Российский государственный исторический архив
Координаты: 59°56′02″ с. ш. 30°25′38″ в. д. / 59.93389° с. ш. 30.42722° в. д. (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=59.93389&mlon=30.42722&zoom=14 (O)] (Я)
| ||||||||||||||||||||
Российский государственный исторический архив (РГИА) — федеральный государственный архив Российской Федерации, особо ценный объект наследия народов Российской Федерации, крупнейший исторический архив Европы[1] и один из крупнейших архивов в мире. В архиве хранятся документы высших и центральных органов государственной власти и управления Российской империи преимущественно с конца XVIII — начала XIX в. по 1917 г., а также общественных организаций, учреждений и частных лиц дореволюционной России. Один из двух государственных архивов федерального уровня (вместе с РГА Военно-Морского флота), располагающийся в Санкт-Петербурге.
Содержание
История
Архив был основан в 1925 году как Ленинградский центральный исторический архив, на базе Ленинградских отделений ЦЕНТРАРХИВА СССР, который в свою очередь был основан тремя годами раньше. В этих секциях материалы, в будущем сформировавшие РГИА, хранились во II (юридическом) отделении, секции народного хозяйства и др. В 1924 году эти материалы были на время перевезены в Москву, как часть так называемого Петроградского историко-революционного архива.
В 1929 году Ленинградский и Московский государственный исторический архивы были объединены в Центральный Исторический Архив СССР, в составе которого действовало Ленинградское отделение (ЛОЦИА), разделенное на 4 отделения: народного хозяйства, политики и права, культуры и быта и армии и флота, а в 1934 г. на базе этих архивных отделений ЛОЦИА были созданы независимые архивы (Архив народного хозяйства, Архив внутренней политики, культуры и быта), позже с 1936 года ставшие центральными. В 1941 на их основе был создан Центральный государственный исторический архив Ленинграда (ЦГИАЛ) и Государственный исторический архив Ленинградской области (ГИАЛО) МВД СССР.
В 1961 году архив получил своё окончательное название до конца Советской эпохи — Центральный государственный исторический архив СССР. В ЦГИА СССР была передана часть фондов высших и центральных учреждений Российской империи, а также ряд фондов личного происхождения, хранившихся ранее в Центральном государственном историческом архиве Москвы (ЦГИАМ) и Центрального архива Древних актов (ЦГАДА).
В 1992 году архив получил своё прежнее название — Российский государственный исторический архив. В 1993 году был включен в Государственный свод особо ценных объектов культурного наследия народов Российской Федерации.
До 2006 года архив находился в здании Сената и Синода, но затем в связи с передачей этого здания Конституционному суду и Президентской библиотеке архив переехал в специально для него построенное новое здание[2].
С архивом связано громкое уголовное дело о краже нескольких тысяч старинных документов из его фондов антикваром Владимиром Файнбергом.
Фонды
Фонды объединений и учреждений
В настоящее время архив насчитывает боле 6,5 миллионов единиц хранения, что делает его крупнейшим в Европе исторических архивом. В архиве 1368 фондов, из них: 1020 — фонды центральных и государственных учреждений Российской империи (конец XVIII-начало XX века), 337 — фонды личных материалов, 35 фондов — архивные коллекции и рукописные книги, 11 — фонды научно-технической документации.
В архиве хранятся фонды практически всех (за исключением ведомственных: Министерство обороны, Министерство иностранных дел Российской империи и Штаба ВМФ РФ) высших государственных учреждений России дореволюционного периода. Среди них материалы Государственного совета России (1810—1917), его департаментов, Главного комитета по крестьянскому делу, а также фонды первого в России законодательного выборного органа власти — Государственной думы Российской империи (1905—1917). В архиве располагаются фонды Совета министров Российской империи (1802—1917). В РГИА находится Полное собрание законов Российской империи, а также документы Кодификационного отдела Государственного совета и отделения свода законов Государственной канцелярии.
