Хэвлок Витинари

Персонажи книг Терри Пратчетта серии Плоский мир
Подробности
Полное имя:	Хэвлок Витинари
Описание:	Патриций Анк-Морпорка
Сюжетные связи:	Сэмюэль Ваймс, Мойст фон Липвиг
Местонахождение:	Анк-Морпорк
Появление в книгах
Первое появление:	Цвет волшебства
Другие детали
Замечания:

Хэвлок Витина́ри (англ. Havelock Vetinari) — персонаж книг цикла «Плоский мир» английского писателя Терри Пратчетта. Один из наиболее узнаваемых и часто встречающихся в романах героев Плоского мира, несмотря на то, что практически ни разу не являлся главным действующим лицом того или иного произведения. Патриций Анк-Морпорка, единый авторитарный и легитимный правитель города. Несомненно, наиболее успешный патриций за всю историю анк-морпоркского патрицианства. Гениальный политик без пороков, чуждый излишествам и сильным эмоциям, прагматик, циник, безжалостная и целеустремлённая личность, коротает вечера за чтением деловых бумаг, изредка «позволяя себе такое волнительное переживание, как игра в шахматы».

Внешность

Высокий, худощавый мужчина неопределённого возраста. В одежде предпочитает практичный чёрный цвет. Хэвлок Витинари имеет синие глаза и небольшую, аккуратно подстриженную чёрную бородку. В нескольких книгах упоминается, что он обладает грацией «плотоядного фламинго». После событий, описанных в книге «К оружию! К оружию!», во время прогулок не расстается с тростью.

Биография

Является потомком очень богатой и влиятельной семьи, воспитывался своей тётей леди Робертой Мизероль (англ. Roberta Meserole), к которой испытывал искреннее уважение. Она считается его единственной живой близкой родственницей.

Будущий патриций прошёл полный курс обучения в анк-морпоркской школе наёмных убийц, состоящей при одноимённой гильдии, где помимо навыков профессионального наёмного убийцы получил отменное образование. Всегда тяготел к гуманитарным наукам и проявлял невероятную терпеливость и старательность во всём, чем решал заниматься. Всячески оттачивал свой острый ум, стремясь везде и всюду добиваться совершенства. Окончил школу с отличием и в настоящее время является её проректором.

В возрасте восемнадцати лет юный Хэвлок оказался участником событий Славной революции из книги «Ночная стража». С тех пор каждое 25 мая он носит на лацкане соцветие сирени в память о тех событиях и по праву является «одним из тех, кто был там». Его приход к власти в книгах не описан.

Общая характеристика

К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

Лорд Витинари явился первым «сносным» патрицием в длинной череде безумных и порочных тиранов, терроризировавших Анк-Морпорк долгое время. Отношение народа к своему правителю нельзя назвать тёплым или, хотя бы, симпатизирующим, но при этом Хэвлок Витинари стал настоящим глотком свежего воздуха для жителей Анк-Морпорка, и даже если где-то ведутся разговоры о несовершенстве его политической позиции или его методов, практически всегда всплывает фраза «но раньше было намного, намного хуже», и никто не может не согласиться с этим мнением.

Основополагающая теория, формирующая политику и систему управленческих методов Витинари проста: «каждый желает стабильности в большей степени, чем он желает справедливости и истины». Исходя из этого, Витинари не стремится подстроить миропорядок под свои взгляды на то, каким этот миропорядок должен быть. Вместо этого он принимает как факт все существующие общественные положения, начиная с несовершенства законодательства и заканчивая реальной властью преступников, после чего совершенствует их, заставляя становиться частями работающего механизма под названием «Анк-Морпорк» — механизма собранного из подручного мусора, уродливого и грозящего развалиться в любой момент, но, тем не менее, работающего как часы. Например Витинари официально легализует преступность, чтобы она была более организованной, узаконивает существование Гильдии Наёмных Убийц и Гильдии Воров, наделяя их множеством свобод и безоговорочно принимая все требования глав гильдии. Даруя городу стабильность, Витинари получает власть даже над самыми могущественными и опасными элементами выстроенной им системы, ибо даже убийцы и воры желают стабильности.

