Титан-Баррикады

Поделись знанием:
(перенаправлено с «ЦКБ «Титан»»)
Перейти к: навигация, поиск
Федеральный научно-производственный центр «Титан-Баррикады»
Тип

Акционерное общество

Год основания

28 января 1950

Прежние названия
Расположение

Россия Россия: Волгоград-71, пр-т Ленина (ближайшая станция трамвая — «Завод Баррикады»)

Ключевые фигуры

Виктор Александрович Шурыгингенеральный директор и генеральный конструктор

Отрасль

машиностроение

Продукция

СПУ и другое оборудование РК

Материнская компания

Московский институт теплотехники

Сайт

[cdbtitan.ru cdbtitan.ru]

Координаты: 48°46′33″ с. ш. 44°35′12″ в. д. / 48.77583° с. ш. 44.58667° в. д. / 48.77583; 44.58667 (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=48.77583&mlon=44.58667&zoom=14 (O)] (Я)К:Предприятия, основанные в 1950 году

Федеральный научно-производственный центр «Титан-Баррикады» — волгоградское предприятие оборонной промышленности, специализирующееся на артиллерийской и ракетной технике. Родилось как конструкторское бюро при заводе «Баррикады», в 1990 выделилось в отдельное юридическое лицо, в 2014 году в результате слияния поглотило материнское предприятие — завод «Баррикады» и сейчас является производителем вооружений полного цикла от проектирования, НИОКР до крупносерийного производства.





1914—1942 годы

Перед надвигающейся Первой Мировой войной Российская Империя располагала только одним заводом крупных артиллерийских калибров, необходимых для установки на военных кораблях — Обуховским заводом в Санкт-Петербурге. Было принято[кем?] решение организовать производство на уже производившем малые и средние калибры Пермском пушечном заводе и построить завод в Царицыне (с 1925 — Сталинград, с 1961 — Волгоград). Постройка завода была доверена «Русскому Акционерному обществу артиллерийских заводов» и его основному партнеру — английской фирме Виккерс. Строительство завода началось в 1914 году, в 1917 начался первый выпуск артиллерийских орудий, в эти же годы на заводе началась конструкторская деятельность по руководством Беркалова[1].

С 1938 на заводе организовано отдельное конструкторское бюро № 221 под руководством Иванова для проектирования артиллерии большой мощности. Им были созданы пушки, мортиры и гаубицы с индексом «Бр» — «Баррикады»:

В августе 1942 года в связи с приближении линии фронта ОКБ-221 было расформировано, его специалисты были переведены в другие коллективы:

На территории завода с августа 1942 года по январь 1943 шли жестокие бои, территорию завода обороняли 138 стрелковая дивизия полковника Людникова и 39 дивизия генерала Гурьева, на территории завода и прилегающем поселке Нижние Баррикады находился Остров Людникова — один из последних участков северного Сталинграда, так и не захваченного немцами. Заводу были нанесены значительные разрушения, но уже в 1944 году он был частично восстановлен и начал давать военную продукцию фронту[2].

1950—1990 годы

В январе 1950 года при заводе было воссоздано специальное конструкторское бюро СКБ-221, руководителем стал Георгий Сергеев. Основным направление деятельности в 1950-е годы стало проектирование и запуск в серийное производство артиллерии крупного и среднего калибров. Так же выполнялись заказы на проектирование буровой техники и оборудования для атомной промышленности СССР:

В 1960-е годы СКБ-221 приобретает новую специализацию — разработка пусковых установок ракетных комплексов малой и средней дальности, сопряжение пусковых установок с гусеничным и колесным шасси (ЯМЗ-214, ЗИЛ-135Е):

  • ракетный комплекс Марс;
  • ракетный комплекс Луна;
  • ракетный комплекс Темп-С.

В 1973 году конструкторское бюро было разделено на 2 направления: ОКБ-1 (отдельное конструкторское бюро) по направлению стратегического ракетного вооружения под руководством Соболева, ОКБ-2 по артиллерии и оперативно-тактическим военным комплексам под руководством Сергеева. Оба КБ в 1970-х годах продолжали работу по своему профилю:

В 1983 году ОКБ-1, ОКБ-2 и цеха опытного производства были слиты в единое Центральное конструкторское бюро (ЦКБ). Главным конструктором ЦКБ назначен Соболев, Сергеев и Константин Есин его заместителями. В сентябре 1990 года ЦКБ переводится на самостоятельный баланс в составе ПО «Баррикады» и получает название ЦКБ «Титан». За 1980-е годы была выпущена продукция:

  • ракетный комплекс Тополь (головной разработчик — МИТ);
  • ракетный комплекс Точка-У;
  • ракетный комплекс Курьер.