Одним из обширнейших является комплекс фондов из бывшего Архива Правительствующего Сената Российской империи (1711—1917). Часть материалов его учреждений, главным образом сенатских комиссий, существовавших до 1802 г., в разное время была передана в РГАДА, а фонд Особого присутствия по политическим делам — в ГА РФ. В то же время часть сенатских документов XIX в., ранее хранившихся в Москве, была затем передана в РГИА. В них отложились императорские именные указы, текущая переписка с губернаторами, материалы сенаторских ревизий отдельных губерний; уголовные, кассационные и апелляционные дела практически на все категории населения. Фонд одного из сенатских департаментов — Департамента Герольдии (1757—1917) и Коллекция жалованных грамот, дипломов и патентов на чины содержат значительный комплекс генеалогической документации со сведениями о пожаловании дворянского звания и титулов.
В архиве содержатся также документы по религиозной и культурной истории: материалы Святейшего Правительствующего Синода, архив Александро-Невской лавры, образовательные документы (Училищного совета, Учебного комитета и др.), документы по другим конфессиям (Греко-Католической, Евангелически-Лютеранской, Англиканской), многие из которых привезены с Украины, из Белоруссии и Литвы (с XV века до 1839 года); материалы Министерства внутренних дел, Юстиции, Торговли и промышленности, Почт и Телеграфов, Народного Просвещения, Финансов…
В РГИА хранятся все материалы Собственной Императорской канцелярии, за исключением переданных в ГАРФ фондов III отделения, а также материалы общественных, социально-политических и социально-экономических организаций: банков, пароходных компаний, железнодорожных, торговых и строительных объединений, Императорской Академии художества, Вольного экономического общества, Русского Технического, Исторического, Императорского Человеколюбивого и других обществ.
Личные фонды
В РГИА хранятся личные фонды выдающихся государственных и общественных деятелей, ученых, мыслителей, изобретателей, композиторов, писателей, художников и других. Представлены личные материалы М. М. Сперанского, С. Ю. Витте, П. А. Столыпина, К. П. Победоносцева, ученого-востоковеда Василия Григорьева, историков М. И. Ростовцева, Б. В. Фармаковского, Н. М. Карамзина, М. П. Погодина, С. С. Татищева, нумизмата Б. В. Кёне, геральдиста В. К. Лукомского и других, а также авторские рисунки и чертежи Василия Баженова, Андрея Воронихина, Джакомо Кваренги, Монферрана, Бартоломео Растрелли, Антонио Ринальди, Штакеншнейдера и многих других.
См. также
Напишите отзыв о статье "Российский государственный исторический архив"
Примечания
Ссылки
- [fgurgia.ru/ Официальный сайт архива]
- [www.rusarchives.ru/federal/rgia/ Информация о РГИА на сайте «Архивы России»]
| ||||||
Отрывок, характеризующий Российский государственный исторический архив
– То то мы с горы видели, как ты стречка задавал через лужи то, – сказал эсаул, суживая свои блестящие глаза.Пете очень хотелось смеяться, но он видел, что все удерживались от смеха. Он быстро переводил глаза с лица Тихона на лицо эсаула и Денисова, не понимая того, что все это значило.
– Ты дуг'ака то не представляй, – сказал Денисов, сердито покашливая. – Зачем пег'вого не пг'ивел?
Тихон стал чесать одной рукой спину, другой голову, и вдруг вся рожа его растянулась в сияющую глупую улыбку, открывшую недостаток зуба (за что он и прозван Щербатый). Денисов улыбнулся, и Петя залился веселым смехом, к которому присоединился и сам Тихон.
– Да что, совсем несправный, – сказал Тихон. – Одежонка плохенькая на нем, куда же его водить то. Да и грубиян, ваше благородие. Как же, говорит, я сам анаральский сын, не пойду, говорит.
– Экая скотина! – сказал Денисов. – Мне расспросить надо…
– Да я его спрашивал, – сказал Тихон. – Он говорит: плохо зн аком. Наших, говорит, и много, да всё плохие; только, говорит, одна названия. Ахнете, говорит, хорошенько, всех заберете, – заключил Тихон, весело и решительно взглянув в глаза Денисова.
– Вот я те всыплю сотню гог'ячих, ты и будешь дуг'ака то ког'чить, – сказал Денисов строго.
