Цанков, Александр

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Александр Цанков
Александър Цанков<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
Председатель Совета Министров Болгарии
9 июня 1923 года — 4 января 1926 года
Монарх: Борис III
Предшественник: Александр Стамболийский
Преемник: Андрей Ляпчев
и.о. министра иностранных дел и исповеданий Болгарии
9 — 10 июня 1923 года
Глава правительства: он сам
Монарх: Борис III
Предшественник: Александр Стамболийский
Преемник: Христо Калфов
Военный министр Болгарии
9 — 10 июня 1923 года
Глава правительства: он сам
Монарх: Борис III
Предшественник: Константин Муравиев
Преемник: Иван Вылков
врио министра народного просвещения Болгарии
10 июня 1923 года — 4 января 1926 года
Глава правительства: он сам
Монарх: Борис III
Предшественник: Янаки Моллов
Преемник: Никола Найденов
Председатель Народного собрания Болгарии
5 января 1926 года — 15 мая 1930 года
Предшественник: Тодор Кулев
Преемник: Никола Найденов
Министр народного просвещения Болгарии
15 мая 1930 года — 29 июня 1931 года
Глава правительства: Андрей Ляпчев
Монарх: Борис III
Предшественник: Никола Найденов
Преемник: Константин Муравиев
Председатель Национального правительства Болгарии в изгнании
16 сентября 1944 года — 10 мая 1945 года
Предшественник: должность учреждена
Преемник: должность упразднена
 
Рождение: 29 июня 1879(1879-06-29)
Оряхово (Болгария)
Смерть: 27 июля 1959(1959-07-27) (80 лет)
Буэнос-Айрес (Аргентина)
Супруга: Мария Цанкова
Дети: Милка Цанкова, Славка Цанкова
Партия: Болгарская рабочая социал-демократическая партия
Народный сговор
Демократический сговор
Народное социальное движение
Образование: Софийский университет

Александр Цолов Цанко́в (болг. Александър Цолов Цанков; 29 июня 1879, Оряхово — 27 июля 1959, Буэнос-Айрес, Аргентина) — болгарский политический и государственный деятель, премьер-министр в 19231926. Учёный-экономист, академик Болгарской академии наук (1935, член-корреспондент, 1919). Организатор свержения правительства Александра Стамболийского и подавления Сентябрьского восстания в 1923. Идеолог «буржуазного социализма», националист, крайний антикоммунист. Основатель праворадикальной популистской партии Народное социальное движение. Сторонник союза Болгарии с Третьим рейхом, глава прогерманского эмигрантского правительства в 1944 году.





Учёный и политик

Окончил гимназию в Русе, затем юридический факультет Софийского университета (1904). Изучал государственное право и политическую экономию в Мюнхенском, Берлинском и Бреслауском университетах (1904—1907). После возвращения в Болгарию работал в Болгарском народном банке, служил в министерстве торговли и земледелия. С 1911 — доцент, в 19191923 и 1925—1944 — профессор политической экономии Софийского университета. В 1919—1920 — ректор этого университета.

С молодых лет Александр Цанков занимался политической деятельностью. Первоначально придерживался социалистических взглядов, был членом Болгарской рабочей социал-демократической партии. Вышел из БРСДП в 1907, однако в значительной степени сохранил социалистические воззрения, которые характеризовал как «буржуазный социализм».

Социализм должен стать по необходимости немного буржуазным, а буржуазия немного социалистической.
Александр Цанков[1]

В годы Первой мировой войны Цанков как известный экономист участвовал в деятельности государственного координационного органа — «Дирекции экономической помощи и социального прогнозирования» («Дирекция общественного регулирования»). В этот период он утвердился в идеях социального регулирования экономики.

В 1921 Александр Цанков стал одним из основателей правоцентристского политического объединения «Народный сговор», оппозиционного аграристскому правительству лидера БЗНС Александра Стамболийского. «Народный сговор» консолидировал представителей деловых кругов, городских средних слоёв, интеллигенции (в том числе профессоров Софийского университета), офицеров запаса. Фактически вокруг учёного-экономиста c социалистическими наклонностями объединялись правые антикоммунистические круги «городской Болгарии», готовые к антиправительственному выступлению. Этому способствовали демонстрируемые Цанковым энергия и решительность в политике:

Интересен переход кабинетного учёного к мутным разочарованиям отечественной политической борьбы[2].

Во главе правительства

Александр Цанков активно участвовал в подготовке переворота 9 июня 1923, в результате которого было свергнуто правительство БЗНС и убит премьер Стамболийский. Сопротивление активистов БЗНС было жёстко подавлено. Именно Цанков возглавил новое правительство (одновременно заняв пост министра народного просвещения). В августе 1923 под руководством Цанкова возникло политическое объединение Демократический сговор, на поддержку которого опиралось правительство. В его состав вошли «Народный сговор» и ряд либеральных партий, однако ведущую роль в нём играли правые сторонники Цанкова.

В том же 1923 правительство Цанкова жёсткими методами подавило Сентябрьское восстание, подготовленное Болгарской коммунистической партией (БКП) и Коминтерном. Армия, полиция и правые парамилитарные формирования учинили «белый террор», жертвами которого становились как пленные повстанцы, так и мирное население в охваченных восстанием районах страны. В подавлении восстания в Пиринской Македонии участвовали члены Внутренней македонской революционной организации (ВМРО), поддерживавшие правительство Цанкова.

Вскоре после подавления Сентябрьского восстания правительство Цанкова утратило поддержку Демократической партии и Болгарской рабочей социал-демократической партии («широких социалистов»). Кроме того, царь Борис III — фактически расправившийся руками Цанкова с противниками монархии — возложил на Цанкова же ответственность за кровавые эксцессы[3].

События 1923 года сделали Александра Цанкова олицетворением жестокого террора. Он получил прозвище «чёрный профессор». Это отношение проявлялось и в резкой политической критике (не только со стороны левых сил), и даже в сатирических отзывах:

— Можете подавать в суд. Суд разберет.
— Можно и без суда, — сипло заметил Цанков, небрежно играя веревкой.
— А вас не спрашивают. Молчали бы лучше. Наделали делов, а теперь веревочкой забавляетесь. Тоже хорош гусь! Чуть было всех не закопал. Повеса несчастный!
Валентин Катаев, «Антисоветский блок»[4]

Политические репрессии не являлись единственным направлением правительственной политики Цанкова. Он предпринимал попытки внедрения своих социально-экономических концепций. В частности, в Плевне был построен сахарный завод, не только применявший передовые по тем временам технологии, но и использовавший кооперативные начала в структуре и управлении.