Вкупе с выдающимся интеллектом и способностью видеть истинную суть вещей и поступков, лорд Витинари владеет способами получения самой надёжной информации в самые сжатые сроки, из-за чего все намерения и помыслы подчинённых ему личностей кажутся заранее предсказанными. Такое положение вещей заметно усиливает его авторитет и заставляет влиятельнейших личностей в Анк-Морпорке опасаться патриция и стараться не вызывать его недовольство. В целом же главный секрет нерушимой власти Витинари заключается в том, что несмотря на непредсказуемость, несносный в некоторой степени характер и отсутствие зримых гарантов его власти, его правление продолжается благодаря тому, что он привносит порядок в хаотичную суть Анк-Морпорка и жизнь его горожан. Патриций в совершенстве владеет приёмами манипуляции и умело стравливает самых влиятельных жителей Анк-Морпорка между собой в борьбе за власть, которая всегда будет принадлежать лишь ему самому. Лорд Витинари является идеальным правителем, ибо на своей должности устраивает абсолютно всех.

Интересные факты

• Считается, что прототипом патриция является Никколо Макиавелли: в книге «Ноги из глины» Витинари пишет книгу «Слуга», что является аллюзией на книгу «Государь».
• Одно время Анк-Морпорк сильно страдал от нашествия голохвостых грызунов. Власти предприняли попытку справиться с напастью, учредив акцию — деньги за мёртвых крыс. К их удивлению, со временем поток сданных трофеев не только не сократился, но даже вырос. Придя к власти, Витинари немедленно предложил обложить налогом крысиные фермы.
• Фамилия Витинари считается аллюзией на известный итальянский дом Медичи. Семья Витинари так же известна своим богатством и политическим влиянием. По легенде, один из предков Медичи был врачом Карла Великого. В книге «Ночная стража» однокашники молодого Хэвлока дразнят его «Коновалом» (англ. dog-botherer).
• В опубликованных переводах на русский язык в его фамилии изменена вторая буква (Витинари), хотя в оригинале пишется и произносится Вeтинари.
• В телевизионном фильме «Цвет волшебства» 2008 года патриция сыграл актёр Джереми Айронс.
• В телевизионном фильме «Опочтарение» 2010 года патриция сыграл актёр Чарльз Дэнс.
• Лорд Витинари является одним из персонажей настольной игры «Плоский мир: Анк-Морпорк» (англ. Discworld: Ankh-Morpork).

Библиография

Появляется в следующих книгах:

• «Цвет волшебства» (англ. The Colour of Magic)
• «Мор, ученик Смерти» (англ. Mort)
• «Посох и шляпа» (англ. Sourcery)
• «Стража! Стража!» (англ. Guards! Guards!)
• «Движущиеся картинки» (англ. Moving Pictures)
• «Мрачный Жнец» (англ. Reaper Man)
• «К оружию! К оружию!» (англ. Men at Arms)
• «Роковая музыка» (англ. Soul Music)
• «Интересные времена» (англ. Interesting Times)
• «Маскарад» (англ. Maskerade)
• «Ноги из глины» (англ. Feet of Clay)
• «Патриот» (англ. Jingo)
• «Пятый элефант» (англ. The Fifth Elephant)
• «Правда» (англ. The Truth)
• «Последний герой» (англ. The Last Hero. A Discworld Fable)
• «Ночная стража» (англ. Night Watch)
• «Пехотная баллада» (англ. Monstrous Regiment)
• «Опочтарение» (англ. Going Postal)
• «Шмяк!» (англ. Thud!)
• «Делай деньги» (англ. Making Money)
• «Дело табак» (англ. Snuff)
• «Незримые академики» (англ. Unseen Academicals)

Литература

• Терри Пратчетт и Стивен Бригз. «The Discworld Companion». — 3-е изд. — London: Gollancz, 2003.
• Andrew M. Butler. An unofficial companion to the novels of Terry Pratchett. — Greenwood World Pub, 2007. — С. 472. — ISBN 9781846450433.

