Хакасы
Поделись знанием:
У дома губернатора Алпатыч нашел большое количество народа, казаков и дорожный экипаж, принадлежавший губернатору. На крыльце Яков Алпатыч встретил двух господ дворян, из которых одного он знал. Знакомый ему дворянин, бывший исправник, говорил с жаром.
– Ведь это не шутки шутить, – говорил он. – Хорошо, кто один. Одна голова и бедна – так одна, а то ведь тринадцать человек семьи, да все имущество… Довели, что пропадать всем, что ж это за начальство после этого?.. Эх, перевешал бы разбойников…
– Да ну, будет, – говорил другой.
– А мне что за дело, пускай слышит! Что ж, мы не собаки, – сказал бывший исправник и, оглянувшись, увидал Алпатыча.
– А, Яков Алпатыч, ты зачем?
– По приказанию его сиятельства, к господину губернатору, – отвечал Алпатыч, гордо поднимая голову и закладывая руку за пазуху, что он делал всегда, когда упоминал о князе… – Изволили приказать осведомиться о положении дел, – сказал он.
– Да вот и узнавай, – прокричал помещик, – довели, что ни подвод, ничего!.. Вот она, слышишь? – сказал он, указывая на ту сторону, откуда слышались выстрелы.
– Довели, что погибать всем… разбойники! – опять проговорил он и сошел с крыльца.
Алпатыч покачал головой и пошел на лестницу. В приемной были купцы, женщины, чиновники, молча переглядывавшиеся между собой. Дверь кабинета отворилась, все встали с мест и подвинулись вперед. Из двери выбежал чиновник, поговорил что то с купцом, кликнул за собой толстого чиновника с крестом на шее и скрылся опять в дверь, видимо, избегая всех обращенных к нему взглядов и вопросов. Алпатыч продвинулся вперед и при следующем выходе чиновника, заложив руку зазастегнутый сюртук, обратился к чиновнику, подавая ему два письма.
– Господину барону Ашу от генерала аншефа князя Болконского, – провозгласил он так торжественно и значительно, что чиновник обратился к нему и взял его письмо. Через несколько минут губернатор принял Алпатыча и поспешно сказал ему:
– Доложи князю и княжне, что мне ничего не известно было: я поступал по высшим приказаниям – вот…
Он дал бумагу Алпатычу.
– А впрочем, так как князь нездоров, мой совет им ехать в Москву. Я сам сейчас еду. Доложи… – Но губернатор не договорил: в дверь вбежал запыленный и запотелый офицер и начал что то говорить по французски. На лице губернатора изобразился ужас.
– Иди, – сказал он, кивнув головой Алпатычу, и стал что то спрашивать у офицера. Жадные, испуганные, беспомощные взгляды обратились на Алпатыча, когда он вышел из кабинета губернатора. Невольно прислушиваясь теперь к близким и все усиливавшимся выстрелам, Алпатыч поспешил на постоялый двор. Бумага, которую дал губернатор Алпатычу, была следующая:
«Уверяю вас, что городу Смоленску не предстоит еще ни малейшей опасности, и невероятно, чтобы оный ею угрожаем был. Я с одной, а князь Багратион с другой стороны идем на соединение перед Смоленском, которое совершится 22 го числа, и обе армии совокупными силами станут оборонять соотечественников своих вверенной вам губернии, пока усилия их удалят от них врагов отечества или пока не истребится в храбрых их рядах до последнего воина. Вы видите из сего, что вы имеете совершенное право успокоить жителей Смоленска, ибо кто защищаем двумя столь храбрыми войсками, тот может быть уверен в победе их». (Предписание Барклая де Толли смоленскому гражданскому губернатору, барону Ашу, 1812 года.)
Народ беспокойно сновал по улицам.
Наложенные верхом возы с домашней посудой, стульями, шкафчиками то и дело выезжали из ворот домов и ехали по улицам. В соседнем доме Ферапонтова стояли повозки и, прощаясь, выли и приговаривали бабы. Дворняжка собака, лая, вертелась перед заложенными лошадьми.
Алпатыч более поспешным шагом, чем он ходил обыкновенно, вошел во двор и прямо пошел под сарай к своим лошадям и повозке. Кучер спал; он разбудил его, велел закладывать и вошел в сени. В хозяйской горнице слышался детский плач, надрывающиеся рыдания женщины и гневный, хриплый крик Ферапонтова. Кухарка, как испуганная курица, встрепыхалась в сенях, как только вошел Алпатыч.
– До смерти убил – хозяйку бил!.. Так бил, так волочил!..
– За что? – спросил Алпатыч.
