Хью ле Диспенсер, 1-й граф Уинчестер

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Хью Диспенсер Старший»)
Перейти к: навигация, поиск
Хью ле Диспенсер Старший
англ. Hugh le Despenser/Despencer the Elder<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>

<tr><td colspan="2" style="text-align: center;">Герб Хью Диспенсера-старшего</td></tr>

2-й барон ле Диспенсер
1295 — 27 октября 1326
Предшественник: Хью ле Диспенсер
Преемник: Титул конфискован
1-й граф Уинчестер
10 мая 1322 — 27 октября 1326
Предшественник: Новая креация
Преемник: Титул конфискован
юстициарий Ирландии
12961307, 13071311, 13111314, 13241326
лорд-хранитель Пяти портов
1320
 
Рождение: 1 марта 1261(1261-03-01)
Смерть: 27 октября 1326(1326-10-27) (65 лет)
Бристольский замок
Род: Диспенсеры
Отец: Хью ле Диспенсер
Мать: Эйлин Бассет
Супруга: Изабелла де Бошан
Дети: сыновья: Хью Младший, Филип
дочери: Эйлин, Изабель

Хью ле Диспенсер, иногда называемый «Старшим Диспенсером» (англ. Hugh le Despenser/Despencer the Elder; 1 марта 1261[1] — 27 октября 1326, Бристоль) — 2-й барон ле Диспенсер с 1265, 1-й граф Уинчестер с 1322, юстициарий Ирландии 1296—1307, 1307—1311, 1311—1314, 1324—1326, лорд-хранитель Пяти портов в 1320, советник английского короля Эдуарда II.





Биография

Сын Хью ле Диспенсера, 1-го барона Диспенсера (или Despenser), и Оливии Бассет, единственной дочери Филиппа Бассета. Первый барон Диспенсер, соратник Симона де Монфора, погиб в битве при Ившеме, когда Хью был ребёнком. Благодаря влиянию деда по матери, оставшегося лояльным Генриху III, наследство не было конфисковано[2].

В «Деяниях Эдуарда» он охарактеризован как честный человек со здравыми суждениями и «один из наиболее достойных людей своего времени»[3]. Способный администратор и дипломат, он верно служил королям Эдуарду I и Эдуарду II. В то же время в «Жизнеописании Эдуарда Второго» говорится о его жестокости и жадности. По мнению одного из хронистов, Диспенсер-старший был увлечён на неверный путь из-за слепой любви к сыну[4], занявшему место фаворита короля.

Хью Диспенсер был одним из немногих баронов, принявших сторону Эдуарда II во время конфликта вокруг Пирса Гавестона, при этом Диспенсер-младший находился в оппозиции к королю. Диспенсер-старший стал одним из главных советников короля после казни Гавестона. Объединив усилия, Диспенсеры направили их на увеличение личных доходов и земельных владений, назначая своих союзников на ключевые посты. Ревность других баронов — и, что ещё более важно, их собственная коррупция и произвол — послужили причиной изгнания Диспенсеров в 1321 году. 19 августа Диспенсеры были приговорены к конфискации имущества и ссылке. В страну они могли возвратиться только с согласия Парламента. Диспенсер-старший, лишённый должности смотрителя Пяти Портов (его сменил Эдмунд Вудсток), уехал во Фландрию, затем — в Бордо. Диспенсеры тайно возвратились в середине января 1322 года[5][6], после того, как Эдуард II начал военные действия против оппозиции. Официально король утвердил их возвращение 11 февраля. Отец и сын поддержали репрессии, которые начал король после разгрома мятежных баронов[7]. Диспенсер-старший был членом трибунала, осудившего Томаса Ланкастера на смерть 20 марта 1322 года. 10 мая 1322 года Диспенсер получил титул графа Уинчестерского. Диспенсеры обрели неограниченную власть. Судя по материалам процесса Диспенсера-старшего в 1326 году, тот вымогал у вдов и сирот казнённых оппозиционеров земли и деньги[8]. Среди его жертв были Элеонора де Клер, вдова д’Амори, Алис де Ласи[9], вдова Элизабет Толбот и леди Бейрет, которая была подвергнута пытке и впоследствии сошла с ума[10]. Позднее вдова Пембрука была вынуждена отдать Диспенсеру 20000 фунтов. Диспенсер похитил богатую наследницу Элизабет Комин и держал около года в заключении, до тех пор, пока она не передала ему 10000 фунтов и два поместья. Диспенсеры являлись способными управленцами, под их руководством была усовершенствована система налогообложения, что заметно пополнило королевскую казну[11], проведена реорганизация Канцелярии и королевского Гардероба, учета в Казначействе. Доходы казны были повышены также за счёт создания Диспенсерами в стране специальных рынков, где купцы, которым уже не надо было отправляться за границу, приобретали шерсть[12][13] для дальнейшей перепродажи. Однако произвол, творимый фаворитами, губительным образом повлиял на отношение к королю.

