Хэмптон, Лайонел

Лайонел Хэмптон Lionel Hampton
Лайонел Хэмптон в 1946 году
Основная информация
Имя при рождении	Лайонел Лео Хэмптон
Дата рождения	20 апреля 1908(1908-04-20)
Место рождения	Луисвилл, штат Кентукки,США
Дата смерти	31 августа 2002(2002-08-31) (94 года)
Место смерти	Нью-Йорк, штат Нью-Йорк, США
Годы активности	1927—2002
Страна	США США
Профессии	пианист, вокалист, актёр, композитор, шоумен, перкуссионист
Инструменты	ударные, пианино, вокал
Жанры	Свинг Биг-бэнд Нью-Йорк блюз мейнстрим-джаз
Псевдонимы	Hamp, Mad Lionel
Сотрудничество	Квинси Джонс, Луи Армстронг, Бенни Гудмэн, Чарли Паркер, Глория Паркер, Оскар Питерсон, Бадди Де Франко, Тедди Уилсон.
Лейблы	Decca

Ла́йонел Хэ́мптон (полное имя Лайонел Лео Хэмптон (англ. Lionel Leo Hampton); 20 апреля 1908, Луисвилл, штат Кентукки, США — 31 августа 2002 , Нью-Йорк, США) — джазовый музыкант, бэнд-лидер, певец, актёр и шоумен.

Биография

Детство

Лайонел родился в Луисвилле, в штате Кентукки и был воспитан бабушкой. Вскоре после его рождения они с матерью переехали в её родной город Бирмингем (штат Алабама). Раннее детство он провёл в Кеноша, штат Висконсин, в 1916 году семья переехала в Чикаго, штат Иллинойс. В 1920-х Хэмптон брал уроки игры на ксилофоне и начал играть на барабанах, позднее — флейте и ударных в академии Holy Rosary недалеко от Чикаго.

Начало карьеры

Ударные инструменты осваивал в школе, затем в юношеском военном оркестре перешел на литавры и маримбу. Купить инструменты, а также необходимую для музыканта одежду помог дядя — бутлегер Ричард Морган (позже, став шофером блюзовой вокалистки Бесси Смит, он будет обвинён в её гибели).

Лайонел Хэмптон начал свою музыкальную карьеру с игры на ударных для Chicago Defender Newboys' Band, когда он был молодым подростком в Чикаго. Затем переехал в Калифорнию в 1927 или 1928 году, где играл на ударных инструментах для Dixieland Blues-Blowers. Первую свою запись он сделал с The Quality Serenaders под руководством Пола Ховарда, затем уехал в Culver Sity и играл на ударных для Les Hite в Sebastian’s Cotton Club. Тогда же он начал практиковаться на вибрафоне. Лайонел начал свою карьеру вибрафониста, и именно он сделал этот инструмент популярным, как никогда ранее.

За время работы в группе Les Hite Хэмптон также выступал с Нэтом Шилкретим и его оркестром. В начале 1930-х годов он учился музыке в университете Северной Калифорнии. В 1934 он возглавлял собственный оркестр и в 1936 году появился с Бингом Кроссби в фильме Pennies From Heaven вместе с Луи Армстронгом.

Сотрудничество с Бенни Гудменом

В ноябре 1936 года, когда Бенни Гудмен приехал в Лос-Анджелес со своим оркестром, Джон Хэммонд привёл его на выступление Хэмптона. Гудмэн пригласил Лайонела вступить в его трио, которое в результате преобразовалось в квартет, состоящий из Гудмена, Хэмптона, Тедди Уилсона (фортепиано) и Джина Крупа (ударные). Квартет стал ведущим во времена доминирования биг-бэндов, кроме того, стал одним из первых расово-смешанных джазовых коллективов, выступавших для широкой аудитории.

Лайонел Хэмптон и его оркестр

Когда Хэмптон работал с Гудменом в Нью-Йорке, он также записывался с различными небольшими группами, известными как The Lionel Hampton Orchestra. В 1940 году Хэмптон покинул оркестр Гудмена, чтобы создать свой собственный биг-бэнд. Оркестр Хэмптона был популярным в 40-х и в ранних 50-х. В 1942 он записал классическую версию «Flying Home» (с соло на саксофоне Иллинойса Джеккета). Запись приобрела популярность, и в 1944 году они записали «Flying Home, Number Two» совместно с Арнеттом Коббом. Гитарист Билли Мэккел присоединился к Хэмптону в 1944 и с тех пор выступал и записывался с ним до конца 70-х. В 1947 была записана песня «Stardust» совместно с Чарли Шейверсом и Слэмом Стюартом (продюсер Джин Норман).

