Церингены

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Царингены»)
Перейти к: навигация, поиск
Церингены
Титулы: герцоги Каринтии и маркграфы Вероны (1061—1077),

герцоги Швабии (1092—1097),
герцоги Церинген (1097—1218),
герцоги Бургундии (1127—1218),
герцоги Текские (1187—1432),
маркграфы (с 1112), курфюрсты (с 1803), великие герцоги Бадена (1806 - 1918)

Основатель: Бертольд I
Последний правитель: Фридрих II
Нынешний глава: Максимилиан Баденский (р. 1933)
Год основания: XI в.
[ru.rodovid.org/wk/Род:Церингены Церингены] на Родоводе

Це́рингены (нем. Zähringer) — древний немецкий род из Швабии, представители которого были герцогами Каринтии и маркграфами Вероны (1061—1077), герцогами Швабии (1092—1097), герцогами Церингенскими (1097—1218), наместниками (ректорами) и герцогами Бургундии (1127—1218) и герцогами Текскими (1187—1432), а также правителями (с 1112 маркграфами, с 1803 курфюрстами, с 1806 великими герцогами) Бадена (до 1918).





Возвышение Церингенов

Церингены приписывавли себе происхождение от швабского герцога Эрхангера, казнённого в 917 году королём Конрадом I, а также от Гунтрама Богатого (ум. после 973 года), графа в Брейсгау, якобы совместного предка как Церингенов, так и Габсбургов.

Первым достоверно известным представителем рода считается Бертольд (Бецелин) (ум. 15 июля 1024 года), граф Ортенау. Основателем могущества Церингенов был его сын граф Бертольд I Бородатый, предъявивший после смерти императора Генриха III притязания на обещанное ему якобы Генрихом швабское герцогство. Вдова Генриха, императрица Агнесса, отдала этот лен Рудольфу Швабскому и сделала Бертольда взамен герцогом Каринтии и маркграфом Вероны (1061 год). Однако Бертольд не смог закрепиться в Каринтии и перешёл на сторону врагов франконского дома, поддержав кандидатуру на немецкий престол герцога Рудольфа Швабского. За это он был лишён Генрихом IV каринтийского и веронского ленов (1072 год, окончательно в 1077 году).

Со смертью Бертольда I в 1078 году род Церингенов разделился на две линии: баденскую, сохранившуюся до наших дней, и церингенскую, две ветви которой угасли в мужском поколении в 1218 и 1439 годах. Старший сын Бертольда, Герман I Святой (ум. 25 апреля 1074 года), носивший титул маркграфа веронского, приобрёл путём брака баденские владения. Его сын Герман II (ум. 7 октября 1130 года) с 1112 года именовался маркграфом Бадена. Потомки Германа II правили Баденом до 1918 года.

Младший сын Бертольда I, Бертольд II, наследовавший земли в Брейсгау, сначала продолжал враждебную политику по отношению к франконскому дому. Он женился в 1079 году на дочери антикороля Рудольфа, герцога Швабии, и после смерти Рудольфа (1080 год) и его сына Бертольда I Рейнфельденского (1090 год) провозгласил себя герцогом Швабии (1092 год). Тем самым он вступил в конфликт с Фридрихом I Гогенштауфеном, герцогом Швабии с 1079 года и верным сторонником Генриха IV. Конфликт Церингенов с Гогенштауфенами продолжался, то разгораясь, то затухая, ещё почти сто лет.

Герцоги Церингенские

В 1097 Бертольд II примирился с императором: он отказался от притязаний на швабское герцогство, сохранив герцогский титул и владения в Брейсгау; кроме того Генрих IV дал ему звание имперского фохта в Тургау и Цюрихе, а вскоре затем фохтская власть Церингенов распространилась на всю восточную Бургундию (нынешняя Швейцария). По названию своей резиденции Бертольд II стал именоваться герцогом Церингеном. Новое герцогство, хотя и выделенное из состава Швабии, не признавалось современниками равнозначимым старым племенным герцогствам. Оттон Фрейзингский писал, что Церингены не имеют настоящего герцогства и обладают лишь пустым титулом, хотя в других отношениях не уступают влиятельнейшим родам Германии («Деяния Фридриха Барбароссы», I, 9).