Отрывок, характеризующий Хэвлок Витинари

– Вам зачем же графа надо было? – спросила она.
– Да уж… что делать! – с досадой проговорил офицер и взялся за калитку, как бы намереваясь уйти. Он опять остановился в нерешительности.
– Видите ли? – вдруг сказал он. – Я родственник графу, и он всегда очень добр был ко мне. Так вот, видите ли (он с доброй и веселой улыбкой посмотрел на свой плащ и сапоги), и обносился, и денег ничего нет; так я хотел попросить графа…
Мавра Кузминишна не дала договорить ему.
– Вы минуточку бы повременили, батюшка. Одною минуточку, – сказала она. И как только офицер отпустил руку от калитки, Мавра Кузминишна повернулась и быстрым старушечьим шагом пошла на задний двор к своему флигелю.
В то время как Мавра Кузминишна бегала к себе, офицер, опустив голову и глядя на свои прорванные сапоги, слегка улыбаясь, прохаживался по двору. «Как жалко, что я не застал дядюшку. А славная старушка! Куда она побежала? И как бы мне узнать, какими улицами мне ближе догнать полк, который теперь должен подходить к Рогожской?» – думал в это время молодой офицер. Мавра Кузминишна с испуганным и вместе решительным лицом, неся в руках свернутый клетчатый платочек, вышла из за угла. Не доходя несколько шагов, она, развернув платок, вынула из него белую двадцатипятирублевую ассигнацию и поспешно отдала ее офицеру.
– Были бы их сиятельства дома, известно бы, они бы, точно, по родственному, а вот может… теперича… – Мавра Кузминишна заробела и смешалась. Но офицер, не отказываясь и не торопясь, взял бумажку и поблагодарил Мавру Кузминишну. – Как бы граф дома были, – извиняясь, все говорила Мавра Кузминишна. – Христос с вами, батюшка! Спаси вас бог, – говорила Мавра Кузминишна, кланяясь и провожая его. Офицер, как бы смеясь над собою, улыбаясь и покачивая головой, почти рысью побежал по пустым улицам догонять свой полк к Яузскому мосту.
А Мавра Кузминишна еще долго с мокрыми глазами стояла перед затворенной калиткой, задумчиво покачивая головой и чувствуя неожиданный прилив материнской нежности и жалости к неизвестному ей офицерику.


