Хэд, Патрик
| Патрик Хэд | |
| Patrick Head | |
| Род деятельности: |
Один из основателей и руководителей команды WilliamsF1, технический директор команды (1977-2004) |
|---|---|
| Дата рождения: | |
| Место рождения: | |
| Гражданство: | |
| Награды и премии: |
|
| В Википедии есть портал «Формула-1» |
Патрик Хэд (англ. Patrick Head) - один из основателей и руководителей британской команды Формулы-1 WilliamsF1.
Содержание
Биография
До Формулы-1
Патрик Хэд родился 5 июня 1945 года в Фарнборо, Великобритания. Отец Патрика Хэда принимал участие в автогонках.
Учился в Бирмингемском университете, в 1970 году Хэд закончил Лондонский университет по специальности инженера-механика. Работал на заводе Lola, производящем гоночные шасси.
Формула-1
8 февраля 1977 года Патрик Хэд и Фрэнк Уильямс основали компанию Williams Grand Prix Engineering. Хэд получил 30% акций компании, Фрэнк Уильямс - 70%. Был приобретен пустой склад в Дидкоте, (Оксфордшир), где и был основан завод новой команды. В результате, уже в 1980 году команда выиграла свой первый Кубок конструкторов, а Алан Джонс стал чемпионом мира.
Патрик Хэд являлся техническим руководителем команды до 2004 года (уступив свой пост в этом году Сэму Майклу). Под его руководством были созданы все классические шасси Williams - FW07B, FW11, FW14B, FW15C, FW18.
Под руководством Патрика Хэда начинали свой путь многие выдающиеся конструкторы (технические руководители) Формулы 1 - Нил Оутли, Росс Браун, Фрэнк Дерни, Джефф Уиллис, Эдриан Ньюи.
Напишите отзыв о статье "Хэд, Патрик"
Ссылки
- [www.williamsf1.com/ Официальный сайт команды WilliamsF1] (англ.)
| ||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Хэд, Патрик
– К нам милости просим, у наших господ всего много, пожалуйте, – говорила Мавра Кузминишна. – А что, очень нездоровы? – прибавила она.Камердинер махнул рукой.
– Не чаем довезти! У доктора спросить надо. – И камердинер сошел с козел и подошел к повозке.
– Хорошо, – сказал доктор.
Камердинер подошел опять к коляске, заглянул в нее, покачал головой, велел кучеру заворачивать на двор и остановился подле Мавры Кузминишны.
– Господи Иисусе Христе! – проговорила она.
Мавра Кузминишна предлагала внести раненого в дом.
– Господа ничего не скажут… – говорила она. Но надо было избежать подъема на лестницу, и потому раненого внесли во флигель и положили в бывшей комнате m me Schoss. Раненый этот был князь Андрей Болконский.
Наступил последний день Москвы. Была ясная веселая осенняя погода. Было воскресенье. Как и в обыкновенные воскресенья, благовестили к обедне во всех церквах. Никто, казалось, еще не мог понять того, что ожидает Москву.
Только два указателя состояния общества выражали то положение, в котором была Москва: чернь, то есть сословие бедных людей, и цены на предметы. Фабричные, дворовые и мужики огромной толпой, в которую замешались чиновники, семинаристы, дворяне, в этот день рано утром вышли на Три Горы. Постояв там и не дождавшись Растопчина и убедившись в том, что Москва будет сдана, эта толпа рассыпалась по Москве, по питейным домам и трактирам. Цены в этот день тоже указывали на положение дел. Цены на оружие, на золото, на телеги и лошадей всё шли возвышаясь, а цены на бумажки и на городские вещи всё шли уменьшаясь, так что в середине дня были случаи, что дорогие товары, как сукна, извозчики вывозили исполу, а за мужицкую лошадь платили пятьсот рублей; мебель же, зеркала, бронзы отдавали даром.
В степенном и старом доме Ростовых распадение прежних условий жизни выразилось очень слабо. В отношении людей было только то, что в ночь пропало три человека из огромной дворни; но ничего не было украдено; и в отношении цен вещей оказалось то, что тридцать подвод, пришедшие из деревень, были огромное богатство, которому многие завидовали и за которые Ростовым предлагали огромные деньги. Мало того, что за эти подводы предлагали огромные деньги, с вечера и рано утром 1 го сентября на двор к Ростовым приходили посланные денщики и слуги от раненых офицеров и притаскивались сами раненые, помещенные у Ростовых и в соседних домах, и умоляли людей Ростовых похлопотать о том, чтоб им дали подводы для выезда из Москвы. Дворецкий, к которому обращались с такими просьбами, хотя и жалел раненых, решительно отказывал, говоря, что он даже и не посмеет доложить о том графу. Как ни жалки были остающиеся раненые, было очевидно, что, отдай одну подводу, не было причины не отдать другую, все – отдать и свои экипажи. Тридцать подвод не могли спасти всех раненых, а в общем бедствии нельзя было не думать о себе и своей семье. Так думал дворецкий за своего барина.
