Хэтфилд-хаус

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Достопримечательность
Хэтфилд-хаус
Хэтфилд-хаус (англ. Hatfield House) — усадьба в городе Хатфилд в графстве Хартфордшир, на протяжении последних четырёх столетий служащая фамильным гнездом графов и маркизов Солсбери из семейства Сесилов. Это наиболее значительный сохранившийся до нашего времени пример яковианской аристократической резиденции.

История

Первый Хэтфилдский дворец был заложен в 1497 году кардиналом Джоном Мортоном. В годы Реформации он был изъят у церкви Генрихом VIII, который поселил здесь своих детей — будущих монархов Эдуарда VI и Елизавету I. Во дворце сохраняется много вещей Елизаветы — пара перчаток, шёлковые чулки, родословное древо (вплоть до Адама и Евы) и «горностаевый» портрет королевы кисти миниатюриста Хиллиарда.

Ныне существующий дворец был построен в 1611 году Робертом Сесилом, 1-м графом Солсбери, первым министром короля Якова Стюарта. Сады вокруг дворца считаются старейшими в Британии, автором проекта называют Традесканта-старшего. Усадьба и по сей день остаётся в собственности маркиза Солсбери; один из её прежних владельцев трижды занимал должность премьер-министра Британской империи.

В годы Первой мировой войны на территории Хэтфилдской усадьбы проходили испытания первых танков. С 1919 года здесь сохранялся единственный в мире экземпляр танка Mark I. Этот боевой танк — старейший в мире — ныне экспонируется в музее танков в Бовингтоне.

Фильмы, снимавшиеся в Хэтфилде

Напишите отзыв о статье "Хэтфилд-хаус"

Ссылки

  • [www.hatfield-house.co.uk/index.asp Сайт Хэтфильдской усадьбы]  (англ.)

Отрывок, характеризующий Хэтфилд-хаус

Ростов в эту ночь был со взводом во фланкёрской цепи, впереди отряда Багратиона. Гусары его попарно были рассыпаны в цепи; сам он ездил верхом по этой линии цепи, стараясь преодолеть сон, непреодолимо клонивший его. Назади его видно было огромное пространство неясно горевших в тумане костров нашей армии; впереди его была туманная темнота. Сколько ни вглядывался Ростов в эту туманную даль, он ничего не видел: то серелось, то как будто чернелось что то; то мелькали как будто огоньки, там, где должен быть неприятель; то ему думалось, что это только в глазах блестит у него. Глаза его закрывались, и в воображении представлялся то государь, то Денисов, то московские воспоминания, и он опять поспешно открывал глаза и близко перед собой он видел голову и уши лошади, на которой он сидел, иногда черные фигуры гусар, когда он в шести шагах наезжал на них, а вдали всё ту же туманную темноту. «Отчего же? очень может быть, – думал Ростов, – что государь, встретив меня, даст поручение, как и всякому офицеру: скажет: „Поезжай, узнай, что там“. Много рассказывали же, как совершенно случайно он узнал так какого то офицера и приблизил к себе. Что, ежели бы он приблизил меня к себе! О, как бы я охранял его, как бы я говорил ему всю правду, как бы я изобличал его обманщиков», и Ростов, для того чтобы живо представить себе свою любовь и преданность государю, представлял себе врага или обманщика немца, которого он с наслаждением не только убивал, но по щекам бил в глазах государя. Вдруг дальний крик разбудил Ростова. Он вздрогнул и открыл глаза.
«Где я? Да, в цепи: лозунг и пароль – дышло, Ольмюц. Экая досада, что эскадрон наш завтра будет в резервах… – подумал он. – Попрошусь в дело. Это, может быть, единственный случай увидеть государя. Да, теперь недолго до смены. Объеду еще раз и, как вернусь, пойду к генералу и попрошу его». Он поправился на седле и тронул лошадь, чтобы еще раз объехать своих гусар. Ему показалось, что было светлей. В левой стороне виднелся пологий освещенный скат и противоположный, черный бугор, казавшийся крутым, как стена. На бугре этом было белое пятно, которого никак не мог понять Ростов: поляна ли это в лесу, освещенная месяцем, или оставшийся снег, или белые дома? Ему показалось даже, что по этому белому пятну зашевелилось что то. «Должно быть, снег – это пятно; пятно – une tache», думал Ростов. «Вот тебе и не таш…»
«Наташа, сестра, черные глаза. На… ташка (Вот удивится, когда я ей скажу, как я увидал государя!) Наташку… ташку возьми…» – «Поправей то, ваше благородие, а то тут кусты», сказал голос гусара, мимо которого, засыпая, проезжал Ростов. Ростов поднял голову, которая опустилась уже до гривы лошади, и остановился подле гусара. Молодой детский сон непреодолимо клонил его. «Да, бишь, что я думал? – не забыть. Как с государем говорить буду? Нет, не то – это завтра. Да, да! На ташку, наступить… тупить нас – кого? Гусаров. А гусары в усы… По Тверской ехал этот гусар с усами, еще я подумал о нем, против самого Гурьева дома… Старик Гурьев… Эх, славный малый Денисов! Да, всё это пустяки. Главное теперь – государь тут. Как он на меня смотрел, и хотелось ему что то сказать, да он не смел… Нет, это я не смел. Да это пустяки, а главное – не забывать, что я нужное то думал, да. На – ташку, нас – тупить, да, да, да. Это хорошо». – И он опять упал головой на шею лошади. Вдруг ему показалось, что в него стреляют. «Что? Что? Что!… Руби! Что?…» заговорил, очнувшись, Ростов. В то мгновение, как он открыл глаза, Ростов услыхал перед собою там, где был неприятель, протяжные крики тысячи голосов. Лошади его и гусара, стоявшего подле него, насторожили уши на эти крики. На том месте, с которого слышались крики, зажегся и потух один огонек, потом другой, и по всей линии французских войск на горе зажглись огни, и крики всё более и более усиливались. Ростов слышал звуки французских слов, но не мог их разобрать. Слишком много гудело голосов. Только слышно было: аааа! и рррр!