Дилджер, Хьюберт
| Хьюберт Дилджер | |
 Монумент на месте батареи Дилджера под Геттисбергом | |
| Дата рождения | |
|---|---|
| Место рождения | |
| Дата смерти | |
| Место смерти | |
| Принадлежность | |
| Род войск | |
| Годы службы | |
| Звание |
|
| Командовал |
батарея 1-го огайского легкоартиллерийского полка |
| Сражения/войны | |
Хьюберт Антон Казимир Дилджер (англ. Hubert Anton Casimir Dilger; 5 марта 1836 — 4 мая 1911) — американский военный немецкого происхождения, который стал знаменитым артиллеристом федеральной армии в годы гражданской войны. Известен, как один из лучших артиллеристов Потомакской армии. По мнению некоторых историков, именно снарядом батареи Дилджера был убит генерал Теннессийской армии, Леонидас Полк[1]. В 1893 году Дилджер получил Медаль Почета за умелые действия во время сражения при Чанселорсвилле.
Содержание
Ранние годы
Дилджер родился в селении Энген в немецком Шварцвальде, в семье Эдуарда и Эмелины Дуэрр Дилджер. Мать его вскоре умерла и отец сдал Дилджера в приют, откуда его забрали дядя с тётей. Ему было 12 лет, когда в Германии произошла Революция 1848 года и многие немцы бежали в Америку, включая некоторых родственников Дилджера[2].
Он прошел обучение в военной академии в Карлсруэ и служил лейтенантом баденской конной артиллерии, проходя службу в Готтесау, Карлсруэ и Растатте. Он разработал несколько оригинальных теорий боевого применения артиллерии, например, способы близкого сопровождения пехоты[3]. В 1861 году в Америке началась гражданская война. Когда до Германии дошли новости о первом сражении при Бул-Ране, Дилджер понял, что конфликт между штатами превратился в настоящую войну. Его дядя Людвиг Дуэрр в это время жил в штатах и мг помочь с переездом. Дилджер взял отпуск и отплыл в Штаты.
Гражданская война
Дилджер поселился в Цинциннати (штат Огайо) и поступил на службу в армию США, где 1 апреля 1862 года стал капитаном 1-го батальона вирджинской лёгкой артиллерии. Батальон числился в ополчении штата Западная Вирджиния и состоял из батареи горных гаубиц. Дилджер принял участие в кампании в долина Шенандоа, где отличился в сражении при Кросс-Кейс. Его батарея удачно отбила атаку «Луизианских тигров»[4].
Батальон числился в армии Джона Фримонта. Вскоре Дилджер стал командиром батареи «I» 1-го огайского полка легкой артиллерии. В то время этот полк числился в составе I-го корпуса Северовирджинской армии, которым командовал Франц Зигель.
Напишите отзыв о статье "Дилджер, Хьюберт"
Примечания
- ↑ Foote, Shelby. The Civil War: A Narrative. — Vol. 3, Red River to Appomattox. — N. Y.: Random House, 1974. — P. 356.
- ↑ [www.ohio.edu/people/lowery/dil.htm Capt. Hubert Dilger]
- ↑ [germansons.com/Metzner_Collection/Dilger_H.html Captain Hubert Dilger, 1st Ohio Artillery]
- ↑ Henry I. Kurtz. Men of War: Essays on American Wars and Warriors. — Xlibris Corporation, 2006. — P. 134.