– Да что же серчать то, – сказал Тихон, – что ж, я не видал французов ваших? Вот дай позатемняет, я табе каких хошь, хоть троих приведу.
– Ну, поедем, – сказал Денисов, и до самой караулки он ехал, сердито нахмурившись и молча.
Тихон зашел сзади, и Петя слышал, как смеялись с ним и над ним казаки о каких то сапогах, которые он бросил в куст.
Когда прошел тот овладевший им смех при словах и улыбке Тихона, и Петя понял на мгновенье, что Тихон этот убил человека, ему сделалось неловко. Он оглянулся на пленного барабанщика, и что то кольнуло его в сердце. Но эта неловкость продолжалась только одно мгновенье. Он почувствовал необходимость повыше поднять голову, подбодриться и расспросить эсаула с значительным видом о завтрашнем предприятии, с тем чтобы не быть недостойным того общества, в котором он находился.
Посланный офицер встретил Денисова на дороге с известием, что Долохов сам сейчас приедет и что с его стороны все благополучно.
Денисов вдруг повеселел и подозвал к себе Петю.
– Ну, г'асскажи ты мне пг'о себя, – сказал он.
Петя при выезде из Москвы, оставив своих родных, присоединился к своему полку и скоро после этого был взят ординарцем к генералу, командовавшему большим отрядом. Со времени своего производства в офицеры, и в особенности с поступления в действующую армию, где он участвовал в Вяземском сражении, Петя находился в постоянно счастливо возбужденном состоянии радости на то, что он большой, и в постоянно восторженной поспешности не пропустить какого нибудь случая настоящего геройства. Он был очень счастлив тем, что он видел и испытал в армии, но вместе с тем ему все казалось, что там, где его нет, там то теперь и совершается самое настоящее, геройское. И он торопился поспеть туда, где его не было.
Когда 21 го октября его генерал выразил желание послать кого нибудь в отряд Денисова, Петя так жалостно просил, чтобы послать его, что генерал не мог отказать. Но, отправляя его, генерал, поминая безумный поступок Пети в Вяземском сражении, где Петя, вместо того чтобы ехать дорогой туда, куда он был послан, поскакал в цепь под огонь французов и выстрелил там два раза из своего пистолета, – отправляя его, генерал именно запретил Пете участвовать в каких бы то ни было действиях Денисова. От этого то Петя покраснел и смешался, когда Денисов спросил, можно ли ему остаться. До выезда на опушку леса Петя считал, что ему надобно, строго исполняя свой долг, сейчас же вернуться. Но когда он увидал французов, увидал Тихона, узнал, что в ночь непременно атакуют, он, с быстротою переходов молодых людей от одного взгляда к другому, решил сам с собою, что генерал его, которого он до сих пор очень уважал, – дрянь, немец, что Денисов герой, и эсаул герой, и что Тихон герой, и что ему было бы стыдно уехать от них в трудную минуту.
Уже смеркалось, когда Денисов с Петей и эсаулом подъехали к караулке. В полутьме виднелись лошади в седлах, казаки, гусары, прилаживавшие шалашики на поляне и (чтобы не видели дыма французы) разводившие красневший огонь в лесном овраге. В сенях маленькой избушки казак, засучив рукава, рубил баранину. В самой избе были три офицера из партии Денисова, устроивавшие стол из двери. Петя снял, отдав сушить, свое мокрое платье и тотчас принялся содействовать офицерам в устройстве обеденного стола.
Через десять минут был готов стол, покрытый салфеткой. На столе была водка, ром в фляжке, белый хлеб и жареная баранина с солью.
Сидя вместе с офицерами за столом и разрывая руками, по которым текло сало, жирную душистую баранину, Петя находился в восторженном детском состоянии нежной любви ко всем людям и вследствие того уверенности в такой же любви к себе других людей.
– Так что же вы думаете, Василий Федорович, – обратился он к Денисову, – ничего, что я с вами останусь на денек? – И, не дожидаясь ответа, он сам отвечал себе: – Ведь мне велено узнать, ну вот я и узнаю… Только вы меня пустите в самую… в главную. Мне не нужно наград… А мне хочется… – Петя стиснул зубы и оглянулся, подергивая кверху поднятой головой и размахивая рукой.