Террор и контртеррор

В январе 1924 года правительство инициировало принятие закона о защите государства, согласно которому были запрещены все организации, которые ставили целью насильственный приход к власти. В апреле того же года решением Верховного кассационного суда были официально запрещены БКП, связанные с ней Партия труда, Всеобщий союз рабочих синдикатов и Болгарский коммунистический молодёжный союз. Однако коммунисты и левое крыло БЗНС продолжали подготовку к новому восстанию. С обеих сторон применялись методы террора.

16 апреля 1925 года боевики военной организации БКП совершили крупный террористический акт в соборе Святой Недели. Предварительно они убили генерала запаса Коста Георгиева, на отпевание которого в собор должны были прибыть царь Борис III, премьер-министр Цанков, министры, чины армейского командования. Однако царь опоздал на церемонию, а члены правительства из-за случайности остались живы. Одним из активных деятелей заговора был церковный прислужник, который участвовал в организации отпевания. Позднее Цанков вспоминал, что

по православному ритуалу церковный прислужник раздал свечи, начиная с меня, как будто считал нас. Подавая свечи, посмотрел на каждого из нас… Гроб с телом убитого генерала был поставлен на определённое для таких случаев место. Мы, министры, расположились в два ряда, как полагается по протоколу. Сзади нас стояли официальные и должностные лица, храм был забит народом, были женщины и дети. Прислужник передвинул гроб с покойным ближе к алтарю, так что мы, министры, автоматически сместились на несколько шагов вперёд и оказались точно под куполом собора, где была заложена адская машина с 30-40 килограммами взрывчатки. Это перемещение спасло правительство. Невежественный прислужник думал, что мы окажемся точно под ударом и точно будем уничтожены.

В результате взрыва погибли более ста человек. В ответ в тот же день в стране было введено военное положение. Ликвидацию заговора Цанков поручил военному министру генералу Ивану Вылкову и министру внутренних дел генералу Ивану Русеву. Те обратились за помощью к парамилитарным структурам Военного союза, одним из основателей которого был убитый заговорщиками генерал Коста Георгиев. В стране начались массовые репрессии. В книге «Болгария в ХХ веке. Очерки политической истории» (М., 2003) говорится, что

репрессивные меры коснулись не только непосредственных участников теракта, но также сотен подвернувшихся под горячую руку людей… Созданные по всей стране специальные комиссии занимались определением тех среди арестованных, кто подлежал ликвидации. Несчастных кидали в топку софийского полицейского управления, убивали в подвалах казарм, расстреливали, душили во время допросов с помощью петли, набрасывавшейся из-за спины. Тела сбрасывали в мешках в ров. И всё это — без суда и приговоров, отчёт держался только перед кучкой военных чинов.

Среди жертв были деятели искусств Гео Милев, Сергей Румянцев, Христо Ясенов, Йосиф Хербст. Ряд политических убийств были совершены на улицах группами офицеров запаса, полицейскими и деятелями ВМРО, причём правительство официально утверждало, что эти преступления были делом рук неизвестных лиц. Одновременно в стране активно действовали и военно-полевые суды.

Очередная вспышка «белого террора» спровоцировала резкую критику правительства Цанкова со международной общественности (социалистической и либеральной) и значительной части болгарского политического класса. Однако правительству Цанкова удалось подавить леворадикальное движение и взять под контроль ситуацию в стране. Попытки военизированных формирований БКП и БЗНС ответить «красным террором» и организовать партизанскую войну окончились неудачей.

Внешнеполитическая деятельность

Во внешнеполитической сфере правительство Цанкова находилось практически в полной международной изоляции. Соседние балканские страны и покровительствовавшие им Великобритания и Франция опасались, что оно будет проводить реваншистскую политику. Югославия предоставляла убежище бежавшим от репрессий коммунистам и членам БЗНС, югославские войска концентрировались на границе с Болгарией. Лондонские и парижские банки отказывались предоставить Болгарии стабилизационный займ из-за угрозы новой войны на Балканах (хотя Цанков и признал заключённое правительством Стамболийского Нишское соглашение с Югославией о безопасности границы).

Конструктивные отношения Цанков смог выстроить лишь с фашистским режимом Бенито Муссолини. Дуче лично обещал ему помощь в облегчении репарационных платежей, которые Болгария должна была выплачивать по итогам проигранной Первой мировой войны согласно Нейискому договору.

В октябре 1925 произошёл болгаро-греческий конфликт в районе Петрича — греческие войска заняли несколько болгарских приграничных сёл. Сопротивление оказали активисты ВМРО и местная добровольческая милиция. В ходе конфликта военный министр в правительстве Цанкова генерал Вылков приказал не открывать огонь и апеллировал за поддержкой к Лиге Наций. В результате Греция была признана виновной и должна была выплатить Болгарии компенсацию за жертвы и разрушения. Результат этого конфликта считается успехом болгарской дипломатии.

Отставка

К концу 1925 против Цанкова выступали либеральная оппозиция, международное общественное мнение (противники называли его не только «чёрным», но и «кровавым профессором») и умеренное крыло в «Демократическом сговоре» во главе с Андреем Ляпчевым и Атанасом Буровым. 3 января 1926 Цанков был вынужден подать в отставку. Пост премьер-министра занял Андрей Ляпчев.

Оппозиция в «Демократическом сговоре»

В 1926—1930 Цанков, сохранивший значительное влияние на политику «Демократического сговора», был председателем обыкновенного Народного собрания (он являлся депутатом 21-го (1923—1927), 22-го (1927—1931), 23-го (1931—1934), 24-го (19381939) и 25-го (1940—1944) обыкновенного Народного собрания). Критиковал справа политику правительства. Сторонники Цанкова в 19291930 выпускали газету «Лъч», в которой проповедовали идеи сильной власти, осуждали либерализм и призывали заимствовать опыт итальянских фашистов.

