Томсон, Хью

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Хью Томсон»)
Перейти к: навигация, поиск
Хью Томсон
Имя при рождении:

Hugh Thomson

Место рождения:

Колрейн, Лондондерри, Северная Ирландия

Место смерти:

Уандсворт (англ.), Лондон

Жанр:

иллюстрация

Хью То́мпсон (англ. Hugh Thomson, 18601920) — художник-иллюстратор из Ольстера. Считается (наряду с Артуром Рэкхэмом и Эдмундом Дюлаком) одним из трёх лучших иллюстраторов книг эдвардианского стиля.

Был самоучкой, не получил почти никакого специального образования.

В отрочестве работал посыльным в компании торговцев тканями «Гиббонс и Сыновья».

В 14 лет в Белфасте попал в ученики в типографию небольшого издательства «Marcus Ward & Co», производящего календари и поздравительные открытки (англ.), — и там впервые начал рисовать с одобрения и при поддержке владельца фирмы.

Художник-иллюстратор Джон Виникомб (англ. John Vinycomb) помог Томпсону развить его талант, особенностями которого были — внимание к мелочам, умение использовать различные изобразительные средства, уникальные способности схватывать характеры людей, детали интерьера и окружающего мира.

Помимо прочего, мастерски овладел техникой акварели.

В 1884 году женился на Джесси Нейсмит Миллер (англ. Jessie Naismith Miller) и перебрался в Лондон, где поступил на работу в издательство «Макмиллан и К°». Иллюстровал серии исторических книг, сельскохозяйственные брошюры, английские пособия по коучингу.

Сотрудничал с журналом «The English Illustrated Magazine».

Иллюстрировал произведения многих писателей викторианской эпохи, среди которых: Чарльз Диккенс, Оливер Голдсмит, Элизабет Гаскелл, Р. Б. Шеридан, Роберт Бьюкенен (англ.), Джордж Элиот, Уильям Теккерей.

В 18941898 годах он иллюстрирует пять романов Джейн Остин: «Гордость и предубеждение», «Мэнсфилд-парк», «Доводы рассудка», «Эмма», «Чувство и чувствительность».

Моделью иллюстраций к двум последним романам Остин была вторая жена художника, — Кэтрин.

Томпсон скончался от болезни сердца в своем доме, 8 Паттен-роуд, Wandsworth Common, 7 мая 1920 года.

Творческое наследие художника продолжило активно жить, в частности, благодаря его иллюстрациям к популярной комедии из английской жизни ХIX в. Джеймса Барри «Кволити-стрит» («Достойная улица», англ. «Quality Street», 1901), долгие годы украшавшими коробки с шоколадными конфетами — «Quality Street».





Галерея

Джейн Остин, «Гордость и предубеждение», издательство «George Allen», 1894
Джейн Остин, «Доводы рассудка», издательство «MacMillan», 1897

Издания

Напишите отзыв о статье "Томсон, Хью"

Примечания

Ссылки

  • [www.ulsterhistory.co.uk/thomson.html Hugh Thomson, Illustrator (1860—1920)] — мемориальная доска, установленная «Ulster History Circle» на доме, где художник родился: 9 Kingsgate Street, Coleraine, Co Antrim
  • [janeaustensworld.wordpress.com/2007/12/05/hugh-thomson-jane-austen-illustrator/ Хью Томсон, иллюстратор Джейн Остин] (англ. )
  • Leonsija. [history-life.ru/post147136389/ Старая английская жизнь в иллюстрациях Хью Томсона]
  • [dimpledot.livejournal.com/364180.html Из комедии «Достойная улица»]

