насчет охоты другое дело, это чистое дело марш! Отворите ка дверь то, – крикнул он. – Что ж затворили! – Дверь в конце коридора (который дядюшка называл колидор) вела в холостую охотническую: так называлась людская для охотников. Босые ноги быстро зашлепали и невидимая рука отворила дверь в охотническую. Из коридора ясно стали слышны звуки балалайки, на которой играл очевидно какой нибудь мастер этого дела. Наташа уже давно прислушивалась к этим звукам и теперь вышла в коридор, чтобы слышать их яснее.
– Это у меня мой Митька кучер… Я ему купил хорошую балалайку, люблю, – сказал дядюшка. – У дядюшки было заведено, чтобы, когда он приезжает с охоты, в холостой охотнической Митька играл на балалайке. Дядюшка любил слушать эту музыку.