Хьюз, Чарльз Эванс

Чарльз Эванс Хьюз Charles Evans Hughes Sr.
44-й Государственный секретарь США
5 марта 1921 — 4 марта 1925
Президент:	Уоррен Гардинг Калвин Кулидж
Предшественник:	Бейнбридж Колби
Преемник:	Фрэнк Келлог
11-й председатель Верховного суда США
24 февраля 1930 — 30 июня 1941
Предшественник:	Уильям Говард Тафт
Преемник:	Харлан Стоун
36-й губернатор Нью-Йорка
1 января 1907 — 6 октября 1910
Вице-губернатор:	Льюис Ченлер Хорас Уайт
Предшественник:	Фрэнк Хиггинс
Преемник:	Хорас Уайт
Вероисповедание:	Баптизм
Рождение:	11 апреля 1862(1862-04-11) Глен Фоллс, штат Нью-Йорк, США
Смерть:	27 августа 1948(1948-08-27) (86 лет)
Место погребения:	Кладбище «Вудлейн» (Бронкс, штат Нью-Йорк)
Партия:	Республиканская партия

Чарльз Эванс Хьюз (11 апреля, 1862 — 27 августа, 1948) — американский государственный деятель, занимавший посты губернатора Нью-Йорка, государственного секретаря США и главного судьи Верховного суда США.

Биография

Начало жизни

Родился в городе Глен-Фоллс в штате Нью-Йорк. Отец Хьюза был методистским проповедником из Уэльса, ставший баптистом после переезда в США. В 1874 году семья переехала в Нью-Йорк. Окончил среднюю школу в 13 лет. Поступив в Mэдисон-колледж (ныне — Колгейтский университет), где вступил в братство «Дельта-Эпсилон». После двух лет учёбы перевёлся в Браунский университет. Окончил его в 1881 году в возрасте 19 лет, будучи самым молодым студентом на курсе и третьим по успеваемости. Год преподавал греческий, латынь и алгебру в Академии Делавэр в Дели (штат Нью-Йорк), чтобы заработать денег для поступления в школу права Колумбийского университета. Окончил её в 1884 году.

В 1888 году женился на Антуаннетте Картер, дочери старшего партнёра в юридической фирме, в которой он работал. У них родился сын и две дочери, одна из которых, Элизабет Хьюз Госсетт, впоследствии стала председателем исторического общества Верховного суда.

В 1891 году оставил юридическую практику, чтобы стать профессором школы права Колумбийского университета, но в 1893-м вернулся в свою фирму. В 1905 году был назначен юристом Законодательной комиссии штата Нью-Йорк, занимавшейся расследованием тарифов на газ и электричество. Устранение обнаруженной им коррупции привело к снижению цен на газ в Нью-Йорке. После этого он был назначен расследовать страховую индустрию Нью-Йорка.

Губернатор Нью-Йорка

Был выдвинут кандидатом на пост губернатора Нью-Йорка от республиканской партии. Победил на выборах Вильяма Рэндольфа Хёрста и занимал пост губернатором с 1907 по 1910 год. В 1908 году кандидат в президенты Уильям Тафт предложил ему баллотироваться в вице-президенты США вместе с ним, но Хьюз отказался, чтобы остаться губернатором. Ему удалось провести закон дающий больше власти губернатору и уволить многих коррумпированных чиновников. Хьюз считался сторонником сильной исполнительной власти.

Дальнейшая карьера

В 1910 году Хьюз был назначен младшим судьёй Верховного суда США. В 1916 году ушёл в отставку, чтобы баллотироваться в президенты США. Проиграл выборы демократу Вудро Вильсону с небольшим разрывом по голосам. Популярная история рассказывает, что Хьюз в ночь, когда велся подсчёт голосов, пошёл спать, думая, что он выиграл выборы. Когда утром репортёр позвонил узнать реакцию Хьюза на возвращение Вильсона, кто-то (разные варианты приписывают это сыну Хьюза или одному из его слуг) ответил: «Президент спит». «Когда он проснётся, скажите ему, что он больше не президент», — быстро нашёлся репортёр.

После выборов вернулся к юридической практике в своей старой фирме Hughes, Rounds, Schurman & Dwight (в настоящее время en:Hughes Hubbard & Reed LLP). В 1921—1925 годах занимал пост государственного секретаря США. На этом посту созвал Вашингтонскую военно-морскую конференцию и подписал Вашингтонский договор об ограничении военно-морских вооружений. В 1928—1930 годах был судьёй в постоянном арбитражном суде и постоянном международном суде Лиги Наций в Гааге.