1991—2014 годы

19 ноября 1991 года ЦКБ «Титан» становится самостоятельным государственным предприятием, главным конструктором становится Виктор Шурыгин. В 1990-е годы ЦКБ продолжает работу по своему основному профилю — пусковые установки ракетных комплексов, но так же выполняет ряд инженерно-конструкторских задач в гражданской промышленности:

В 2004 году распоряжением правительства РФ "ЦКБ «Титан» присваивается статус Федерального научно-производственного центра. За 2000-е годы испытаны или поставлены на серийное производство:

  • артиллерийский комплекс АК-222 Берег;
  • самоходная установка СУ 6870 радиолокационной станции разведки «Кредо-1С»;
  • технологические агрегаты для ракетного комплекса Булава-30;
  • ракетный комплекс Ярс;
  • самоходная пусковая установка праздничных салютов 2А84;
  • самоходная гаубица Мста-С
  • подъемное устройство антенного терминала «Вертикаль»;
  • модернизация шлюзов Беломоро-Балтийского канала;
  • АСУТП второй нитки шлюза Кочетовского гидроузла.

В 2008 году металлоплавильные цеха были проданы заводу «Красный Октябрь», входящим в холдинг «РусСпецСталь» государственной корпорации «Ростехнологии», цеха механической сборки, непосредственно занимающимся выпуском оружия, осталась у завода "Баррикады" [3]. С января 2010 года предприятие получает статус открытого акционерного общества, входит в интегрированную структуру ОАО "Корпорация «МИТ». С 25 марта 2011 года входит в состав корпорации «МИТ»[4].

С 2014 года

В соответствии с распоряжением Правительства Российской Федерации от 7 марта 2014 года #334-р "О реорганизации открытых акционерных обществ "ЦКБ "Титан" и "ПО "Баррикады", с 1 октября 2014 года обе организации приступили к работе в качестве единого предприятия под брендом ОАО "ЦКБ "Титан". Деятельность ОАО "ПО "Баррикады" как юридического лица прекращена. Федеральный научно-производственный центр ОАО "ЦКБ "Титан" стал правопреемником имущества, прав, обязанностей, интеллектуальной собственности ОАО "ПО "Баррикады"[5]. Таким образом, образовано предприятие ракетной и артиллерийской специализации с полным циклом производства оружия — от проектирования до крупносерийного производства.

С июня 2016 года предприятие носит деиствительное наименование "Акционерное общество "Федеральный научно-производственный центр "Титан-Баррикады".

Источники

  1. [cdbtitan.ru/history Официальный сайт ЦКБ «Титан»]
  2. [ist-konkurs.ru/raboty/2011/1401-vosstanovlenie-stalingradskogo-zavoda-barrikady-v-1943-1945-gg Восстановление сталинградского завода «Баррикады» в 1943—1945 годах]
  3. [www.volfoto.ru/volgograd/barrikadi/zavod/ Завод «Баррикады»]. volfoto.ru. [www.webcitation.org/69hxVgEol Архивировано из первоисточника 6 августа 2012].
  4. [corp-mit.ru/index.php?option=com_content&task=view&id=43&Itemid=2 Список аффилированных лиц на сайте корпорации]
  5. www.rg.ru/2014/03/13/reorganiz-site-dok.html Распоряжение Правительства Российской Федерации от 7 марта 2014 г. N 334-р г. Москва

Напишите отзыв о статье "Титан-Баррикады"

Литература

  • Е. И. Трембач, К. П. Есин, А.Ф. Рябец, Б.Н. Беликов. «Титан» на Волге. От артиллерии к космическим стартам / Под общей ред. В. А. Шурыгина. — Волгоград: Станица-2, 2000. — 176 с. — 1000 экз. — ISBN 5-93567-014-3.