Отрывок, характеризующий Томсон, Хью

Когда пришел опять черед Наташе, она встала и быстро перебирая своими с бантиками башмачками, робея, одна пробежала через залу к углу, где сидел Денисов. Она видела, что все смотрят на нее и ждут. Николай видел, что Денисов и Наташа улыбаясь спорили, и что Денисов отказывался, но радостно улыбался. Он подбежал.
– Пожалуйста, Василий Дмитрич, – говорила Наташа, – пойдемте, пожалуйста.
– Да, что, увольте, г'афиня, – говорил Денисов.
– Ну, полно, Вася, – сказал Николай.
– Точно кота Ваську угова'ивают, – шутя сказал Денисов.
– Целый вечер вам буду петь, – сказала Наташа.
– Волшебница всё со мной сделает! – сказал Денисов и отстегнул саблю. Он вышел из за стульев, крепко взял за руку свою даму, приподнял голову и отставил ногу, ожидая такта. Только на коне и в мазурке не видно было маленького роста Денисова, и он представлялся тем самым молодцом, каким он сам себя чувствовал. Выждав такт, он с боку, победоносно и шутливо, взглянул на свою даму, неожиданно пристукнул одной ногой и, как мячик, упруго отскочил от пола и полетел вдоль по кругу, увлекая за собой свою даму. Он не слышно летел половину залы на одной ноге, и, казалось, не видел стоявших перед ним стульев и прямо несся на них; но вдруг, прищелкнув шпорами и расставив ноги, останавливался на каблуках, стоял так секунду, с грохотом шпор стучал на одном месте ногами, быстро вертелся и, левой ногой подщелкивая правую, опять летел по кругу. Наташа угадывала то, что он намерен был сделать, и, сама не зная как, следила за ним – отдаваясь ему. То он кружил ее, то на правой, то на левой руке, то падая на колена, обводил ее вокруг себя, и опять вскакивал и пускался вперед с такой стремительностью, как будто он намерен был, не переводя духа, перебежать через все комнаты; то вдруг опять останавливался и делал опять новое и неожиданное колено. Когда он, бойко закружив даму перед ее местом, щелкнул шпорой, кланяясь перед ней, Наташа даже не присела ему. Она с недоуменьем уставила на него глаза, улыбаясь, как будто не узнавая его. – Что ж это такое? – проговорила она.
Несмотря на то, что Иогель не признавал эту мазурку настоящей, все были восхищены мастерством Денисова, беспрестанно стали выбирать его, и старики, улыбаясь, стали разговаривать про Польшу и про доброе старое время. Денисов, раскрасневшись от мазурки и отираясь платком, подсел к Наташе и весь бал не отходил от нее.


Два дня после этого, Ростов не видал Долохова у своих и не заставал его дома; на третий день он получил от него записку. «Так как я в доме у вас бывать более не намерен по известным тебе причинам и еду в армию, то нынче вечером я даю моим приятелям прощальную пирушку – приезжай в английскую гостинницу». Ростов в 10 м часу, из театра, где он был вместе с своими и Денисовым, приехал в назначенный день в английскую гостинницу. Его тотчас же провели в лучшее помещение гостинницы, занятое на эту ночь Долоховым. Человек двадцать толпилось около стола, перед которым между двумя свечами сидел Долохов. На столе лежало золото и ассигнации, и Долохов метал банк. После предложения и отказа Сони, Николай еще не видался с ним и испытывал замешательство при мысли о том, как они свидятся.
Светлый холодный взгляд Долохова встретил Ростова еще у двери, как будто он давно ждал его.
– Давно не видались, – сказал он, – спасибо, что приехал. Вот только домечу, и явится Илюшка с хором.
– Я к тебе заезжал, – сказал Ростов, краснея.
Долохов не отвечал ему. – Можешь поставить, – сказал он.
Ростов вспомнил в эту минуту странный разговор, который он имел раз с Долоховым. – «Играть на счастие могут только дураки», сказал тогда Долохов.
– Или ты боишься со мной играть? – сказал теперь Долохов, как будто угадав мысль Ростова, и улыбнулся. Из за улыбки его Ростов увидал в нем то настроение духа, которое было у него во время обеда в клубе и вообще в те времена, когда, как бы соскучившись ежедневной жизнью, Долохов чувствовал необходимость каким нибудь странным, большей частью жестоким, поступком выходить из нее.
Ростову стало неловко; он искал и не находил в уме своем шутки, которая ответила бы на слова Долохова. Но прежде, чем он успел это сделать, Долохов, глядя прямо в лицо Ростову, медленно и с расстановкой, так, что все могли слышать, сказал ему:
– А помнишь, мы говорили с тобой про игру… дурак, кто на счастье хочет играть; играть надо наверное, а я хочу попробовать.
«Попробовать на счастие, или наверное?» подумал Ростов.
– Да и лучше не играй, – прибавил он, и треснув разорванной колодой, прибавил: – Банк, господа!
Придвинув вперед деньги, Долохов приготовился метать. Ростов сел подле него и сначала не играл. Долохов взглядывал на него.
– Что ж не играешь? – сказал Долохов. И странно, Николай почувствовал необходимость взять карту, поставить на нее незначительный куш и начать игру.
– Со мной денег нет, – сказал Ростов.
– Поверю!
Ростов поставил 5 рублей на карту и проиграл, поставил еще и опять проиграл. Долохов убил, т. е. выиграл десять карт сряду у Ростова.