Весть о том, что Изабелла и её возлюбленный, Роджер Мортимер, во главе мятежников высадились в Англии, застала короля и Диспенсеров в Лондоне 27 сентября 1326 года. Диспенсер-старший, по словам хрониста, узнав, что у королевы всего лишь небольшой отряд, посчитал дело проигранным: «…ибо, несомненно, имея столь мало сил, она ни за что не решилась бы явиться сюда, если бы не знала, что народ этой страны её признает!»[14][15]. Организовать сопротивление мятежу не удалось, и король вместе с Диспенсерами и небольшой свитой верных людей покинул столицу 2 октября. Диспенсер-старший направился в Бристоль, в то время надёжно укреплённый город. 18 октября к Бристолю подошли Изабелла и Мортимер и осадили его. Горожане, поддерживавшие Изабеллу, предпочли открыть ворота 26 октября, Диспенсер сдался. Несмотря на несмелые попытки Изабеллы спасти Диспенсера-старшего, под нажимом партии Ланкастеров тот был приговорён к четвертованию, повешению и обезглавливанию. Исследователи отмечают, что Изабелла всегда жаловалась только на действия Диспенсера-младшего и, похоже, не питала вражды к его отцу, но пойти против воли своих союзников она не могла. За «преступления, порочащие рыцарское достоинство» Диспенсера казнили в мантии с гербами, чтобы его герб «был уничтожен навсегда»[16]. Тело его расчленили и бросили «на съедение псам». Его сын, схваченный позже, также был казнён.

Брак и дети

Жена: Изабелла де Бошан (ум. 1306), дочь Уильяма де Бошана, 9-го графа Уорика, и Матильды (Мод) ФицДжон, вдова сира Патрика де Чауорта, лорда Кидвелли. Дети:

Напишите отзыв о статье "Хью ле Диспенсер, 1-й граф Уинчестер"

Примечания

  1. Susan Higginbotham. [www.susanhigginbotham.com/hugh_the_justiciar.htm The Last Justiciar: Hugh le Despenser in the Thirteenth Century]. Проверено 8 января 2011. [web.archive.org/web/20080629024448/www.susanhigginbotham.com/hugh_the_justiciar.htm Архивировано из первоисточника 29 июня 2008].
  2. Fryde, 1979, с. 28.
  3. Уэйр Э. Французская волчица - королева Англии. Изабелла. — С. 75.
  4. Уэйр, 2010.
  5. Paulini, 1882—1883.
  6. Foedera, 1704—1735, 1816—1869.
  7. Уолсингем
  8. Taylor. Judgement
  9. Shepherd
  10. D.L.42
  11. Scalacronica, 1836.
  12. Tout, The Place, 1914.
  13. Tout, Chapters, 1920—1933.
  14. Уэйр Э. Французская волчица - королева Англии. Изабелла. — С. 322.
  15. Брут.
  16. Брайант Артур. Эпоха рыцарства в истории Англии. — С. 214.