С середины 40-х до начала 50-х оркестр Хэмптона играл джаз и ритм-энд-блюз и записывался на звукозаписывающей компании Decca Records. В оркестр вошли многие исполнители, позже ставшие знаменитыми, как композитор и басист Чарльз Мингус, саксофонист Джонни Гриффин, гитарист Вэс Монтгомери, вокалистка Дайна Вашингтон, клавишник Милт Бакнер, а также Диззи Гиллеспи, Кэт Андерсон, Кенни Дорхэм, Снуки Янг, тромбонист Джимми Клевеленд, саксофонисты Иллинойс Джеккет и Джером Ричардсон. В 1953 году начались гастроли оркестра в Европе, состав включал Клиффорда Брауна, Гиги Груйса, Энтони Ортега, Монка Монтгомери, Джорджа Вэллингтона, Арта Аэрмера, Куинси Джонса и певицу Энни Росс. В 40-х и 50-х Хэмптон также продолжал записываться с малыми составами и джем-сессиями, вместе с Оскаром Питерсоном, Артом Тэтумом, Бадди Де Франко и другими. В 1955 году, работая в Калифорнии над книгой «История Бенни Гудмена», он сделал записи для Нормана Гранца со Стэном Гетцом и Артом Тэтумом, а также со своим биг-бэндом.

Хэмптон записывался с Луи Армстронгом и с итальянской певицей Лорой Сэинт Пол в 1968 году на музыкальном фестивале в Сан-Ремо Италии. В том же году Папа Римский Павел VI пригласил Хэмптона для выступления и вручил ему медаль.

Оркестр воплотил первую фазу карьеры Хэмптона как учителя, произведя на свет такие таланты, как Иллинойс Джеккет, Кэт Андерсон, Декстер Гордон, Арт Фармер, Клиффорд Браун, Фэтс Наварро, Кларк Терри, Куинси Джонс, Чальз Мингус, Уэс Монтгомери, а также певцов Джо Уильямса, Дину Вашингтон, Бетти Картер и Арету Франклин. В состав в разное время также входили Джо Ньюман, Ли Янг, Арнетт Кобб, Милт Бакнер, Эрл Бостик, Джонни Гриффин, Джо Уайлдер, Бенни Бэйли, Эл Грэв, Джимми Кливленд, Джиджи Грайс, Джордж Уоллингтон, Энни Росс, Эрни Ройял, Джек МакВи, Ирвинг Эшби.

Как композитор и аранжировщик, Хэмптон вдохнул жизнь в более чем 200 композиций, включая джазовые стандарты «Flying Home», «Evil Gal Blues» и «Midnight Sun», а также написал большие симфонические работы — «King David Suite» и «Blues Suite».

Поздние годы

В 60-х годах группы Хэмптона переживали упадок, всё еще исполняя то, что имело успех в 40-х и 50-х, но уже не приносило столько денег, как раньше. Не лучше шли дела и в 70-х, хотя он ещё продолжал записываться на «Who’s Who Record Label». Начиная с 1984 года Хэмптон играл в университете Айдахо на ежегодном джазовом фестивале, который позже назовут «Джазовый фестиваль Лайонела Хэмптона». В 1987 году музыкальный факультет университета Айдахо был назван в честь Хэмптона, это был первый факультет университета, получивший имя джазового музыканта.

Хэмптон продолжал музыкальные выступления до инсульта, который произошёл в Париже в 1991 году. Это, вместе с хроническим артритом, заставило его резко сократить выступления. Тем не менее он смог выступить в Смитсоновском национальном музее американской истории в 2001 году незадолго до смерти.

Личная жизнь

В 1936 году Лайонел Хэмптон женился на Глэдис Риддл (ок. 1910—1971). Глэдис была бизнес-менеджером Лайонела на протяжении большей части его карьеры. Многие музыканты вспоминали, что Лайонел стремился к музыке, а Глэдис — к бизнесу. В 50-е годы Хэмптон интересовался иудаизмом и отправил много денег в помощь Израилю. В 1953 году он написал сюиту «Царь Дэвид» и исполнил её в Израиле с «Бостонским поп-оркестром». Позже он стал приверженцем доктрины «Христианская наука».

