Цабернский инцидент

Цабернский инцидент — обозначение внутриполитического кризиса в конце 1913 года в Германской империи, вызванного противоправными и провокационными действиями военных кругов Германии в отношении жителей эльзасского городка Цаберн (ныне — Саверн).

Начало конфликта

Причиной Цабернского инцидента послужило оскорбление лейтенантом 99-го прусского Верхнерейнского пехотного полка, расквартированного в Цаберне, 19-летним бароном фон Форстнером, его жителей в присутствии молодых рекрутов из Эльзаса. 28 октября 1913 года лейтенант, во время учений, заявил своим солдатам: «Если на вас нападут (местные), применяйте оружие. Если же при этом кто-то из вас заколет одного из вакес, тот получит от меня 10 марок» (вакес-презрительное обозначение жителей Эльзаса). Это высказывание Форстнера 6 ноября попало в местные газеты «Эльзасец» и «Цабернские известия», вызвав большой общественный резонанс в земле Эльзас-Лотарингия. В течение нескольких последующих дней в Эльзасе проходили акции протеста, штатгальтер земли Эльзас-Лотарингия Карл фон Ведель обратился к генералу Бертольду фон Даймлингу и командиру 99-го полка Эрнсту фон Ройтеру с требованием перевести Форстнера из Эльзаса. Однако военное командование, не желая уступать гражданским властям, ограничилось лишь 6-дневным домашним арестом фон Форстнера. По окончании его лейтенант стал появляться в городе в сопровождении предоставленного ему эскорта-«охраны» из 4 вооружённых солдат — даже во время покупок шоколада или сигарет. Подобное поведение лишь дополнительно шокировало жителей Цаберна. Вслед за Форстнером следовали группы молодых людей, насмехавшихся над такими его «выходами их казармы». Однако далее насмешек неприязнь местных жителей не шла. Когда полковник фон Ройтер потребовал у городского руководства «наведения порядка», бургомистр Малер ему ответил, что вмешательство полиции в ситуацию неправомерно, так как отсутствует какое-либо нарушение закона манифестантами.

28 ноября у казарм вновь собралась толпа недовольных местных жителей. На требование военного командования разойтись они ответили отказом. Тогда, по указанию полковника фон Ройтера, солдатам было роздано оружие и они были брошены против безоружных протестующих. Оттеснив жителей Цаберна на одну из боковых улиц, солдаты схватили многих из них. Среди доставленных в казармы арестованных оказались случайно оказавшиеся в толпе председатель Земельного суда, два судьи и прокурор. 26 арестованных были брошены, без предъявления какого-либо обвинения, в подвал-каземат Цабернского замка. Кроме этого, солдаты обыскали и разгромили редакцию одной из местных газет, напечатавшей материалы о «деле Форстнера». С целью предотвратить возможные новые акции протеста местное военное руководство ввело в Цаберне осадное положение, выставило на улицах города военные патрули из солдат с примкнутыми штыками и установило для устрашения пулемёты.

Политические последствия

Уже 28 ноября 1913 года городские власти Цаберна направили телеграммы императору Вильгельму II, рейхсканцлеру Теобальду фон Бетман-Гольвегу и военному министру Германии Эриху фон Фалькенхайну с просьбой защитить гражданское население Эльзаса от нападений и насилия со стороны военных. 30 ноября в Мюлузе состоялась трёхтысячная манифестация, организованная социалистами в поддержку цабернцев. 1 декабря, по указанию генерала Бертольда фон Даймлинга, в Цаберне была восстановлена власть гражданских структур. 2 декабря в Страсбурге было подписано коллективное письмо бургомистров городов Эльзаса к Вильгельму II с требованием прекратить произвол военщины в отношении жителей Эльзас-Лотарингии. 3 декабря 1913 года СПГ обратилась к гражданам страны, призвав их выступить против милитаризации Германии и в защиту прав национальных меньшинств. 7 декабря массовые демонстрации, организованные социалистами, прошли в 17 городах, в том числе в Берлине, Кёльне, Лейпциге, Мюнхене, Дюссельдорфе, Бреслау, Хемнице, Дуйсбурге, Золингене и др. В ответ на это военное министерство арестовало нескольких рекрутов из Цаберна, свидетельствовавших на суде против Форстнера, и осудило их на полтора месяца тюремного заключения. Были также выдвинуты ряд обвинений против гражданских лиц в «оскорблении немецких офицеров».

