Хьортспрингская ладья

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Хьортспрингская ладья — древнейшая лодка, обнаруженная на севере Европы. Представляет собой тип судна, который был в ходу у древних германцев и кельтов за 1000 лет до изобретения драккара. Ладья была обнаружена в болоте близ поместья Хьортспринг на севере датского острова Альс. Раскопки проводились в 1921-1922 годах[1].

Внешняя длина ладьи 21 метр, внутренняя длина 13 метров, в ней могло поместиться до 23 гребцов. Внутри ладьи были обнаружены различные типы кельтского вооружения, принесённые в жертву. Датируется IV веком до н. э. Изображения однотипных лодок представлены на петроглифах Северной Европы.

Напишите отзыв о статье "Хьортспрингская ладья"



Примечания

  1. [norse.ulver.com/articles/firks/21.html Суда викингов и предшествующие им суда. Ладья из Хьертшпринга]

См. также

Отрывок, характеризующий Хьортспрингская ладья

– Солдат в отпуску – рубаха из порток, – говаривал он. Он неохотно говорил про свое солдатское время, хотя не жаловался, и часто повторял, что он всю службу ни разу бит не был. Когда он рассказывал, то преимущественно рассказывал из своих старых и, видимо, дорогих ему воспоминаний «христианского», как он выговаривал, крестьянского быта. Поговорки, которые наполняли его речь, не были те, большей частью неприличные и бойкие поговорки, которые говорят солдаты, но это были те народные изречения, которые кажутся столь незначительными, взятые отдельно, и которые получают вдруг значение глубокой мудрости, когда они сказаны кстати.
Часто он говорил совершенно противоположное тому, что он говорил прежде, но и то и другое было справедливо. Он любил говорить и говорил хорошо, украшая свою речь ласкательными и пословицами, которые, Пьеру казалось, он сам выдумывал; но главная прелесть его рассказов состояла в том, что в его речи события самые простые, иногда те самые, которые, не замечая их, видел Пьер, получали характер торжественного благообразия. Он любил слушать сказки, которые рассказывал по вечерам (всё одни и те же) один солдат, но больше всего он любил слушать рассказы о настоящей жизни. Он радостно улыбался, слушая такие рассказы, вставляя слова и делая вопросы, клонившиеся к тому, чтобы уяснить себе благообразие того, что ему рассказывали. Привязанностей, дружбы, любви, как понимал их Пьер, Каратаев не имел никаких; но он любил и любовно жил со всем, с чем его сводила жизнь, и в особенности с человеком – не с известным каким нибудь человеком, а с теми людьми, которые были перед его глазами. Он любил свою шавку, любил товарищей, французов, любил Пьера, который был его соседом; но Пьер чувствовал, что Каратаев, несмотря на всю свою ласковую нежность к нему (которою он невольно отдавал должное духовной жизни Пьера), ни на минуту не огорчился бы разлукой с ним. И Пьер то же чувство начинал испытывать к Каратаеву.