Цалкский язык

Цалкский язык,цалкинский язык
Самоназвание:	Bizimce, bizim dilce,musurmance
Страны:	Грузия, Россия
Классификация
Категория:	Языки Евразии
Алтайские языки (спорно) Тюркская подветвь Огузская группа Турецкая подгруппа
Письменность:	латиница
См. также: Проект:Лингвистика

Ца́лкский язык (Bizimce, bizim dilce — 'наш язык' musurmance — «по-мусульмански») — тюркский язык или диалект турецкого языка, на котором говорила часть греков-переселенцев из восточных районов Османской империи в Российскую империю. Относится к западному ареалу огузской группы тюркских языков.

Сведения

Греки Цалки никогда не контактировали с греками Приазовья. В обоих случаях греки частично утрачивали знание родного языка, так как, исторически являясь выходцами из Османской империи, одинаково хорошо владели как турецким, так и греческим языками, но греческий язык в пределах Российской империи невозможно было применить ни в каких сферах жизнедеятельности, тогда как турецкий вполне помогал в общении с тюркоязычными народами России, в связи с чем и сохранялось его знание у греков. Русским языком, разумеется, греки-переселенцы из Османской империи не владели, следующие поколения греков в массе своей переходили на русский язык, в связи с чем утрачивалось знание и греческого, и турецкого языков. Турецкий язык, которым владели греки Цалки, сами они называли мусульманским, а не турецким (видимо, потому, что его знание помогало в общении с мусульманскими народами).

Язык, которым владели греки Цалки, относится к анатолийской диалектной зоне турецкого языка. Фактически являлся результатом перехода цалкинских греков на турецкую речь в условиях завоевания. В настоящее время практически вышел из употребления.

Как в Цалке, так и в Приазовье большая часть греков знала только понтийский язык (видимо, они жили в столице Понта Трапезунде и его окрестностях, где подавляющее большинство населения составляли греки и турецкий язык не использовался). В настоящее время новогреческий язык вытеснил из обращения как понтийский, так и турецкий языки у цалкинских греков. В окрестностях Трабзона (восток Турции) среди турецкого населения можно встретить в наши дни большое количество людей, знающих понтийский язык, — что свидетельствует об их греческом происхождении.

См. также

• Урумы

Отрывок, характеризующий Цалкский язык

Опять поднялась занавесь. Анатоль вышел из ложи, спокойный и веселый. Наташа вернулась к отцу в ложу, совершенно уже подчиненная тому миру, в котором она находилась. Всё, что происходило перед ней, уже казалось ей вполне естественным; но за то все прежние мысли ее о женихе, о княжне Марье, о деревенской жизни ни разу не пришли ей в голову, как будто всё то было давно, давно прошедшее.
В четвертом акте был какой то чорт, который пел, махая рукою до тех пор, пока не выдвинули под ним доски, и он не опустился туда. Наташа только это и видела из четвертого акта: что то волновало и мучило ее, и причиной этого волнения был Курагин, за которым она невольно следила глазами. Когда они выходили из театра, Анатоль подошел к ним, вызвал их карету и подсаживал их. Подсаживая Наташу, он пожал ей руку выше локтя. Наташа, взволнованная и красная, оглянулась на него. Он, блестя своими глазами и нежно улыбаясь, смотрел на нее.

Только приехав домой, Наташа могла ясно обдумать всё то, что с ней было, и вдруг вспомнив князя Андрея, она ужаснулась, и при всех за чаем, за который все сели после театра, громко ахнула и раскрасневшись выбежала из комнаты. – «Боже мой! Я погибла! сказала она себе. Как я могла допустить до этого?» думала она. Долго она сидела закрыв раскрасневшееся лицо руками, стараясь дать себе ясный отчет в том, что было с нею, и не могла ни понять того, что с ней было, ни того, что она чувствовала. Всё казалось ей темно, неясно и страшно. Там, в этой огромной, освещенной зале, где по мокрым доскам прыгал под музыку с голыми ногами Duport в курточке с блестками, и девицы, и старики, и голая с спокойной и гордой улыбкой Элен в восторге кричали браво, – там под тенью этой Элен, там это было всё ясно и просто; но теперь одной, самой с собой, это было непонятно. – «Что это такое? Что такое этот страх, который я испытывала к нему? Что такое эти угрызения совести, которые я испытываю теперь»? думала она.
Одной старой графине Наташа в состоянии была бы ночью в постели рассказать всё, что она думала. Соня, она знала, с своим строгим и цельным взглядом, или ничего бы не поняла, или ужаснулась бы ее признанию. Наташа одна сама с собой старалась разрешить то, что ее мучило.
«Погибла ли я для любви князя Андрея или нет? спрашивала она себя и с успокоительной усмешкой отвечала себе: Что я за дура, что я спрашиваю это? Что ж со мной было? Ничего. Я ничего не сделала, ничем не вызвала этого. Никто не узнает, и я его не увижу больше никогда, говорила она себе. Стало быть ясно, что ничего не случилось, что не в чем раскаиваться, что князь Андрей может любить меня и такою . Но какою такою ? Ах Боже, Боже мой! зачем его нет тут»! Наташа успокоивалась на мгновенье, но потом опять какой то инстинкт говорил ей, что хотя всё это и правда и хотя ничего не было – инстинкт говорил ей, что вся прежняя чистота любви ее к князю Андрею погибла. И она опять в своем воображении повторяла весь свой разговор с Курагиным и представляла себе лицо, жесты и нежную улыбку этого красивого и смелого человека, в то время как он пожал ее руку.