Ссылки

  • [www.ng.ru/regions/2000-05-04/4_construction.html Конструкторское бюро большого калибра]

Отрывок, характеризующий Титан-Баррикады

– Ах, ничего, – сказал он, как будто ему уже надоел этот всё один и тот же вопрос.
– Папенька скоро приедет?
– Я думаю.
«У них всё то же. Они ничего не знают! Куда мне деваться?», подумал Николай и пошел опять в залу, где стояли клавикорды.
Соня сидела за клавикордами и играла прелюдию той баркароллы, которую особенно любил Денисов. Наташа собиралась петь. Денисов восторженными глазами смотрел на нее.
Николай стал ходить взад и вперед по комнате.
«И вот охота заставлять ее петь? – что она может петь? И ничего тут нет веселого», думал Николай.
Соня взяла первый аккорд прелюдии.
«Боже мой, я погибший, я бесчестный человек. Пулю в лоб, одно, что остается, а не петь, подумал он. Уйти? но куда же? всё равно, пускай поют!»
Николай мрачно, продолжая ходить по комнате, взглядывал на Денисова и девочек, избегая их взглядов.
«Николенька, что с вами?» – спросил взгляд Сони, устремленный на него. Она тотчас увидала, что что нибудь случилось с ним.
Николай отвернулся от нее. Наташа с своею чуткостью тоже мгновенно заметила состояние своего брата. Она заметила его, но ей самой так было весело в ту минуту, так далека она была от горя, грусти, упреков, что она (как это часто бывает с молодыми людьми) нарочно обманула себя. Нет, мне слишком весело теперь, чтобы портить свое веселье сочувствием чужому горю, почувствовала она, и сказала себе:
«Нет, я верно ошибаюсь, он должен быть весел так же, как и я». Ну, Соня, – сказала она и вышла на самую середину залы, где по ее мнению лучше всего был резонанс. Приподняв голову, опустив безжизненно повисшие руки, как это делают танцовщицы, Наташа, энергическим движением переступая с каблучка на цыпочку, прошлась по середине комнаты и остановилась.
«Вот она я!» как будто говорила она, отвечая на восторженный взгляд Денисова, следившего за ней.
«И чему она радуется! – подумал Николай, глядя на сестру. И как ей не скучно и не совестно!» Наташа взяла первую ноту, горло ее расширилось, грудь выпрямилась, глаза приняли серьезное выражение. Она не думала ни о ком, ни о чем в эту минуту, и из в улыбку сложенного рта полились звуки, те звуки, которые может производить в те же промежутки времени и в те же интервалы всякий, но которые тысячу раз оставляют вас холодным, в тысячу первый раз заставляют вас содрогаться и плакать.
Наташа в эту зиму в первый раз начала серьезно петь и в особенности оттого, что Денисов восторгался ее пением. Она пела теперь не по детски, уж не было в ее пеньи этой комической, ребяческой старательности, которая была в ней прежде; но она пела еще не хорошо, как говорили все знатоки судьи, которые ее слушали. «Не обработан, но прекрасный голос, надо обработать», говорили все. Но говорили это обыкновенно уже гораздо после того, как замолкал ее голос. В то же время, когда звучал этот необработанный голос с неправильными придыханиями и с усилиями переходов, даже знатоки судьи ничего не говорили, и только наслаждались этим необработанным голосом и только желали еще раз услыхать его. В голосе ее была та девственная нетронутость, то незнание своих сил и та необработанная еще бархатность, которые так соединялись с недостатками искусства пенья, что, казалось, нельзя было ничего изменить в этом голосе, не испортив его.
«Что ж это такое? – подумал Николай, услыхав ее голос и широко раскрывая глаза. – Что с ней сделалось? Как она поет нынче?» – подумал он. И вдруг весь мир для него сосредоточился в ожидании следующей ноты, следующей фразы, и всё в мире сделалось разделенным на три темпа: «Oh mio crudele affetto… [О моя жестокая любовь…] Раз, два, три… раз, два… три… раз… Oh mio crudele affetto… Раз, два, три… раз. Эх, жизнь наша дурацкая! – думал Николай. Всё это, и несчастье, и деньги, и Долохов, и злоба, и честь – всё это вздор… а вот оно настоящее… Hy, Наташа, ну, голубчик! ну матушка!… как она этот si возьмет? взяла! слава Богу!» – и он, сам не замечая того, что он поет, чтобы усилить этот si, взял втору в терцию высокой ноты. «Боже мой! как хорошо! Неужели это я взял? как счастливо!» подумал он.
О! как задрожала эта терция, и как тронулось что то лучшее, что было в душе Ростова. И это что то было независимо от всего в мире, и выше всего в мире. Какие тут проигрыши, и Долоховы, и честное слово!… Всё вздор! Можно зарезать, украсть и всё таки быть счастливым…


