Хэзлитт, Генри

Генри Хэзлитт
Henry Hazlitt
Дата рождения:	28 ноября 1894(1894-11-28)
Место рождения:	Филадельфия, США
Дата смерти:	8 июля 1993(1993-07-08) (98 лет)
Страна:	США
Научная сфера:	экономика
Известен как:	автор книги «Экономика за один урок»

Генри Стюарт Хэзлитт (англ. Henry Stuart Hazlitt; 28 ноября 1894 года, Филадельфия, США — 8 июля 1993 года) — американский экономист и журналист либертарианского направления. Писал колонки и книжные рецензии для многих газет и журналов, в том числе для «The Wall Street Journal», «The New York Times», «Newsweek» и других.

Биография

Родился в Филадельфии в семье Стюарта Кларка Хэзлитта (англ. Stuart Clark Hazlitt) и Берты Заундер Хэзлитт (англ. Bertha Zaunder Hazlitt). Его отец скончался в 28 лет, когда мальчик был совсем маленьким. В шесть лет мать отправила его в частный «Джирард колледж» (англ. Girard College), в который бесплатно принимали при поддержке местного филантропа одарённых белых детей, оставшихся без отца. Мать его вышла замуж во второй раз, когда ему исполнилось девять, и семья переехала в Бруклин, где Генри посещал обычную школу (public school). Из-за отсутствия финансовых возможностей после полутора лет обучения в вечерней школе (night school) при Нью-Йоркском городском колледже (англ. City College of New York) Генри был вынужден расстаться с мечтой стать психологом («как Уильям Джеймс») и пойти работать.

Первоначально Генри Хэзлитт работал разнорабочим, меняя работу зачастую каждую неделю, но в 1913 год наконец получил постоянную работу стенографа в «The Wall Street Journal», а в двадцать лет им была написана первая его работа — «Thinking as a Science» («Мышление как наука»), которую в 1915 году опубликовало издательство «E.P.Dutton», через год выпустив повторный тираж.

В 1916 году молодой журналист перешёл в «New York Evening Post», где проработал до 1918, затем в 1919−20 годах в «Mechanics & Metals National Bank» составлял ежемесячные финансовые отчёты. С 1921 по 1923 год был финансовым редактором в «New York Evening Mail», а в 1923−24 годах писал передовицы и редакторские статьи в «New York Herald».

В 1922 году также в издательстве «E.P.Dutton» появилась в печати его вторая книга «The Way to Will Power», в которой автор защищал индивидуальность и предприимчивость в противовес предопределённости фрейдистского психоанализа.

В 1924 года Хэзлитт работал в «New York Sun», где с октября 1926 года по сентябрь 1929 года каждую неделю публиковал свои литературные рецензии и заметки, которые создали ему в США репутацию серьёзного и думающего писателя. В этой связи его пригласили подготовить биографию известного британского философа Бертрана Рассела. По договору с издательством «W. W. Norton» Хэзлитт в 1928−29 годах провёл многочисленные интервью с философом, однако в итоге Б. Рассел передумал и решил написать автобиографию.

В 1930 году его пригласили литературным редактором в журнал «The Nation», имевший левую направленность, однако позволивший ему напечатать множество рецензий на выходившие книги по философии, культуре, истории, экономике и политике. Тем не менее, после дискуссии на страницах издания с известным американским социалистом Льюисом Фишером (англ. Louis Fischer) по поводу приемлемости для страны и экономики Нового курса Ф. Д. Рузвельта Хэзлитт покинул «The Nation» в 1933 году. Однако результатом работы в журнале стал выход в печати в этом же году его книги «The Anatomy of Criticism», где Хэзлитт дал раннее опровержение литературному деконструктивизму.

Следующие два года (1933−34) Генри Хэзлитт проработал редактором «The American Mercury» по приглашению основателя и издателя Генри Льюиса Менкена (англ. Henry Louis Mencken). А с 1934 по 1946 год журналист работал в «The New York Times», где писал рецензии и редакционные передовицы (анонимные), охватывавшие самые острые проблемы современности. Именно в эти годы в работах Хэзлитта особенно ярко проявилось негативное отношение к любым видам государственного регулирования и контроля, будь то ограничения цен военного времени или меры государственного стимулирования в духе Дж. М. Кейнса. Его литературные обзоры и рецензии регулярно появлялись в «The New York Times Book Review». В эти же годы Генри Хэзлитт познакомился и подружился с австрийским экономистом Людвигом фон Мизесом, эмигрировавшим в США.