Литература

  • Annales Paulini // Chronicles of the Reigns of Edward I and Edward II / Hrsg. von W. Stubbs. — 2-е изд. — London: HMSO, 1882—1883. — (Rolls Series).
  • Foedera, Conventiones, Literae et cujuscumque generis Acta Publica, or Rymer's Foedera, 1066—1383 / 20 vols, ed. Thomas Rymer; 4 vols, ed. Adam Clarke, J. Caley F. Holbrooke, J. W. Clarke and T. Hardy. — London, 1704—1735, 1816—1869.
  • Fryde, Natalie. The tyranny and fall of Edward II, 1321—1326. — 1979. — ISBN 0521548063.
  • Grey of Heton, sir Thomas. Scalacronica: A Chronicle of England and Scotland from A.D.MCCCLXII / Ред.: J. Stevenson. — Edinburgh: Maitland Club, 1836.
  • Karau, Björn. Günstlinge am Hof Edwards II. von England — Aufstieg und Fall der Despensers. — Kiel: MA-Thesis, 1999.
  • Tout, Thomas Frederick. Chapters in the Administrative History of Mediaeval England / 6 vols. — Manchester, 1920—1933.
  • Tout, Thomas Frederick. The Place of the Regin of Edward II in English History / revised by Hilda Johnstone, Manchester, 1936. — Manchester, 1914.
  • Брайант Артур. Эпоха рыцарства в истории Англии / Пер. с англ. Т. В. Ковалёва, М. Г. Муравьёва. — СПб.: Издательская группа «Евразия», 2001. — 576 с. — 3 000 экз. — ISBN 5-8071-0085-9.

Ссылки

  • [fmg.ac/Projects/MedLands/ENGLISH%20NOBILITY%20MEDIEVAL2.htm#HughDespencerWinchesterdied1326B EARLS of WINCHESTER 1322-1326 (LE DESPENCER)] (англ.). Foundation for Medieval Genealogy. Проверено 5 января 2011.