Давно уже Ростов не испытывал такого наслаждения от музыки, как в этот день. Но как только Наташа кончила свою баркароллу, действительность опять вспомнилась ему. Он, ничего не сказав, вышел и пошел вниз в свою комнату. Через четверть часа старый граф, веселый и довольный, приехал из клуба. Николай, услыхав его приезд, пошел к нему.
– Ну что, повеселился? – сказал Илья Андреич, радостно и гордо улыбаясь на своего сына. Николай хотел сказать, что «да», но не мог: он чуть было не зарыдал. Граф раскуривал трубку и не заметил состояния сына.
«Эх, неизбежно!» – подумал Николай в первый и последний раз. И вдруг самым небрежным тоном, таким, что он сам себе гадок казался, как будто он просил экипажа съездить в город, он сказал отцу.
– Папа, а я к вам за делом пришел. Я было и забыл. Мне денег нужно.
– Вот как, – сказал отец, находившийся в особенно веселом духе. – Я тебе говорил, что не достанет. Много ли?
– Очень много, – краснея и с глупой, небрежной улыбкой, которую он долго потом не мог себе простить, сказал Николай. – Я немного проиграл, т. е. много даже, очень много, 43 тысячи.
– Что? Кому?… Шутишь! – крикнул граф, вдруг апоплексически краснея шеей и затылком, как краснеют старые люди.
– Я обещал заплатить завтра, – сказал Николай.
– Ну!… – сказал старый граф, разводя руками и бессильно опустился на диван.
– Что же делать! С кем это не случалось! – сказал сын развязным, смелым тоном, тогда как в душе своей он считал себя негодяем, подлецом, который целой жизнью не мог искупить своего преступления. Ему хотелось бы целовать руки своего отца, на коленях просить его прощения, а он небрежным и даже грубым тоном говорил, что это со всяким случается.
Граф Илья Андреич опустил глаза, услыхав эти слова сына и заторопился, отыскивая что то.
– Да, да, – проговорил он, – трудно, я боюсь, трудно достать…с кем не бывало! да, с кем не бывало… – И граф мельком взглянул в лицо сыну и пошел вон из комнаты… Николай готовился на отпор, но никак не ожидал этого.
– Папенька! па…пенька! – закричал он ему вслед, рыдая; простите меня! – И, схватив руку отца, он прижался к ней губами и заплакал.

В то время, как отец объяснялся с сыном, у матери с дочерью происходило не менее важное объяснение. Наташа взволнованная прибежала к матери.
– Мама!… Мама!… он мне сделал…
– Что сделал?
– Сделал, сделал предложение. Мама! Мама! – кричала она. Графиня не верила своим ушам. Денисов сделал предложение. Кому? Этой крошечной девочке Наташе, которая еще недавно играла в куклы и теперь еще брала уроки.
– Наташа, полно, глупости! – сказала она, еще надеясь, что это была шутка.
– Ну вот, глупости! – Я вам дело говорю, – сердито сказала Наташа. – Я пришла спросить, что делать, а вы мне говорите: «глупости»…
Графиня пожала плечами.
– Ежели правда, что мосьё Денисов сделал тебе предложение, то скажи ему, что он дурак, вот и всё.
– Нет, он не дурак, – обиженно и серьезно сказала Наташа.
– Ну так что ж ты хочешь? Вы нынче ведь все влюблены. Ну, влюблена, так выходи за него замуж! – сердито смеясь, проговорила графиня. – С Богом!
– Нет, мама, я не влюблена в него, должно быть не влюблена в него.
– Ну, так так и скажи ему.
– Мама, вы сердитесь? Вы не сердитесь, голубушка, ну в чем же я виновата?
– Нет, да что же, мой друг? Хочешь, я пойду скажу ему, – сказала графиня, улыбаясь.
– Нет, я сама, только научите. Вам всё легко, – прибавила она, отвечая на ее улыбку. – А коли бы видели вы, как он мне это сказал! Ведь я знаю, что он не хотел этого сказать, да уж нечаянно сказал.
– Ну всё таки надо отказать.
– Нет, не надо. Мне так его жалко! Он такой милый.
– Ну, так прими предложение. И то пора замуж итти, – сердито и насмешливо сказала мать.
– Нет, мама, мне так жалко его. Я не знаю, как я скажу.
– Да тебе и нечего говорить, я сама скажу, – сказала графиня, возмущенная тем, что осмелились смотреть, как на большую, на эту маленькую Наташу.
– Нет, ни за что, я сама, а вы слушайте у двери, – и Наташа побежала через гостиную в залу, где на том же стуле, у клавикорд, закрыв лицо руками, сидел Денисов. Он вскочил на звук ее легких шагов.
– Натали, – сказал он, быстрыми шагами подходя к ней, – решайте мою судьбу. Она в ваших руках!
– Василий Дмитрич, мне вас так жалко!… Нет, но вы такой славный… но не надо… это… а так я вас всегда буду любить.
Денисов нагнулся над ее рукою, и она услыхала странные, непонятные для нее звуки. Она поцеловала его в черную, спутанную, курчавую голову. В это время послышался поспешный шум платья графини. Она подошла к ним.
– Василий Дмитрич, я благодарю вас за честь, – сказала графиня смущенным голосом, но который казался строгим Денисову, – но моя дочь так молода, и я думала, что вы, как друг моего сына, обратитесь прежде ко мне. В таком случае вы не поставили бы меня в необходимость отказа.
– Г'афиня, – сказал Денисов с опущенными глазами и виноватым видом, хотел сказать что то еще и запнулся.
Наташа не могла спокойно видеть его таким жалким. Она начала громко всхлипывать.
– Г'афиня, я виноват перед вами, – продолжал Денисов прерывающимся голосом, – но знайте, что я так боготво'ю вашу дочь и всё ваше семейство, что две жизни отдам… – Он посмотрел на графиню и, заметив ее строгое лицо… – Ну п'ощайте, г'афиня, – сказал он, поцеловал ее руку и, не взглянув на Наташу, быстрыми, решительными шагами вышел из комнаты.