Хэмптон отличался любовью к щенкам, у него их было более тридцати. В январе 1997 его квартира загорелась, в огне пострадали его награды и личные вещи, но сам Хэмптон остался невредим.

Смерть

Лайонел Хэмптон умер от сердечной недостаточности 31 августа 2002 года в больнице Маунт-Синай в Нью-Йорке и был похоронен на кладбище Вудлон в Бронксе, Нью-Йорк. Его похороны состоялись 7 сентября 2002 года и сопровождались выступлением Уинтона Марсалиса и оркестра Дэвида Оствальда в церкви Риверсайд в Манхэттене; процессия началась в Cotton Club в Гарлеме.

Признание

За карьеру, измеряемую шестью десятилетиями, Хэмптон играл почти со всеми гениями джаза: от Бенни Гудмена до Луи Армстронга, и от Чарли Паркера до Куинси Джонса.

Знаменитый Куинси Джонс, много раз становившийся лауреатом «Грэмми», продюсер и композитор, сказал, что Хэмптон был его наставником более пятидесяти лет. За свою карьеру Хэмптон играл в Белом доме для всех президентов, от Трумена до Клинтона. Когда он играл для Трумена, это был первый чёрный оркестр, который когда-либо развлекал публику в Белом доме. В 1997 г. Хэмптон получил Национальную медаль искусств, которую награждённый нацепил на взятый напрокат костюм, потому что вся его одежда, включая носки и ботинки, а также инструменты и многие памятные вещи, сгорели при пожаре двумя днями ранее.

Общественная деятельность

Хэмптон был глубоко вовлечён в различные благотворительные проекты и создал строительную компанию «Lionel Hampton Development» . Корпорация начала работать в Гарлеме, Нью-Йорк в 1960-х годах при помощи, оказанной Республиканской партией США и губернатором от этой партии Нельсоном Рокфеллером, ею были построены жилые комплексы и центры музыкального образования для детей из малоимущих негритянских семей. В 1988 году Хэмптон основал Центр исполнительских искусств в штате Айдахо и стал художественным руководителей джаз-фестиваля в маленьком городе Москоу.

Хэмптон был убеждённым республиканцем и много раз был членом национальных съездов республиканской партии. На протяжении нескольких лет он был вице-президентом республиканского комитета округа Нью-Йорк, а также членом комиссии по правам человека.. За свою жизнь Хэмптон пожертвовал Республиканской партии почти 300 тысяч долларов.

Дискография

Год	Альбом	Лейбл
1937—39	Benny Goodman -The Complete RCA Victor Small Group Recordings	RCA Records
1937—39	Hot Mallets, Vol. 1	Bluebird Records
1937—39	The Jumpin Five, Vol. 2	Bluebird Records
1938	The Famous 1938 Carnegie Hall Jazz Concert	Columbia Records
1939—40	Tempo and Swing	Bluebird Records
1944	Star Dust	Verve Records
1947	with the Just Jazz All Stars	GNP Crescendo/Vogue 78s/London Records 1972 transfer
1953—54	The Lionel Hampton Quintet	Verve Records
1955	Hamp and Getz	Verve Records
1958	The Golden Vibes	Columbia Records
1958	Lionel	Audio Fidelity
1960	Silver Vibes	Columbia Records
1963	Benny Goodman Together Again!	Columbia Records
1963	You Better Know It!!!	Impulse! Records
1972	Please Sunrise	Brunswick Record Corporation
1988	Mostly Blues	Jazz Heritage Society
1991	Live at the Blue Note	Columbia Records

Сборные альбомы

Год	Альбом	Лейбл
37—40	Swing Classics — Lionel Hampton and His Jazz Groups	RCA Victor LPM-2318
39—56	Greatest Hits	RCA Victor
42—63	Hamp!	GRP/Decca
37—63	The Lionel Hampton Story	Proper