Из-за категорического неприятия Бреттон-Вудских соглашений его отстранили от написания редакционной колонки, а вскоре ему пришлось искать другую работу. Следующие несколько лет (1946−49) он вёл финансовую колонку «Business Tides» в журнале «Newsweek». В это же время (1946) он написал книгу «Economics in One Lesson» («Экономика за один урок»), ставшую самым известным и популярным его произведением — за год вышло четыре издания и было распродано более 1 млн экземпляров.

Также в 1946 году согласился помочь Леонарду Риду (англ. Leonard E. Read) в организации «Фонда экономического образования», вице-президентом которого стал. А в 1947 году по приглашению Фридриха Хайека принял участие в организационном собрании общества «Мон Пелерин» в Швейцарии.

А в 1947 году Хэзлитт написал книгу «Will Dollars Save the World?», в которой подверг жёсткой критике План Маршалла.

С 1950 года вместе с Джоном Чемберленом (англ. John Chamberlain) основал и редактировал журнал «The Freeman», выходивший в печать каждые две недели. В 1950−52 годах вместе с Чемберленом был со-редактором, а в 1952−52 годах — главным редактором журнала. Однако в 1956 году из-за финансовых трудностей журнал был выкуплен «Фондом экономического образования» и объединён с ежеквартальным журналом Фонда «Ideas on Liberty» в новый ежемесячник «The Freeman: Ideas on Liberty». В дальнейшем Генри Хэзлитт продолжал сотрудничать с новой редакцией.

В 1951 году в нью-йоркском издательстве «Appleton» вышел единственный роман Хэзлитта — «The Great Idea», изданный в следующем году в Лондоне с названием «Time Will Run Back» (издательство «Ernest Benn Ltd.»).

В 1959 году в издательстве «D. Van Nostrand» вышел серьёзный труд по экономике «The Failure of the „New Economics“: An Analysis of the Keynesian Fallacies», в котором Хэзлитт по главам раскритиковал основной трактат Дж. М. Кейнса «Общая теория занятости, процента и денег» с позиций австрийской школы в экономике. В следующем году (в том же издательстве) под редакцией Генри Хэзлитта выходит сборник работ известных экономистов «The Critics of Keynesian Economics», продолживший критику кейнсианства.

Основной философско-этический труд Хэзлитта — «The Foundations of Morality» — вышел в 1964 году также в издательстве «D. Van Nostrand».

Скончался 8 июля 1993 года в возрасте 98 лет.

Мировоззрение

На протяжении практически всей своей жизни и активной деятельности Генри Хэзлитт отстаивал принципы свободы и индивидуализма, последовательно критикуя государственное регулирование, инфляцию и построение «государства всеобщего благосостояния».

Среди его знакомых и друзей — экономисты Бенджамин М. Андерсон, Людвиг фон Мизес, Фридрих Хайек, Леонард Рид, журналисты и писатели Генри Менкен, Джон Чемберлен, Изабель Пэтерсон (англ. Isabel Paterson), Роуз Лейн (англ. Rose Wilder Lane), Айн Рэнд, Лоуренс Фертиг (англ. Lawrence Fertig), издатель консервативного журнала «National Review» Уильям Ф. Бакли мл. (англ. William F. Buckley, Jr) и другие.

Основные работы

За свою жизнь Генри Хэзлитт написал два трактата по экономике, этике и философии, роман, трилог по литературной критике, шестнадцать других книг и огромное число статей в сборники, был редактором нескольких сборников, писал статьи, комментарии и рецензии. По его собственной оценке, он написал более 10 млн слов, что составляет 150-томное собрание сочинений.

Экономические работы

• The Full Employment Bill: An Analysis, 1945
• Economics in One Lesson, 1946
• Will Dollars Save the World?, 1947
• The Failure of the „New Economics“: An Analysis of the Keynesian Fallacies, 1959
• The Critics of Keynesian Economics (редактор), 1960
• What You Should Know About Inflation, 1960
• Man vs. The Welfare State, 1969
• The Conquest of Poverty, 1973
• To Stop Inflation, Return to Gold, 1974
• The Inflation Crisis and How to Resolve It, 1978
• From Bretton Woods to World Inflation, 1984

Публицистические работы

• A Practical Program for America, 1932
• The Anatomy of Criticism, 1933
• Instead of Dictatorship, 1933
• A New Constitution Now, 1942
• Freedom in America: The Freeman (with Virgil Jordan), 1945
• The Illusions of Point Four, 1950