– Ехать просилась. Дело женское! Увези ты, говорит, меня, не погуби ты меня с малыми детьми; народ, говорит, весь уехал, что, говорит, мы то? Как зачал бить. Так бил, так волочил!
Алпатыч как бы одобрительно кивнул головой на эти слова и, не желая более ничего знать, подошел к противоположной – хозяйской двери горницы, в которой оставались его покупки.
– Злодей ты, губитель, – прокричала в это время худая, бледная женщина с ребенком на руках и с сорванным с головы платком, вырываясь из дверей и сбегая по лестнице на двор. Ферапонтов вышел за ней и, увидав Алпатыча, оправил жилет, волосы, зевнул и вошел в горницу за Алпатычем.
– Аль уж ехать хочешь? – спросил он.
Не отвечая на вопрос и не оглядываясь на хозяина, перебирая свои покупки, Алпатыч спросил, сколько за постой следовало хозяину.
– Сочтем! Что ж, у губернатора был? – спросил Ферапонтов. – Какое решение вышло?
Алпатыч отвечал, что губернатор ничего решительно не сказал ему.
– По нашему делу разве увеземся? – сказал Ферапонтов. – Дай до Дорогобужа по семи рублей за подводу. И я говорю: креста на них нет! – сказал он.
– Селиванов, тот угодил в четверг, продал муку в армию по девяти рублей за куль. Что же, чай пить будете? – прибавил он. Пока закладывали лошадей, Алпатыч с Ферапонтовым напились чаю и разговорились о цене хлебов, об урожае и благоприятной погоде для уборки.
– Однако затихать стала, – сказал Ферапонтов, выпив три чашки чая и поднимаясь, – должно, наша взяла. Сказано, не пустят. Значит, сила… А намесь, сказывали, Матвей Иваныч Платов их в реку Марину загнал, тысяч осьмнадцать, что ли, в один день потопил.
Алпатыч собрал свои покупки, передал их вошедшему кучеру, расчелся с хозяином. В воротах прозвучал звук колес, копыт и бубенчиков выезжавшей кибиточки.
Было уже далеко за полдень; половина улицы была в тени, другая была ярко освещена солнцем. Алпатыч взглянул в окно и пошел к двери. Вдруг послышался странный звук дальнего свиста и удара, и вслед за тем раздался сливающийся гул пушечной пальбы, от которой задрожали стекла.
Алпатыч вышел на улицу; по улице пробежали два человека к мосту. С разных сторон слышались свисты, удары ядер и лопанье гранат, падавших в городе. Но звуки эти почти не слышны были и не обращали внимания жителей в сравнении с звуками пальбы, слышными за городом. Это было бомбардирование, которое в пятом часу приказал открыть Наполеон по городу, из ста тридцати орудий. Народ первое время не понимал значения этого бомбардирования.
Звуки падавших гранат и ядер возбуждали сначала только любопытство. Жена Ферапонтова, не перестававшая до этого выть под сараем, умолкла и с ребенком на руках вышла к воротам, молча приглядываясь к народу и прислушиваясь к звукам.
(перенаправлено с «Хызыл»)
| Самоназвание |
тадарлар |
|---|---|
| Численность и ареал | |
|
Всего: 75 000 (прибл.)
| |
| Язык | |
| Религия | |
| Расовый тип | |
| Входит в | |
| Родственные народы | |
| Происхождение | |
Хака́сы (самоназвание тадар, мн. ч. тадарлар; устаревшее — минусинские татары, абака́нские (енисе́йские) татары, а́чинские татары) — тюркский народ России, проживающий в Южной Сибири на левобережье Хакасско-Минусинской котловины. Традиционная религия — шаманизм, в XIX веке многие были крещены в православие (часто насильственно)[2].
Содержание
Субэтнические группы
Делятся на субэтнические (диалектные) группы:
- качинцы (хааш, хаас) — в русских источниках впервые упоминаются с 1608 года, когда служилые люди прошли в землю управлявшуюся князем Тюлькой;
- койбалы (хойбал) — кроме тюркоязычных групп по некоторым данным включали группы, говорившие на диалекте камасинского языка, принадлежавшего к южной подгруппе самодийской группы языков уральской языковой семьи[3];
- кызыльцы (хызыл) — группа хакасского народа, проживающая в долине Чёрного Июса на территории Ширинского и Орджоникидзевского районов Республики Хакасия;
- сагайцы (сағай) — впервые упоминаются в известиях Рашид ад-Дина о монгольских завоеваниях; первые упоминания в русских документах относятся к 1620, когда указывалось, что у них «уложено ясаку не платить и ясачников побивать». В составе сагайцев как этнографическая группа известны бельтыры (пилтiр), ранее выделялись бирюсинцы (пӱрӱс)[4].
