Хёгер, Карл

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Карл Хёгер
Общая информация
Родился
Мангейм, Баден, Германская империя
Гражданство Германская империя
Германия Германия
Третий рейх
ФРГ
Позиция нападающий
Информация о клубе
Клуб
Карьера
Клубная карьера*
1906—1917 Пройсен (Эссен)
1918—1921 Вальдхоф
1921—1922 Боннер
1922—1924 Гройтер
1924—1926 Мангейм
Национальная сборная**
1921—1924 Германия 4 (0)
Тренерская карьера
1931—1932 Дуйсбургер 08
1932—1935 Райнгольд
1935—1937 Фортуна (Дюссельдорф)
1937—1942 Дессау
1942—1943 Люфтваффен (Гамбург)
1943 Гамбург
1943—1944 Люфтваффен (Гамбург)
1944—1945 Гамбург
1947—1948 Вердер
1948—1949 Гессен-Кассель
1949—1950 Пайне
1950—1952 Зинген 04
1952—1954 Диллинген
1956—1960 Райнгольд
1960 Хелене (Эссен)

* Количество игр и голов за профессиональный клуб считается только для различных лиг национальных чемпионатов.

** Количество игр и голов за национальную сборную в официальных матчах.

Карл Хёгер (нем. Karl Höger; 27 мая 1897, Мангейм — 31 марта 1975, Пальма) — немецкий футболист, нападающий, а также футбольный тренер.





Карьера игрока

После участия солдатом в Первой мировой войне Хёгер оказался в своём родном городе Мангейме, где познакомился с Зеппом Хербергером, выступавшем в то время за «Вальдхоф». Карл также присоединился к этому клубу, что позволило сложиться атакующей тройке «Три-Аш», состоявшей из самого Хёгера, Зеппа Хербергера и Вилли Хуттера[1]. В результате все три игрока стали призываться в сборную Германии. 5 июня 1921 года Карл дебютировал за «Бундесманншафт» в товарищеском матче против Венгрии, завершившейся поражением 0:3. В октябре этого же года вместе с одноклубниками по «Вальдхофу» он сыграл за сборную против команды Финляндии; встреча закончилась, на сей раз, ничейным исходом 3:3.

Вскоре после этого Хёгер и Хербергер за деньги несколько раз выступили за принципиального соперника «Вальдхофа» «Фёникс» (Мангейм), и оба были объявлены профессионалами[2]. Хербергеру было запрещено играть на территории южной Германии, а Хёгеру удалось перейти в «Боннер», не входивший в местный футбольный союз. С 1922 по 1924 год он выступал за «Гройтер» (Фюрт) и добрался с ним до полуфинала чемпионата страны, где уступил «Обершёнвайде».

В 1926 году он возвращается в Мангейм, но теперь уже игроком «одноимённого клуба». Он сыграл ещё два матча за сборную Германии[3], и ещё год выступал в южно-немецком первенстве.

Тренерская карьера

Хёгер тренировал множество немецких клубов, в числе которых «Вердер», «Гамбург» и «Дессау». Он продолжал свою деятельность и во время войны, и при оккупации. В 1960 году он вышел на пенсию, и скончался на Мальорке во время отдыха 31 марта 1975.

Напишите отзыв о статье "Хёгер, Карл"

Примечания

  1. [www.svw07.de/verein/geschichte/1920-1930 1920 – 1930: SV Waldhof Mannheim 07] (нем.). «svw07.de».
  2. Schwarz-Pich: Der Ball ist rund, Ubstadt-Weiher 1996, S. 54
  3. Fritz Tauber: Deutsche Fußballnationalspieler. Spielerstatistiken von A bis Z. Agon-Verlag, Kassel 2010, Seite 80

Ссылки

  • [www.waldhof-mannheim-07.de/archiv/spieler/hoegerkarl.php Профиль на официальном сайте «Вальдхофа»] (нем.). waldhof-mannheim-07.de.
  • [www.footballdatabase.eu/football.joueurs.karl.hoger.43052.en.html Профиль на footballdatabase.eu] (англ.). footballdatabase.eu.
  • [worldfootball.net/player_summary/karl-hoeger Профиль на сайте worldfootball.net(англ.)