Роман

• «The Great Idea» (1951) (брит. название — «Time Will Run Back»

2-е испр. изд. — под названием «Time Will Run Back» (1966)

Философско-этические работы

• The Free Man's Library, 1956
• The Foundations of Morality, 1964
• The Wisdom of the Stoics: Selections from Seneca, Epictetus, and Marcus Aurelius (сборник), 1984

Иные работы

• Thinking as a Science, 1916
• The Way to Will Power, 1922
• The Wisdom of Henry Hazlitt, 1993

Изданные на русском языке

• Типичные ошибки государственного регулирования экономики. — М.: Серебряные нити, 2000. — 130 с. — ISBN 5-89163-017-6.
• Экономика за один урок ([sotsium.ru/books/215/341/hazlitt_economics%20in%20one%20lesson1.html эл.вариант]):

 — 1-е изд., пер. с англ. И. Н. Сиренко — М.: Серебряные нити, 2000. — 160 с.;

 — 2-е изд., пер. с англ. Б. Л. Глушака и С. В. Ляховки. — М.: Вильямс, 2007. — 256 с. — ISBN 978-5-8459-1122-3.

Ссылки

• [www.sotsium.ru/books/215/341/hazlitt_economics%20in%20one%20lesson1.html Книга «Экономика за один урок»]
• [4plus5.ru/econ/hezl/content.html Книга «Типичные ошибки государственного регулирования экономики»]
• Greaves B. B. Henry Hazlitt: A Man for Many Seasons // [www.thefreemanonline.org/columns/henry-hazlitt-a-man-for-many-seasons/ The Freeman: Ideas on Liberty. — November 1989. Vol. 39, Issue 11].  (англ.) — 24.08.2009.
• Greaves B. B. Remembering Henry Hazlitt // [www.thefreemanonline.org/featured/remembering-henry-hazlitt/ The Freeman: Ideas on Liberty. — November 2004. Vol. 54, Issue 11].  (англ.) — 24.08.2009.
• Rockwell Jr. L. H. Henry Hazlitt (1894−1993) // [mises.org/about/3233 Официальный сайт Института Людвига фон Мизеса].  (англ.) — 23.08.2009.