С 15 мая 1930 по 29 июня 1931 Цанков был министром народного просвещения в правительстве Ляпчева.

Лидер болгарского фашизма

В 1932 Александр Цанков покинул «Демократический сговор» и основал праворадикальное Народное социальное движение (НСД), считающееся основной политической структурой болгарского фашизма. Новая партия Цанкова ориентировалась на часть предпринимателей, ремесленников, городские мелкобуржуазные слои, до некоторой степени на крестьянство и рабочий класс (экономическое положение этих социальных групп резко ухудшилось в результате мирового кризиса). В то же время главным финансистом НСД выступал табачный магнат Жак Асеов, личный друг Цанкова[5], один из самых богатых предпринимателей Болгарии (по убеждениям социал-демократ, по национальности еврей, член еврейской организации Б`най Б`рит).

Идеология НСД в полной мере отразила «буржуазно-социалистические» воззрения Цанкова, близкие к итальянскому корпоративизму и французскому неосоциализму. В учредительной речи «Наш путь» (1932) и последующих выступлениях Цанков не только выражал позиции мелкособственнических слоёв, но и призывал к развитию кооперации, пропагандировал «экономическую демократию». Приверженность НСД Тырновской конституции, предполагавшей гражданско-политические свободы, придавала фашистскому движению в Болгарии важные специфические особенности[6]. В то же время современники и историки считали и считают НСД болгарским вариантом итальянской фашистской партии и германской НСДАП[7].

Популистская риторика и практика способствовали быстрому развёртыванию НСД. Партии Цанкова удалось привлечь в свои ряды почти 200 тысяч человек[8]. Но при этом движение Цанкова подвергалось критике с разных сторон. Левые и либеральные силы обвиняли его в фашизме. Крайние националисты, монархисты и приверженцы национал-социализма (в частности, Союз ратников за прогресс Болгарии) обличали левый популизм НСД, остаточные социал-демократические тенденции.

Дважды НСД планировало захват власти (предполагалось использовать партийную охранную службу, сходную по функциям с итальянскими чернорубашечниками и немецкими штурмовиками). Однако 19 мая 1934 Цанкова опередила группа «Звено». Придя к власти, консервативное правительство Кимона Георгиева (впоследствии министр в коммунистическом правительстве НРБ) запретило все виды политической оппозиции. НСД пришлось перейти на полулегальное положение.

После отставки Георгиева в начале 1935 легальная деятельность НСД возобновилась. Цанков, являвшийся депутатом парламента, вновь готовил переворот, однако эти планы были сорваны Борисом III. НСД находилась в оппозиции царскому правительству, критикуя его с правопопулистских позиций. В альянсе с партией Цанкова выступал Союз болгарских национальных легионов во главе с генералом Христо Луковым.

К началу 1940-х годов Цанков являлся убеждённым сторонник союза с нацистским Рейхом. Представители НСД активно лоббировали присоединение Болгарии к Тройственному пакту, выступали за участие во Второй мировой войне на стороне Германии. Эта позиция мотивировалась прежде всего антикоммунизмом и антисоветизмом. В отношениях с Берлином Цанков настаивал на следовании принципу «Верность за верность».

Несмотря на национал-социалистическую ориентацию и прогерманскую позицию, Цанков поддержал инициированное Димитром Пешевым обращение депутатов с протестом против планов депортации болгарских евреев в «Третий рейх», где их ждала гибель в концлагерях. Как болгарский националист, Цанков был противником подобных действий в отношении граждан своей страны.

Идеологические итоги

В 1942 году Александр Цанков издал книгу Тритѣ стопански системи – капитализъмъ, комунизъмъ и националъ-социализъмъ (Три экономические системы - капитализм, коммунизм и национал-социализм). В этой работе содержалась квинтэссенция его взглядов:

Иной может упрекнуть меня, что я не объективен, но на объективность я и не претендую. У меня есть свои политические и идеологические убеждения, и я не могу быть объективным, подобно безразличным созерцателям судьбоносных мировых событий.

Три мировые социальные системы – капитализм, коммунизм, национал-социализм – сегодня оспаривают право на существование. В страшной кровавой борьбе, в невыразимых муках рождаются новый общественный строй, новая Европа, новый мир, новый гражданин.

Независимо от отношений между тремя системами, независимо от того, как они враждебны, они по-прежнему незаметно влияют и оплодотворяют друг друга. В жизни так всегда.

Новая система ещё будет совершенствоваться, ибо ничто, созданное несовершенным человеком, полностью совершенным не бывает. В любом случае, новая система будет социалистической – в широком смысле этого понятия. Каждый народ найдёт в ней свой долг. В её строительство включатся новые, молодые поколения – те, кто сегодня сражается на фронтах, те, кто растёт и те, кто ещё не родился[9].

В этой позиции очевидна активная фашистская ориентация, но в самом фашизме делается акцент на коллективистские, просоциалистические составляющие. Подобные взгляды были характерны для Цанкова в молодости и в целом остались практически неизменны.

Эмиграция

2 сентября 1944 года к власти в Болгарии пришло правительство Константина Муравиева. 9 сентября наступление советских войск фактически привело к власти Отечественный фронт с доминированием коммунистов (первоначально правительство ОФ возглавил давний противник Цанкова Кимон Георгиев).

К тому времени Цанков отбыл в Вену, где 16 сентября 1944 года объявил о создании «Национального правительства Болгарии в изгнании» в котором занял посты премьер-министра и министра финансов. Это правительство стояло на позициях прогерманского коллаборационизма, но реально никак не влияло на ситуацию.

В 1945 году Александр был заочно приговорён к смертной казни коммунистическим чрезвычайным трибуналом — «Народным судом». Однако он не был выдан правительству Болгарии и в 1949 году уехал в Аргентину, где и скончался спустя десять лет.

Идейно-политическое наследие

Цанков не был замечен в активной эмигрантской политике, но некоторые его идеи отразились в программе Болгарского национального фронта (БНФ). В создании и деятельности БНФ участвовали бывшие активисты НСД[10]. Христо Статев, руководивший одно время политическим аппаратом партии Цанкова, возглавлял одну из фракций БНФ[11] и редактировал журнал Свобода.

