Цай, Владимир Александрович

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Цай Владимир»)
Перейти к: навигация, поиск
Владимир Цай
Имя при рождении:

Владимир Александрович Цай

Род деятельности:

писатель

Дата рождения:

26 августа 1947(1947-08-26) (76 лет)

Место рождения:

КазССР

Гражданство:

Казахстан Казахстан

Сайт:

[tsay.kz ]

К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)

Влади́мир Алекса́ндрович Цай (26 августа 1947) — писатель, доктор технических наук.



Биография

Родился 26 августа 1947 года. В 1970 году окончил Казахский Государственный Университет, по специальности — математик. С 1970 по 1983 годы работал в вычислительных центрах Караганды. С 1983 по 1994 годы занимал должность заведующего лаборатории математического обеспечения ЭВМ в институте математики и механики АН КазССР. С 1999 по 2008 год занимал руководящие должности в различных казахстанских компаниях и холдингах связанных с информационными технологиями[1].

Творчество

Свои книги Владимир Цай позиционирует как философско-мировоззренческие[2]. Первая книга «Я нашел смысл жизни», выпущенная издательством «Время» в 2010 году, основана на автореферате «Свобода и необходимость» и состоит, в основном, из описания автором своего мировоззрения перемежающегося с небольшими личными историями автора[2]. В книге автор пытается систематизировать свой жизненный опыт для передачи будущему поколению. В дальнейшем в сотрудничестве с издательством были опубликованы «Кто в армии служил» и «Психотерапевты прописывают секс и музыку»[1].

Напишите отзыв о статье "Цай, Владимир Александрович"

Примечания

  1. 1 2 [books.vremya.ru/authors/3054-cay-vladimir.html Цай Владимир] (рус.).
  2. 1 2 Михаил Кругов. Глас мыслителя в пустыне супермаркета // Я нашел смысл жизни. — Время, 2010. — 340 с. — ISBN 978-5-9691-0530-0.
К:Википедия:Изолированные статьи (тип: не указан)

Отрывок, характеризующий Цай, Владимир Александрович

Князь Андрей ясно видел, что старик надеялся, что чувство его или его будущей невесты не выдержит испытания года, или что он сам, старый князь, умрет к этому времени, и решил исполнить волю отца: сделать предложение и отложить свадьбу на год.
Через три недели после своего последнего вечера у Ростовых, князь Андрей вернулся в Петербург.

На другой день после своего объяснения с матерью, Наташа ждала целый день Болконского, но он не приехал. На другой, на третий день было то же самое. Пьер также не приезжал, и Наташа, не зная того, что князь Андрей уехал к отцу, не могла себе объяснить его отсутствия.
Так прошли три недели. Наташа никуда не хотела выезжать и как тень, праздная и унылая, ходила по комнатам, вечером тайно от всех плакала и не являлась по вечерам к матери. Она беспрестанно краснела и раздражалась. Ей казалось, что все знают о ее разочаровании, смеются и жалеют о ней. При всей силе внутреннего горя, это тщеславное горе усиливало ее несчастие.
Однажды она пришла к графине, хотела что то сказать ей, и вдруг заплакала. Слезы ее были слезы обиженного ребенка, который сам не знает, за что он наказан.
Графиня стала успокоивать Наташу. Наташа, вслушивавшаяся сначала в слова матери, вдруг прервала ее:
– Перестаньте, мама, я и не думаю, и не хочу думать! Так, поездил и перестал, и перестал…
Голос ее задрожал, она чуть не заплакала, но оправилась и спокойно продолжала: – И совсем я не хочу выходить замуж. И я его боюсь; я теперь совсем, совсем, успокоилась…
На другой день после этого разговора Наташа надела то старое платье, которое было ей особенно известно за доставляемую им по утрам веселость, и с утра начала тот свой прежний образ жизни, от которого она отстала после бала. Она, напившись чаю, пошла в залу, которую она особенно любила за сильный резонанс, и начала петь свои солфеджи (упражнения пения). Окончив первый урок, она остановилась на середине залы и повторила одну музыкальную фразу, особенно понравившуюся ей. Она прислушалась радостно к той (как будто неожиданной для нее) прелести, с которой эти звуки переливаясь наполнили всю пустоту залы и медленно замерли, и ей вдруг стало весело. «Что об этом думать много и так хорошо», сказала она себе и стала взад и вперед ходить по зале, ступая не простыми шагами по звонкому паркету, но на всяком шагу переступая с каблучка (на ней были новые, любимые башмаки) на носок, и так же радостно, как и к звукам своего голоса прислушиваясь к этому мерному топоту каблучка и поскрипыванью носка. Проходя мимо зеркала, она заглянула в него. – «Вот она я!» как будто говорило выражение ее лица при виде себя. – «Ну, и хорошо. И никого мне не нужно».