Хэкетт, Стив

Стив Хэкетт Steve Hackett
Основная информация
Полное имя	Стивен Ричард Хэкетт
Дата рождения	12 февраля 1950(1950-02-12) (74 года)
Годы активности	1970 — настоящее время
Страна	Великобритания Великобритания
Профессии	гитарист
Жанры	прогрессивный рок, классическая музыка, блюз-рок, прогрессивный метал
Коллективы	Quiet World, Genesis, GTR, Squackett
Лейблы	Charisma, Camino
[www.stevehackett.com vehackett.com]

Сти́вен Ри́чард Хэ́кетт (Stephen Richard Hackett; род. 12 февраля 1950) — британский гитарист и автор песен. Получил известность будучи участником прогрессив-рок-группы Genesis, к которой он присоединился в 1970 году. Хэкетт участвовал в записи восьми альбомов группы, покинул её в 1977 году, после чего занялся сольной карьерой.

В 1986 году Хэккет вместе с другим прогрессив-рок гитаристом Стивом Хау из Yes и Asia основали супергруппу GTR. Группа записала одноимённый альбом в этом же году, который достиг 11-й позиции в американском Billboard 200 и выпустила сингл, достигший Top 20, «When the Heart Rules the Mind». Группа была расформирована в 1987 году, когда её покинул Хэкетт.

После ухода из GTR Стив вернулся к своей сольной карьере, регулярно выпускал альбомы и давал концерты. Также участвовал в Guitar Wars в компании с Нуно Беттанкуром, Полом Гилбертом и Джоном Полом Джонсом. Его работа охватывает различные жанры и стили, такие как прогрессив-рок, этническая музыка, классическая музыка. Его игра повлияла на таких гитаристов, как Алекс Лайфсон и Брайан Мэй.

Биография

Стив Хэкетт родился в Пилмико - центральной части Лондона и учился в гимназии Слоун в Челси.

В детстве он имел доступ к различным музыкальным инструментам таким, как блокфлейта и губная гармоника. Гитарой он впервые заинтересовался в возрасте 12 лет. В 14 он уже знал несколько аккордов и сочинял мелодии. На Хэккета оказали влияние классическая музыка (Иоганн Себастьян Бах) и опера (Марио Ланца). Также на него оказали влияние некоторые блюзовые исполнители: Дэнни Кирван, Питер Грин и некоторые гитаристы из John Mayall & the Bluesbreakers.

Начало карьеры

Первыми группами, в которых играл Хэкетт были Canterbury Glass и Sarabande. Обе группы играли рок с элементами прогрессива. Затем он вместе со своим братом Джоном Хэкеттом, который играл на флейте, играл в группе Quiet World, с которой записал альбом The Road. Вскоре после этого он покинул группу.

Хэккет, находясь в поисках новой группы, разместил объявление в журнале Melody Maker. Объявление, в котором он заявил, что ищет музыкантов " готовых выйти за рамки существующих застойных форм музыки", привлекло внимание вокалиста Genesis Питера Гэбриэла. Из группы ушел гитарист Энтони Филлипс и Genesis искали ему замену. Хэккет прошел прослушивание и в декабре 1970 присоединился к группе.

Годы с Genesis

Хэкетт, который имел малый опыт игры на сцене, поначалу испытывал трудности на выступлениях. Однако вскоре он привык к своей роли и создал уникальный сценический образ (играл надев очки и сгорбившись над своей гитарой) служивший противовесом экстравагантному образу Гэбриэла.

Первой работой Хэккета с Genesis стал альбом Nursery Cryme, выпущенный в ноябре 1971. Хэкетт оказал существенное влияние на звучание группы, что видно из песен "The Musical Box" и "The Return of the Giant Hogweed". Он стал одним из первых гитаристов широко применять технику тэппинга. В частности его игра повлияла на Эдди Ван Халена, который заинтересовался этой техникой после посещения концерта Genesis в начале 70-х.

Хотя Nursery Cryme не имел коммерческого успеха, уже следующий альбом группы Foxtrot достиг 12 места в английском чарте. Композиция "Horizons", в которой Хэкетт играет соло на классической гитаре стала одной из его знаковых вещей.