Отрывок, характеризующий Хэзлитт, Генри

В этот же вечер, Пьер поехал к Ростовым, чтобы исполнить свое поручение. Наташа была в постели, граф был в клубе, и Пьер, передав письма Соне, пошел к Марье Дмитриевне, интересовавшейся узнать о том, как князь Андрей принял известие. Через десять минут Соня вошла к Марье Дмитриевне.
– Наташа непременно хочет видеть графа Петра Кирилловича, – сказала она.
– Да как же, к ней что ль его свести? Там у вас не прибрано, – сказала Марья Дмитриевна.
– Нет, она оделась и вышла в гостиную, – сказала Соня.
Марья Дмитриевна только пожала плечами.
– Когда это графиня приедет, измучила меня совсем. Ты смотри ж, не говори ей всего, – обратилась она к Пьеру. – И бранить то ее духу не хватает, так жалка, так жалка!
Наташа, исхудавшая, с бледным и строгим лицом (совсем не пристыженная, какою ее ожидал Пьер) стояла по середине гостиной. Когда Пьер показался в двери, она заторопилась, очевидно в нерешительности, подойти ли к нему или подождать его.
Пьер поспешно подошел к ней. Он думал, что она ему, как всегда, подаст руку; но она, близко подойдя к нему, остановилась, тяжело дыша и безжизненно опустив руки, совершенно в той же позе, в которой она выходила на середину залы, чтоб петь, но совсем с другим выражением.
– Петр Кирилыч, – начала она быстро говорить – князь Болконский был вам друг, он и есть вам друг, – поправилась она (ей казалось, что всё только было, и что теперь всё другое). – Он говорил мне тогда, чтобы обратиться к вам…
Пьер молча сопел носом, глядя на нее. Он до сих пор в душе своей упрекал и старался презирать ее; но теперь ему сделалось так жалко ее, что в душе его не было места упреку.
– Он теперь здесь, скажите ему… чтобы он прост… простил меня. – Она остановилась и еще чаще стала дышать, но не плакала.
– Да… я скажу ему, – говорил Пьер, но… – Он не знал, что сказать.
Наташа видимо испугалась той мысли, которая могла притти Пьеру.
– Нет, я знаю, что всё кончено, – сказала она поспешно. – Нет, это не может быть никогда. Меня мучает только зло, которое я ему сделала. Скажите только ему, что я прошу его простить, простить, простить меня за всё… – Она затряслась всем телом и села на стул.
Еще никогда не испытанное чувство жалости переполнило душу Пьера.
– Я скажу ему, я всё еще раз скажу ему, – сказал Пьер; – но… я бы желал знать одно…
«Что знать?» спросил взгляд Наташи.
– Я бы желал знать, любили ли вы… – Пьер не знал как назвать Анатоля и покраснел при мысли о нем, – любили ли вы этого дурного человека?
– Не называйте его дурным, – сказала Наташа. – Но я ничего – ничего не знаю… – Она опять заплакала.
И еще больше чувство жалости, нежности и любви охватило Пьера. Он слышал как под очками его текли слезы и надеялся, что их не заметят.
– Не будем больше говорить, мой друг, – сказал Пьер.
Так странно вдруг для Наташи показался этот его кроткий, нежный, задушевный голос.
– Не будем говорить, мой друг, я всё скажу ему; но об одном прошу вас – считайте меня своим другом, и ежели вам нужна помощь, совет, просто нужно будет излить свою душу кому нибудь – не теперь, а когда у вас ясно будет в душе – вспомните обо мне. – Он взял и поцеловал ее руку. – Я счастлив буду, ежели в состоянии буду… – Пьер смутился.
– Не говорите со мной так: я не стою этого! – вскрикнула Наташа и хотела уйти из комнаты, но Пьер удержал ее за руку. Он знал, что ему нужно что то еще сказать ей. Но когда он сказал это, он удивился сам своим словам.
– Перестаньте, перестаньте, вся жизнь впереди для вас, – сказал он ей.
– Для меня? Нет! Для меня всё пропало, – сказала она со стыдом и самоунижением.
– Все пропало? – повторил он. – Ежели бы я был не я, а красивейший, умнейший и лучший человек в мире, и был бы свободен, я бы сию минуту на коленях просил руки и любви вашей.
Наташа в первый раз после многих дней заплакала слезами благодарности и умиления и взглянув на Пьера вышла из комнаты.
Пьер тоже вслед за нею почти выбежал в переднюю, удерживая слезы умиления и счастья, давившие его горло, не попадая в рукава надел шубу и сел в сани.
– Теперь куда прикажете? – спросил кучер.
«Куда? спросил себя Пьер. Куда же можно ехать теперь? Неужели в клуб или гости?» Все люди казались так жалки, так бедны в сравнении с тем чувством умиления и любви, которое он испытывал; в сравнении с тем размягченным, благодарным взглядом, которым она последний раз из за слез взглянула на него.
– Домой, – сказал Пьер, несмотря на десять градусов мороза распахивая медвежью шубу на своей широкой, радостно дышавшей груди.
Было морозно и ясно. Над грязными, полутемными улицами, над черными крышами стояло темное, звездное небо. Пьер, только глядя на небо, не чувствовал оскорбительной низости всего земного в сравнении с высотою, на которой находилась его душа. При въезде на Арбатскую площадь, огромное пространство звездного темного неба открылось глазам Пьера. Почти в середине этого неба над Пречистенским бульваром, окруженная, обсыпанная со всех сторон звездами, но отличаясь от всех близостью к земле, белым светом, и длинным, поднятым кверху хвостом, стояла огромная яркая комета 1812 го года, та самая комета, которая предвещала, как говорили, всякие ужасы и конец света. Но в Пьере светлая звезда эта с длинным лучистым хвостом не возбуждала никакого страшного чувства. Напротив Пьер радостно, мокрыми от слез глазами, смотрел на эту светлую звезду, которая, как будто, с невыразимой быстротой пролетев неизмеримые пространства по параболической линии, вдруг, как вонзившаяся стрела в землю, влепилась тут в одно избранное ею место, на черном небе, и остановилась, энергично подняв кверху хвост, светясь и играя своим белым светом между бесчисленными другими, мерцающими звездами. Пьеру казалось, что эта звезда вполне отвечала тому, что было в его расцветшей к новой жизни, размягченной и ободренной душе.