К хакасам по культуре и языку близки теленгиты, телеуты, чулымцы, шорцы.
Родо-племенное деление
Численность хакасов в Хакасии в 1926—2010 годах
Общая численность хакасов в РФ по сравнению с данными переписи 2002 года (75,6 тыс. человек) снизилась и составила по итогам переписи 2010 года — 72 959 человек[5].
| 1926 перепись | 1939 перепись | 1959 перепись | 1970 перепись | 1979 перепись | 1989 перепись | 2002 перепись | 2010 перепись | |
|---|---|---|---|---|---|---|---|---|
| Численность хакасов в Хакасии | 44,219 (49.8 %) | 45,799 (16.8 %) | 48,512 (11.8 %) | 54,750 (12.3 %) | 57,281 (11.5 %) | 62,859 (11.1 %) | 65,431 (12.0 %) | 63,643 (12,1 %) |
Язык
Хакасский язык относится к уйгурской (староуйгурской) группе восточно-хуннской (восточнотюркской) ветви тюркских языков.
По другой классификации относится к самостоятельной хакасской (кыргызско-енисейской) группе восточных тюркских языков, к которой помимо хакасов также относятся шорцы (мрасское шорское наречие), чулымцы (среднечулымское наречие), юйгу (жёлтые уйгуры) (сарыг-югурский язык). Они восходят к древнекыргызскому или енисейско-кыргызскому языку. Помимо этого к хакасскому по языку близки (хотя и относятся к западно-тюркской северо-алтайской группе) кумандинцы, челканцы, тубалары (и кондомское шорское наречие, и нижнечулымское наречие), а также (хотя и относятся к западно-тюркской киргизско-кыпчакской группе) — киргизы, алтайцы, телеуты, теленгиты.
Хакасский язык включает четыре диалекта: качинский, сагайский, кызыльский и шорский. Современная письменность создана на основе кириллицы.
Антропонимия хакасов
Материальная культура
Духовная культура
Народные игры и состязания
Некоторые хакасские народные игры и состязания:
Физическая антропология
В 1920-е физическую антропологию хакасов изучал один из основоположников советской антропологии — А. И. Ярхо. Начиная с 1930-х, антропология древнего и современного населения Хакасии была предметом исследования крупнейших отечественных антропологов — Г. Ф. Дебеца, В. П. Алексеева, В. В. Бунака и др.
Хакасы подразделяются на два антропологических типа смешанного происхождения, но в целом относящихся к большой монголоидной расе:
- уральский (бирюсинцы, кызыльцы, бельтыры, часть сагайцев)
- южносибирский (качинцы, степная часть сагайцев, койбалы).
Напишите отзыв о статье "Хакасы"
Примечания
- ↑ 1 2 3 4 5 6 7 8 [www.perepis-2010.ru/results_of_the_census/results-inform.php Окончательные итоги Всероссийской переписи населения 2010 года]. [www.webcitation.org/61A5NPQzz Архивировано из первоисточника 24 августа 2011].
- ↑ Филатов С. Б., Юззелл Л. [www.keston.org.uk/encyclo/11%20Khakassia.html Хакасия. Сгусток религиозных проблем Сибири]
- ↑ Хелимский Е. А. Очерк истории самодийских народов // Финно-угорский мир. Ред. Д. Нановски. Будапешт, 1996, 101—115. [helimski.com/2.153.PDF], с. 34-35; Он же. Древнейшие угорско-самодийские языковые связи (Анализ некоторых аспектов генетических и ареальных взаимоотношений между уральскими языками). Автореферат канд. дисс. Тарту, 1979, 20 стр. С. 7 [helimski.com/1.3/slides/6-7.html]
- ↑ www.nbdrx.ru/pdf/staty/ax0000014.pdf
- ↑ [www.perepis-2010.ru/results_of_the_census/results-inform.php Окончательные итоги Всероссийской переписи населения 2010 года]
Литература
- Бахрушин С. В. Енисейские киргизы в XVII в. // Научные труды III. Избранные работы по истории Сибири XVI—XVII вв. Ч. 2. История народов Сибири в XVI—XVII вв. М.: Издательство Академии Наук СССР, 1955.
- Козьмин Н. Н. Хакасы: историко-этнографический и хозяйственный очерк Минусинского края. — Иркутск: Изд. Иркут.секции науч. работников Рабпроса, 1925. — Х, 185 с. — (Краеведческая сер. № 4 / под ред. М. А. Азадовского; вып. V). — Библиогр. в примеч. в конце каждой гл.