Foxtrot положил начало коммерческому успеху Genesis и в 1973 году группа выпустила следующий альбом Selling England by the Pound. На нем Хэкетт продолжал демонстрировать и улучшать свою технику игры тэппингом, а также применяет свип. Обе эти технике можно услышать в песне "Dancing with the Moonlit Knight". В песне "Firth of Fifth" содержится одно из самых известных соло Хэкетта. Эту песню продолжали исполнять на концертах и после его ухода из группы.

Вклад Хэкетта в следующий альбом группы The Lamb Lies Down on Broadway был незначительным. Во многом на это повлиял его развод. Кроме того, Хэкетт случайно повредил руку разбитым бокалом, из-за чего тур в поддержку альбома был задержан. Это дополнительно усилило напряженность внутри коллектива.

В 1975 году Хэкетт первым из участников Genesis выпустил сольный альбом Voyage of the Acolyte. В записи ему помогали Майк Резерфорд и Фил Коллинз. Он наслаждался свободой в написании песен и еще больше разочаровывался в работе с группой.

После ухода Питера Гэбриэла вокалистом стал Фил Коллинз. В таком составе группа записывает альбом A Trick of the Tail. Хэкетт участвовал в написании нескольких композиций, но чувствовал себя тесно в рамках группы.

Его разочарование увеличилось, когда Genesis готовились к выпуску следующего альбома Wind & Wuthering. Хэкетт настаивал, чтобы в альбом было включено больше его материала, но его просьба была отклонена. "Blood on the Rooftops", которую Хэкетт написал вместе с Коллинзом никогда не игралась на концертах, а другую композицию "Please, Don't Touch" не включили в альбом. Еще одна песня "Inside and Out" была выпущена на EP Spot the Pigeon. Хэкетт оставался в группе до конца тура Wind & Wuthering, а 8 октября 1977 года объявил о своем уходе за неделю до выхода второго концертного альбома группы Seconds Out.

Участие в реюнионах

После ухода Хэкетта группа несколько раз воссоединялась. Впервые с 1975 года классический состав собрался 2 октября 1982 года на одиночном концерте "Six of the Best", чтобы собрать средства для фестиваля Питера Гэбриэла WOMAD.

В 1998 году группа вновь собралась на фото сессию и праздничный ужин, чтобы отпраздновать выпуск бокс-сета Genesis Archive 1967-75. Хэкетт перезаписал некоторые гитарные партии для бокс-сета, а также принял участие в перезаписи песни "The Carpet Crawlers" с альбома The Lamb Lies Down on Broadway для сборника Turn It on Again: The Hits. Остальная музыканты тоже переписали свои партии, но вместе они не записывались. Однако, когда Тревор Хорн и Art of Noise закончили сведение, от их партий, кроме вокала Гэбриэла и Коллинза, мало что осталось.

В апреле 2006 года Коллинз в интервью сообщил, что группа собиралась вместе в ноябре 2005. На встрече музыканты обсуждали возможность воссоединения классического состава и проведение нескольких концертов, в том числе полного исполнения The Lamb Lies Down on Broadway. Однако 18 октября 2006 года было объявлено, что группа будет выступать в составе Коллинз, Бэнкс, Резерфорд.

В марте 2010 года гитарист группы Phish Трей Анастасио выступил с речью на церемонии введения Genesis в Зал славы рок-н-ролла. Кроме этого Phish исполнили две песни Genesis: "Watcher of the Skies" и "No Reply At All". Несмотря на то, что Хэкетт вместе с остальными участниками группы (кроме Гэбриэла) присутствовали на церемонии, выступать они не стали.

Сольная карьера

Первый альбом Хэкетта, выпущенный после ухода из Genesis, был Please Don't Touch (1978). Также как и Voyage of the Acolyte, большая часть альбома была в стиле прогрессивный рок. Однако на альбоме было больше композиций с вокалом. Хэкетт, который никогда не исполнял главной вокальной партии в Genesis, привлек к работе нескольких вокалистов, в том числе фолк-певца Ричи Хэвенса, ритм-н-блюзовую исполнительницу Рэнди Кроуфорд и Стива Уолша из Kansas. Сам Хэкетт спел в песне "Carry on Up the Vicarage", однако его партия была обработана с помощью вокальных эффектов. Альбом достиг 38 места в британском чарте и 103 места в чарте Billboard.