В 1930 году Герберт Гувер назначил Хьюза главным судьёй Верховного суда США. На этом посту он работал до 1941 года рассмотрев много важных дел. Противостоял попыткам президента Франклина Рузвельта преобразовать Верховный суд, так чтобы он был более лоялен президенту.

Ссылки

Архивы

• [air.fjc.gov/servlet/tGetMan?jid=1113 Judge Manuscript Information: Charles Evans Hughes]. List of archives with documents via [air.fjc.gov/history/judges_frm.html Judges of the United States Courts]. Retrieved April 15, 2005.
• [www.supremecourthistory.org/myweb/81journal/hughesetcata81.htm Archives at the Supreme Court Historical Society]

Судебные решения в качестве судьи Верховного суда

• [supreme.justia.com/us/283/697/case.html Near v. Minnesota ex rel. Olson, 283 U.S. 697 (1931)].
• [supreme.justia.com/us/295/495/case.html Schechter Poultry Corp. v. United States, 295 U.S. 495 (1935)].
• [www.michaelariens.com/ConLaw/cases/joneslaughlin.htm NLRB v. Jones & Laughlin Steel Corp., 301 U.S. 1 (1937)].
• [www.michaelariens.com/ConLaw/cases/westcoasthotel.htm West Coast Hotel v. Parrish, 300 U.S. 379 (1937)]

Книги

• [www.archive.org/details/evanshughesadd00hughrich Addresses of Charles Evans Hughes, 1906—1916; with an introduction]