Фильмография

Год	Фильм	Роль	Режиссёр	Жанр
1933	Girl Without A Room	Лайонел Хэмптон	Ralph Murphy	Комедия
1936	Pennies From Heaven	Лайонел Хэмптон	Norman Z. McLeod	Комедия/Музыкальный фильм
1937	Hollywood Hotel	Лайонел Хэмптон	Busby Berkeley	Музыкальный фильм/Романс
1938	For Auld Lang Syne	Лайонел Хэмптон	?	Документальный фильм
1948	A Song Is Born	Лайонел Хэмптон	Howard Hawks	Comedy/Musical
1949	Lionel Hampton and His Orchestra	Лайонел Хэмптон	Will Cowan	Music
1955	Musik, Musik and nur Musik	Лайонел Хэмптон	Ernst Matray	Комедия
1955	The Benny Goodman Story	Лайонел Хэмптон	Valentine Davies	Драма
1957	Mister Rock and Roll	Лайонел Хэмптон	Charles S. Dubin	Драма/Музыкальный фильм
1980	But Then She’s Betty Carter	Лайонел Хэмптон	Michelle Parkerson	Документальный фильм

Ссылки

• [jazz-jazz.ru/ Всё о джазе]
• [www.jazzhouse.org/jpg/hampton/ фотографии на сайте Jazzhouse.org]
• [lastfm.ru/ Новая музыка, клипы, песни и фото]
• [www.youtube.com/Lionel Hampton/ Клипы и выступления исполнителя]
• [sevjazz.info/index.php?option=com_content&view=article&id=412:2012-04-11-16-20-16&catid=48:jazz-stars Звёзды джаза. Хэмптон Лайонел]  (рус.)