С конца 1811 го года началось усиленное вооружение и сосредоточение сил Западной Европы, и в 1812 году силы эти – миллионы людей (считая тех, которые перевозили и кормили армию) двинулись с Запада на Восток, к границам России, к которым точно так же с 1811 го года стягивались силы России. 12 июня силы Западной Европы перешли границы России, и началась война, то есть совершилось противное человеческому разуму и всей человеческой природе событие. Миллионы людей совершали друг, против друга такое бесчисленное количество злодеяний, обманов, измен, воровства, подделок и выпуска фальшивых ассигнаций, грабежей, поджогов и убийств, которого в целые века не соберет летопись всех судов мира и на которые, в этот период времени, люди, совершавшие их, не смотрели как на преступления.
Что произвело это необычайное событие? Какие были причины его? Историки с наивной уверенностью говорят, что причинами этого события были обида, нанесенная герцогу Ольденбургскому, несоблюдение континентальной системы, властолюбие Наполеона, твердость Александра, ошибки дипломатов и т. п.
Следовательно, стоило только Меттерниху, Румянцеву или Талейрану, между выходом и раутом, хорошенько постараться и написать поискуснее бумажку или Наполеону написать к Александру: Monsieur mon frere, je consens a rendre le duche au duc d'Oldenbourg, [Государь брат мой, я соглашаюсь возвратить герцогство Ольденбургскому герцогу.] – и войны бы не было.
Понятно, что таким представлялось дело современникам. Понятно, что Наполеону казалось, что причиной войны были интриги Англии (как он и говорил это на острове Св. Елены); понятно, что членам английской палаты казалось, что причиной войны было властолюбие Наполеона; что принцу Ольденбургскому казалось, что причиной войны было совершенное против него насилие; что купцам казалось, что причиной войны была континентальная система, разорявшая Европу, что старым солдатам и генералам казалось, что главной причиной была необходимость употребить их в дело; легитимистам того времени то, что необходимо было восстановить les bons principes [хорошие принципы], а дипломатам того времени то, что все произошло оттого, что союз России с Австрией в 1809 году не был достаточно искусно скрыт от Наполеона и что неловко был написан memorandum за № 178. Понятно, что эти и еще бесчисленное, бесконечное количество причин, количество которых зависит от бесчисленного различия точек зрения, представлялось современникам; но для нас – потомков, созерцающих во всем его объеме громадность совершившегося события и вникающих в его простой и страшный смысл, причины эти представляются недостаточными. Для нас непонятно, чтобы миллионы людей христиан убивали и мучили друг друга, потому что Наполеон был властолюбив, Александр тверд, политика Англии хитра и герцог Ольденбургский обижен. Нельзя понять, какую связь имеют эти обстоятельства с самым фактом убийства и насилия; почему вследствие того, что герцог обижен, тысячи людей с другого края Европы убивали и разоряли людей Смоленской и Московской губерний и были убиваемы ими.
Для нас, потомков, – не историков, не увлеченных процессом изыскания и потому с незатемненным здравым смыслом созерцающих событие, причины его представляются в неисчислимом количестве. Чем больше мы углубляемся в изыскание причин, тем больше нам их открывается, и всякая отдельно взятая причина или целый ряд причин представляются нам одинаково справедливыми сами по себе, и одинаково ложными по своей ничтожности в сравнении с громадностью события, и одинаково ложными по недействительности своей (без участия всех других совпавших причин) произвести совершившееся событие. Такой же причиной, как отказ Наполеона отвести свои войска за Вислу и отдать назад герцогство Ольденбургское, представляется нам и желание или нежелание первого французского капрала поступить на вторичную службу: ибо, ежели бы он не захотел идти на службу и не захотел бы другой, и третий, и тысячный капрал и солдат, настолько менее людей было бы в войске Наполеона, и войны не могло бы быть.
Ежели бы Наполеон не оскорбился требованием отступить за Вислу и не велел наступать войскам, не было бы войны; но ежели бы все сержанты не пожелали поступить на вторичную службу, тоже войны не могло бы быть. Тоже не могло бы быть войны, ежели бы не было интриг Англии, и не было бы принца Ольденбургского и чувства оскорбления в Александре, и не было бы самодержавной власти в России, и не было бы французской революции и последовавших диктаторства и империи, и всего того, что произвело французскую революцию, и так далее. Без одной из этих причин ничего не могло бы быть. Стало быть, причины эти все – миллиарды причин – совпали для того, чтобы произвести то, что было. И, следовательно, ничто не было исключительной причиной события, а событие должно было совершиться только потому, что оно должно было совершиться. Должны были миллионы людей, отрекшись от своих человеческих чувств и своего разума, идти на Восток с Запада и убивать себе подобных, точно так же, как несколько веков тому назад с Востока на Запад шли толпы людей, убивая себе подобных.