За этими альбомами следуют Spectral Mornings (1979) и Defector (1980), достигшие соответственно 22 и 9 места в Великобритании и 138 и 144 места в США. В 1979 году Хэкетт впервые гастролирует, как сольный исполнитель, а в августе выступает на фестивале в Рединге. Во время тура в поддержку альбома Defector он впервые, со времен участия в Genesis, выступает в США.

Первые изменения в музыкальном стиле Хэкетта происходят на альбоме Cured 1981 года. Хотя альбом и содержал прогрессивные и классические композиции, он был более поп-ориентированным. Альбом был записан без большинства музыкантов, которые помогали Хэкетту в записи предыдущих альбомов. Только Ник Магнус и Джон Хэкетт участвуют в записи. Хотя альбом не имел коммерческого успеха в США, в Великобритании он достиг 15 места.

В 1980-х Хэкетт выпустил свои первые альбомы с классической музыкой: Bay of Kings (1983, #70 в Великобритании) и Momentum (1988).

В 1983 Хэкетт принял участие в записи альбома Бразильского певца Ричи Voo de Coração. Он сыграл на гитаре в нескольких треках и большинство песен с альбома стали хитами на бразильском радио.

Также Хэкетт выпускал и рок-альбомы. Так в 80-е вышли пластинки Cure (1981), Highly Strung (1983, 16 место в Великобритании) и Till We Have Faces (1984, 54 место в Великобритании).

В 1986 году Хэкетт вместе с бывшим гитаристом Yes и Asia Стивом Хау создал группу GTR. Группа выпустила одноименный альбом, который спродюсировал другой участник Yes и Asia Джефф Даунс. Хэкетт вскоре покинул группу из-за финансовых разногласий. Кроме того Хэкетт работал и с другими участниками Yes: с Биллом Бруфордом в Genesis, басистом Крисом Сквайром (на альбоме Chris Squire's Swiss Choir в 2007 году) и с Тревором Хорном, который был продюсером на записи "The Carpet Crawlers" в 1999 году. Также он выступал вместе с Риком Уэйкманом на телевизионном шоу Gastank в середине 80-х.

В 1996 году Хэкетт выпустил трибьют-альбом Watcher of the Skies: Genesis Revisited, который содержал композиции, написанные в период 1971–77 (некоторые из них не были реализованы группой Genesis). Хэкетт также продолжал свою сольную карьеру, выпустив множество альбомов, начиная с 90-х, в том числе и акустических. В апреле 1997 он выпустил альбом с неоклассической музыкой A Midsummer Night's Dream в сопровождении Королевского филармонического оркестра. Альбом провел несколько недель в Top 10 UK classical charts.

В июне 2009 года Хэкетт объявил о записи нового сольного альбома, в записи которого также примут участие множество музыкантов, среди которых бывший гитарист Genesis Энтони Филлипс и бас-гитарист Yes Крис Сквайр. Альбом, который назывался Out of the Tunnel's Mouth, должен был выйти в октябре 2009 года, но его выпуск был задержан по юридическим причинам и в итоге он вышел на месяц позже. Некоторые песни из альбома исполнялись в ходе европейского турне.

В августе 2009 года Алан Хьюитт выпустил авторизованную биографию Хэкетта под названием "Sketches of Hackett". Первое издание книги включало в себя DVD с 90-минутным интервью, сделанным в доме Стива.

15 марта 2010 года Genesis был введен в Зал славы рок-н-ролла. Хэкетт вместе с Филом Коллинзом, Тони Бэнксом и Майком Резерфордом присутствовали на церемонии, но от выступления отказались. Хэкетт изъявил желание участвовать в реюнионе классического состава Genesis. Однако запланированное воссоединение Genesis не состоялось после того, как Гэбриэл отказался в нем участвовать. В 2011 году Фил Коллинз объявил о завершении карьеры и теперь шансы на воссоединение крайне малы.

В 2011 году Хэкетт выпустил альбом Beyond the Shrouded Horizon. В 2012 году состоялся тур в поддержу альбома. Beyond the Shrouded Horizon стал двадцать четвертым сольным альбомом Хэкетта.

Хэкетт вместе с Крисом Сквайром организовали проект Squackett. 29 мая 2012 года был выпущен дебютный альбом A Life Within A Day.

