Латимер, Хью

Хью Латимер (англ. Hugh Latimer; ок.1485 — 16 октября 1555) — епископ Вустерский, известный деятель английской Реформации. Во времена правления королевы Марии I был сожжён на костре как еретик.

Биография

Хью Латимер родился в семье зажиточного фермера в Теркастоне, графство Лестершир. Сведения о его ранних годах носят отрывочный характер, точная дата рождения достоверно неизвестна. Предположительно он появился на свет в период между 1475 и 1495 годами, многие источники сходятся на том, что это событие произошло не позднее 1485 года.

Около 1506 года Латимер был отправлен в Кембридж и вскоре зарекомендовал себя весьма способным студентом. Примерно в 1510 году он получил степень бакалавра, а в 1514 ему было присуждено звание магистра. После посвящения в духовный сан он снискал репутацию истого приверженца Святой Римской Католической церкви, но во многом изменил свои взгляды на религию под влиянием бесед со священнослужителем Томасом Билни.

В 1510 году Латимер был избран членом совета Клэр Колледжа, а в 1522 году стал университетским проповедником. Его лекции о протестантизме носили эмоциональный, живой и общедоступный характер. Особенно он настаивал на предоставлении прав свободного чтения Библии на английском языке. Вскоре его выступления, пользовавшиеся неизменным успехом, привлекли внимание властей.

В 1531 году Латимер удостоился особой милости Генриха VIII за поддержку в пользу аннулирования брака короля с Екатериной Арагонской. В награду он получил бенефиций в Уилтшире, где мог читать прихожанам протестантские доктрины.

За успешное освещение реформаторских учений в своей епархии в 1535 году Латимер был назначен епископом Вустерским. Во многом его привилегированное положение при дворе зависело от поддержки Анны Болейн, а также Томаса Кромвеля и архиепископа Томаса Кранмера, с которыми он был очень дружен.

В 1539 году Латимер впал в немилость, выступив против Акта о Шести Статьях, формулировавших основные принципы англиканской церкви. Его протест объяснялся тем, что догматы, изложенные в статьях, практически ничем не отличались от католических. Он был лишён сана епископа и на некоторое время заключён в Тауэр. Его опала длилась вплоть до восшествия на престол Эдуарда VI в 1547 году. Всё это время Латимер вёл неприметную жизнь, изредка проповедуя и встречаясь с последователями протестантизма, среди которых были Николас Шекстон, Николас Ридли, Анна Эскью и Кэтрин Уиллоуби, герцогиня Саффолк.

Во времена правления Эдуарда VI Латимер был удостоен благосклонности нового короля и даже получил должность придворного проповедника, в которой оставался до 1550 года. Позднее он служил капелланом у Кэтрин Уиллоуби.

В 1553 году с приходом к власти старшей дочери Генриха VIII, Марии, мечтавшей вернуть Англию в лоно католической церкви, Хью Латимер, Томас Кранмер, Николас Ридли и другие церковные деятели-реформаторы были обвинены в ереси и брошены в Тауэр.

16 октября 1555 года Хью Латимер и Николас Ридли были сожжены на костре в Оксфорде. Согласно некоторым источникам, перед началом казни Латимер сказал Ридли следующие слова:

Ободрись, Ридли, и будь мужчиной. Ибо в этот день, по благодати Божией, костер зажжет свечу в Англии, которая, я верю, никогда не будет потушена. Оригинальный текст (англ.)   Play the man, Master Ridley; we shall this day light such a candle, by God's grace, in England, as I trust shall never be put out. — Джон Фокс, Actes and Monuments (1563).

Шесть месяцев спустя их участь разделил Томас Кранмер, взойдя на костёр в Оксфорде 21 марта 1556 года. Все трое стали известны среди народа как «Оксфордские мученики», в чью память в 1843 году был воздвигнут мемориал, расположенный неподалёку от места казни.

Литература

• Линдсей Карен. Разведённые. Обезглавленные. Уцелевшие. — М.: КРОН-ПРЕСС, 1996. — 336 с. — 10 000 экз. — ISBN 5-232-00389-5.
• Эриксон Кэролли. Мария Кровавая. — М.: АСТ, 2001. — 640 с. — (Историческая библиотека). — 5 100 экз. — ISBN 5-17-004357-0.

• [www.krotov.info/acts/16/2/fox3.htm Джон Фокс, «Книга мучеников», 1563]

Ссылки

• [www.tudorplace.com.ar/Bios/HughLatimer%28BWorcester%29.htm Hugh Latimer: TudorPlace.com] (англ.). [www.webcitation.org/663nUtuxK Архивировано из первоисточника 10 марта 2012].