- Баскаков Н. А. Тюркские языки, М., 1960, 2006
- Текин Т. Проблема классификации тюркских языков // Проблемы современной тюркологии: материалы II Всесоюзной тюркологической конференции. — Алма-Ата: Наука, 1980 — С. 387—390
- Языки мира. Тюркские языки, Бишкек, 1997
Ссылки
- [www.nsu.ru/education/etno/hakas/hakas.htm Хакасы]
- [www.kyrgyz.ru/?page=15 Д. М. Карачаков, С. А. Угдыжеков. Хакасы]
- [aton.ttu.edu/kilavuzlar.asp Вербицкий В. И. Словарь алтайского и аладагского наречий тюркского языка, Казань, 1884]
- [www.irbis.tomsk.ru/fulltxt/103471.pdf Дайджест «Народы Томской области», 2004]
- [www.youtube.com/watch?v=TupOKQniZOk&feature=related Документальный фильм «Дети белой волчицы»]
| ||||||
| ||||||||||||||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Хакасы
С восьми часов к ружейным выстрелам присоединилась пушечная пальба. На улицах было много народу, куда то спешащего, много солдат, но так же, как и всегда, ездили извозчики, купцы стояли у лавок и в церквах шла служба. Алпатыч прошел в лавки, в присутственные места, на почту и к губернатору. В присутственных местах, в лавках, на почте все говорили о войске, о неприятеле, который уже напал на город; все спрашивали друг друга, что делать, и все старались успокоивать друг друга.У дома губернатора Алпатыч нашел большое количество народа, казаков и дорожный экипаж, принадлежавший губернатору. На крыльце Яков Алпатыч встретил двух господ дворян, из которых одного он знал. Знакомый ему дворянин, бывший исправник, говорил с жаром.
– Ведь это не шутки шутить, – говорил он. – Хорошо, кто один. Одна голова и бедна – так одна, а то ведь тринадцать человек семьи, да все имущество… Довели, что пропадать всем, что ж это за начальство после этого?.. Эх, перевешал бы разбойников…
– Да ну, будет, – говорил другой.
– А мне что за дело, пускай слышит! Что ж, мы не собаки, – сказал бывший исправник и, оглянувшись, увидал Алпатыча.
– А, Яков Алпатыч, ты зачем?
– По приказанию его сиятельства, к господину губернатору, – отвечал Алпатыч, гордо поднимая голову и закладывая руку за пазуху, что он делал всегда, когда упоминал о князе… – Изволили приказать осведомиться о положении дел, – сказал он.
– Да вот и узнавай, – прокричал помещик, – довели, что ни подвод, ничего!.. Вот она, слышишь? – сказал он, указывая на ту сторону, откуда слышались выстрелы.
– Довели, что погибать всем… разбойники! – опять проговорил он и сошел с крыльца.
Алпатыч покачал головой и пошел на лестницу. В приемной были купцы, женщины, чиновники, молча переглядывавшиеся между собой. Дверь кабинета отворилась, все встали с мест и подвинулись вперед. Из двери выбежал чиновник, поговорил что то с купцом, кликнул за собой толстого чиновника с крестом на шее и скрылся опять в дверь, видимо, избегая всех обращенных к нему взглядов и вопросов. Алпатыч продвинулся вперед и при следующем выходе чиновника, заложив руку зазастегнутый сюртук, обратился к чиновнику, подавая ему два письма.
– Господину барону Ашу от генерала аншефа князя Болконского, – провозгласил он так торжественно и значительно, что чиновник обратился к нему и взял его письмо. Через несколько минут губернатор принял Алпатыча и поспешно сказал ему:
– Доложи князю и княжне, что мне ничего не известно было: я поступал по высшим приказаниям – вот…
Он дал бумагу Алпатычу.
– А впрочем, так как князь нездоров, мой совет им ехать в Москву. Я сам сейчас еду. Доложи… – Но губернатор не договорил: в дверь вбежал запыленный и запотелый офицер и начал что то говорить по французски. На лице губернатора изобразился ужас.