Кроме авторских работ, за время сольной карьеры Хэкетт записывал и трибьюты с музыкой его бывшей группы Genesis. Так, в 1996 году вышел альбом Genesis Revisited, где множество приглашенных музыкантов, в основном из мира прогрессивного рока, исполнили самые известные композиции легендарной группы. В октябре 2012 года вышел еще один подобный альбом, получивший название Genesis Revisited II. На двух дисках представлены как классические композиции Genesis гэбриеловского периода 1971—1974 годов, так и более поздние — 1975—1976 годов (до ухода из группы самого Хэкетта).

Семья

Хэкетт был женат трижды. Брак с первой женой, Эллен, был недолгим. Они развелись во время работы Хэкетта над альбомом The Lamb Lies Down on Broadway. От него родился сын Оливер.

14 августа 1981 года Хэкетт женился на бразильской художнице и ювелире Ким Пур. Она нарисовала большую часть обложек для его сольных альбомов. Они развелись 18 мая 2007 года.

4 июня 2011 года Хэкетт женился на Джо Леманн.

Младший брат Стива — Джон принимал участие в сольных работах Стива в качестве флейтиста и второго гитариста начиная с 70-х годов. Джон появляется в качестве соавтора и музыканта и в более поздних работах, в частности на альбоме Sketches of Satie (2000), аранжированном для флейты и гитары.

Ссылки

• [www.stevehackett.com/ Официальный сайт]

Отрывок, характеризующий Хэкетт, Стив

– Па звольте, сударь, – сухо неприятно обратился князь Андрей по русски к князю Ипполиту, мешавшему ему пройти.
– Я тебя жду, Пьер, – ласково и нежно проговорил тот же голос князя Андрея.
Форейтор тронулся, и карета загремела колесами. Князь Ипполит смеялся отрывисто, стоя на крыльце и дожидаясь виконта, которого он обещал довезти до дому.

– Eh bien, mon cher, votre petite princesse est tres bien, tres bien, – сказал виконт, усевшись в карету с Ипполитом. – Mais tres bien. – Он поцеловал кончики своих пальцев. – Et tout a fait francaise. [Ну, мой дорогой, ваша маленькая княгиня очень мила! Очень мила и совершенная француженка.]
Ипполит, фыркнув, засмеялся.
– Et savez vous que vous etes terrible avec votre petit air innocent, – продолжал виконт. – Je plains le pauvre Mariei, ce petit officier, qui se donne des airs de prince regnant.. [А знаете ли, вы ужасный человек, несмотря на ваш невинный вид. Мне жаль бедного мужа, этого офицерика, который корчит из себя владетельную особу.]
Ипполит фыркнул еще и сквозь смех проговорил:
– Et vous disiez, que les dames russes ne valaient pas les dames francaises. Il faut savoir s'y prendre. [А вы говорили, что русские дамы хуже французских. Надо уметь взяться.]
Пьер, приехав вперед, как домашний человек, прошел в кабинет князя Андрея и тотчас же, по привычке, лег на диван, взял первую попавшуюся с полки книгу (это были Записки Цезаря) и принялся, облокотившись, читать ее из середины.
– Что ты сделал с m lle Шерер? Она теперь совсем заболеет, – сказал, входя в кабинет, князь Андрей и потирая маленькие, белые ручки.
Пьер поворотился всем телом, так что диван заскрипел, обернул оживленное лицо к князю Андрею, улыбнулся и махнул рукой.
– Нет, этот аббат очень интересен, но только не так понимает дело… По моему, вечный мир возможен, но я не умею, как это сказать… Но только не политическим равновесием…
Князь Андрей не интересовался, видимо, этими отвлеченными разговорами.
– Нельзя, mon cher, [мой милый,] везде всё говорить, что только думаешь. Ну, что ж, ты решился, наконец, на что нибудь? Кавалергард ты будешь или дипломат? – спросил князь Андрей после минутного молчания.
Пьер сел на диван, поджав под себя ноги.
– Можете себе представить, я всё еще не знаю. Ни то, ни другое мне не нравится.
– Но ведь надо на что нибудь решиться? Отец твой ждет.
Пьер с десятилетнего возраста был послан с гувернером аббатом за границу, где он пробыл до двадцатилетнего возраста. Когда он вернулся в Москву, отец отпустил аббата и сказал молодому человеку: «Теперь ты поезжай в Петербург, осмотрись и выбирай. Я на всё согласен. Вот тебе письмо к князю Василью, и вот тебе деньги. Пиши обо всем, я тебе во всем помога». Пьер уже три месяца выбирал карьеру и ничего не делал. Про этот выбор и говорил ему князь Андрей. Пьер потер себе лоб.
– Но он масон должен быть, – сказал он, разумея аббата, которого он видел на вечере.
– Всё это бредни, – остановил его опять князь Андрей, – поговорим лучше о деле. Был ты в конной гвардии?…
– Нет, не был, но вот что мне пришло в голову, и я хотел вам сказать. Теперь война против Наполеона. Ежели б это была война за свободу, я бы понял, я бы первый поступил в военную службу; но помогать Англии и Австрии против величайшего человека в мире… это нехорошо…
Князь Андрей только пожал плечами на детские речи Пьера. Он сделал вид, что на такие глупости нельзя отвечать; но действительно на этот наивный вопрос трудно было ответить что нибудь другое, чем то, что ответил князь Андрей.
– Ежели бы все воевали только по своим убеждениям, войны бы не было, – сказал он.
– Это то и было бы прекрасно, – сказал Пьер.
Князь Андрей усмехнулся.
– Очень может быть, что это было бы прекрасно, но этого никогда не будет…
– Ну, для чего вы идете на войну? – спросил Пьер.
– Для чего? я не знаю. Так надо. Кроме того я иду… – Oн остановился. – Я иду потому, что эта жизнь, которую я веду здесь, эта жизнь – не по мне!