На другой день Ростов проводил Денисова, который не хотел более ни одного дня оставаться в Москве. Денисова провожали у цыган все его московские приятели, и он не помнил, как его уложили в сани и как везли первые три станции.
После отъезда Денисова, Ростов, дожидаясь денег, которые не вдруг мог собрать старый граф, провел еще две недели в Москве, не выезжая из дому, и преимущественно в комнате барышень.
Соня была к нему нежнее и преданнее чем прежде. Она, казалось, хотела показать ему, что его проигрыш был подвиг, за который она теперь еще больше любит его; но Николай теперь считал себя недостойным ее.
Он исписал альбомы девочек стихами и нотами, и не простившись ни с кем из своих знакомых, отослав наконец все 43 тысячи и получив росписку Долохова, уехал в конце ноября догонять полк, который уже был в Польше.



После своего объяснения с женой, Пьер поехал в Петербург. В Торжке на cтанции не было лошадей, или не хотел их смотритель. Пьер должен был ждать. Он не раздеваясь лег на кожаный диван перед круглым столом, положил на этот стол свои большие ноги в теплых сапогах и задумался.
– Прикажете чемоданы внести? Постель постелить, чаю прикажете? – спрашивал камердинер.
Пьер не отвечал, потому что ничего не слыхал и не видел. Он задумался еще на прошлой станции и всё продолжал думать о том же – о столь важном, что он не обращал никакого .внимания на то, что происходило вокруг него. Его не только не интересовало то, что он позже или раньше приедет в Петербург, или то, что будет или не будет ему места отдохнуть на этой станции, но всё равно было в сравнении с теми мыслями, которые его занимали теперь, пробудет ли он несколько часов или всю жизнь на этой станции.
Смотритель, смотрительша, камердинер, баба с торжковским шитьем заходили в комнату, предлагая свои услуги. Пьер, не переменяя своего положения задранных ног, смотрел на них через очки, и не понимал, что им может быть нужно и каким образом все они могли жить, не разрешив тех вопросов, которые занимали его. А его занимали всё одни и те же вопросы с самого того дня, как он после дуэли вернулся из Сокольников и провел первую, мучительную, бессонную ночь; только теперь в уединении путешествия, они с особенной силой овладели им. О чем бы он ни начинал думать, он возвращался к одним и тем же вопросам, которых он не мог разрешить, и не мог перестать задавать себе. Как будто в голове его свернулся тот главный винт, на котором держалась вся его жизнь. Винт не входил дальше, не выходил вон, а вертелся, ничего не захватывая, всё на том же нарезе, и нельзя было перестать вертеть его.