Отрывок, характеризующий Хэмптон, Лайонел

В июне месяце произошло Фридландское сражение, в котором не участвовали павлоградцы, и вслед за ним объявлено было перемирие. Ростов, тяжело чувствовавший отсутствие своего друга, не имея со времени его отъезда никаких известий о нем и беспокоясь о ходе его дела и раны, воспользовался перемирием и отпросился в госпиталь проведать Денисова.
Госпиталь находился в маленьком прусском местечке, два раза разоренном русскими и французскими войсками. Именно потому, что это было летом, когда в поле было так хорошо, местечко это с своими разломанными крышами и заборами и своими загаженными улицами, оборванными жителями и пьяными и больными солдатами, бродившими по нем, представляло особенно мрачное зрелище.
В каменном доме, на дворе с остатками разобранного забора, выбитыми частью рамами и стеклами, помещался госпиталь. Несколько перевязанных, бледных и опухших солдат ходили и сидели на дворе на солнушке.
Как только Ростов вошел в двери дома, его обхватил запах гниющего тела и больницы. На лестнице он встретил военного русского доктора с сигарою во рту. За доктором шел русский фельдшер.
– Не могу же я разорваться, – говорил доктор; – приходи вечерком к Макару Алексеевичу, я там буду. – Фельдшер что то еще спросил у него.
– Э! делай как знаешь! Разве не всё равно? – Доктор увидал подымающегося на лестницу Ростова.
– Вы зачем, ваше благородие? – сказал доктор. – Вы зачем? Или пуля вас не брала, так вы тифу набраться хотите? Тут, батюшка, дом прокаженных.
– Отчего? – спросил Ростов.
– Тиф, батюшка. Кто ни взойдет – смерть. Только мы двое с Макеевым (он указал на фельдшера) тут трепемся. Тут уж нашего брата докторов человек пять перемерло. Как поступит новенький, через недельку готов, – с видимым удовольствием сказал доктор. – Прусских докторов вызывали, так не любят союзники то наши.
Ростов объяснил ему, что он желал видеть здесь лежащего гусарского майора Денисова.
– Не знаю, не ведаю, батюшка. Ведь вы подумайте, у меня на одного три госпиталя, 400 больных слишком! Еще хорошо, прусские дамы благодетельницы нам кофе и корпию присылают по два фунта в месяц, а то бы пропали. – Он засмеялся. – 400, батюшка; а мне всё новеньких присылают. Ведь 400 есть? А? – обратился он к фельдшеру.
Фельдшер имел измученный вид. Он, видимо, с досадой дожидался, скоро ли уйдет заболтавшийся доктор.
– Майор Денисов, – повторил Ростов; – он под Молитеном ранен был.
– Кажется, умер. А, Макеев? – равнодушно спросил доктор у фельдшера.
Фельдшер однако не подтвердил слов доктора.
– Что он такой длинный, рыжеватый? – спросил доктор.
Ростов описал наружность Денисова.
– Был, был такой, – как бы радостно проговорил доктор, – этот должно быть умер, а впрочем я справлюсь, у меня списки были. Есть у тебя, Макеев?
– Списки у Макара Алексеича, – сказал фельдшер. – А пожалуйте в офицерские палаты, там сами увидите, – прибавил он, обращаясь к Ростову.
– Эх, лучше не ходить, батюшка, – сказал доктор: – а то как бы сами тут не остались. – Но Ростов откланялся доктору и попросил фельдшера проводить его.
– Не пенять же чур на меня, – прокричал доктор из под лестницы.
Ростов с фельдшером вошли в коридор. Больничный запах был так силен в этом темном коридоре, что Ростов схватился зa нос и должен был остановиться, чтобы собраться с силами и итти дальше. Направо отворилась дверь, и оттуда высунулся на костылях худой, желтый человек, босой и в одном белье.
Он, опершись о притолку, блестящими, завистливыми глазами поглядел на проходящих. Заглянув в дверь, Ростов увидал, что больные и раненые лежали там на полу, на соломе и шинелях.
– А можно войти посмотреть? – спросил Ростов.
– Что же смотреть? – сказал фельдшер. Но именно потому что фельдшер очевидно не желал впустить туда, Ростов вошел в солдатские палаты. Запах, к которому он уже успел придышаться в коридоре, здесь был еще сильнее. Запах этот здесь несколько изменился; он был резче, и чувствительно было, что отсюда то именно он и происходил.
В длинной комнате, ярко освещенной солнцем в большие окна, в два ряда, головами к стенам и оставляя проход по середине, лежали больные и раненые. Большая часть из них были в забытьи и не обратили вниманья на вошедших. Те, которые были в памяти, все приподнялись или подняли свои худые, желтые лица, и все с одним и тем же выражением надежды на помощь, упрека и зависти к чужому здоровью, не спуская глаз, смотрели на Ростова. Ростов вышел на середину комнаты, заглянул в соседние двери комнат с растворенными дверями, и с обеих сторон увидал то же самое. Он остановился, молча оглядываясь вокруг себя. Он никак не ожидал видеть это. Перед самым им лежал почти поперек середняго прохода, на голом полу, больной, вероятно казак, потому что волосы его были обстрижены в скобку. Казак этот лежал навзничь, раскинув огромные руки и ноги. Лицо его было багрово красно, глаза совершенно закачены, так что видны были одни белки, и на босых ногах его и на руках, еще красных, жилы напружились как веревки. Он стукнулся затылком о пол и что то хрипло проговорил и стал повторять это слово. Ростов прислушался к тому, что он говорил, и разобрал повторяемое им слово. Слово это было: испить – пить – испить! Ростов оглянулся, отыскивая того, кто бы мог уложить на место этого больного и дать ему воды.
– Кто тут ходит за больными? – спросил он фельдшера. В это время из соседней комнаты вышел фурштадский солдат, больничный служитель, и отбивая шаг вытянулся перед Ростовым.
– Здравия желаю, ваше высокоблагородие! – прокричал этот солдат, выкатывая глаза на Ростова и, очевидно, принимая его за больничное начальство.
– Убери же его, дай ему воды, – сказал Ростов, указывая на казака.
– Слушаю, ваше высокоблагородие, – с удовольствием проговорил солдат, еще старательнее выкатывая глаза и вытягиваясь, но не трогаясь с места.
– Нет, тут ничего не сделаешь, – подумал Ростов, опустив глаза, и хотел уже выходить, но с правой стороны он чувствовал устремленный на себя значительный взгляд и оглянулся на него. Почти в самом углу на шинели сидел с желтым, как скелет, худым, строгим лицом и небритой седой бородой, старый солдат и упорно смотрел на Ростова. С одной стороны, сосед старого солдата что то шептал ему, указывая на Ростова. Ростов понял, что старик намерен о чем то просить его. Он подошел ближе и увидал, что у старика была согнута только одна нога, а другой совсем не было выше колена. Другой сосед старика, неподвижно лежавший с закинутой головой, довольно далеко от него, был молодой солдат с восковой бледностью на курносом, покрытом еще веснушками, лице и с закаченными под веки глазами. Ростов поглядел на курносого солдата, и мороз пробежал по его спине.
– Да ведь этот, кажется… – обратился он к фельдшеру.
– Уж как просили, ваше благородие, – сказал старый солдат с дрожанием нижней челюсти. – Еще утром кончился. Ведь тоже люди, а не собаки…
– Сейчас пришлю, уберут, уберут, – поспешно сказал фельдшер. – Пожалуйте, ваше благородие.
– Пойдем, пойдем, – поспешно сказал Ростов, и опустив глаза, и сжавшись, стараясь пройти незамеченным сквозь строй этих укоризненных и завистливых глаз, устремленных на него, он вышел из комнаты.


