Хюгель, Фридрих фон
| Фридрих фон Хюгель | |
| Friedrich von Hügel | |
| Дата рождения: | |
|---|---|
| Место рождения: | |
| Дата смерти: | |
| Место смерти: | |
Барон Фридрих Мария Алоиз Франц Карл фон Хюгель (нем. Friedrich Maria Aloys Franz Karl, Baron von Hügel, 5 мая 1852 г., Флоренция, Италия — 27 января 1925 г., Англия) — религиозный австрийский, английский деятель и писатель, католический богослов — самоучка и апологет. Предположительно[1] родной брат атамана кубанских казаков Ф. Н. Эльстона.
Биография
Фридрих фон Хюгель родился во Флоренции в 5 мая 1852 года в семье Карла фон Хюгеля, который служил в то время австрийским послом в Великом герцогстве Тосканы. В 1867 году, когда Фридриху фон Хюгелю было пятнадцать лет, его семья переехала в Англию, где он прожил до конца своей жизни.
В 1873 году Фридрих фон Хюгель женился на Марии Екатерине Герберт (1849—1935 гг.), которая являлась дочерью Сидни Герберта, первого барона Герберта Ли. У них родились три дочери, одна из которых стала монахиней. После начала I Мировой войны в 1914 году, будучи австрийским гражданином, Фридрих фон Хюгель был объявлен английскими властями «нежелательным иностранцем», поэтому в августе 1914 года он подал прошение для начала натурализации в Англии.
Фридрих фон Хюгель умер 27 января 1925 года.
Богословская деятельность
Будучи богословом-самоучкой, не имея высшего образования и не закончив ни одного богословского образовательного учреждения Римско-Католической Церкви, тем не менее, Фридрих фон Хюгель наряду с Джоном Генри Ньюманом, упоминается как один из самых влиятельных католических мыслителей своего времени. В 1920 году Фридрих фон Хюгель получил почётную степень доктора богословия Оксфордского университета. Фридрих фон Хюгель был вовлечён в богословские дискуссии, связанные с влиянием модернизма на богословскую мысль. Его богословская деятельность характеризовалась поиском примирительных отношений исторического христианства с исторической наукой, экуменизмом, философией религии и мистицизмом.
Богословское учение
Наиболее ярким вкладом Фридриха фон Хюгеля в богословскую мысль было его учение о «трёх элементах». Человеческую душу, развитие западной цивилизации и феномен религии, являющиеся этими самыми тремя элементами, Фридрих фон Хюгель рассматривал в контексте других трёх элементов: исторического, научно-интеллектуального и мистического. Между этими шестью элементами постоянно происходит некое трение и напряжённость, которые проявляются в религиозном мировоззрении человека. Фридрих фон Хюгель придавал большое значение мистическому элементу религии, который является импульсом для трех элементов, предупреждая, однако, не увлекаться этим импульсом в отношениях между тремя элементами.
В своих богословских работах Фридрих фон Хюгель для обоснования своего учения о трёх элементах рассматривал мистическую жизнь дореформенных святых Римско-Католической Церкви, приводил их мистическую жизнь в пример того, как три элемента получают своё развитие с помощью мистического импульса. В своих сочинениях особенным образом Фридрих фон Хюгель уделял внимание мистической жизни святой Екатерины Генуэзской, которую он раскрыл в своём известном сочинении «Мистические элементы религии». Фридрих фон Хюгель вёл обширную переписку с богословами того времени, опубликовал множество богословских сочинений.
Источники
- ↑ "A la Découverte de Leurs Racines" - Joseph Valynseele et Denis Grando - L' Intermediaire des Chercheurs et Curieux - Paris, 1988.
- David L. Johns, Mysticism and Ethics in Friedrich von Hügel (Lewiston, NY: The Edwin Mellen Press, 2004)
- Ellen M. Leonard, Creative Tension: the Spiritual Legacy of Friedrich von Hügel (Scranton, PA: University of Scranton Press, 1997)
- James J. Kelly, Baron Friedrich von Hügel’s Philosophy of Religion (Leuven: Leuven University Press, 1983)
Напишите отзыв о статье "Хюгель, Фридрих фон"
Отрывок, характеризующий Хюгель, Фридрих фон
Между тем с фронта другая колонна должна была напасть на французов, но при этой колонне был Кутузов. Он знал хорошо, что ничего, кроме путаницы, не выйдет из этого против его воли начатого сражения, и, насколько то было в его власти, удерживал войска. Он не двигался.