Отрывок, характеризующий Хью ле Диспенсер, 1-й граф Уинчестер

– Нет, после обеда, – сказал старый граф, видимо, в этом чтении предвидевший большое удовольствие.
За обедом, за которым пили шампанское за здоровье нового Георгиевского кавалера, Шиншин рассказывал городские новости о болезни старой грузинской княгини, о том, что Метивье исчез из Москвы, и о том, что к Растопчину привели какого то немца и объявили ему, что это шампиньон (так рассказывал сам граф Растопчин), и как граф Растопчин велел шампиньона отпустить, сказав народу, что это не шампиньон, а просто старый гриб немец.
– Хватают, хватают, – сказал граф, – я графине и то говорю, чтобы поменьше говорила по французски. Теперь не время.
– А слышали? – сказал Шиншин. – Князь Голицын русского учителя взял, по русски учится – il commence a devenir dangereux de parler francais dans les rues. [становится опасным говорить по французски на улицах.]
– Ну что ж, граф Петр Кирилыч, как ополченье то собирать будут, и вам придется на коня? – сказал старый граф, обращаясь к Пьеру.
Пьер был молчалив и задумчив во все время этого обеда. Он, как бы не понимая, посмотрел на графа при этом обращении.
– Да, да, на войну, – сказал он, – нет! Какой я воин! А впрочем, все так странно, так странно! Да я и сам не понимаю. Я не знаю, я так далек от военных вкусов, но в теперешние времена никто за себя отвечать не может.
После обеда граф уселся покойно в кресло и с серьезным лицом попросил Соню, славившуюся мастерством чтения, читать.
– «Первопрестольной столице нашей Москве.
Неприятель вошел с великими силами в пределы России. Он идет разорять любезное наше отечество», – старательно читала Соня своим тоненьким голоском. Граф, закрыв глаза, слушал, порывисто вздыхая в некоторых местах.
Наташа сидела вытянувшись, испытующе и прямо глядя то на отца, то на Пьера.
Пьер чувствовал на себе ее взгляд и старался не оглядываться. Графиня неодобрительно и сердито покачивала головой против каждого торжественного выражения манифеста. Она во всех этих словах видела только то, что опасности, угрожающие ее сыну, еще не скоро прекратятся. Шиншин, сложив рот в насмешливую улыбку, очевидно приготовился насмехаться над тем, что первое представится для насмешки: над чтением Сони, над тем, что скажет граф, даже над самым воззванием, ежели не представится лучше предлога.
Прочтя об опасностях, угрожающих России, о надеждах, возлагаемых государем на Москву, и в особенности на знаменитое дворянство, Соня с дрожанием голоса, происходившим преимущественно от внимания, с которым ее слушали, прочла последние слова: «Мы не умедлим сами стать посреди народа своего в сей столице и в других государства нашего местах для совещания и руководствования всеми нашими ополчениями, как ныне преграждающими пути врагу, так и вновь устроенными на поражение оного, везде, где только появится. Да обратится погибель, в которую он мнит низринуть нас, на главу его, и освобожденная от рабства Европа да возвеличит имя России!»
– Вот это так! – вскрикнул граф, открывая мокрые глаза и несколько раз прерываясь от сопенья, как будто к носу ему подносили склянку с крепкой уксусной солью. – Только скажи государь, мы всем пожертвуем и ничего не пожалеем.
Шиншин еще не успел сказать приготовленную им шутку на патриотизм графа, как Наташа вскочила с своего места и подбежала к отцу.
– Что за прелесть, этот папа! – проговорила она, целуя его, и она опять взглянула на Пьера с тем бессознательным кокетством, которое вернулось к ней вместе с ее оживлением.
– Вот так патриотка! – сказал Шиншин.
– Совсем не патриотка, а просто… – обиженно отвечала Наташа. – Вам все смешно, а это совсем не шутка…
– Какие шутки! – повторил граф. – Только скажи он слово, мы все пойдем… Мы не немцы какие нибудь…
– А заметили вы, – сказал Пьер, – что сказало: «для совещания».
– Ну уж там для чего бы ни было…
В это время Петя, на которого никто не обращал внимания, подошел к отцу и, весь красный, ломающимся, то грубым, то тонким голосом, сказал:
– Ну теперь, папенька, я решительно скажу – и маменька тоже, как хотите, – я решительно скажу, что вы пустите меня в военную службу, потому что я не могу… вот и всё…
Графиня с ужасом подняла глаза к небу, всплеснула руками и сердито обратилась к мужу.
– Вот и договорился! – сказала она.
Но граф в ту же минуту оправился от волнения.
– Ну, ну, – сказал он. – Вот воин еще! Глупости то оставь: учиться надо.
– Это не глупости, папенька. Оболенский Федя моложе меня и тоже идет, а главное, все равно я не могу ничему учиться теперь, когда… – Петя остановился, покраснел до поту и проговорил таки: – когда отечество в опасности.
– Полно, полно, глупости…
– Да ведь вы сами сказали, что всем пожертвуем.
– Петя, я тебе говорю, замолчи, – крикнул граф, оглядываясь на жену, которая, побледнев, смотрела остановившимися глазами на меньшого сына.
– А я вам говорю. Вот и Петр Кириллович скажет…
– Я тебе говорю – вздор, еще молоко не обсохло, а в военную службу хочет! Ну, ну, я тебе говорю, – и граф, взяв с собой бумаги, вероятно, чтобы еще раз прочесть в кабинете перед отдыхом, пошел из комнаты.
– Петр Кириллович, что ж, пойдем покурить…
Пьер находился в смущении и нерешительности. Непривычно блестящие и оживленные глаза Наташи беспрестанно, больше чем ласково обращавшиеся на него, привели его в это состояние.
– Нет, я, кажется, домой поеду…
– Как домой, да вы вечер у нас хотели… И то редко стали бывать. А эта моя… – сказал добродушно граф, указывая на Наташу, – только при вас и весела…
– Да, я забыл… Мне непременно надо домой… Дела… – поспешно сказал Пьер.
– Ну так до свидания, – сказал граф, совсем уходя из комнаты.
– Отчего вы уезжаете? Отчего вы расстроены? Отчего?.. – спросила Пьера Наташа, вызывающе глядя ему в глаза.
«Оттого, что я тебя люблю! – хотел он сказать, но он не сказал этого, до слез покраснел и опустил глаза.
– Оттого, что мне лучше реже бывать у вас… Оттого… нет, просто у меня дела.
– Отчего? нет, скажите, – решительно начала было Наташа и вдруг замолчала. Они оба испуганно и смущенно смотрели друг на друга. Он попытался усмехнуться, но не мог: улыбка его выразила страдание, и он молча поцеловал ее руку и вышел.
Пьер решил сам с собою не бывать больше у Ростовых.


