Цаллати, Вадим Рамазанович
Поделись знанием:
К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)
– Вот что, мой милый, – сказал граф вошедшему почтительному молодому человеку. – Принеси ты мне… – он задумался. – Да, 700 рублей, да. Да смотри, таких рваных и грязных, как тот раз, не приноси, а хороших, для графини.
– Да, Митенька, пожалуйста, чтоб чистенькие, – сказала графиня, грустно вздыхая.
– Ваше сиятельство, когда прикажете доставить? – сказал Митенька. – Изволите знать, что… Впрочем, не извольте беспокоиться, – прибавил он, заметив, как граф уже начал тяжело и часто дышать, что всегда было признаком начинавшегося гнева. – Я было и запамятовал… Сию минуту прикажете доставить?
– Да, да, то то, принеси. Вот графине отдай.
– Экое золото у меня этот Митенька, – прибавил граф улыбаясь, когда молодой человек вышел. – Нет того, чтобы нельзя. Я же этого терпеть не могу. Всё можно.
– Ах, деньги, граф, деньги, сколько от них горя на свете! – сказала графиня. – А эти деньги мне очень нужны.
– Вы, графинюшка, мотовка известная, – проговорил граф и, поцеловав у жены руку, ушел опять в кабинет.
Когда Анна Михайловна вернулась опять от Безухого, у графини лежали уже деньги, всё новенькими бумажками, под платком на столике, и Анна Михайловна заметила, что графиня чем то растревожена.
– Ну, что, мой друг? – спросила графиня.
– Ах, в каком он ужасном положении! Его узнать нельзя, он так плох, так плох; я минутку побыла и двух слов не сказала…
– Annette, ради Бога, не откажи мне, – сказала вдруг графиня, краснея, что так странно было при ее немолодом, худом и важном лице, доставая из под платка деньги.
Анна Михайловна мгновенно поняла, в чем дело, и уж нагнулась, чтобы в должную минуту ловко обнять графиню.
– Вот Борису от меня, на шитье мундира…
Анна Михайловна уж обнимала ее и плакала. Графиня плакала тоже. Плакали они о том, что они дружны; и о том, что они добры; и о том, что они, подруги молодости, заняты таким низким предметом – деньгами; и о том, что молодость их прошла… Но слезы обеих были приятны…
Графиня Ростова с дочерьми и уже с большим числом гостей сидела в гостиной. Граф провел гостей мужчин в кабинет, предлагая им свою охотницкую коллекцию турецких трубок. Изредка он выходил и спрашивал: не приехала ли? Ждали Марью Дмитриевну Ахросимову, прозванную в обществе le terrible dragon, [страшный дракон,] даму знаменитую не богатством, не почестями, но прямотой ума и откровенною простотой обращения. Марью Дмитриевну знала царская фамилия, знала вся Москва и весь Петербург, и оба города, удивляясь ей, втихомолку посмеивались над ее грубостью, рассказывали про нее анекдоты; тем не менее все без исключения уважали и боялись ее.
В кабинете, полном дыма, шел разговор о войне, которая была объявлена манифестом, о наборе. Манифеста еще никто не читал, но все знали о его появлении. Граф сидел на отоманке между двумя курившими и разговаривавшими соседями. Граф сам не курил и не говорил, а наклоняя голову, то на один бок, то на другой, с видимым удовольствием смотрел на куривших и слушал разговор двух соседей своих, которых он стравил между собой.
Один из говоривших был штатский, с морщинистым, желчным и бритым худым лицом, человек, уже приближавшийся к старости, хотя и одетый, как самый модный молодой человек; он сидел с ногами на отоманке с видом домашнего человека и, сбоку запустив себе далеко в рот янтарь, порывисто втягивал дым и жмурился. Это был старый холостяк Шиншин, двоюродный брат графини, злой язык, как про него говорили в московских гостиных. Он, казалось, снисходил до своего собеседника. Другой, свежий, розовый, гвардейский офицер, безупречно вымытый, застегнутый и причесанный, держал янтарь у середины рта и розовыми губами слегка вытягивал дымок, выпуская его колечками из красивого рта. Это был тот поручик Берг, офицер Семеновского полка, с которым Борис ехал вместе в полк и которым Наташа дразнила Веру, старшую графиню, называя Берга ее женихом. Граф сидел между ними и внимательно слушал. Самое приятное для графа занятие, за исключением игры в бостон, которую он очень любил, было положение слушающего, особенно когда ему удавалось стравить двух говорливых собеседников.