Пройдя коридор, фельдшер ввел Ростова в офицерские палаты, состоявшие из трех, с растворенными дверями, комнат. В комнатах этих были кровати; раненые и больные офицеры лежали и сидели на них. Некоторые в больничных халатах ходили по комнатам. Первое лицо, встретившееся Ростову в офицерских палатах, был маленький, худой человечек без руки, в колпаке и больничном халате с закушенной трубочкой, ходивший в первой комнате. Ростов, вглядываясь в него, старался вспомнить, где он его видел.
– Вот где Бог привел свидеться, – сказал маленький человек. – Тушин, Тушин, помните довез вас под Шенграбеном? А мне кусочек отрезали, вот… – сказал он, улыбаясь, показывая на пустой рукав халата. – Василья Дмитриевича Денисова ищете? – сожитель! – сказал он, узнав, кого нужно было Ростову. – Здесь, здесь и Тушин повел его в другую комнату, из которой слышался хохот нескольких голосов.
«И как они могут не только хохотать, но жить тут»? думал Ростов, всё слыша еще этот запах мертвого тела, которого он набрался еще в солдатском госпитале, и всё еще видя вокруг себя эти завистливые взгляды, провожавшие его с обеих сторон, и лицо этого молодого солдата с закаченными глазами.
Денисов, закрывшись с головой одеялом, спал не постели, несмотря на то, что был 12 й час дня.
– А, Г'остов? 3до'ово, здо'ово, – закричал он всё тем же голосом, как бывало и в полку; но Ростов с грустью заметил, как за этой привычной развязностью и оживленностью какое то новое дурное, затаенное чувство проглядывало в выражении лица, в интонациях и словах Денисова.
Рана его, несмотря на свою ничтожность, все еще не заживала, хотя уже прошло шесть недель, как он был ранен. В лице его была та же бледная опухлость, которая была на всех гошпитальных лицах. Но не это поразило Ростова; его поразило то, что Денисов как будто не рад был ему и неестественно ему улыбался. Денисов не расспрашивал ни про полк, ни про общий ход дела. Когда Ростов говорил про это, Денисов не слушал.
Ростов заметил даже, что Денисову неприятно было, когда ему напоминали о полке и вообще о той, другой, вольной жизни, которая шла вне госпиталя. Он, казалось, старался забыть ту прежнюю жизнь и интересовался только своим делом с провиантскими чиновниками. На вопрос Ростова, в каком положении было дело, он тотчас достал из под подушки бумагу, полученную из комиссии, и свой черновой ответ на нее. Он оживился, начав читать свою бумагу и особенно давал заметить Ростову колкости, которые он в этой бумаге говорил своим врагам. Госпитальные товарищи Денисова, окружившие было Ростова – вновь прибывшее из вольного света лицо, – стали понемногу расходиться, как только Денисов стал читать свою бумагу. По их лицам Ростов понял, что все эти господа уже не раз слышали всю эту успевшую им надоесть историю. Только сосед на кровати, толстый улан, сидел на своей койке, мрачно нахмурившись и куря трубку, и маленький Тушин без руки продолжал слушать, неодобрительно покачивая головой. В середине чтения улан перебил Денисова.
– А по мне, – сказал он, обращаясь к Ростову, – надо просто просить государя о помиловании. Теперь, говорят, награды будут большие, и верно простят…
– Мне просить государя! – сказал Денисов голосом, которому он хотел придать прежнюю энергию и горячность, но который звучал бесполезной раздражительностью. – О чем? Ежели бы я был разбойник, я бы просил милости, а то я сужусь за то, что вывожу на чистую воду разбойников. Пускай судят, я никого не боюсь: я честно служил царю, отечеству и не крал! И меня разжаловать, и… Слушай, я так прямо и пишу им, вот я пишу: «ежели бы я был казнокрад…
– Ловко написано, что и говорить, – сказал Тушин. Да не в том дело, Василий Дмитрич, – он тоже обратился к Ростову, – покориться надо, а вот Василий Дмитрич не хочет. Ведь аудитор говорил вам, что дело ваше плохо.
– Ну пускай будет плохо, – сказал Денисов. – Вам написал аудитор просьбу, – продолжал Тушин, – и надо подписать, да вот с ними и отправить. У них верно (он указал на Ростова) и рука в штабе есть. Уже лучше случая не найдете.
– Да ведь я сказал, что подличать не стану, – перебил Денисов и опять продолжал чтение своей бумаги.
Ростов не смел уговаривать Денисова, хотя он инстинктом чувствовал, что путь, предлагаемый Тушиным и другими офицерами, был самый верный, и хотя он считал бы себя счастливым, ежели бы мог оказать помощь Денисову: он знал непреклонность воли Денисова и его правдивую горячность.
Когда кончилось чтение ядовитых бумаг Денисова, продолжавшееся более часа, Ростов ничего не сказал, и в самом грустном расположении духа, в обществе опять собравшихся около него госпитальных товарищей Денисова, провел остальную часть дня, рассказывая про то, что он знал, и слушая рассказы других. Денисов мрачно молчал в продолжение всего вечера.
Поздно вечером Ростов собрался уезжать и спросил Денисова, не будет ли каких поручений?
– Да, постой, – сказал Денисов, оглянулся на офицеров и, достав из под подушки свои бумаги, пошел к окну, на котором у него стояла чернильница, и сел писать.
– Видно плетью обуха не пег'ешибешь, – сказал он, отходя от окна и подавая Ростову большой конверт. – Это была просьба на имя государя, составленная аудитором, в которой Денисов, ничего не упоминая о винах провиантского ведомства, просил только о помиловании.
– Передай, видно… – Он не договорил и улыбнулся болезненно фальшивой улыбкой.