Бертольду II наследовал его сын Бертольд III (герцог Церинген в 11111123), который оставался верным императору Генриху V. Его брат и преемник, Конрад (герцог Церинген в 11231152) встал на сторону короля Лотаря и Вельфов в борьбе против Гогенштауфенов. За это Конрад получил от короля Верхнюю Бургундию (впоследствии Франш-Конте) и стал именоваться наместником (ректором) и герцогом Бургундии (1127); но Бургундию пришлось завоевывать у местных князей, а родовые земли Церингенов в Брейсгау подверглись нападению со стороны Штауфенов. Бертольд IV (герцог Церинген в 11521186) примирился с Фридрихом Барбароссой, принял участие в итальянских походах императора и получил от него имперский бургундский лен (1152) и фогтство в Женеве, Лозанне и Сьоне (1156). Последовавший затем конфликт с Фридрихом Барбароссой завершился их примирением в 1166. Позднее Бертольд IV консолидировал владения Церингенов, основал многочисленные города и приобрёл фохтство в Цюрихе (1173).

После смерти Бертольда IV его земли были разделены между сыном, Бертольдом V, и братом, Адальбертом (ум. после 1195), с 1187 носившим титул герцога Текского.

Бертольд V Богатый (герцог Церинген в 11861218) значительно укрепил власть Церингенов в Бургундии. Он скопил огромное состояние. Свою кандидатуру на имперский престол после смерти Генриха VI Бертольд V уступил Филиппу Швабскому за 11000 марок серебра. Он начал перестройку знаменитого фрайбургского собора, основанного его дедом Конрадом, чтобы создать усыпальницу для своего рода, но собор так и остался недостроенным, когда Бертольд V умер, не оставив потомков мужского пола. Бургундские имперские лены перешли к императору (при этом Цюрих и Берн стали свободными имперскими городами), а владения в Брейсгау, Швабии, Шварцвальде и Швейцарии — по женской линии к графам Урах и Кибург. Владения графов Кибург были во 2-й половине XIII века унаследованы Габсбургами.

Герцоги Текские

Род герцогов Текских разделился в конце XIII века на линии Оберндорф и Овен. Первая из них очень обеднела и пресеклась в 1363. Фридрих IV (ум. 1390) из линии Овен приобрёл Миндельхайм (1365) и продал Обернсдорф графам Хоэнберга (1374), а Тек — графам Вюртемберга (1381). Род прекратился со смертью сыновей Фридриха IV: Ульриха (ум. 7 марта 1432), последнего герцога Текского, и Людвига (ум. 19 августа 1439), патриарха Аквилеи.

Баденский дом

С середины XII до начала XVI века баденские владения Церингенов были разделены между старшей линией (собственно Баденской) и младшей (Хахбергской). Маркграфы Хахбергские, частью владений которых (наряду с владением Рёттельн под Базелем) было княжество Нойенбургское, унаследованное впоследствии Орлеанским домом (см. Лонгвили), были тесно связаны с Бургундией и нередко состояли на службе у Бургундского дома.

Глава старшей линии, маркграф Кристоф I (1453—1527), разделил в 1515 г. свои владения между сыновьями Бернардом IV (Баден-Баден), Филиппом (Баден-Шпонхайм) и Эрнстом (Баден-Дурлах). У Филиппа не было наследников мужского пола, а «бернардинская» линия Церингенов (потомки Бернарда IV) угасла в 1771 году. Ближайшим родственником последнего маркграфа Баден-Бадена был герцог Орлеанский, но по семейному соглашению все владения Церингенов унаследовал глава «эрнетистинской» линии — маркграф Баден-Дурлаха, Карл Фридрих Баденский (1728—1811).

В период Наполеоновских войн благодаря лояльности Наполеону маркграф Баденский повысил свой титул до курфюрста (1803) и великого герцога Баденского (1806). Своего внука и преемника он женил на Стефании Богарне — худородной французской дворянке, приходившейся троюродной сестрой принцу Евгению. Этот, на первый взгляд, неравнородный брак был весьма неоднозначно воспринят при европейских дворах, ибо баденские принцессы (внучки курфюрста) до этого стали королевами-консортами Баварии и Швеции, а Луиза Мария Августа — российской императрицей.