Кутузов молча ехал на своей серенькой лошадке, лениво отвечая на предложения атаковать.
– У вас все на языке атаковать, а не видите, что мы не умеем делать сложных маневров, – сказал он Милорадовичу, просившемуся вперед.
– Не умели утром взять живьем Мюрата и прийти вовремя на место: теперь нечего делать! – отвечал он другому.
Когда Кутузову доложили, что в тылу французов, где, по донесениям казаков, прежде никого не было, теперь было два батальона поляков, он покосился назад на Ермолова (он с ним не говорил еще со вчерашнего дня).
– Вот просят наступления, предлагают разные проекты, а чуть приступишь к делу, ничего не готово, и предупрежденный неприятель берет свои меры.
Ермолов прищурил глаза и слегка улыбнулся, услыхав эти слова. Он понял, что для него гроза прошла и что Кутузов ограничится этим намеком.
– Это он на мой счет забавляется, – тихо сказал Ермолов, толкнув коленкой Раевского, стоявшего подле него.
Вскоре после этого Ермолов выдвинулся вперед к Кутузову и почтительно доложил:
– Время не упущено, ваша светлость, неприятель не ушел. Если прикажете наступать? А то гвардия и дыма не увидит.
Кутузов ничего не сказал, но когда ему донесли, что войска Мюрата отступают, он приказал наступленье; но через каждые сто шагов останавливался на три четверти часа.
Все сраженье состояло только в том, что сделали казаки Орлова Денисова; остальные войска лишь напрасно потеряли несколько сот людей.
Вследствие этого сражения Кутузов получил алмазный знак, Бенигсен тоже алмазы и сто тысяч рублей, другие, по чинам соответственно, получили тоже много приятного, и после этого сражения сделаны еще новые перемещения в штабе.
«Вот как у нас всегда делается, все навыворот!» – говорили после Тарутинского сражения русские офицеры и генералы, – точно так же, как и говорят теперь, давая чувствовать, что кто то там глупый делает так, навыворот, а мы бы не так сделали. Но люди, говорящие так, или не знают дела, про которое говорят, или умышленно обманывают себя. Всякое сражение – Тарутинское, Бородинское, Аустерлицкое – всякое совершается не так, как предполагали его распорядители. Это есть существенное условие.
Бесчисленное количество свободных сил (ибо нигде человек не бывает свободнее, как во время сражения, где дело идет о жизни и смерти) влияет на направление сражения, и это направление никогда не может быть известно вперед и никогда не совпадает с направлением какой нибудь одной силы.
Ежели многие, одновременно и разнообразно направленные силы действуют на какое нибудь тело, то направление движения этого тела не может совпадать ни с одной из сил; а будет всегда среднее, кратчайшее направление, то, что в механике выражается диагональю параллелограмма сил.
Ежели в описаниях историков, в особенности французских, мы находим, что у них войны и сражения исполняются по вперед определенному плану, то единственный вывод, который мы можем сделать из этого, состоит в том, что описания эти не верны.
Тарутинское сражение, очевидно, не достигло той цели, которую имел в виду Толь: по порядку ввести по диспозиции в дело войска, и той, которую мог иметь граф Орлов; взять в плен Мюрата, или цели истребления мгновенно всего корпуса, которую могли иметь Бенигсен и другие лица, или цели офицера, желавшего попасть в дело и отличиться, или казака, который хотел приобрести больше добычи, чем он приобрел, и т. д. Но, если целью было то, что действительно совершилось, и то, что для всех русских людей тогда было общим желанием (изгнание французов из России и истребление их армии), то будет совершенно ясно, что Тарутинское сражение, именно вследствие его несообразностей, было то самое, что было нужно в тот период кампании. Трудно и невозможно придумать какой нибудь исход этого сражения, более целесообразный, чем тот, который оно имело. При самом малом напряжении, при величайшей путанице и при самой ничтожной потере были приобретены самые большие результаты во всю кампанию, был сделан переход от отступления к наступлению, была обличена слабость французов и был дан тот толчок, которого только и ожидало наполеоновское войско для начатия бегства.