В соседней комнате зашумело женское платье. Как будто очнувшись, князь Андрей встряхнулся, и лицо его приняло то же выражение, какое оно имело в гостиной Анны Павловны. Пьер спустил ноги с дивана. Вошла княгиня. Она была уже в другом, домашнем, но столь же элегантном и свежем платье. Князь Андрей встал, учтиво подвигая ей кресло.
– Отчего, я часто думаю, – заговорила она, как всегда, по французски, поспешно и хлопотливо усаживаясь в кресло, – отчего Анет не вышла замуж? Как вы все глупы, messurs, что на ней не женились. Вы меня извините, но вы ничего не понимаете в женщинах толку. Какой вы спорщик, мсье Пьер.
– Я и с мужем вашим всё спорю; не понимаю, зачем он хочет итти на войну, – сказал Пьер, без всякого стеснения (столь обыкновенного в отношениях молодого мужчины к молодой женщине) обращаясь к княгине.
Княгиня встрепенулась. Видимо, слова Пьера затронули ее за живое.
– Ах, вот я то же говорю! – сказала она. – Я не понимаю, решительно не понимаю, отчего мужчины не могут жить без войны? Отчего мы, женщины, ничего не хотим, ничего нам не нужно? Ну, вот вы будьте судьею. Я ему всё говорю: здесь он адъютант у дяди, самое блестящее положение. Все его так знают, так ценят. На днях у Апраксиных я слышала, как одна дама спрашивает: «c'est ca le fameux prince Andre?» Ma parole d'honneur! [Это знаменитый князь Андрей? Честное слово!] – Она засмеялась. – Он так везде принят. Он очень легко может быть и флигель адъютантом. Вы знаете, государь очень милостиво говорил с ним. Мы с Анет говорили, это очень легко было бы устроить. Как вы думаете?
Пьер посмотрел на князя Андрея и, заметив, что разговор этот не нравился его другу, ничего не отвечал.
– Когда вы едете? – спросил он.
– Ah! ne me parlez pas de ce depart, ne m'en parlez pas. Je ne veux pas en entendre parler, [Ах, не говорите мне про этот отъезд! Я не хочу про него слышать,] – заговорила княгиня таким капризно игривым тоном, каким она говорила с Ипполитом в гостиной, и который так, очевидно, не шел к семейному кружку, где Пьер был как бы членом. – Сегодня, когда я подумала, что надо прервать все эти дорогие отношения… И потом, ты знаешь, Andre? – Она значительно мигнула мужу. – J'ai peur, j'ai peur! [Мне страшно, мне страшно!] – прошептала она, содрогаясь спиною.
Муж посмотрел на нее с таким видом, как будто он был удивлен, заметив, что кто то еще, кроме его и Пьера, находился в комнате; и он с холодною учтивостью вопросительно обратился к жене:
– Чего ты боишься, Лиза? Я не могу понять, – сказал он.
– Вот как все мужчины эгоисты; все, все эгоисты! Сам из за своих прихотей, Бог знает зачем, бросает меня, запирает в деревню одну.
– С отцом и сестрой, не забудь, – тихо сказал князь Андрей.
– Всё равно одна, без моих друзей… И хочет, чтобы я не боялась.