2 декабря 1913 года события в Цаберне «благодаря» злополучному лейтенанту фон Форстнеру имели неприятное продолжение. Проводя учение солдат, он тяжело ранил саблей в голову находившегося поблизости и смеявшегося полупарализованного сапожника, в чём офицер усмотрел оскорбление для себя. Военным судом Форстнер был приговорён к 43 дням ареста, однако суд высшей инстанции этот приговор отменил и освободил барона от ответственности, под тем предлогом, что Форстнер якобы «защищал себя». Тем не менее, этого офицера, наконец, удалили из Цаберна и перевели в Мец, в 67-й пехотный полк, в составе которого фон Форстнер был убит 1 сентября 1914 года, в самом начале Первой мировой войны. Проходивший с 5 до 10 января 1914 года военный трибунал в Страсбурге признал полковника фон Ройтера и лейтенанта Шадта невиновными в нападениях на мирных жителей 26 ноября 1913 года. Хотя суд и формально извинился перед цабернцами за насилия, учинённые солдатами, однако вину за эти «превышения власти» он возложил на само гражданское население.

Реакция рейхстага

События в Цаберне нашли широкий отклик также и в стенах германского рейхстага. Три политические партии, представленные в нём, — Социалистическая, Прогрессивная народная и партия Центра, потребовали у рейхсканцлера Бетман-Гольвега отчёта перед парламентариями. 3 декабря состоялись слушания, на которых выступили рейхсканцлер и военный министр. Оба они защищали действия военных властей и обрушились с критикой на прессу, якобы «раздувшую скандал» с целью повредить имиджу армии. В результате всего этого депутаты рейхстага 4 декабря практически единодушно (293 голоса «за», 54 — «против» при 4 воздержавшихся) выступили за вотум недоверия правительству империи. Это был первый случай в истории Германии, когда парламент этой страны использовал предоставленное ему в 1912 году такое право. Впрочем, рейхсканцлер Бетман-Гольвег не подал в отставку, так как посчитал, что обязан подчиняться исключительно указаниям императора. Вильгельм II же всецело поддерживал в цабернских событиях сторону милитаристов. Кроме этого, Вильгельм II видел неприкрытую угрозу своему авторитарному правлению в укреплении парламентаризма и многопартийности. В целом же события в Цаберне в значительной степени ухудшили межнациональную обстановку в Германии накануне Первой мировой войны в целом, и отношение населения Эльзас-Лотарингии к Германской империи — в частности. Так, 14 января 1914 года ландтаг Эльзас-Лотарингии выступил в защиту населения Цаберна и с осуждением оправдательного приговора виновным в насилиях военным. 26 февраля того же года депутатами ландтага от различных партий в Страсбурге была образована «Лига защиты Эльзаса-Лотарингии».

14 января 1914 года в рейхстаге был вынесен на рассмотрение проект закона, который должен был регулировать использование вооружённых сил Германской империи в отношении её мирного населения. После 10-дневных дебатов он был принят подавляющим большинством голосов. 19 марта 1914 года Вильгельм II подписал этот закон, озаглавленный «Предписание об использовании военными оружия и их поведении при внутренних беспорядках», запрещавший прусской армии использовать свои силы в подобных ситуациях без предварительного согласия гражданских властей. Этот закон имел силу вплоть до января 1936 года, когда был заменён на другой национал-социалистскими властями.

Художественные произведения

События Цабернского инцидента были освещены в романе классика немецкой литературы Генриха Манна «Верноподданный» (1918). Поэт и сатирик Курт Тухольский посвятил этой теме своё стихотворение «Цабернский герой» (Der Held von Zabern).