Отрывок, характеризующий Хёгер, Карл

Они помолчали. Князь Андрей смотрел близко в эти зеркальные, непропускающие к себе глаза и ему стало смешно, как он мог ждать чего нибудь от Сперанского и от всей своей деятельности, связанной с ним, и как мог он приписывать важность тому, что делал Сперанский. Этот аккуратный, невеселый смех долго не переставал звучать в ушах князя Андрея после того, как он уехал от Сперанского.
Вернувшись домой, князь Андрей стал вспоминать свою петербургскую жизнь за эти четыре месяца, как будто что то новое. Он вспоминал свои хлопоты, искательства, историю своего проекта военного устава, который был принят к сведению и о котором старались умолчать единственно потому, что другая работа, очень дурная, была уже сделана и представлена государю; вспомнил о заседаниях комитета, членом которого был Берг; вспомнил, как в этих заседаниях старательно и продолжительно обсуживалось всё касающееся формы и процесса заседаний комитета, и как старательно и кратко обходилось всё что касалось сущности дела. Он вспомнил о своей законодательной работе, о том, как он озабоченно переводил на русский язык статьи римского и французского свода, и ему стало совестно за себя. Потом он живо представил себе Богучарово, свои занятия в деревне, свою поездку в Рязань, вспомнил мужиков, Дрона старосту, и приложив к ним права лиц, которые он распределял по параграфам, ему стало удивительно, как он мог так долго заниматься такой праздной работой.


На другой день князь Андрей поехал с визитами в некоторые дома, где он еще не был, и в том числе к Ростовым, с которыми он возобновил знакомство на последнем бале. Кроме законов учтивости, по которым ему нужно было быть у Ростовых, князю Андрею хотелось видеть дома эту особенную, оживленную девушку, которая оставила ему приятное воспоминание.
Наташа одна из первых встретила его. Она была в домашнем синем платье, в котором она показалась князю Андрею еще лучше, чем в бальном. Она и всё семейство Ростовых приняли князя Андрея, как старого друга, просто и радушно. Всё семейство, которое строго судил прежде князь Андрей, теперь показалось ему составленным из прекрасных, простых и добрых людей. Гостеприимство и добродушие старого графа, особенно мило поразительное в Петербурге, было таково, что князь Андрей не мог отказаться от обеда. «Да, это добрые, славные люди, думал Болконский, разумеется, не понимающие ни на волос того сокровища, которое они имеют в Наташе; но добрые люди, которые составляют наилучший фон для того, чтобы на нем отделялась эта особенно поэтическая, переполненная жизни, прелестная девушка!»
Князь Андрей чувствовал в Наташе присутствие совершенно чуждого для него, особенного мира, преисполненного каких то неизвестных ему радостей, того чуждого мира, который еще тогда, в отрадненской аллее и на окне, в лунную ночь, так дразнил его. Теперь этот мир уже более не дразнил его, не был чуждый мир; но он сам, вступив в него, находил в нем новое для себя наслаждение.
После обеда Наташа, по просьбе князя Андрея, пошла к клавикордам и стала петь. Князь Андрей стоял у окна, разговаривая с дамами, и слушал ее. В середине фразы князь Андрей замолчал и почувствовал неожиданно, что к его горлу подступают слезы, возможность которых он не знал за собой. Он посмотрел на поющую Наташу, и в душе его произошло что то новое и счастливое. Он был счастлив и ему вместе с тем было грустно. Ему решительно не об чем было плакать, но он готов был плакать. О чем? О прежней любви? О маленькой княгине? О своих разочарованиях?… О своих надеждах на будущее?… Да и нет. Главное, о чем ему хотелось плакать, была вдруг живо сознанная им страшная противуположность между чем то бесконечно великим и неопределимым, бывшим в нем, и чем то узким и телесным, чем он был сам и даже была она. Эта противуположность томила и радовала его во время ее пения.
Только что Наташа кончила петь, она подошла к нему и спросила его, как ему нравится ее голос? Она спросила это и смутилась уже после того, как она это сказала, поняв, что этого не надо было спрашивать. Он улыбнулся, глядя на нее, и сказал, что ему нравится ее пение так же, как и всё, что она делает.
Князь Андрей поздно вечером уехал от Ростовых. Он лег спать по привычке ложиться, но увидал скоро, что он не может спать. Он то, зажжа свечку, сидел в постели, то вставал, то опять ложился, нисколько не тяготясь бессонницей: так радостно и ново ему было на душе, как будто он из душной комнаты вышел на вольный свет Божий. Ему и в голову не приходило, чтобы он был влюблен в Ростову; он не думал о ней; он только воображал ее себе, и вследствие этого вся жизнь его представлялась ему в новом свете. «Из чего я бьюсь, из чего я хлопочу в этой узкой, замкнутой рамке, когда жизнь, вся жизнь со всеми ее радостями открыта мне?» говорил он себе. И он в первый раз после долгого времени стал делать счастливые планы на будущее. Он решил сам собою, что ему надо заняться воспитанием своего сына, найдя ему воспитателя и поручив ему; потом надо выйти в отставку и ехать за границу, видеть Англию, Швейцарию, Италию. «Мне надо пользоваться своей свободой, пока так много в себе чувствую силы и молодости, говорил он сам себе. Пьер был прав, говоря, что надо верить в возможность счастия, чтобы быть счастливым, и я теперь верю в него. Оставим мертвым хоронить мертвых, а пока жив, надо жить и быть счастливым», думал он.