Ссылки
- [germansons.com/Metzner_Collection/Dilger_H.html Captain Hubert Dilger, 1st Ohio Artillery, by Michael A. Peake]
- [www.ohio.edu/people/lowery/dil.htm Capt. Hubert Dilger]
- [ehistory.osu.edu/osu/sources/recordView.cfm?Content=016/0305 Рапорт Дилджера после второго сражения при Бул-Ране]
- [www.findagrave.com/cgi-bin/fg.cgi?page=gr&GRid=5847184 Статья на «Find a grave»]
- [www.gettysburg.stonesentinels.com/OH/1OHArtBatI.php Монумент памяти батареи Дилджера под Геттисбергом]
|
Это заготовка статьи об участнике Гражданской войны в США. Вы можете помочь проекту, дополнив её. |
Отрывок, характеризующий Дилджер, Хьюберт
На другой день после отъезда Николушки старый князь утром оделся в полный мундир и собрался ехать главнокомандующему. Коляска уже была подана. Княжна Марья видела, как он, в мундире и всех орденах, вышел из дома и пошел в сад сделать смотр вооруженным мужикам и дворовым. Княжна Марья свдела у окна, прислушивалась к его голосу, раздававшемуся из сада. Вдруг из аллеи выбежало несколько людей с испуганными лицами.Княжна Марья выбежала на крыльцо, на цветочную дорожку и в аллею. Навстречу ей подвигалась большая толпа ополченцев и дворовых, и в середине этой толпы несколько людей под руки волокли маленького старичка в мундире и орденах. Княжна Марья подбежала к нему и, в игре мелкими кругами падавшего света, сквозь тень липовой аллеи, не могла дать себе отчета в том, какая перемена произошла в его лице. Одно, что она увидала, было то, что прежнее строгое и решительное выражение его лица заменилось выражением робости и покорности. Увидав дочь, он зашевелил бессильными губами и захрипел. Нельзя было понять, чего он хотел. Его подняли на руки, отнесли в кабинет и положили на тот диван, которого он так боялся последнее время.
Привезенный доктор в ту же ночь пустил кровь и объявил, что у князя удар правой стороны.
В Лысых Горах оставаться становилось более и более опасным, и на другой день после удара князя, повезли в Богучарово. Доктор поехал с ними.
Когда они приехали в Богучарово, Десаль с маленьким князем уже уехали в Москву.
Все в том же положении, не хуже и не лучше, разбитый параличом, старый князь три недели лежал в Богучарове в новом, построенном князем Андреем, доме. Старый князь был в беспамятстве; он лежал, как изуродованный труп. Он не переставая бормотал что то, дергаясь бровями и губами, и нельзя было знать, понимал он или нет то, что его окружало. Одно можно было знать наверное – это то, что он страдал и, чувствовал потребность еще выразить что то. Но что это было, никто не мог понять; был ли это какой нибудь каприз больного и полусумасшедшего, относилось ли это до общего хода дел, или относилось это до семейных обстоятельств?
Доктор говорил, что выражаемое им беспокойство ничего не значило, что оно имело физические причины; но княжна Марья думала (и то, что ее присутствие всегда усиливало его беспокойство, подтверждало ее предположение), думала, что он что то хотел сказать ей. Он, очевидно, страдал и физически и нравственно.
Надежды на исцеление не было. Везти его было нельзя. И что бы было, ежели бы он умер дорогой? «Не лучше ли бы было конец, совсем конец! – иногда думала княжна Марья. Она день и ночь, почти без сна, следила за ним, и, страшно сказать, она часто следила за ним не с надеждой найти призкаки облегчения, но следила, часто желая найти признаки приближения к концу.
Как ни странно было княжне сознавать в себе это чувство, но оно было в ней. И что было еще ужаснее для княжны Марьи, это было то, что со времени болезни ее отца (даже едва ли не раньше, не тогда ли уж, когда она, ожидая чего то, осталась с ним) в ней проснулись все заснувшие в ней, забытые личные желания и надежды. То, что годами не приходило ей в голову – мысли о свободной жизни без вечного страха отца, даже мысли о возможности любви и семейного счастия, как искушения дьявола, беспрестанно носились в ее воображении. Как ни отстраняла она от себя, беспрестанно ей приходили в голову вопросы о том, как она теперь, после того, устроит свою жизнь. Это были искушения дьявола, и княжна Марья знала это. Она знала, что единственное орудие против него была молитва, и она пыталась молиться. Она становилась в положение молитвы, смотрела на образа, читала слова молитвы, но не могла молиться. Она чувствовала, что теперь ее охватил другой мир – житейской, трудной и свободной деятельности, совершенно противоположный тому нравственному миру, в который она была заключена прежде и в котором лучшее утешение была молитва. Она не могла молиться и не могла плакать, и житейская забота охватила ее.