Литература

• Erwin Schenk: Der Fall Zabern, W. Kohlhammer, Stuttgart 1927.
• Hans-Günter Zmarzlik: Bethmann Hollweg als Reichskanzler 1909—1914. Studien zu Möglichkeiten und Grenzen seiner innenpolitischen Machtstellung (Beiträge zur Geschichte des Parlamentarismus und der politischen Parteien, Bd 11), Droste-Verlag, Düsseldorf 1957, bes. S. 114—130.
• Die Zabern-Tragadie (1913). In: Paul Schweder: Die Grossen Kriminalprozesse des Jahrhunderts. Ein deutscher Pitaval. Verlag Kriminalistik, Hamburg 1961, S. 192 ff.
• Hans-Ulrich Wehler: Der Fall Zabern. Rückblick auf eine Verfassungskrise des wilhelminischen Kaiserreichs, in: Die Welt als Geschichte 23, 1963, S.27-46; wieder als: Symbol des halbabsolutistischen Herrschaftssystems — Der Fall Zabern von 1913/14, in: Hans-Ulrich Wehler: Krisenherde des Kaiserreichs 1871—1918. Studien zur deutschen Sozial- und Verfassungsgeschichte, Vandenhoeck & Ruprecht, Göttingen 1970, S.65-83; noch einmal als: Der Fall Zabern von 1913/14 als Verfassungskrise des Wilhelminischen Kaiserreichs, in: Hans-Ulrich Wehler: Krisenherde des Kaiserreichs 1871—1918, Vandenhoeck & Ruprecht, Göttingen 1979 (2. изд.), S.70-88 und 449—458.
• David Schoenbaum: Zabern 1913. Consensus Politics in Imperial Germany, George Allen & Unwin, London 1982 (197 страниц); ISBN 0-04-943025-4.
• Rainer Nitsche (изд.): Durchfall in Zabern. Eine Militärdemontage, Transit Buchverlag, Berlin 1982; ISBN 3-88747-010-9.
• Richard W. Mackey: The Zabern Affair, 1913—1914, University Press of America, Lanham 1991; ISBN 0-8191-8408-X.
• Wolfgang J. Mommsen: War der Kaiser an allem schuld?, Propyläen Verlag, Ullstein Heyne List, Berlin 2005, S. 203—209; ISBN 3-548-36765-8.
• Котов Б.С. «Германия или Пруссия?». Цабернский инцидент 1913 года в отражении русской прессы // Новая и новейшая история. 2010, № 4. С. 191–200, ISSN 0130-3864.