– Ну, как же, батюшка, mon tres honorable [почтеннейший] Альфонс Карлыч, – говорил Шиншин, посмеиваясь и соединяя (в чем и состояла особенность его речи) самые народные русские выражения с изысканными французскими фразами. – Vous comptez vous faire des rentes sur l'etat, [Вы рассчитываете иметь доход с казны,] с роты доходец получать хотите?
– Нет с, Петр Николаич, я только желаю показать, что в кавалерии выгод гораздо меньше против пехоты. Вот теперь сообразите, Петр Николаич, мое положение…
Берг говорил всегда очень точно, спокойно и учтиво. Разговор его всегда касался только его одного; он всегда спокойно молчал, пока говорили о чем нибудь, не имеющем прямого к нему отношения. И молчать таким образом он мог несколько часов, не испытывая и не производя в других ни малейшего замешательства. Но как скоро разговор касался его лично, он начинал говорить пространно и с видимым удовольствием.
| Вадим Цаллати | |
 | |
| Дата рождения: | |
|---|---|
| Место рождения: | |
| Гражданство: | |
| Профессия: |
актёр |
| Карьера: |
2001 — по настоящее время |
 |
Эта статья или раздел нуждается в переработке. Пожалуйста, улучшите статью в соответствии с правилами написания статей.
|
<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение |
В этой статье не хватает ссылок на источники информации. Информация должна быть проверяема, иначе она может быть поставлена под сомнение и удалена.
Вы можете отредактировать эту статью, добавив ссылки на авторитетные источники. Эта отметка установлена 4 сентября 2013 года. |
Вади́м Рамаза́нович Цалла́ти (осет. дигор. Цæллати Рæмæзани фурт Вадим; род. 17 июня 1976, Дигора, Северо-Осетинская АССР, РСФСР, СССР) — российский актёр театра и кино, чтец. Народный артист Республики Северная Осетия — Алания (2011)
Биография
Вадим Цаллати родился 17 июня 1976 года, в г. Дигора, Северная Осетия, в осетинской семье из аристократического рода Цаллаевых. Фамильный замок Цаллаевых XIV века, который ныне принадлежит Вадиму, участвовал в мультимедийном проекте «Россия-10». В 2002 году он окончил Театральное училище им. Щукина, курс Юрия Авшарова. Затем был принят в театр на Таганке (2001—2003 гг.). Уже сразу после окончания театрального училища начал сниматься в кино. На данный момент имеет более 40 ролей. Известность актёр получил благодаря своим работам в картинах: «Интерны» (анестезиолог), «Москва, я люблю тебя» (Юсуп), «Диверсант. Конец войны.» (Даур), «Марш-бросок-2», «Антикиллер-2» (Нисим), «Олимпиус инферно» (Вахо).
В рамках XIV Международного фестиваля «ДетективФЕСТ» за исполнение роли отрицательного героя Вадим Цаллати стал победителем номинации «Антигерой». Новый виток популярности актеру принесла роль анестезиолога Давида Такоева в сериале «Интерны» . Параллельно работе в кино, Вадим Цаллати играет и в театре. Сыграл главную роль в скандальном спектакле «Исповедь любительницы поэзии». Автор и режиссёр спектакля известный драматург Рустам Ибрагимбеков.
Постоянный участник Пушкинских чтений.
В январе 2013 года принял участие в качестве главного героя в специальном фотопроекте журнала «Playboy».