У Стефании Богарне и великого герцога Карла не было отпрысков мужского пола (хотя молва и называет её сыном загадочного Каспара Хаузера), а было три дочери — за шведским кронпринцем Густавом (сыном свергнутного дяди), князем Антоном Гогенцоллерн-Зигмарингеном (отцом первого румынского короля) и 11-м герцогом Гамильтоном (бабушка князя Монако, Луи II). Баденский престол поочерёдно занимали два младших сына курфюрста Карла Фридриха и их потомство. С падением Германской империи (1918) баденские монархи лишились короны.

Современные представители рода занимают не блистательные резиденции предков в Карлсруэ и Раштатте, а только лишь замок Штауфенберг в Шварцвальде и замок Цвингенберг на Неккаре. Нынешний глава Баденского дома, Макс фон Баден (род. 1933), — близкий родственник греческого и британского монархов. Его супруга происходит из тосканской ветви дома Габсбургов.

Генрих Лиль. Портрет Георга Августа Баден-Баденского (1760) Владимир Боровиковский. Портрет императрицы Елизаветы Алексеевны (ур. Луизы Баденской) Ганс Бальдунг. Портрет маркграфа Кристофа Баденского (1515)

Города, основанные Церингенами

Церингенами было основано много монастырей, сел и городов, расположенных в теперешних Германии (Баден — Вюртемберг) и Швейцарии, среди них Фрайбург в Брейсгау (1120) и Берн (1191). Геральдический орёл Церингенов украшает герб швейцарского города Нёвшатель, которым младшие Церингены владели в XV-XVI веках (см. Нёвшательское княжество).

См. также

Источники

  • Христианские династии Европы, И. С. Семенов, М., Олма-Пресс, 2002.
  • Lexikon der Deutschen Geschichte, Stuttgart: Kröner, 1998
При написании этой статьи использовался материал из Энциклопедического словаря Брокгауза и Ефрона (1890—1907).

Напишите отзыв о статье "Церингены"

Отрывок, характеризующий Церингены

– Я прикажу.
«Завтра, очень может быть, пошлют с каким нибудь приказанием к государю, – подумал он. – Слава Богу».

Крики и огни в неприятельской армии происходили оттого, что в то время, как по войскам читали приказ Наполеона, сам император верхом объезжал свои бивуаки. Солдаты, увидав императора, зажигали пуки соломы и с криками: vive l'empereur! бежали за ним. Приказ Наполеона был следующий:
«Солдаты! Русская армия выходит против вас, чтобы отмстить за австрийскую, ульмскую армию. Это те же баталионы, которые вы разбили при Голлабрунне и которые вы с тех пор преследовали постоянно до этого места. Позиции, которые мы занимаем, – могущественны, и пока они будут итти, чтоб обойти меня справа, они выставят мне фланг! Солдаты! Я сам буду руководить вашими баталионами. Я буду держаться далеко от огня, если вы, с вашей обычной храбростью, внесете в ряды неприятельские беспорядок и смятение; но если победа будет хоть одну минуту сомнительна, вы увидите вашего императора, подвергающегося первым ударам неприятеля, потому что не может быть колебания в победе, особенно в тот день, в который идет речь о чести французской пехоты, которая так необходима для чести своей нации.
Под предлогом увода раненых не расстроивать ряда! Каждый да будет вполне проникнут мыслию, что надо победить этих наемников Англии, воодушевленных такою ненавистью против нашей нации. Эта победа окончит наш поход, и мы можем возвратиться на зимние квартиры, где застанут нас новые французские войска, которые формируются во Франции; и тогда мир, который я заключу, будет достоин моего народа, вас и меня.
Наполеон».