Отрывок, характеризующий Латимер, Хью

В столовой, громадно высокой, как и все комнаты в доме, ожидали выхода князя домашние и официанты, стоявшие за каждым стулом; дворецкий, с салфеткой на руке, оглядывал сервировку, мигая лакеям и постоянно перебегая беспокойным взглядом от стенных часов к двери, из которой должен был появиться князь. Князь Андрей глядел на огромную, новую для него, золотую раму с изображением генеалогического дерева князей Болконских, висевшую напротив такой же громадной рамы с дурно сделанным (видимо, рукою домашнего живописца) изображением владетельного князя в короне, который должен был происходить от Рюрика и быть родоначальником рода Болконских. Князь Андрей смотрел на это генеалогическое дерево, покачивая головой, и посмеивался с тем видом, с каким смотрят на похожий до смешного портрет.
– Как я узнаю его всего тут! – сказал он княжне Марье, подошедшей к нему.
Княжна Марья с удивлением посмотрела на брата. Она не понимала, чему он улыбался. Всё сделанное ее отцом возбуждало в ней благоговение, которое не подлежало обсуждению.
– У каждого своя Ахиллесова пятка, – продолжал князь Андрей. – С его огромным умом donner dans ce ridicule! [поддаваться этой мелочности!]
Княжна Марья не могла понять смелости суждений своего брата и готовилась возражать ему, как послышались из кабинета ожидаемые шаги: князь входил быстро, весело, как он и всегда ходил, как будто умышленно своими торопливыми манерами представляя противоположность строгому порядку дома.
В то же мгновение большие часы пробили два, и тонким голоском отозвались в гостиной другие. Князь остановился; из под висячих густых бровей оживленные, блестящие, строгие глаза оглядели всех и остановились на молодой княгине. Молодая княгиня испытывала в то время то чувство, какое испытывают придворные на царском выходе, то чувство страха и почтения, которое возбуждал этот старик во всех приближенных. Он погладил княгиню по голове и потом неловким движением потрепал ее по затылку.
– Я рад, я рад, – проговорил он и, пристально еще взглянув ей в глаза, быстро отошел и сел на свое место. – Садитесь, садитесь! Михаил Иванович, садитесь.
Он указал невестке место подле себя. Официант отодвинул для нее стул.
– Го, го! – сказал старик, оглядывая ее округленную талию. – Поторопилась, нехорошо!
Он засмеялся сухо, холодно, неприятно, как он всегда смеялся, одним ртом, а не глазами.
– Ходить надо, ходить, как можно больше, как можно больше, – сказал он.
Маленькая княгиня не слыхала или не хотела слышать его слов. Она молчала и казалась смущенною. Князь спросил ее об отце, и княгиня заговорила и улыбнулась. Он спросил ее об общих знакомых: княгиня еще более оживилась и стала рассказывать, передавая князю поклоны и городские сплетни.
– La comtesse Apraksine, la pauvre, a perdu son Mariei, et elle a pleure les larmes de ses yeux, [Княгиня Апраксина, бедняжка, потеряла своего мужа и выплакала все глаза свои,] – говорила она, всё более и более оживляясь.
По мере того как она оживлялась, князь всё строже и строже смотрел на нее и вдруг, как будто достаточно изучив ее и составив себе ясное о ней понятие, отвернулся от нее и обратился к Михайлу Ивановичу.
– Ну, что, Михайла Иванович, Буонапарте то нашему плохо приходится. Как мне князь Андрей (он всегда так называл сына в третьем лице) порассказал, какие на него силы собираются! А мы с вами всё его пустым человеком считали.
Михаил Иванович, решительно не знавший, когда это мы с вами говорили такие слова о Бонапарте, но понимавший, что он был нужен для вступления в любимый разговор, удивленно взглянул на молодого князя, сам не зная, что из этого выйдет.
– Он у меня тактик великий! – сказал князь сыну, указывая на архитектора.
И разговор зашел опять о войне, о Бонапарте и нынешних генералах и государственных людях. Старый князь, казалось, был убежден не только в том, что все теперешние деятели были мальчишки, не смыслившие и азбуки военного и государственного дела, и что Бонапарте был ничтожный французишка, имевший успех только потому, что уже не было Потемкиных и Суворовых противопоставить ему; но он был убежден даже, что никаких политических затруднений не было в Европе, не было и войны, а была какая то кукольная комедия, в которую играли нынешние люди, притворяясь, что делают дело. Князь Андрей весело выдерживал насмешки отца над новыми людьми и с видимою радостью вызывал отца на разговор и слушал его.
– Всё кажется хорошим, что было прежде, – сказал он, – а разве тот же Суворов не попался в ловушку, которую ему поставил Моро, и не умел из нее выпутаться?
– Это кто тебе сказал? Кто сказал? – крикнул князь. – Суворов! – И он отбросил тарелку, которую живо подхватил Тихон. – Суворов!… Подумавши, князь Андрей. Два: Фридрих и Суворов… Моро! Моро был бы в плену, коли бы у Суворова руки свободны были; а у него на руках сидели хофс кригс вурст шнапс рат. Ему чорт не рад. Вот пойдете, эти хофс кригс вурст раты узнаете! Суворов с ними не сладил, так уж где ж Михайле Кутузову сладить? Нет, дружок, – продолжал он, – вам с своими генералами против Бонапарте не обойтись; надо французов взять, чтобы своя своих не познаша и своя своих побиваша. Немца Палена в Новый Йорк, в Америку, за французом Моро послали, – сказал он, намекая на приглашение, которое в этом году было сделано Моро вступить в русскую службу. – Чудеса!… Что Потемкины, Суворовы, Орловы разве немцы были? Нет, брат, либо там вы все с ума сошли, либо я из ума выжил. Дай вам Бог, а мы посмотрим. Бонапарте у них стал полководец великий! Гм!…