Фильмография
- 2016 — Мафия: Игра на выживание — Кирилл
- 2014 — Смешанные чувства — авторитетный цыган Степан
- 2014 — Братаны — капитан полиции Кабалов
- 2013 — Шулер — Георгий Иванович
- 2013 — Марш-бросок 2: Особые обстоятельства — Габис Асмаев, бывший полевой командир
- 2012 — Пока цветет папоротник — Тамаз, предводитель следопытов
- 2012 — 2013 — Интерны — анестезиолог Давид Таймуразович
- 2012 — Белый мавр, или Интимные истории о моих соседях
- 2011 — Мой парень — ангел — рентгенолог
- 2011 — Удиви меня
- 2011 — Жуков — Виктор Иванович Гришаев
- 2011 — Братья — Ашот
- 2011 — Стреляющие горы — Хасан
- 2011 — Хитровка — Перс
- 2010 — Русский шоколад — Сергей
- 2010 — Откричат журавли — Тапа
- 2010 — Москва, я люблю тебя! — Юсуп
- 2010 — Кодекс чести 4 — Муса Мадуев
- 2010 — Дом образцового содержания — Ханютин
- 2009 — Хранитель — Исса
- 2009 — Десантура. Никто, кроме нас (1-я серия) — грузинский военный
- 2009 — Розы для Эльзы
- 2009 — Олимпиус инферно — Вахо
- 2008 — Красное на белом — Владимир Берг
- 2008 — Шультес — Паша
- 2007 — Диверсант. Конец войны — Даур
- 2006 — Фартовый
- 2006 — Утёсов. Песня длиною в жизнь
- 2006 — Прорыв — Мурад
- 2006 — Мёртвое поле — Малик
- 2005 — Сыщики 4 — Трофим Кондратьев, преступник
- 2005 — Горыныч и Виктория — бизнесмен
- 2005 — Оперативный псевдоним 2. Код Возвращения
- 2005 — Карусель (т/с) — Надир, командир отряда чеченских боевиков
- 2004 — Цвет нации. Реж. Г. Николаенко — Волк
- 2003 — Антикиллер 2: Антитеррор — Нисим
- 2002 — Московская сага — Юра Король
- 2002 — Марш-бросок — Арби
- 2002 — Кодекс чести — Иса Мадуев
- 2001 — Сеньоры и грандсеньоры — ‘‘Паша’’
- 2001 — Львиная доля
Театральные работы
- Театр на Таганке — «Добрый человек из Сезуана». Реж. Ю. П. Любимов— ‘‘Бог № 3’’
- Театр на Таганке — «Хроники». Реж. Ю. П. Любимов — ‘‘Бардольф’’
- Театр Ибрус — «Исповедь любительницы поэзии». Реж. Р. Ибрагимбеков — ‘‘Джозеф’’
Напишите отзыв о статье "Цаллати, Вадим Рамазанович"
Примечания
Ссылки
- [ruskino.ru/art/5195 Вадим Цаллати на Ruskino.ru]
- [www.vadimtsallati.ru Официальный сайт Вадима Цаллати]
- [vk.com/id2023531 Вадим Цаллати во ВКонтакте]
- [www.facebook.com/profile.php?id=100002176009712&fref=tsvk.com/id2023531 Вадим Цаллати на Фейсбуке]
|
Это заготовка статьи об актёре или актрисе. Вы можете помочь проекту, дополнив её. |
Отрывок, характеризующий Цаллати, Вадим Рамазанович
Митенька, тот дворянский сын, воспитанный у графа, который теперь заведывал всеми его делами, тихими шагами вошел в комнату.– Вот что, мой милый, – сказал граф вошедшему почтительному молодому человеку. – Принеси ты мне… – он задумался. – Да, 700 рублей, да. Да смотри, таких рваных и грязных, как тот раз, не приноси, а хороших, для графини.
– Да, Митенька, пожалуйста, чтоб чистенькие, – сказала графиня, грустно вздыхая.
– Ваше сиятельство, когда прикажете доставить? – сказал Митенька. – Изволите знать, что… Впрочем, не извольте беспокоиться, – прибавил он, заметив, как граф уже начал тяжело и часто дышать, что всегда было признаком начинавшегося гнева. – Я было и запамятовал… Сию минуту прикажете доставить?
– Да, да, то то, принеси. Вот графине отдай.
– Экое золото у меня этот Митенька, – прибавил граф улыбаясь, когда молодой человек вышел. – Нет того, чтобы нельзя. Я же этого терпеть не могу. Всё можно.
– Ах, деньги, граф, деньги, сколько от них горя на свете! – сказала графиня. – А эти деньги мне очень нужны.
– Вы, графинюшка, мотовка известная, – проговорил граф и, поцеловав у жены руку, ушел опять в кабинет.