В 5 часов утра еще было совсем темно. Войска центра, резервов и правый фланг Багратиона стояли еще неподвижно; но на левом фланге колонны пехоты, кавалерии и артиллерии, долженствовавшие первые спуститься с высот, для того чтобы атаковать французский правый фланг и отбросить его, по диспозиции, в Богемские горы, уже зашевелились и начали подниматься с своих ночлегов. Дым от костров, в которые бросали всё лишнее, ел глаза. Было холодно и темно. Офицеры торопливо пили чай и завтракали, солдаты пережевывали сухари, отбивали ногами дробь, согреваясь, и стекались против огней, бросая в дрова остатки балаганов, стулья, столы, колеса, кадушки, всё лишнее, что нельзя было увезти с собою. Австрийские колонновожатые сновали между русскими войсками и служили предвестниками выступления. Как только показывался австрийский офицер около стоянки полкового командира, полк начинал шевелиться: солдаты сбегались от костров, прятали в голенища трубочки, мешочки в повозки, разбирали ружья и строились. Офицеры застегивались, надевали шпаги и ранцы и, покрикивая, обходили ряды; обозные и денщики запрягали, укладывали и увязывали повозки. Адъютанты, батальонные и полковые командиры садились верхами, крестились, отдавали последние приказания, наставления и поручения остающимся обозным, и звучал однообразный топот тысячей ног. Колонны двигались, не зная куда и не видя от окружавших людей, от дыма и от усиливающегося тумана ни той местности, из которой они выходили, ни той, в которую они вступали.
Солдат в движении так же окружен, ограничен и влеком своим полком, как моряк кораблем, на котором он находится. Как бы далеко он ни прошел, в какие бы странные, неведомые и опасные широты ни вступил он, вокруг него – как для моряка всегда и везде те же палубы, мачты, канаты своего корабля – всегда и везде те же товарищи, те же ряды, тот же фельдфебель Иван Митрич, та же ротная собака Жучка, то же начальство. Солдат редко желает знать те широты, в которых находится весь корабль его; но в день сражения, Бог знает как и откуда, в нравственном мире войска слышится одна для всех строгая нота, которая звучит приближением чего то решительного и торжественного и вызывает их на несвойственное им любопытство. Солдаты в дни сражений возбужденно стараются выйти из интересов своего полка, прислушиваются, приглядываются и жадно расспрашивают о том, что делается вокруг них.
Туман стал так силен, что, несмотря на то, что рассветало, не видно было в десяти шагах перед собою. Кусты казались громадными деревьями, ровные места – обрывами и скатами. Везде, со всех сторон, можно было столкнуться с невидимым в десяти шагах неприятелем. Но долго шли колонны всё в том же тумане, спускаясь и поднимаясь на горы, минуя сады и ограды, по новой, непонятной местности, нигде не сталкиваясь с неприятелем. Напротив того, то впереди, то сзади, со всех сторон, солдаты узнавали, что идут по тому же направлению наши русские колонны. Каждому солдату приятно становилось на душе оттого, что он знал, что туда же, куда он идет, то есть неизвестно куда, идет еще много, много наших.
– Ишь ты, и курские прошли, – говорили в рядах.
– Страсть, братец ты мой, что войски нашей собралось! Вечор посмотрел, как огни разложили, конца краю не видать. Москва, – одно слово!
Хотя никто из колонных начальников не подъезжал к рядам и не говорил с солдатами (колонные начальники, как мы видели на военном совете, были не в духе и недовольны предпринимаемым делом и потому только исполняли приказания и не заботились о том, чтобы повеселить солдат), несмотря на то, солдаты шли весело, как и всегда, идя в дело, в особенности в наступательное. Но, пройдя около часу всё в густом тумане, большая часть войска должна была остановиться, и по рядам пронеслось неприятное сознание совершающегося беспорядка и бестолковщины. Каким образом передается это сознание, – весьма трудно определить; но несомненно то, что оно передается необыкновенно верно и быстро разливается, незаметно и неудержимо, как вода по лощине. Ежели бы русское войско было одно, без союзников, то, может быть, еще прошло бы много времени, пока это сознание беспорядка сделалось бы общею уверенностью; но теперь, с особенным удовольствием и естественностью относя причину беспорядков к бестолковым немцам, все убедились в том, что происходит вредная путаница, которую наделали колбасники.
– Что стали то? Аль загородили? Или уж на француза наткнулись?
– Нет не слыхать. А то палить бы стал.
– То то торопили выступать, а выступили – стали без толку посереди поля, – всё немцы проклятые путают. Эки черти бестолковые!
– То то я бы их и пустил наперед. А то, небось, позади жмутся. Вот и стой теперь не емши.