Тон ее уже был ворчливый, губка поднялась, придавая лицу не радостное, а зверское, беличье выраженье. Она замолчала, как будто находя неприличным говорить при Пьере про свою беременность, тогда как в этом и состояла сущность дела.
– Всё таки я не понял, de quoi vous avez peur, [Чего ты боишься,] – медлительно проговорил князь Андрей, не спуская глаз с жены.
Княгиня покраснела и отчаянно взмахнула руками.
– Non, Andre, je dis que vous avez tellement, tellement change… [Нет, Андрей, я говорю: ты так, так переменился…]
– Твой доктор велит тебе раньше ложиться, – сказал князь Андрей. – Ты бы шла спать.
Княгиня ничего не сказала, и вдруг короткая с усиками губка задрожала; князь Андрей, встав и пожав плечами, прошел по комнате.
Пьер удивленно и наивно смотрел через очки то на него, то на княгиню и зашевелился, как будто он тоже хотел встать, но опять раздумывал.
– Что мне за дело, что тут мсье Пьер, – вдруг сказала маленькая княгиня, и хорошенькое лицо ее вдруг распустилось в слезливую гримасу. – Я тебе давно хотела сказать, Andre: за что ты ко мне так переменился? Что я тебе сделала? Ты едешь в армию, ты меня не жалеешь. За что?
– Lise! – только сказал князь Андрей; но в этом слове были и просьба, и угроза, и, главное, уверение в том, что она сама раскается в своих словах; но она торопливо продолжала:
– Ты обращаешься со мной, как с больною или с ребенком. Я всё вижу. Разве ты такой был полгода назад?
– Lise, я прошу вас перестать, – сказал князь Андрей еще выразительнее.
Пьер, всё более и более приходивший в волнение во время этого разговора, встал и подошел к княгине. Он, казалось, не мог переносить вида слез и сам готов был заплакать.
– Успокойтесь, княгиня. Вам это так кажется, потому что я вас уверяю, я сам испытал… отчего… потому что… Нет, извините, чужой тут лишний… Нет, успокойтесь… Прощайте…
Князь Андрей остановил его за руку.
– Нет, постой, Пьер. Княгиня так добра, что не захочет лишить меня удовольствия провести с тобою вечер.
– Нет, он только о себе думает, – проговорила княгиня, не удерживая сердитых слез.
– Lise, – сказал сухо князь Андрей, поднимая тон на ту степень, которая показывает, что терпение истощено.
Вдруг сердитое беличье выражение красивого личика княгини заменилось привлекательным и возбуждающим сострадание выражением страха; она исподлобья взглянула своими прекрасными глазками на мужа, и на лице ее показалось то робкое и признающееся выражение, какое бывает у собаки, быстро, но слабо помахивающей опущенным хвостом.
– Mon Dieu, mon Dieu! [Боже мой, Боже мой!] – проговорила княгиня и, подобрав одною рукой складку платья, подошла к мужу и поцеловала его в лоб.
– Bonsoir, Lise, [Доброй ночи, Лиза,] – сказал князь Андрей, вставая и учтиво, как у посторонней, целуя руку.