– В самую главную… – повторил Денисов, улыбаясь.
– Только уж, пожалуйста, мне дайте команду совсем, чтобы я командовал, – продолжал Петя, – ну что вам стоит? Ах, вам ножик? – обратился он к офицеру, хотевшему отрезать баранины. И он подал свой складной ножик.
Офицер похвалил ножик.
– Возьмите, пожалуйста, себе. У меня много таких… – покраснев, сказал Петя. – Батюшки! Я и забыл совсем, – вдруг вскрикнул он. – У меня изюм чудесный, знаете, такой, без косточек. У нас маркитант новый – и такие прекрасные вещи. Я купил десять фунтов. Я привык что нибудь сладкое. Хотите?.. – И Петя побежал в сени к своему казаку, принес торбы, в которых было фунтов пять изюму. – Кушайте, господа, кушайте.
– А то не нужно ли вам кофейник? – обратился он к эсаулу. – Я у нашего маркитанта купил, чудесный! У него прекрасные вещи. И он честный очень. Это главное. Я вам пришлю непременно. А может быть еще, у вас вышли, обились кремни, – ведь это бывает. Я взял с собою, у меня вот тут… – он показал на торбы, – сто кремней. Я очень дешево купил. Возьмите, пожалуйста, сколько нужно, а то и все… – И вдруг, испугавшись, не заврался ли он, Петя остановился и покраснел.
Он стал вспоминать, не сделал ли он еще каких нибудь глупостей. И, перебирая воспоминания нынешнего дня, воспоминание о французе барабанщике представилось ему. «Нам то отлично, а ему каково? Куда его дели? Покормили ли его? Не обидели ли?» – подумал он. Но заметив, что он заврался о кремнях, он теперь боялся.
«Спросить бы можно, – думал он, – да скажут: сам мальчик и мальчика пожалел. Я им покажу завтра, какой я мальчик! Стыдно будет, если я спрошу? – думал Петя. – Ну, да все равно!» – и тотчас же, покраснев и испуганно глядя на офицеров, не будет ли в их лицах насмешки, он сказал:
– А можно позвать этого мальчика, что взяли в плен? дать ему чего нибудь поесть… может…
– Да, жалкий мальчишка, – сказал Денисов, видимо, не найдя ничего стыдного в этом напоминании. – Позвать его сюда. Vincent Bosse его зовут. Позвать.
– Я позову, – сказал Петя.
– Позови, позови. Жалкий мальчишка, – повторил Денисов.
Петя стоял у двери, когда Денисов сказал это. Петя пролез между офицерами и близко подошел к Денисову.
– Позвольте вас поцеловать, голубчик, – сказал он. – Ах, как отлично! как хорошо! – И, поцеловав Денисова, он побежал на двор.
– Bosse! Vincent! – прокричал Петя, остановясь у двери.
– Вам кого, сударь, надо? – сказал голос из темноты. Петя отвечал, что того мальчика француза, которого взяли нынче.
– А! Весеннего? – сказал казак.
Имя его Vincent уже переделали: казаки – в Весеннего, а мужики и солдаты – в Висеню. В обеих переделках это напоминание о весне сходилось с представлением о молоденьком мальчике.
– Он там у костра грелся. Эй, Висеня! Висеня! Весенний! – послышались в темноте передающиеся голоса и смех.
– А мальчонок шустрый, – сказал гусар, стоявший подле Пети. – Мы его покормили давеча. Страсть голодный был!
В темноте послышались шаги и, шлепая босыми ногами по грязи, барабанщик подошел к двери.
– Ah, c'est vous! – сказал Петя. – Voulez vous manger? N'ayez pas peur, on ne vous fera pas de mal, – прибавил он, робко и ласково дотрогиваясь до его руки. – Entrez, entrez. [Ах, это вы! Хотите есть? Не бойтесь, вам ничего не сделают. Войдите, войдите.]