– Да что, скоро ли там? Кавалерия, говорят, дорогу загородила, – говорил офицер.
– Эх, немцы проклятые, своей земли не знают, – говорил другой.
– Вы какой дивизии? – кричал, подъезжая, адъютант.
– Осьмнадцатой.
– Так зачем же вы здесь? вам давно бы впереди должно быть, теперь до вечера не пройдете.
– Вот распоряжения то дурацкие; сами не знают, что делают, – говорил офицер и отъезжал.
Потом проезжал генерал и сердито не по русски кричал что то.
– Тафа лафа, а что бормочет, ничего не разберешь, – говорил солдат, передразнивая отъехавшего генерала. – Расстрелял бы я их, подлецов!
– В девятом часу велено на месте быть, а мы и половины не прошли. Вот так распоряжения! – повторялось с разных сторон.
И чувство энергии, с которым выступали в дело войска, начало обращаться в досаду и злобу на бестолковые распоряжения и на немцев.
Причина путаницы заключалась в том, что во время движения австрийской кавалерии, шедшей на левом фланге, высшее начальство нашло, что наш центр слишком отдален от правого фланга, и всей кавалерии велено было перейти на правую сторону. Несколько тысяч кавалерии продвигалось перед пехотой, и пехота должна была ждать.
Впереди произошло столкновение между австрийским колонновожатым и русским генералом. Русский генерал кричал, требуя, чтобы остановлена была конница; австриец доказывал, что виноват был не он, а высшее начальство. Войска между тем стояли, скучая и падая духом. После часовой задержки войска двинулись, наконец, дальше и стали спускаться под гору. Туман, расходившийся на горе, только гуще расстилался в низах, куда спустились войска. Впереди, в тумане, раздался один, другой выстрел, сначала нескладно в разных промежутках: тратта… тат, и потом всё складнее и чаще, и завязалось дело над речкою Гольдбахом.
Не рассчитывая встретить внизу над речкою неприятеля и нечаянно в тумане наткнувшись на него, не слыша слова одушевления от высших начальников, с распространившимся по войскам сознанием, что было опоздано, и, главное, в густом тумане не видя ничего впереди и кругом себя, русские лениво и медленно перестреливались с неприятелем, подвигались вперед и опять останавливались, не получая во время приказаний от начальников и адъютантов, которые блудили по туману в незнакомой местности, не находя своих частей войск. Так началось дело для первой, второй и третьей колонны, которые спустились вниз. Четвертая колонна, при которой находился сам Кутузов, стояла на Праценских высотах.
В низах, где началось дело, был всё еще густой туман, наверху прояснело, но всё не видно было ничего из того, что происходило впереди. Были ли все силы неприятеля, как мы предполагали, за десять верст от нас или он был тут, в этой черте тумана, – никто не знал до девятого часа.
Было 9 часов утра. Туман сплошным морем расстилался по низу, но при деревне Шлапанице, на высоте, на которой стоял Наполеон, окруженный своими маршалами, было совершенно светло. Над ним было ясное, голубое небо, и огромный шар солнца, как огромный пустотелый багровый поплавок, колыхался на поверхности молочного моря тумана. Не только все французские войска, но сам Наполеон со штабом находился не по ту сторону ручьев и низов деревень Сокольниц и Шлапаниц, за которыми мы намеревались занять позицию и начать дело, но по сю сторону, так близко от наших войск, что Наполеон простым глазом мог в нашем войске отличать конного от пешего. Наполеон стоял несколько впереди своих маршалов на маленькой серой арабской лошади, в синей шинели, в той самой, в которой он делал итальянскую кампанию. Он молча вглядывался в холмы, которые как бы выступали из моря тумана, и по которым вдалеке двигались русские войска, и прислушивался к звукам стрельбы в лощине. В то время еще худое лицо его не шевелилось ни одним мускулом; блестящие глаза были неподвижно устремлены на одно место. Его предположения оказывались верными. Русские войска частью уже спустились в лощину к прудам и озерам, частью очищали те Праценские высоты, которые он намерен был атаковать и считал ключом позиции. Он видел среди тумана, как в углублении, составляемом двумя горами около деревни Прац, всё по одному направлению к лощинам двигались, блестя штыками, русские колонны и одна за другой скрывались в море тумана. По сведениям, полученным им с вечера, по звукам колес и шагов, слышанным ночью на аванпостах, по беспорядочности движения русских колонн, по всем предположениям он ясно видел, что союзники считали его далеко впереди себя, что колонны, двигавшиеся близ Працена, составляли центр русской армии, и что центр уже достаточно ослаблен для того, чтобы успешно атаковать его. Но он всё еще не начинал дела.