Вернувшись в полк и передав командиру, в каком положении находилось дело Денисова, Ростов с письмом к государю поехал в Тильзит.
13 го июня, французский и русский императоры съехались в Тильзите. Борис Друбецкой просил важное лицо, при котором он состоял, о том, чтобы быть причислену к свите, назначенной состоять в Тильзите.
– Je voudrais voir le grand homme, [Я желал бы видеть великого человека,] – сказал он, говоря про Наполеона, которого он до сих пор всегда, как и все, называл Буонапарте.
– Vous parlez de Buonaparte? [Вы говорите про Буонапарта?] – сказал ему улыбаясь генерал.
Борис вопросительно посмотрел на своего генерала и тотчас же понял, что это было шуточное испытание.
– Mon prince, je parle de l'empereur Napoleon, [Князь, я говорю об императоре Наполеоне,] – отвечал он. Генерал с улыбкой потрепал его по плечу.
– Ты далеко пойдешь, – сказал он ему и взял с собою.
Борис в числе немногих был на Немане в день свидания императоров; он видел плоты с вензелями, проезд Наполеона по тому берегу мимо французской гвардии, видел задумчивое лицо императора Александра, в то время как он молча сидел в корчме на берегу Немана, ожидая прибытия Наполеона; видел, как оба императора сели в лодки и как Наполеон, приставши прежде к плоту, быстрыми шагами пошел вперед и, встречая Александра, подал ему руку, и как оба скрылись в павильоне. Со времени своего вступления в высшие миры, Борис сделал себе привычку внимательно наблюдать то, что происходило вокруг него и записывать. Во время свидания в Тильзите он расспрашивал об именах тех лиц, которые приехали с Наполеоном, о мундирах, которые были на них надеты, и внимательно прислушивался к словам, которые были сказаны важными лицами. В то самое время, как императоры вошли в павильон, он посмотрел на часы и не забыл посмотреть опять в то время, когда Александр вышел из павильона. Свидание продолжалось час и пятьдесят три минуты: он так и записал это в тот вечер в числе других фактов, которые, он полагал, имели историческое значение. Так как свита императора была очень небольшая, то для человека, дорожащего успехом по службе, находиться в Тильзите во время свидания императоров было делом очень важным, и Борис, попав в Тильзит, чувствовал, что с этого времени положение его совершенно утвердилось. Его не только знали, но к нему пригляделись и привыкли. Два раза он исполнял поручения к самому государю, так что государь знал его в лицо, и все приближенные не только не дичились его, как прежде, считая за новое лицо, но удивились бы, ежели бы его не было.
Борис жил с другим адъютантом, польским графом Жилинским. Жилинский, воспитанный в Париже поляк, был богат, страстно любил французов, и почти каждый день во время пребывания в Тильзите, к Жилинскому и Борису собирались на обеды и завтраки французские офицеры из гвардии и главного французского штаба.