Отрывок, характеризующий Хьюз, Чарльз Эванс

Здоровье и характер князя Николая Андреича Болконского, в этот последний год после отъезда сына, очень ослабели. Он сделался еще более раздражителен, чем прежде, и все вспышки его беспричинного гнева большей частью обрушивались на княжне Марье. Он как будто старательно изыскивал все больные места ее, чтобы как можно жесточе нравственно мучить ее. У княжны Марьи были две страсти и потому две радости: племянник Николушка и религия, и обе были любимыми темами нападений и насмешек князя. О чем бы ни заговорили, он сводил разговор на суеверия старых девок или на баловство и порчу детей. – «Тебе хочется его (Николеньку) сделать такой же старой девкой, как ты сама; напрасно: князю Андрею нужно сына, а не девку», говорил он. Или, обращаясь к mademoiselle Bourime, он спрашивал ее при княжне Марье, как ей нравятся наши попы и образа, и шутил…
Он беспрестанно больно оскорблял княжну Марью, но дочь даже не делала усилий над собой, чтобы прощать его. Разве мог он быть виноват перед нею, и разве мог отец ее, который, она всё таки знала это, любил ее, быть несправедливым? Да и что такое справедливость? Княжна никогда не думала об этом гордом слове: «справедливость». Все сложные законы человечества сосредоточивались для нее в одном простом и ясном законе – в законе любви и самоотвержения, преподанном нам Тем, Который с любовью страдал за человечество, когда сам он – Бог. Что ей было за дело до справедливости или несправедливости других людей? Ей надо было самой страдать и любить, и это она делала.
Зимой в Лысые Горы приезжал князь Андрей, был весел, кроток и нежен, каким его давно не видала княжна Марья. Она предчувствовала, что с ним что то случилось, но он не сказал ничего княжне Марье о своей любви. Перед отъездом князь Андрей долго беседовал о чем то с отцом и княжна Марья заметила, что перед отъездом оба были недовольны друг другом.
Вскоре после отъезда князя Андрея, княжна Марья писала из Лысых Гор в Петербург своему другу Жюли Карагиной, которую княжна Марья мечтала, как мечтают всегда девушки, выдать за своего брата, и которая в это время была в трауре по случаю смерти своего брата, убитого в Турции.
«Горести, видно, общий удел наш, милый и нежный друг Julieie».
«Ваша потеря так ужасна, что я иначе не могу себе объяснить ее, как особенную милость Бога, Который хочет испытать – любя вас – вас и вашу превосходную мать. Ах, мой друг, религия, и только одна религия, может нас, уже не говорю утешить, но избавить от отчаяния; одна религия может объяснить нам то, чего без ее помощи не может понять человек: для чего, зачем существа добрые, возвышенные, умеющие находить счастие в жизни, никому не только не вредящие, но необходимые для счастия других – призываются к Богу, а остаются жить злые, бесполезные, вредные, или такие, которые в тягость себе и другим. Первая смерть, которую я видела и которую никогда не забуду – смерть моей милой невестки, произвела на меня такое впечатление. Точно так же как вы спрашиваете судьбу, для чего было умирать вашему прекрасному брату, точно так же спрашивала я, для чего было умирать этому ангелу Лизе, которая не только не сделала какого нибудь зла человеку, но никогда кроме добрых мыслей не имела в своей душе. И что ж, мой друг, вот прошло с тех пор пять лет, и я, с своим ничтожным умом, уже начинаю ясно понимать, для чего ей нужно было умереть, и каким образом эта смерть была только выражением бесконечной благости Творца, все действия Которого, хотя мы их большею частью не понимаем, суть только проявления Его бесконечной любви к Своему творению. Может быть, я часто думаю, она была слишком ангельски невинна для того, чтобы иметь силу перенести все обязанности матери. Она была безупречна, как молодая жена; может быть, она не могла бы быть такою матерью. Теперь, мало того, что она оставила нам, и в особенности князю Андрею, самое чистое сожаление и воспоминание, она там вероятно получит то место, которого я не смею надеяться для себя. Но, не говоря уже о ней одной, эта ранняя и страшная смерть имела самое благотворное влияние, несмотря на всю печаль, на меня и на брата. Тогда, в минуту потери, эти мысли не могли притти мне; тогда я с ужасом отогнала бы их, но теперь это так ясно и несомненно. Пишу всё это вам, мой друг, только для того, чтобы убедить вас в евангельской истине, сделавшейся для меня жизненным правилом: ни один волос с головы не упадет без Его воли. А воля Его руководствуется только одною беспредельною любовью к нам, и потому всё, что ни случается с нами, всё для нашего блага. Вы спрашиваете, проведем ли мы следующую зиму в Москве? Несмотря на всё желание вас видеть, не думаю и не желаю этого. И вы удивитесь, что причиною тому Буонапарте. И вот почему: здоровье отца моего заметно слабеет: он не может переносить противоречий и делается раздражителен. Раздражительность эта, как вы знаете, обращена преимущественно на политические дела. Он не может перенести мысли о том, что Буонапарте ведет дело как с равными, со всеми государями Европы и в особенности с нашим, внуком Великой Екатерины! Как вы знаете, я совершенно равнодушна к политическим делам, но из слов моего отца и разговоров его с Михаилом Ивановичем, я знаю всё, что делается в мире, и в особенности все почести, воздаваемые Буонапарте, которого, как кажется, еще только в Лысых Горах на всем земном шаре не признают ни великим человеком, ни еще менее французским императором. И мой отец не может переносить этого. Мне кажется, что мой отец, преимущественно вследствие своего взгляда на политические дела и предвидя столкновения, которые у него будут, вследствие его манеры, не стесняясь ни с кем, высказывать свои мнения, неохотно говорит о поездке в Москву. Всё, что он выиграет от лечения, он потеряет вследствие споров о Буонапарте, которые неминуемы. Во всяком случае это решится очень скоро. Семейная жизнь наша идет по старому, за исключением присутствия брата Андрея. Он, как я уже писала вам, очень изменился последнее время. После его горя, он теперь только, в нынешнем году, совершенно нравственно ожил. Он стал таким, каким я его знала ребенком: добрым, нежным, с тем золотым сердцем, которому я не знаю равного. Он понял, как мне кажется, что жизнь для него не кончена. Но вместе с этой нравственной переменой, он физически очень ослабел. Он стал худее чем прежде, нервнее. Я боюсь за него и рада, что он предпринял эту поездку за границу, которую доктора уже давно предписывали ему. Я надеюсь, что это поправит его. Вы мне пишете, что в Петербурге о нем говорят, как об одном из самых деятельных, образованных и умных молодых людей. Простите за самолюбие родства – я никогда в этом не сомневалась. Нельзя счесть добро, которое он здесь сделал всем, начиная с своих мужиков и до дворян. Приехав в Петербург, он взял только то, что ему следовало. Удивляюсь, каким образом вообще доходят слухи из Петербурга в Москву и особенно такие неверные, как тот, о котором вы мне пишете, – слух о мнимой женитьбе брата на маленькой Ростовой. Я не думаю, чтобы Андрей когда нибудь женился на ком бы то ни было и в особенности на ней. И вот почему: во первых я знаю, что хотя он и редко говорит о покойной жене, но печаль этой потери слишком глубоко вкоренилась в его сердце, чтобы когда нибудь он решился дать ей преемницу и мачеху нашему маленькому ангелу. Во вторых потому, что, сколько я знаю, эта девушка не из того разряда женщин, которые могут нравиться князю Андрею. Не думаю, чтобы князь Андрей выбрал ее своею женою, и откровенно скажу: я не желаю этого. Но я заболталась, кончаю свой второй листок. Прощайте, мой милый друг; да сохранит вас Бог под Своим святым и могучим покровом. Моя милая подруга, mademoiselle Bourienne, целует вас.