Хёккер, Вильгельм

Вильгельм Хёккер
премьер-министр Мекленбурга
декабрь 1946 — июль 1951
Предшественник:	должность учреждена
Преемник:	Курт Бюргер
Награды:

Вильгельм Хёккер (также Вильгельм Геккер, нем. Wilhelm Höcker; 29 июня 1886, Хольцендорф — 15 ноября 1955, Гюстров) — немецкий политик, член СДПГ и СЕПГ. Премьер-министр земли Мекленбург в 1946—1951 годах.

Биография

Сын плотника Вильгельм Хёккер в 1893—1901 годах учился в народной школе в Вольдегке, в 1901—1904 годах получил торговое образование в Брюссове. В 1904—1906 годах работал приказчиком в Пенцлине и Ростоке, затем до 1908 года отслужил в армии в Ростоке и получил должность служащего в администрации Гамбургского порта. В 1911—1914 годах работал кладовщиком в потребительском союзе в Гюстрове. В 1911 году вступил в СДПГ и свободные профсоюзы. В 1914—1918 годах воевал на фронте.

В 1918—1919 годах вновь работал кладовщиком в Гюстрове. В 1919—1921 годах Хёккер возглавлял районное ведомство общественного питания в Гюстрове. В 1921—1932 годах работал советником в администрации Гюстрова. В 1920—1933 годах являлся депутатом ландтага Свободного государства Мекленбург-Шверин, с 1926 года занимал в нём должности председателя и первого заместителя председателя. При национал-социалистах Хёккер зарабатывал на жизнь в табачной лавке в Гюстрове. В 1944 году несколько недель провёл под арестом в рамках массовых репрессий после заговора 20 июля.

По окончании Второй мировой войны Хёккер был назначен заместителем обер-бургомистра Гюстрова, затем в июне 1945 года был назначен советскими оккупационными властями председателем земельной администрации Мекленбурга — Передней Померании, с 1947 года называвшегося «Мекленбург». В 1945—1946 годах являлся председателем земельного правления СДПГ в Мекленбурге. В 1946 году вступил в СЕПГ. С декабря 1946 по июль 1951 года занимал должность избранного премьер-министра, входил в земельное правление СЕПГ и его секретариат.

В 1948—1949 годах Хёккер являлся членом Немецкого народного совета, а в 1949—1950 годах — депутатом Временной Народной палаты.

В 1952—1953 годах Вильгельм Хёккер занимал должность заместителя председателя Германского Красного Креста в округе Росток, а с 1953 года являлся председателем Общества германо-советской дружбы в округе Шверин. В 1954 году Хёккер избирался в Палату земель ГДР и являлся депутатом окружного совета Шверина.

Литература

• Gabriele Baumgartner, Dieter Hebig (Hrsg.): Biographisches Handbuch der SBZ/DDR. 1945—1990. Band 1. K. G. Saur, München 1996, S. 323f.

Ссылки

• [bundesstiftung-aufarbeitung.de/wer-war-wer-in-der-ddr-%2363;-1424.html?ID=1441 Биография] (нем.)

Отрывок, характеризующий Хёккер, Вильгельм

– Что, как твое здоровье? – спросил он.
– Что здоровье? На болезнь плакаться – бог смерти не даст, – сказал Каратаев и тотчас же возвратился к начатому рассказу.
– …И вот, братец ты мой, – продолжал Платон с улыбкой на худом, бледном лице и с особенным, радостным блеском в глазах, – вот, братец ты мой…
Пьер знал эту историю давно, Каратаев раз шесть ему одному рассказывал эту историю, и всегда с особенным, радостным чувством. Но как ни хорошо знал Пьер эту историю, он теперь прислушался к ней, как к чему то новому, и тот тихий восторг, который, рассказывая, видимо, испытывал Каратаев, сообщился и Пьеру. История эта была о старом купце, благообразно и богобоязненно жившем с семьей и поехавшем однажды с товарищем, богатым купцом, к Макарью.
Остановившись на постоялом дворе, оба купца заснули, и на другой день товарищ купца был найден зарезанным и ограбленным. Окровавленный нож найден был под подушкой старого купца. Купца судили, наказали кнутом и, выдернув ноздри, – как следует по порядку, говорил Каратаев, – сослали в каторгу.
– И вот, братец ты мой (на этом месте Пьер застал рассказ Каратаева), проходит тому делу годов десять или больше того. Живет старичок на каторге. Как следовает, покоряется, худого не делает. Только у бога смерти просит. – Хорошо. И соберись они, ночным делом, каторжные то, так же вот как мы с тобой, и старичок с ними. И зашел разговор, кто за что страдает, в чем богу виноват. Стали сказывать, тот душу загубил, тот две, тот поджег, тот беглый, так ни за что. Стали старичка спрашивать: ты за что, мол, дедушка, страдаешь? Я, братцы мои миленькие, говорит, за свои да за людские грехи страдаю. А я ни душ не губил, ни чужого не брал, акромя что нищую братию оделял. Я, братцы мои миленькие, купец; и богатство большое имел. Так и так, говорит. И рассказал им, значит, как все дело было, по порядку. Я, говорит, о себе не тужу. Меня, значит, бог сыскал. Одно, говорит, мне свою старуху и деток жаль. И так то заплакал старичок. Случись в их компании тот самый человек, значит, что купца убил. Где, говорит, дедушка, было? Когда, в каком месяце? все расспросил. Заболело у него сердце. Подходит таким манером к старичку – хлоп в ноги. За меня ты, говорит, старичок, пропадаешь. Правда истинная; безвинно напрасно, говорит, ребятушки, человек этот мучится. Я, говорит, то самое дело сделал и нож тебе под голова сонному подложил. Прости, говорит, дедушка, меня ты ради Христа.
Каратаев замолчал, радостно улыбаясь, глядя на огонь, и поправил поленья.
– Старичок и говорит: бог, мол, тебя простит, а мы все, говорит, богу грешны, я за свои грехи страдаю. Сам заплакал горючьми слезьми. Что же думаешь, соколик, – все светлее и светлее сияя восторженной улыбкой, говорил Каратаев, как будто в том, что он имел теперь рассказать, заключалась главная прелесть и все значение рассказа, – что же думаешь, соколик, объявился этот убийца самый по начальству. Я, говорит, шесть душ загубил (большой злодей был), но всего мне жальче старичка этого. Пускай же он на меня не плачется. Объявился: списали, послали бумагу, как следовает. Место дальнее, пока суд да дело, пока все бумаги списали как должно, по начальствам, значит. До царя доходило. Пока что, пришел царский указ: выпустить купца, дать ему награждения, сколько там присудили. Пришла бумага, стали старичка разыскивать. Где такой старичок безвинно напрасно страдал? От царя бумага вышла. Стали искать. – Нижняя челюсть Каратаева дрогнула. – А его уж бог простил – помер. Так то, соколик, – закончил Каратаев и долго, молча улыбаясь, смотрел перед собой.