С воззрениями Александра Цанкова — например, в части антикоммунизма или упора на массовое малое предпринимательство — перекликались выступления Ивана Дочева после возвращения в Болгарию[12].

Семья

  • Брат — Асен (18831969) — юрист, один из создателей болгарских синдикатов, депутат Народного собрания. В 19441945 был министром иностранных дел в прогерманском эмигрантском правительстве Болгарии, созданном Александром Цанковым.
  • Брат — Христо (18901971) — артист и театральный режиссёр.
  • Жена — Мария Урумова Цанкова.
  • Дочери — Милка и Славка.

Труды

  • Македонский вопрос и Балканский союз. (1906)
  • Война народов. Экономическое исследование. (1916)
  • Наши экономические интересы на Дунае и на море. (1917)
  • Последствия войны. (1919)
  • Акционерное дело за границей и у нас. (1925; в соавторстве)
  • Политическая экономия. (1931)
  • Капитализм и коммунизм. (1933)
  • Моя программа. (1938)
  • Три экономические системы. Капитализм, коммунизм и национал-социализм. (1942)
  • Моё время. Мемуары, Александр Цанков, ISBN 978-954-733-288-1
  • Болгария в бурное время — воспоминания, Александр Цанков, ISBN 978-954-733-070-2

Библиография

  • Болгария в XX веке. Очерки политической истории. М., 2003.

Напишите отзыв о статье "Цанков, Александр"

Примечания

  1. Аврамов, Румен. Комуналният капитализъм: Т.III. София, Фондация Българска наука и култура / Център за либерални стратегии, 2007.
  2. [www.argumenti.net/?p=158 Охулваният и възвеличаваният. 130 години от рождението на Александър Цанков]
  3. [solidarizm.ru/txt/cankov.shtml Русский, вглядись в братушек! Болгарские «девяностые»]
  4. [m.tululu.org/bread_65563_409.xhtml Горох в стенку (Юмористические рассказы, фельетоны) : Катаев Валентин]
  5. [m.24chasa.bg/Article.aspx?Id=1820064 За да го спасят от концлагер, предлагат на Шико Алмалех да стане католик]
  6. [solidarizm.ru/txt/cankov.shtml Русский, вглядись в братушек! Вертикаль без преемника]
  7. Поппетров, Н. (съставител) (2009). Социално наляво, национализмът — напред. Програмни и организационни документи на български авторитаристки националистически формации. София: ИК «Гутенберг». ISBN 9789546170606.
  8. [nacionalensvetogled.wordpress.com/2010/01/09/%D0%BD%D0%B0%D1%80%D0%BE%D0%B4%D0%BD%D0%BE%D1%82%D0%BE-%D1%81%D0%BE%D1%86%D0%B8%D0%B0%D0%BB%D0%BD%D0%BE-%D0%B4%D0%B2%D0%B8%D0%B6%D0%B5%D0%BD%D0%B8%D0%B5/ Националенъ свѣтогледъ. Народното социално движение (НСД)]
  9. [nacionalensvetogled.wordpress.com/ Националенъ свѣтогледъ. Тритѣ стопански системи – капитализъмъ, комунизъмъ и националъ-социализъмъ]
  10. [bgemigration.org/store/funds/bnf-borba.html Български национален фронт и сп. «Борба»]
  11. [desebg.com/2011-01-06-11-54-16/1061-2013-01-27-11-34-26 Прокудените: Българската политическа емиграция при комунизма]
  12. [www.bdforum.bg/prelom/national-conscience/106-%D0%B3%D0%BE%D0%B4%D0%B8%D0%BD%D0%B8-%D0%BE%D1%82-%D1%80%D0%BE%D0%B6%D0%B4%D0%B5%D0%BD%D0%B8%D0%B5%D1%82%D0%BE-%D0%BD%D0%B0-%D0%B8%D0%B2%D0%B0%D0%BD-%D0%B4%D0%BE%D1%87%D0%B5%D0%B2-%D0%BB%D0%B5/ 106 години от рождението на Иван Дочев — легенда за национално мъжество]

Ссылки

  • [bg-science.info/index.php?mod=front&fnc=pub_page&pid=10276 Биография]
  • [web.archive.org/web/20070624195918/hronos.km.ru/biograf/bio_c/cankov.html Биография]