Отрывок, характеризующий Цабернский инцидент

Ряды пехотных солдат скрылись в дыму, послышался их протяжный крик и частая стрельба ружей. Через несколько минут толпы раненых и носилок прошли оттуда. На батарею еще чаще стали попадать снаряды. Несколько человек лежали неубранные. Около пушек хлопотливее и оживленнее двигались солдаты. Никто уже не обращал внимания на Пьера. Раза два на него сердито крикнули за то, что он был на дороге. Старший офицер, с нахмуренным лицом, большими, быстрыми шагами переходил от одного орудия к другому. Молоденький офицерик, еще больше разрумянившись, еще старательнее командовал солдатами. Солдаты подавали заряды, поворачивались, заряжали и делали свое дело с напряженным щегольством. Они на ходу подпрыгивали, как на пружинах.
Грозовая туча надвинулась, и ярко во всех лицах горел тот огонь, за разгоранием которого следил Пьер. Он стоял подле старшего офицера. Молоденький офицерик подбежал, с рукой к киверу, к старшему.
– Имею честь доложить, господин полковник, зарядов имеется только восемь, прикажете ли продолжать огонь? – спросил он.
– Картечь! – не отвечая, крикнул старший офицер, смотревший через вал.
Вдруг что то случилось; офицерик ахнул и, свернувшись, сел на землю, как на лету подстреленная птица. Все сделалось странно, неясно и пасмурно в глазах Пьера.
Одно за другим свистели ядра и бились в бруствер, в солдат, в пушки. Пьер, прежде не слыхавший этих звуков, теперь только слышал одни эти звуки. Сбоку батареи, справа, с криком «ура» бежали солдаты не вперед, а назад, как показалось Пьеру.
Ядро ударило в самый край вала, перед которым стоял Пьер, ссыпало землю, и в глазах его мелькнул черный мячик, и в то же мгновенье шлепнуло во что то. Ополченцы, вошедшие было на батарею, побежали назад.
– Все картечью! – кричал офицер.
Унтер офицер подбежал к старшему офицеру и испуганным шепотом (как за обедом докладывает дворецкий хозяину, что нет больше требуемого вина) сказал, что зарядов больше не было.
– Разбойники, что делают! – закричал офицер, оборачиваясь к Пьеру. Лицо старшего офицера было красно и потно, нахмуренные глаза блестели. – Беги к резервам, приводи ящики! – крикнул он, сердито обходя взглядом Пьера и обращаясь к своему солдату.
– Я пойду, – сказал Пьер. Офицер, не отвечая ему, большими шагами пошел в другую сторону.
– Не стрелять… Выжидай! – кричал он.
Солдат, которому приказано было идти за зарядами, столкнулся с Пьером.
– Эх, барин, не место тебе тут, – сказал он и побежал вниз. Пьер побежал за солдатом, обходя то место, на котором сидел молоденький офицерик.
Одно, другое, третье ядро пролетало над ним, ударялось впереди, с боков, сзади. Пьер сбежал вниз. «Куда я?» – вдруг вспомнил он, уже подбегая к зеленым ящикам. Он остановился в нерешительности, идти ему назад или вперед. Вдруг страшный толчок откинул его назад, на землю. В то же мгновенье блеск большого огня осветил его, и в то же мгновенье раздался оглушающий, зазвеневший в ушах гром, треск и свист.
Пьер, очнувшись, сидел на заду, опираясь руками о землю; ящика, около которого он был, не было; только валялись зеленые обожженные доски и тряпки на выжженной траве, и лошадь, трепля обломками оглобель, проскакала от него, а другая, так же как и сам Пьер, лежала на земле и пронзительно, протяжно визжала.