– Иди, – сказал он, кивнув головой Алпатычу, и стал что то спрашивать у офицера. Жадные, испуганные, беспомощные взгляды обратились на Алпатыча, когда он вышел из кабинета губернатора. Невольно прислушиваясь теперь к близким и все усиливавшимся выстрелам, Алпатыч поспешил на постоялый двор. Бумага, которую дал губернатор Алпатычу, была следующая:
«Уверяю вас, что городу Смоленску не предстоит еще ни малейшей опасности, и невероятно, чтобы оный ею угрожаем был. Я с одной, а князь Багратион с другой стороны идем на соединение перед Смоленском, которое совершится 22 го числа, и обе армии совокупными силами станут оборонять соотечественников своих вверенной вам губернии, пока усилия их удалят от них врагов отечества или пока не истребится в храбрых их рядах до последнего воина. Вы видите из сего, что вы имеете совершенное право успокоить жителей Смоленска, ибо кто защищаем двумя столь храбрыми войсками, тот может быть уверен в победе их». (Предписание Барклая де Толли смоленскому гражданскому губернатору, барону Ашу, 1812 года.)
Народ беспокойно сновал по улицам.
Наложенные верхом возы с домашней посудой, стульями, шкафчиками то и дело выезжали из ворот домов и ехали по улицам. В соседнем доме Ферапонтова стояли повозки и, прощаясь, выли и приговаривали бабы. Дворняжка собака, лая, вертелась перед заложенными лошадьми.
Алпатыч более поспешным шагом, чем он ходил обыкновенно, вошел во двор и прямо пошел под сарай к своим лошадям и повозке. Кучер спал; он разбудил его, велел закладывать и вошел в сени. В хозяйской горнице слышался детский плач, надрывающиеся рыдания женщины и гневный, хриплый крик Ферапонтова. Кухарка, как испуганная курица, встрепыхалась в сенях, как только вошел Алпатыч.
– До смерти убил – хозяйку бил!.. Так бил, так волочил!..
– За что? – спросил Алпатыч.
– Ехать просилась. Дело женское! Увези ты, говорит, меня, не погуби ты меня с малыми детьми; народ, говорит, весь уехал, что, говорит, мы то? Как зачал бить. Так бил, так волочил!
Алпатыч как бы одобрительно кивнул головой на эти слова и, не желая более ничего знать, подошел к противоположной – хозяйской двери горницы, в которой оставались его покупки.
– Злодей ты, губитель, – прокричала в это время худая, бледная женщина с ребенком на руках и с сорванным с головы платком, вырываясь из дверей и сбегая по лестнице на двор. Ферапонтов вышел за ней и, увидав Алпатыча, оправил жилет, волосы, зевнул и вошел в горницу за Алпатычем.
– Аль уж ехать хочешь? – спросил он.
Не отвечая на вопрос и не оглядываясь на хозяина, перебирая свои покупки, Алпатыч спросил, сколько за постой следовало хозяину.
– Сочтем! Что ж, у губернатора был? – спросил Ферапонтов. – Какое решение вышло?
Алпатыч отвечал, что губернатор ничего решительно не сказал ему.
– По нашему делу разве увеземся? – сказал Ферапонтов. – Дай до Дорогобужа по семи рублей за подводу. И я говорю: креста на них нет! – сказал он.
– Селиванов, тот угодил в четверг, продал муку в армию по девяти рублей за куль. Что же, чай пить будете? – прибавил он. Пока закладывали лошадей, Алпатыч с Ферапонтовым напились чаю и разговорились о цене хлебов, об урожае и благоприятной погоде для уборки.
– Однако затихать стала, – сказал Ферапонтов, выпив три чашки чая и поднимаясь, – должно, наша взяла. Сказано, не пустят. Значит, сила… А намесь, сказывали, Матвей Иваныч Платов их в реку Марину загнал, тысяч осьмнадцать, что ли, в один день потопил.
Алпатыч собрал свои покупки, передал их вошедшему кучеру, расчелся с хозяином. В воротах прозвучал звук колес, копыт и бубенчиков выезжавшей кибиточки.
Было уже далеко за полдень; половина улицы была в тени, другая была ярко освещена солнцем. Алпатыч взглянул в окно и пошел к двери. Вдруг послышался странный звук дальнего свиста и удара, и вслед за тем раздался сливающийся гул пушечной пальбы, от которой задрожали стекла.
Алпатыч вышел на улицу; по улице пробежали два человека к мосту. С разных сторон слышались свисты, удары ядер и лопанье гранат, падавших в городе. Но звуки эти почти не слышны были и не обращали внимания жителей в сравнении с звуками пальбы, слышными за городом. Это было бомбардирование, которое в пятом часу приказал открыть Наполеон по городу, из ста тридцати орудий. Народ первое время не понимал значения этого бомбардирования.
Звуки падавших гранат и ядер возбуждали сначала только любопытство. Жена Ферапонтова, не перестававшая до этого выть под сараем, умолкла и с ребенком на руках вышла к воротам, молча приглядываясь к народу и прислушиваясь к звукам.