Отрывок, характеризующий Цанков, Александр

«Ваш сын, – писал он, – надежду подает быть офицером, из ряду выходящим по своим занятиям, твердости и исполнительности. Я считаю себя счастливым, имея под рукой такого подчиненного».
В штабе Кутузова, между товарищами сослуживцами и вообще в армии князь Андрей, так же как и в петербургском обществе, имел две совершенно противоположные репутации.
Одни, меньшая часть, признавали князя Андрея чем то особенным от себя и от всех других людей, ожидали от него больших успехов, слушали его, восхищались им и подражали ему; и с этими людьми князь Андрей был прост и приятен. Другие, большинство, не любили князя Андрея, считали его надутым, холодным и неприятным человеком. Но с этими людьми князь Андрей умел поставить себя так, что его уважали и даже боялись.
Выйдя в приемную из кабинета Кутузова, князь Андрей с бумагами подошел к товарищу,дежурному адъютанту Козловскому, который с книгой сидел у окна.
– Ну, что, князь? – спросил Козловский.
– Приказано составить записку, почему нейдем вперед.
– А почему?
Князь Андрей пожал плечами.
– Нет известия от Мака? – спросил Козловский.
– Нет.
– Ежели бы правда, что он разбит, так пришло бы известие.
– Вероятно, – сказал князь Андрей и направился к выходной двери; но в то же время навстречу ему, хлопнув дверью, быстро вошел в приемную высокий, очевидно приезжий, австрийский генерал в сюртуке, с повязанною черным платком головой и с орденом Марии Терезии на шее. Князь Андрей остановился.
– Генерал аншеф Кутузов? – быстро проговорил приезжий генерал с резким немецким выговором, оглядываясь на обе стороны и без остановки проходя к двери кабинета.
– Генерал аншеф занят, – сказал Козловский, торопливо подходя к неизвестному генералу и загораживая ему дорогу от двери. – Как прикажете доложить?
Неизвестный генерал презрительно оглянулся сверху вниз на невысокого ростом Козловского, как будто удивляясь, что его могут не знать.
– Генерал аншеф занят, – спокойно повторил Козловский.
Лицо генерала нахмурилось, губы его дернулись и задрожали. Он вынул записную книжку, быстро начертил что то карандашом, вырвал листок, отдал, быстрыми шагами подошел к окну, бросил свое тело на стул и оглянул бывших в комнате, как будто спрашивая: зачем они на него смотрят? Потом генерал поднял голову, вытянул шею, как будто намереваясь что то сказать, но тотчас же, как будто небрежно начиная напевать про себя, произвел странный звук, который тотчас же пресекся. Дверь кабинета отворилась, и на пороге ее показался Кутузов. Генерал с повязанною головой, как будто убегая от опасности, нагнувшись, большими, быстрыми шагами худых ног подошел к Кутузову.
– Vous voyez le malheureux Mack, [Вы видите несчастного Мака.] – проговорил он сорвавшимся голосом.
Лицо Кутузова, стоявшего в дверях кабинета, несколько мгновений оставалось совершенно неподвижно. Потом, как волна, пробежала по его лицу морщина, лоб разгладился; он почтительно наклонил голову, закрыл глаза, молча пропустил мимо себя Мака и сам за собой затворил дверь.
Слух, уже распространенный прежде, о разбитии австрийцев и о сдаче всей армии под Ульмом, оказывался справедливым. Через полчаса уже по разным направлениям были разосланы адъютанты с приказаниями, доказывавшими, что скоро и русские войска, до сих пор бывшие в бездействии, должны будут встретиться с неприятелем.
Князь Андрей был один из тех редких офицеров в штабе, который полагал свой главный интерес в общем ходе военного дела. Увидав Мака и услыхав подробности его погибели, он понял, что половина кампании проиграна, понял всю трудность положения русских войск и живо вообразил себе то, что ожидает армию, и ту роль, которую он должен будет играть в ней.
Невольно он испытывал волнующее радостное чувство при мысли о посрамлении самонадеянной Австрии и о том, что через неделю, может быть, придется ему увидеть и принять участие в столкновении русских с французами, впервые после Суворова.
Но он боялся гения Бонапарта, который мог оказаться сильнее всей храбрости русских войск, и вместе с тем не мог допустить позора для своего героя.
Взволнованный и раздраженный этими мыслями, князь Андрей пошел в свою комнату, чтобы написать отцу, которому он писал каждый день. Он сошелся в коридоре с своим сожителем Несвицким и шутником Жерковым; они, как всегда, чему то смеялись.
– Что ты так мрачен? – спросил Несвицкий, заметив бледное с блестящими глазами лицо князя Андрея.
– Веселиться нечему, – отвечал Болконский.
В то время как князь Андрей сошелся с Несвицким и Жерковым, с другой стороны коридора навстречу им шли Штраух, австрийский генерал, состоявший при штабе Кутузова для наблюдения за продовольствием русской армии, и член гофкригсрата, приехавшие накануне. По широкому коридору было достаточно места, чтобы генералы могли свободно разойтись с тремя офицерами; но Жерков, отталкивая рукой Несвицкого, запыхавшимся голосом проговорил:
– Идут!… идут!… посторонитесь, дорогу! пожалуйста дорогу!
Генералы проходили с видом желания избавиться от утруждающих почестей. На лице шутника Жеркова выразилась вдруг глупая улыбка радости, которой он как будто не мог удержать.
– Ваше превосходительство, – сказал он по немецки, выдвигаясь вперед и обращаясь к австрийскому генералу. – Имею честь поздравить.
Он наклонил голову и неловко, как дети, которые учатся танцовать, стал расшаркиваться то одной, то другой ногой.
Генерал, член гофкригсрата, строго оглянулся на него; не заметив серьезность глупой улыбки, не мог отказать в минутном внимании. Он прищурился, показывая, что слушает.
– Имею честь поздравить, генерал Мак приехал,совсем здоров,только немного тут зашибся, – прибавил он,сияя улыбкой и указывая на свою голову.
Генерал нахмурился, отвернулся и пошел дальше.
– Gott, wie naiv! [Боже мой, как он прост!] – сказал он сердито, отойдя несколько шагов.
Несвицкий с хохотом обнял князя Андрея, но Болконский, еще более побледнев, с злобным выражением в лице, оттолкнул его и обратился к Жеркову. То нервное раздражение, в которое его привели вид Мака, известие об его поражении и мысли о том, что ожидает русскую армию, нашло себе исход в озлоблении на неуместную шутку Жеркова.
– Если вы, милостивый государь, – заговорил он пронзительно с легким дрожанием нижней челюсти, – хотите быть шутом , то я вам в этом не могу воспрепятствовать; но объявляю вам, что если вы осмелитесь другой раз скоморошничать в моем присутствии, то я вас научу, как вести себя.
Несвицкий и Жерков так были удивлены этой выходкой, что молча, раскрыв глаза, смотрели на Болконского.
– Что ж, я поздравил только, – сказал Жерков.
– Я не шучу с вами, извольте молчать! – крикнул Болконский и, взяв за руку Несвицкого, пошел прочь от Жеркова, не находившего, что ответить.
– Ну, что ты, братец, – успокоивая сказал Несвицкий.
– Как что? – заговорил князь Андрей, останавливаясь от волнения. – Да ты пойми, что мы, или офицеры, которые служим своему царю и отечеству и радуемся общему успеху и печалимся об общей неудаче, или мы лакеи, которым дела нет до господского дела. Quarante milles hommes massacres et l'ario mee de nos allies detruite, et vous trouvez la le mot pour rire, – сказал он, как будто этою французскою фразой закрепляя свое мнение. – C'est bien pour un garcon de rien, comme cet individu, dont vous avez fait un ami, mais pas pour vous, pas pour vous. [Сорок тысяч человек погибло и союзная нам армия уничтожена, а вы можете при этом шутить. Это простительно ничтожному мальчишке, как вот этот господин, которого вы сделали себе другом, но не вам, не вам.] Мальчишкам только можно так забавляться, – сказал князь Андрей по русски, выговаривая это слово с французским акцентом, заметив, что Жерков мог еще слышать его.
Он подождал, не ответит ли что корнет. Но корнет повернулся и вышел из коридора.