Пьер, не помня себя от страха, вскочил и побежал назад на батарею, как на единственное убежище от всех ужасов, окружавших его.
В то время как Пьер входил в окоп, он заметил, что на батарее выстрелов не слышно было, но какие то люди что то делали там. Пьер не успел понять того, какие это были люди. Он увидел старшего полковника, задом к нему лежащего на валу, как будто рассматривающего что то внизу, и видел одного, замеченного им, солдата, который, прорываясь вперед от людей, державших его за руку, кричал: «Братцы!» – и видел еще что то странное.
Но он не успел еще сообразить того, что полковник был убит, что кричавший «братцы!» был пленный, что в глазах его был заколон штыком в спину другой солдат. Едва он вбежал в окоп, как худощавый, желтый, с потным лицом человек в синем мундире, со шпагой в руке, набежал на него, крича что то. Пьер, инстинктивно обороняясь от толчка, так как они, не видав, разбежались друг против друга, выставил руки и схватил этого человека (это был французский офицер) одной рукой за плечо, другой за гордо. Офицер, выпустив шпагу, схватил Пьера за шиворот.
Несколько секунд они оба испуганными глазами смотрели на чуждые друг другу лица, и оба были в недоумении о том, что они сделали и что им делать. «Я ли взят в плен или он взят в плен мною? – думал каждый из них. Но, очевидно, французский офицер более склонялся к мысли, что в плен взят он, потому что сильная рука Пьера, движимая невольным страхом, все крепче и крепче сжимала его горло. Француз что то хотел сказать, как вдруг над самой головой их низко и страшно просвистело ядро, и Пьеру показалось, что голова французского офицера оторвана: так быстро он согнул ее.
Пьер тоже нагнул голову и отпустил руки. Не думая более о том, кто кого взял в плен, француз побежал назад на батарею, а Пьер под гору, спотыкаясь на убитых и раненых, которые, казалось ему, ловят его за ноги. Но не успел он сойти вниз, как навстречу ему показались плотные толпы бегущих русских солдат, которые, падая, спотыкаясь и крича, весело и бурно бежали на батарею. (Это была та атака, которую себе приписывал Ермолов, говоря, что только его храбрости и счастью возможно было сделать этот подвиг, и та атака, в которой он будто бы кидал на курган Георгиевские кресты, бывшие у него в кармане.)
Французы, занявшие батарею, побежали. Наши войска с криками «ура» так далеко за батарею прогнали французов, что трудно было остановить их.
С батареи свезли пленных, в том числе раненого французского генерала, которого окружили офицеры. Толпы раненых, знакомых и незнакомых Пьеру, русских и французов, с изуродованными страданием лицами, шли, ползли и на носилках неслись с батареи. Пьер вошел на курган, где он провел более часа времени, и из того семейного кружка, который принял его к себе, он не нашел никого. Много было тут мертвых, незнакомых ему. Но некоторых он узнал. Молоденький офицерик сидел, все так же свернувшись, у края вала, в луже крови. Краснорожий солдат еще дергался, но его не убирали.
Пьер побежал вниз.
«Нет, теперь они оставят это, теперь они ужаснутся того, что они сделали!» – думал Пьер, бесцельно направляясь за толпами носилок, двигавшихся с поля сражения.
Но солнце, застилаемое дымом, стояло еще высоко, и впереди, и в особенности налево у Семеновского, кипело что то в дыму, и гул выстрелов, стрельба и канонада не только не ослабевали, но усиливались до отчаянности, как человек, который, надрываясь, кричит из последних сил.


Главное действие Бородинского сражения произошло на пространстве тысячи сажен между Бородиным и флешами Багратиона. (Вне этого пространства с одной стороны была сделана русскими в половине дня демонстрация кавалерией Уварова, с другой стороны, за Утицей, было столкновение Понятовского с Тучковым; но это были два отдельные и слабые действия в сравнении с тем, что происходило в середине поля сражения.) На поле между Бородиным и флешами, у леса, на открытом и видном с обеих сторон протяжении, произошло главное действие сражения, самым простым, бесхитростным образом.
Сражение началось канонадой с обеих сторон из нескольких сотен орудий.
Потом, когда дым застлал все поле, в этом дыму двинулись (со стороны французов) справа две дивизии, Дессе и Компана, на флеши, и слева полки вице короля на Бородино.
От Шевардинского редута, на котором стоял Наполеон, флеши находились на расстоянии версты, а Бородино более чем в двух верстах расстояния по прямой линии, и поэтому Наполеон не мог видеть того, что происходило там, тем более что дым, сливаясь с туманом, скрывал всю местность. Солдаты дивизии Дессе, направленные на флеши, были видны только до тех пор, пока они не спустились под овраг, отделявший их от флеш. Как скоро они спустились в овраг, дым выстрелов орудийных и ружейных на флешах стал так густ, что застлал весь подъем той стороны оврага. Сквозь дым мелькало там что то черное – вероятно, люди, и иногда блеск штыков. Но двигались ли они или стояли, были ли это французы или русские, нельзя было видеть с Шевардинского редута.
Солнце взошло светло и било косыми лучами прямо в лицо Наполеона, смотревшего из под руки на флеши. Дым стлался перед флешами, и то казалось, что дым двигался, то казалось, что войска двигались. Слышны были иногда из за выстрелов крики людей, но нельзя было знать, что они там делали.
Наполеон, стоя на кургане, смотрел в трубу, и в маленький круг трубы он видел дым и людей, иногда своих, иногда русских; но где было то, что он видел, он не знал, когда смотрел опять простым глазом.
Он сошел с кургана и стал взад и вперед ходить перед ним.