Петя, после полученного им решительного отказа, ушел в свою комнату и там, запершись от всех, горько плакал. Все сделали, как будто ничего не заметили, когда он к чаю пришел молчаливый и мрачный, с заплаканными глазами.
На другой день приехал государь. Несколько человек дворовых Ростовых отпросились пойти поглядеть царя. В это утро Петя долго одевался, причесывался и устроивал воротнички так, как у больших. Он хмурился перед зеркалом, делал жесты, пожимал плечами и, наконец, никому не сказавши, надел фуражку и вышел из дома с заднего крыльца, стараясь не быть замеченным. Петя решился идти прямо к тому месту, где был государь, и прямо объяснить какому нибудь камергеру (Пете казалось, что государя всегда окружают камергеры), что он, граф Ростов, несмотря на свою молодость, желает служить отечеству, что молодость не может быть препятствием для преданности и что он готов… Петя, в то время как он собирался, приготовил много прекрасных слов, которые он скажет камергеру.
Петя рассчитывал на успех своего представления государю именно потому, что он ребенок (Петя думал даже, как все удивятся его молодости), а вместе с тем в устройстве своих воротничков, в прическе и в степенной медлительной походке он хотел представить из себя старого человека. Но чем дальше он шел, чем больше он развлекался все прибывающим и прибывающим у Кремля народом, тем больше он забывал соблюдение степенности и медлительности, свойственных взрослым людям. Подходя к Кремлю, он уже стал заботиться о том, чтобы его не затолкали, и решительно, с угрожающим видом выставил по бокам локти. Но в Троицких воротах, несмотря на всю его решительность, люди, которые, вероятно, не знали, с какой патриотической целью он шел в Кремль, так прижали его к стене, что он должен был покориться и остановиться, пока в ворота с гудящим под сводами звуком проезжали экипажи. Около Пети стояла баба с лакеем, два купца и отставной солдат. Постояв несколько времени в воротах, Петя, не дождавшись того, чтобы все экипажи проехали, прежде других хотел тронуться дальше и начал решительно работать локтями; но баба, стоявшая против него, на которую он первую направил свои локти, сердито крикнула на него:
– Что, барчук, толкаешься, видишь – все стоят. Что ж лезть то!
– Так и все полезут, – сказал лакей и, тоже начав работать локтями, затискал Петю в вонючий угол ворот.
Петя отер руками пот, покрывавший его лицо, и поправил размочившиеся от пота воротнички, которые он так хорошо, как у больших, устроил дома.
Петя чувствовал, что он имеет непрезентабельный вид, и боялся, что ежели таким он представится камергерам, то его не допустят до государя. Но оправиться и перейти в другое место не было никакой возможности от тесноты. Один из проезжавших генералов был знакомый Ростовых. Петя хотел просить его помощи, но счел, что это было бы противно мужеству. Когда все экипажи проехали, толпа хлынула и вынесла и Петю на площадь, которая была вся занята народом. Не только по площади, но на откосах, на крышах, везде был народ. Только что Петя очутился на площади, он явственно услыхал наполнявшие весь Кремль звуки колоколов и радостного народного говора.
Одно время на площади было просторнее, но вдруг все головы открылись, все бросилось еще куда то вперед. Петю сдавили так, что он не мог дышать, и все закричало: «Ура! урра! ура!Петя поднимался на цыпочки, толкался, щипался, но ничего не мог видеть, кроме народа вокруг себя.
На всех лицах было одно общее выражение умиления и восторга. Одна купчиха, стоявшая подле Пети, рыдала, и слезы текли у нее из глаз.
– Отец, ангел, батюшка! – приговаривала она, отирая пальцем слезы.
– Ура! – кричали со всех сторон. С минуту толпа простояла на одном месте; но потом опять бросилась вперед.
Петя, сам себя не помня, стиснув зубы и зверски выкатив глаза, бросился вперед, работая локтями и крича «ура!», как будто он готов был и себя и всех убить в эту минуту, но с боков его лезли точно такие же зверские лица с такими же криками «ура!».