Гусарский Павлоградский полк стоял в двух милях от Браунау. Эскадрон, в котором юнкером служил Николай Ростов, расположен был в немецкой деревне Зальценек. Эскадронному командиру, ротмистру Денисову, известному всей кавалерийской дивизии под именем Васьки Денисова, была отведена лучшая квартира в деревне. Юнкер Ростов с тех самых пор, как он догнал полк в Польше, жил вместе с эскадронным командиром.
11 октября, в тот самый день, когда в главной квартире всё было поднято на ноги известием о поражении Мака, в штабе эскадрона походная жизнь спокойно шла по старому. Денисов, проигравший всю ночь в карты, еще не приходил домой, когда Ростов, рано утром, верхом, вернулся с фуражировки. Ростов в юнкерском мундире подъехал к крыльцу, толконув лошадь, гибким, молодым жестом скинул ногу, постоял на стремени, как будто не желая расстаться с лошадью, наконец, спрыгнул и крикнул вестового.
– А, Бондаренко, друг сердечный, – проговорил он бросившемуся стремглав к его лошади гусару. – Выводи, дружок, – сказал он с тою братскою, веселою нежностию, с которою обращаются со всеми хорошие молодые люди, когда они счастливы.
– Слушаю, ваше сиятельство, – отвечал хохол, встряхивая весело головой.
– Смотри же, выводи хорошенько!
Другой гусар бросился тоже к лошади, но Бондаренко уже перекинул поводья трензеля. Видно было, что юнкер давал хорошо на водку, и что услужить ему было выгодно. Ростов погладил лошадь по шее, потом по крупу и остановился на крыльце.
«Славно! Такая будет лошадь!» сказал он сам себе и, улыбаясь и придерживая саблю, взбежал на крыльцо, погромыхивая шпорами. Хозяин немец, в фуфайке и колпаке, с вилами, которыми он вычищал навоз, выглянул из коровника. Лицо немца вдруг просветлело, как только он увидал Ростова. Он весело улыбнулся и подмигнул: «Schon, gut Morgen! Schon, gut Morgen!» [Прекрасно, доброго утра!] повторял он, видимо, находя удовольствие в приветствии молодого человека.
– Schon fleissig! [Уже за работой!] – сказал Ростов всё с тою же радостною, братскою улыбкой, какая не сходила с его оживленного лица. – Hoch Oestreicher! Hoch Russen! Kaiser Alexander hoch! [Ура Австрийцы! Ура Русские! Император Александр ура!] – обратился он к немцу, повторяя слова, говоренные часто немцем хозяином.
Немец засмеялся, вышел совсем из двери коровника, сдернул
колпак и, взмахнув им над головой, закричал:
– Und die ganze Welt hoch! [И весь свет ура!]
Ростов сам так же, как немец, взмахнул фуражкой над головой и, смеясь, закричал: «Und Vivat die ganze Welt»! Хотя не было никакой причины к особенной радости ни для немца, вычищавшего свой коровник, ни для Ростова, ездившего со взводом за сеном, оба человека эти с счастливым восторгом и братскою любовью посмотрели друг на друга, потрясли головами в знак взаимной любви и улыбаясь разошлись – немец в коровник, а Ростов в избу, которую занимал с Денисовым.
– Что барин? – спросил он у Лаврушки, известного всему полку плута лакея Денисова.
– С вечера не бывали. Верно, проигрались, – отвечал Лаврушка. – Уж я знаю, коли выиграют, рано придут хвастаться, а коли до утра нет, значит, продулись, – сердитые придут. Кофею прикажете?
– Давай, давай.
Через 10 минут Лаврушка принес кофею. Идут! – сказал он, – теперь беда. – Ростов заглянул в окно и увидал возвращающегося домой Денисова. Денисов был маленький человек с красным лицом, блестящими черными глазами, черными взлохмоченными усами и волосами. На нем был расстегнутый ментик, спущенные в складках широкие чикчиры, и на затылке была надета смятая гусарская шапочка. Он мрачно, опустив голову, приближался к крыльцу.
– Лавг'ушка, – закричал он громко и сердито. – Ну, снимай, болван!
– Да я и так снимаю, – отвечал голос Лаврушки.
– А! ты уж встал, – сказал Денисов, входя в комнату.
– Давно, – сказал Ростов, – я уже за сеном сходил и фрейлен Матильда видел.
– Вот как! А я пг'одулся, бг'ат, вчег'а, как сукин сын! – закричал Денисов, не выговаривая р . – Такого несчастия! Такого несчастия! Как ты уехал, так и пошло. Эй, чаю!
Денисов, сморщившись, как бы улыбаясь и выказывая свои короткие крепкие зубы, начал обеими руками с короткими пальцами лохматить, как пес, взбитые черные, густые волосы.
– Чог'т меня дег'нул пойти к этой кг'ысе (прозвище офицера), – растирая себе обеими руками лоб и лицо, говорил он. – Можешь себе пг'едставить, ни одной каг'ты, ни одной, ни одной каг'ты не дал.
Денисов взял подаваемую ему закуренную трубку, сжал в кулак, и, рассыпая огонь, ударил ею по полу, продолжая кричать.
– Семпель даст, паг'оль бьет; семпель даст, паг'оль бьет.
Он рассыпал огонь, разбил трубку и бросил ее. Денисов помолчал и вдруг своими блестящими черными глазами весело взглянул на Ростова.
– Хоть бы женщины были. А то тут, кг'оме как пить, делать нечего. Хоть бы дг'аться ског'ей.
– Эй, кто там? – обратился он к двери, заслышав остановившиеся шаги толстых сапог с бряцанием шпор и почтительное покашливанье.
– Вахмистр! – сказал Лаврушка.
Денисов сморщился еще больше.
– Сквег'но, – проговорил он, бросая кошелек с несколькими золотыми. – Г`остов, сочти, голубчик, сколько там осталось, да сунь кошелек под подушку, – сказал он и вышел к вахмистру.
Ростов взял деньги и, машинально, откладывая и ровняя кучками старые и новые золотые, стал считать их.
– А! Телянин! Здог'ово! Вздули меня вчег'а! – послышался голос Денисова из другой комнаты.