Друзья молчали. Ни тот, ни другой не начинал говорить. Пьер поглядывал на князя Андрея, князь Андрей потирал себе лоб своею маленькою рукой.
– Пойдем ужинать, – сказал он со вздохом, вставая и направляясь к двери.
Они вошли в изящно, заново, богато отделанную столовую. Всё, от салфеток до серебра, фаянса и хрусталя, носило на себе тот особенный отпечаток новизны, который бывает в хозяйстве молодых супругов. В середине ужина князь Андрей облокотился и, как человек, давно имеющий что нибудь на сердце и вдруг решающийся высказаться, с выражением нервного раздражения, в каком Пьер никогда еще не видал своего приятеля, начал говорить:
– Никогда, никогда не женись, мой друг; вот тебе мой совет: не женись до тех пор, пока ты не скажешь себе, что ты сделал всё, что мог, и до тех пор, пока ты не перестанешь любить ту женщину, какую ты выбрал, пока ты не увидишь ее ясно; а то ты ошибешься жестоко и непоправимо. Женись стариком, никуда негодным… А то пропадет всё, что в тебе есть хорошего и высокого. Всё истратится по мелочам. Да, да, да! Не смотри на меня с таким удивлением. Ежели ты ждешь от себя чего нибудь впереди, то на каждом шагу ты будешь чувствовать, что для тебя всё кончено, всё закрыто, кроме гостиной, где ты будешь стоять на одной доске с придворным лакеем и идиотом… Да что!…
Он энергически махнул рукой.
Пьер снял очки, отчего лицо его изменилось, еще более выказывая доброту, и удивленно глядел на друга.
– Моя жена, – продолжал князь Андрей, – прекрасная женщина. Это одна из тех редких женщин, с которою можно быть покойным за свою честь; но, Боже мой, чего бы я не дал теперь, чтобы не быть женатым! Это я тебе одному и первому говорю, потому что я люблю тебя.
Князь Андрей, говоря это, был еще менее похож, чем прежде, на того Болконского, который развалившись сидел в креслах Анны Павловны и сквозь зубы, щурясь, говорил французские фразы. Его сухое лицо всё дрожало нервическим оживлением каждого мускула; глаза, в которых прежде казался потушенным огонь жизни, теперь блестели лучистым, ярким блеском. Видно было, что чем безжизненнее казался он в обыкновенное время, тем энергичнее был он в эти минуты почти болезненного раздражения.
– Ты не понимаешь, отчего я это говорю, – продолжал он. – Ведь это целая история жизни. Ты говоришь, Бонапарте и его карьера, – сказал он, хотя Пьер и не говорил про Бонапарте. – Ты говоришь Бонапарте; но Бонапарте, когда он работал, шаг за шагом шел к цели, он был свободен, у него ничего не было, кроме его цели, – и он достиг ее. Но свяжи себя с женщиной – и как скованный колодник, теряешь всякую свободу. И всё, что есть в тебе надежд и сил, всё только тяготит и раскаянием мучает тебя. Гостиные, сплетни, балы, тщеславие, ничтожество – вот заколдованный круг, из которого я не могу выйти. Я теперь отправляюсь на войну, на величайшую войну, какая только бывала, а я ничего не знаю и никуда не гожусь. Je suis tres aimable et tres caustique, [Я очень мил и очень едок,] – продолжал князь Андрей, – и у Анны Павловны меня слушают. И это глупое общество, без которого не может жить моя жена, и эти женщины… Ежели бы ты только мог знать, что это такое toutes les femmes distinguees [все эти женщины хорошего общества] и вообще женщины! Отец мой прав. Эгоизм, тщеславие, тупоумие, ничтожество во всем – вот женщины, когда показываются все так, как они есть. Посмотришь на них в свете, кажется, что что то есть, а ничего, ничего, ничего! Да, не женись, душа моя, не женись, – кончил князь Андрей.
– Мне смешно, – сказал Пьер, – что вы себя, вы себя считаете неспособным, свою жизнь – испорченною жизнью. У вас всё, всё впереди. И вы…
Он не сказал, что вы , но уже тон его показывал, как высоко ценит он друга и как много ждет от него в будущем.
«Как он может это говорить!» думал Пьер. Пьер считал князя Андрея образцом всех совершенств именно оттого, что князь Андрей в высшей степени соединял все те качества, которых не было у Пьера и которые ближе всего можно выразить понятием – силы воли. Пьер всегда удивлялся способности князя Андрея спокойного обращения со всякого рода людьми, его необыкновенной памяти, начитанности (он всё читал, всё знал, обо всем имел понятие) и больше всего его способности работать и учиться. Ежели часто Пьера поражало в Андрее отсутствие способности мечтательного философствования (к чему особенно был склонен Пьер), то и в этом он видел не недостаток, а силу.
В самых лучших, дружеских и простых отношениях лесть или похвала необходимы, как подмазка необходима для колес, чтоб они ехали.