В недостроенном доме на Варварке, внизу которого был питейный дом, слышались пьяные крики и песни. На лавках у столов в небольшой грязной комнате сидело человек десять фабричных. Все они, пьяные, потные, с мутными глазами, напруживаясь и широко разевая рты, пели какую то песню. Они пели врозь, с трудом, с усилием, очевидно, не для того, что им хотелось петь, но для того только, чтобы доказать, что они пьяны и гуляют. Один из них, высокий белокурый малый в чистой синей чуйке, стоял над ними. Лицо его с тонким прямым носом было бы красиво, ежели бы не тонкие, поджатые, беспрестанно двигающиеся губы и мутные и нахмуренные, неподвижные глаза. Он стоял над теми, которые пели, и, видимо воображая себе что то, торжественно и угловато размахивал над их головами засученной по локоть белой рукой, грязные пальцы которой он неестественно старался растопыривать. Рукав его чуйки беспрестанно спускался, и малый старательно левой рукой опять засучивал его, как будто что то было особенно важное в том, чтобы эта белая жилистая махавшая рука была непременно голая. В середине песни в сенях и на крыльце послышались крики драки и удары. Высокий малый махнул рукой.
– Шабаш! – крикнул он повелительно. – Драка, ребята! – И он, не переставая засучивать рукав, вышел на крыльцо.
Фабричные пошли за ним. Фабричные, пившие в кабаке в это утро под предводительством высокого малого, принесли целовальнику кожи с фабрики, и за это им было дано вино. Кузнецы из соседних кузень, услыхав гульбу в кабаке и полагая, что кабак разбит, силой хотели ворваться в него. На крыльце завязалась драка.
Целовальник в дверях дрался с кузнецом, и в то время как выходили фабричные, кузнец оторвался от целовальника и упал лицом на мостовую.
Другой кузнец рвался в дверь, грудью наваливаясь на целовальника.
Малый с засученным рукавом на ходу еще ударил в лицо рвавшегося в дверь кузнеца и дико закричал:
– Ребята! наших бьют!
В это время первый кузнец поднялся с земли и, расцарапывая кровь на разбитом лице, закричал плачущим голосом:
– Караул! Убили!.. Человека убили! Братцы!..
– Ой, батюшки, убили до смерти, убили человека! – завизжала баба, вышедшая из соседних ворот. Толпа народа собралась около окровавленного кузнеца.
– Мало ты народ то грабил, рубахи снимал, – сказал чей то голос, обращаясь к целовальнику, – что ж ты человека убил? Разбойник!
Высокий малый, стоя на крыльце, мутными глазами водил то на целовальника, то на кузнецов, как бы соображая, с кем теперь следует драться.
– Душегуб! – вдруг крикнул он на целовальника. – Вяжи его, ребята!
– Как же, связал одного такого то! – крикнул целовальник, отмахнувшись от набросившихся на него людей, и, сорвав с себя шапку, он бросил ее на землю. Как будто действие это имело какое то таинственно угрожающее значение, фабричные, обступившие целовальника, остановились в нерешительности.
– Порядок то я, брат, знаю очень прекрасно. Я до частного дойду. Ты думаешь, не дойду? Разбойничать то нонче никому не велят! – прокричал целовальник, поднимая шапку.
– И пойдем, ишь ты! И пойдем… ишь ты! – повторяли друг за другом целовальник и высокий малый, и оба вместе двинулись вперед по улице. Окровавленный кузнец шел рядом с ними. Фабричные и посторонний народ с говором и криком шли за ними.
У угла Маросейки, против большого с запертыми ставнями дома, на котором была вывеска сапожного мастера, стояли с унылыми лицами человек двадцать сапожников, худых, истомленных людей в халатах и оборванных чуйках.
– Он народ разочти как следует! – говорил худой мастеровой с жидкой бородйой и нахмуренными бровями. – А что ж, он нашу кровь сосал – да и квит. Он нас водил, водил – всю неделю. А теперь довел до последнего конца, а сам уехал.
Увидав народ и окровавленного человека, говоривший мастеровой замолчал, и все сапожники с поспешным любопытством присоединились к двигавшейся толпе.
– Куда идет народ то?
– Известно куда, к начальству идет.
– Что ж, али взаправду наша не взяла сила?
– А ты думал как! Гляди ко, что народ говорит.
Слышались вопросы и ответы. Целовальник, воспользовавшись увеличением толпы, отстал от народа и вернулся к своему кабаку.
Высокий малый, не замечая исчезновения своего врага целовальника, размахивая оголенной рукой, не переставал говорить, обращая тем на себя общее внимание. На него то преимущественно жался народ, предполагая от него получить разрешение занимавших всех вопросов.
– Он покажи порядок, закон покажи, на то начальство поставлено! Так ли я говорю, православные? – говорил высокий малый, чуть заметно улыбаясь.
– Он думает, и начальства нет? Разве без начальства можно? А то грабить то мало ли их.
– Что пустое говорить! – отзывалось в толпе. – Как же, так и бросят Москву то! Тебе на смех сказали, а ты и поверил. Мало ли войсков наших идет. Так его и пустили! На то начальство. Вон послушай, что народ то бает, – говорили, указывая на высокого малого.
У стены Китай города другая небольшая кучка людей окружала человека в фризовой шинели, держащего в руках бумагу.
– Указ, указ читают! Указ читают! – послышалось в толпе, и народ хлынул к чтецу.
Человек в фризовой шинели читал афишку от 31 го августа. Когда толпа окружила его, он как бы смутился, но на требование высокого малого, протеснившегося до него, он с легким дрожанием в голосе начал читать афишку сначала.
«Я завтра рано еду к светлейшему князю, – читал он (светлеющему! – торжественно, улыбаясь ртом и хмуря брови, повторил высокий малый), – чтобы с ним переговорить, действовать и помогать войскам истреблять злодеев; станем и мы из них дух… – продолжал чтец и остановился („Видал?“ – победоносно прокричал малый. – Он тебе всю дистанцию развяжет…»)… – искоренять и этих гостей к черту отправлять; я приеду назад к обеду, и примемся за дело, сделаем, доделаем и злодеев отделаем».
Последние слова были прочтены чтецом в совершенном молчании. Высокий малый грустно опустил голову. Очевидно было, что никто не понял этих последних слов. В особенности слова: «я приеду завтра к обеду», видимо, даже огорчили и чтеца и слушателей. Понимание народа было настроено на высокий лад, а это было слишком просто и ненужно понятно; это было то самое, что каждый из них мог бы сказать и что поэтому не мог говорить указ, исходящий от высшей власти.
Все стояли в унылом молчании. Высокий малый водил губами и пошатывался.
– У него спросить бы!.. Это сам и есть?.. Как же, успросил!.. А то что ж… Он укажет… – вдруг послышалось в задних рядах толпы, и общее внимание обратилось на выезжавшие на площадь дрожки полицеймейстера, сопутствуемого двумя конными драгунами.
Полицеймейстер, ездивший в это утро по приказанию графа сжигать барки и, по случаю этого поручения, выручивший большую сумму денег, находившуюся у него в эту минуту в кармане, увидав двинувшуюся к нему толпу людей, приказал кучеру остановиться.
– Что за народ? – крикнул он на людей, разрозненно и робко приближавшихся к дрожкам. – Что за народ? Я вас спрашиваю? – повторил полицеймейстер, не получавший ответа.
– Они, ваше благородие, – сказал приказный во фризовой шинели, – они, ваше высокородие, по объявлению сиятельнейшего графа, не щадя живота, желали послужить, а не то чтобы бунт какой, как сказано от сиятельнейшего графа…