Когда Анна Михайловна вернулась опять от Безухого, у графини лежали уже деньги, всё новенькими бумажками, под платком на столике, и Анна Михайловна заметила, что графиня чем то растревожена.
– Ну, что, мой друг? – спросила графиня.
– Ах, в каком он ужасном положении! Его узнать нельзя, он так плох, так плох; я минутку побыла и двух слов не сказала…
– Annette, ради Бога, не откажи мне, – сказала вдруг графиня, краснея, что так странно было при ее немолодом, худом и важном лице, доставая из под платка деньги.
Анна Михайловна мгновенно поняла, в чем дело, и уж нагнулась, чтобы в должную минуту ловко обнять графиню.
– Вот Борису от меня, на шитье мундира…
Анна Михайловна уж обнимала ее и плакала. Графиня плакала тоже. Плакали они о том, что они дружны; и о том, что они добры; и о том, что они, подруги молодости, заняты таким низким предметом – деньгами; и о том, что молодость их прошла… Но слезы обеих были приятны…
Графиня Ростова с дочерьми и уже с большим числом гостей сидела в гостиной. Граф провел гостей мужчин в кабинет, предлагая им свою охотницкую коллекцию турецких трубок. Изредка он выходил и спрашивал: не приехала ли? Ждали Марью Дмитриевну Ахросимову, прозванную в обществе le terrible dragon, [страшный дракон,] даму знаменитую не богатством, не почестями, но прямотой ума и откровенною простотой обращения. Марью Дмитриевну знала царская фамилия, знала вся Москва и весь Петербург, и оба города, удивляясь ей, втихомолку посмеивались над ее грубостью, рассказывали про нее анекдоты; тем не менее все без исключения уважали и боялись ее.
В кабинете, полном дыма, шел разговор о войне, которая была объявлена манифестом, о наборе. Манифеста еще никто не читал, но все знали о его появлении. Граф сидел на отоманке между двумя курившими и разговаривавшими соседями. Граф сам не курил и не говорил, а наклоняя голову, то на один бок, то на другой, с видимым удовольствием смотрел на куривших и слушал разговор двух соседей своих, которых он стравил между собой.
Один из говоривших был штатский, с морщинистым, желчным и бритым худым лицом, человек, уже приближавшийся к старости, хотя и одетый, как самый модный молодой человек; он сидел с ногами на отоманке с видом домашнего человека и, сбоку запустив себе далеко в рот янтарь, порывисто втягивал дым и жмурился. Это был старый холостяк Шиншин, двоюродный брат графини, злой язык, как про него говорили в московских гостиных. Он, казалось, снисходил до своего собеседника. Другой, свежий, розовый, гвардейский офицер, безупречно вымытый, застегнутый и причесанный, держал янтарь у середины рта и розовыми губами слегка вытягивал дымок, выпуская его колечками из красивого рта. Это был тот поручик Берг, офицер Семеновского полка, с которым Борис ехал вместе в полк и которым Наташа дразнила Веру, старшую графиню, называя Берга ее женихом. Граф сидел между ними и внимательно слушал. Самое приятное для графа занятие, за исключением игры в бостон, которую он очень любил, было положение слушающего, особенно когда ему удавалось стравить двух говорливых собеседников.
– Ну, как же, батюшка, mon tres honorable [почтеннейший] Альфонс Карлыч, – говорил Шиншин, посмеиваясь и соединяя (в чем и состояла особенность его речи) самые народные русские выражения с изысканными французскими фразами. – Vous comptez vous faire des rentes sur l'etat, [Вы рассчитываете иметь доход с казны,] с роты доходец получать хотите?
– Нет с, Петр Николаич, я только желаю показать, что в кавалерии выгод гораздо меньше против пехоты. Вот теперь сообразите, Петр Николаич, мое положение…
Берг говорил всегда очень точно, спокойно и учтиво. Разговор его всегда касался только его одного; он всегда спокойно молчал, пока говорили о чем нибудь, не имеющем прямого к нему отношения. И молчать таким образом он мог несколько часов, не испытывая и не производя в других ни малейшего замешательства. Но как скоро разговор касался его лично, он начинал говорить пространно и с видимым удовольствием.