– У кого? У Быкова, у крысы?… Я знал, – сказал другой тоненький голос, и вслед за тем в комнату вошел поручик Телянин, маленький офицер того же эскадрона.
Ростов кинул под подушку кошелек и пожал протянутую ему маленькую влажную руку. Телянин был перед походом за что то переведен из гвардии. Он держал себя очень хорошо в полку; но его не любили, и в особенности Ростов не мог ни преодолеть, ни скрывать своего беспричинного отвращения к этому офицеру.
– Ну, что, молодой кавалерист, как вам мой Грачик служит? – спросил он. (Грачик была верховая лошадь, подъездок, проданная Теляниным Ростову.)
Поручик никогда не смотрел в глаза человеку, с кем говорил; глаза его постоянно перебегали с одного предмета на другой.
– Я видел, вы нынче проехали…
– Да ничего, конь добрый, – отвечал Ростов, несмотря на то, что лошадь эта, купленная им за 700 рублей, не стоила и половины этой цены. – Припадать стала на левую переднюю… – прибавил он. – Треснуло копыто! Это ничего. Я вас научу, покажу, заклепку какую положить.
– Да, покажите пожалуйста, – сказал Ростов.
– Покажу, покажу, это не секрет. А за лошадь благодарить будете.
– Так я велю привести лошадь, – сказал Ростов, желая избавиться от Телянина, и вышел, чтобы велеть привести лошадь.
В сенях Денисов, с трубкой, скорчившись на пороге, сидел перед вахмистром, который что то докладывал. Увидав Ростова, Денисов сморщился и, указывая через плечо большим пальцем в комнату, в которой сидел Телянин, поморщился и с отвращением тряхнулся.
– Ох, не люблю молодца, – сказал он, не стесняясь присутствием вахмистра.
Ростов пожал плечами, как будто говоря: «И я тоже, да что же делать!» и, распорядившись, вернулся к Телянину.
Телянин сидел всё в той же ленивой позе, в которой его оставил Ростов, потирая маленькие белые руки.
«Бывают же такие противные лица», подумал Ростов, входя в комнату.
– Что же, велели привести лошадь? – сказал Телянин, вставая и небрежно оглядываясь.
– Велел.
– Да пойдемте сами. Я ведь зашел только спросить Денисова о вчерашнем приказе. Получили, Денисов?
– Нет еще. А вы куда?
– Вот хочу молодого человека научить, как ковать лошадь, – сказал Телянин.
Они вышли на крыльцо и в конюшню. Поручик показал, как делать заклепку, и ушел к себе.
Когда Ростов вернулся, на столе стояла бутылка с водкой и лежала колбаса. Денисов сидел перед столом и трещал пером по бумаге. Он мрачно посмотрел в лицо Ростову.
– Ей пишу, – сказал он.
Он облокотился на стол с пером в руке, и, очевидно обрадованный случаю быстрее сказать словом всё, что он хотел написать, высказывал свое письмо Ростову.
– Ты видишь ли, дг'уг, – сказал он. – Мы спим, пока не любим. Мы дети пг`axa… а полюбил – и ты Бог, ты чист, как в пег'вый день создания… Это еще кто? Гони его к чог'ту. Некогда! – крикнул он на Лаврушку, который, нисколько не робея, подошел к нему.
– Да кому ж быть? Сами велели. Вахмистр за деньгами пришел.
Денисов сморщился, хотел что то крикнуть и замолчал.
– Сквег'но дело, – проговорил он про себя. – Сколько там денег в кошельке осталось? – спросил он у Ростова.
– Семь новых и три старых.
– Ах,сквег'но! Ну, что стоишь, чучела, пошли вахмистг'а, – крикнул Денисов на Лаврушку.
– Пожалуйста, Денисов, возьми у меня денег, ведь у меня есть, – сказал Ростов краснея.
– Не люблю у своих занимать, не люблю, – проворчал Денисов.
– А ежели ты у меня не возьмешь деньги по товарищески, ты меня обидишь. Право, у меня есть, – повторял Ростов.
– Да нет же.
И Денисов подошел к кровати, чтобы достать из под подушки кошелек.
– Ты куда положил, Ростов?
– Под нижнюю подушку.
– Да нету.
Денисов скинул обе подушки на пол. Кошелька не было.
– Вот чудо то!
– Постой, ты не уронил ли? – сказал Ростов, по одной поднимая подушки и вытрясая их.
Он скинул и отряхнул одеяло. Кошелька не было.
– Уж не забыл ли я? Нет, я еще подумал, что ты точно клад под голову кладешь, – сказал Ростов. – Я тут положил кошелек. Где он? – обратился он к Лаврушке.
– Я не входил. Где положили, там и должен быть.
– Да нет…
– Вы всё так, бросите куда, да и забудете. В карманах то посмотрите.
– Нет, коли бы я не подумал про клад, – сказал Ростов, – а то я помню, что положил.
Лаврушка перерыл всю постель, заглянул под нее, под стол, перерыл всю комнату и остановился посреди комнаты. Денисов молча следил за движениями Лаврушки и, когда Лаврушка удивленно развел руками, говоря, что нигде нет, он оглянулся на Ростова.
– Г'остов, ты не школьнич…
Ростов почувствовал на себе взгляд Денисова, поднял глаза и в то же мгновение опустил их. Вся кровь его, бывшая запертою где то ниже горла, хлынула ему в лицо и глаза. Он не мог перевести дыхание.
– И в комнате то никого не было, окромя поручика да вас самих. Тут где нибудь, – сказал Лаврушка.
– Ну, ты, чог'това кукла, повог`ачивайся, ищи, – вдруг закричал Денисов, побагровев и с угрожающим жестом бросаясь на лакея. – Чтоб был кошелек, а то запог'ю. Всех запог'ю!
Ростов, обходя взглядом Денисова, стал застегивать куртку, подстегнул саблю и надел фуражку.
– Я тебе говог'ю, чтоб был кошелек, – кричал Денисов, тряся за плечи денщика и толкая его об стену.
– Денисов, оставь его; я знаю кто взял, – сказал Ростов, подходя к двери и не поднимая глаз.
Денисов остановился, подумал и, видимо поняв то, на что намекал Ростов, схватил его за руку.
– Вздог'! – закричал он так, что жилы, как веревки, надулись у него на шее и лбу. – Я тебе говог'ю, ты с ума сошел, я этого не позволю. Кошелек здесь; спущу шкуг`у с этого мег`завца, и будет здесь.
– Я знаю, кто взял, – повторил Ростов дрожащим голосом и пошел к двери.
– А я тебе говог'ю, не смей этого делать, – закричал Денисов, бросаясь к юнкеру, чтоб удержать его.
Но Ростов вырвал свою руку и с такою злобой, как будто Денисов был величайший враг его, прямо и твердо устремил на него глаза.
– Ты понимаешь ли, что говоришь? – сказал он дрожащим голосом, – кроме меня никого не было в комнате. Стало быть, ежели не то, так…
Он не мог договорить и выбежал из комнаты.
– Ах, чог'т с тобой и со всеми, – были последние слова, которые слышал Ростов.
Ростов пришел на квартиру Телянина.
– Барина дома нет, в штаб уехали, – сказал ему денщик Телянина. – Или что случилось? – прибавил денщик, удивляясь на расстроенное лицо юнкера.
– Нет, ничего.
– Немного не застали, – сказал денщик.
Штаб находился в трех верстах от Зальценека. Ростов, не заходя домой, взял лошадь и поехал в штаб. В деревне, занимаемой штабом, был трактир, посещаемый офицерами. Ростов приехал в трактир; у крыльца он увидал лошадь Телянина.
Во второй комнате трактира сидел поручик за блюдом сосисок и бутылкою вина.
– А, и вы заехали, юноша, – сказал он, улыбаясь и высоко поднимая брови.
– Да, – сказал Ростов, как будто выговорить это слово стоило большого труда, и сел за соседний стол.
Оба молчали; в комнате сидели два немца и один русский офицер. Все молчали, и слышались звуки ножей о тарелки и чавканье поручика. Когда Телянин кончил завтрак, он вынул из кармана двойной кошелек, изогнутыми кверху маленькими белыми пальцами раздвинул кольца, достал золотой и, приподняв брови, отдал деньги слуге.
– Пожалуйста, поскорее, – сказал он.
Золотой был новый. Ростов встал и подошел к Телянину.
– Позвольте посмотреть мне кошелек, – сказал он тихим, чуть слышным голосом.
С бегающими глазами, но всё поднятыми бровями Телянин подал кошелек.
– Да, хорошенький кошелек… Да… да… – сказал он и вдруг побледнел. – Посмотрите, юноша, – прибавил он.
Ростов взял в руки кошелек и посмотрел и на него, и на деньги, которые были в нем, и на Телянина. Поручик оглядывался кругом, по своей привычке и, казалось, вдруг стал очень весел.
– Коли будем в Вене, всё там оставлю, а теперь и девать некуда в этих дрянных городишках, – сказал он. – Ну, давайте, юноша, я пойду.
Ростов молчал.
– А вы что ж? тоже позавтракать? Порядочно кормят, – продолжал Телянин. – Давайте же.
Он протянул руку и взялся за кошелек. Ростов выпустил его. Телянин взял кошелек и стал опускать его в карман рейтуз, и брови его небрежно поднялись, а рот слегка раскрылся, как будто он говорил: «да, да, кладу в карман свой кошелек, и это очень просто, и никому до этого дела нет».
– Ну, что, юноша? – сказал он, вздохнув и из под приподнятых бровей взглянув в глаза Ростова. Какой то свет глаз с быстротою электрической искры перебежал из глаз Телянина в глаза Ростова и обратно, обратно и обратно, всё в одно мгновение.
– Подите сюда, – проговорил Ростов, хватая Телянина за руку. Он почти притащил его к окну. – Это деньги Денисова, вы их взяли… – прошептал он ему над ухом.
– Что?… Что?… Как вы смеете? Что?… – проговорил Телянин.
Но эти слова звучали жалобным, отчаянным криком и мольбой о прощении. Как только Ростов услыхал этот звук голоса, с души его свалился огромный камень сомнения. Он почувствовал радость и в то же мгновение ему стало жалко несчастного, стоявшего перед ним человека; но надо было до конца довести начатое дело.
– Здесь люди Бог знает что могут подумать, – бормотал Телянин, схватывая фуражку и направляясь в небольшую пустую комнату, – надо объясниться…
– Я это знаю, и я это докажу, – сказал Ростов.
– Я…
Испуганное, бледное лицо Телянина начало дрожать всеми мускулами; глаза всё так же бегали, но где то внизу, не поднимаясь до лица Ростова, и послышались всхлипыванья.
– Граф!… не губите молодого человека… вот эти несчастные деньги, возьмите их… – Он бросил их на стол. – У меня отец старик, мать!…
Ростов взял деньги, избегая взгляда Телянина, и, не говоря ни слова, пошел из комнаты. Но у двери он остановился и вернулся назад. – Боже мой, – сказал он со слезами на глазах, – как вы могли это сделать?
– Граф, – сказал Телянин, приближаясь к юнкеру.
– Не трогайте меня, – проговорил Ростов, отстраняясь. – Ежели вам нужда, возьмите эти деньги. – Он швырнул ему кошелек и выбежал из трактира.


Вечером того же дня на квартире Денисова шел оживленный разговор офицеров эскадрона.
– А я говорю вам, Ростов, что вам надо извиниться перед полковым командиром, – говорил, обращаясь к пунцово красному, взволнованному Ростову, высокий штаб ротмистр, с седеющими волосами, огромными усами и крупными чертами морщинистого лица.
Штаб ротмистр Кирстен был два раза разжалован в солдаты зa дела чести и два раза выслуживался.
– Я никому не позволю себе говорить, что я лгу! – вскрикнул Ростов. – Он сказал мне, что я лгу, а я сказал ему, что он лжет. Так с тем и останется. На дежурство может меня назначать хоть каждый день и под арест сажать, а извиняться меня никто не заставит, потому что ежели он, как полковой командир, считает недостойным себя дать мне удовлетворение, так…