Цари Аргоса

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

—На этой странице приведены цари, правившие в древнегреческом Аргосе в мифическую, легендарную и архаическую эпохи. Имена этих царей сохранились, возможно, не полностью. Царская власть очень рано была ограничена аристократией. Даты правления даны по Евсевию Кесарийскому.

Имя Период царствования
Инахиды
Инах 1857—-1807 до н. э.
Фороней 1807—-1747 до н. э.
Апис 1747—-1712 до н. э.
Аргос 1712—-1642 до н. э.
Криас или Пирант 1642—-1588 до н. э.
Форбант 1588—-1553 до н. э.
Триоп 1553—-1507 до н. э.
Иас 1507 до н. э.
Кротоп 1507—-1486 до н. э.
Сфенелант 1486—-1475 до н. э.
Пеласг (Геланор) 1475 до н. э.
Данаиды (Египтиады)
Данай 1475—-1425 до н. э.
Линкей 1425—-1384 до н. э.
Абант 1384—-1361 до н. э.
Прет 1361—-1344 до н. э.
Акрисий 1344—-1313 до н. э.
Персей 1313 до н. э.
Мегапенф 1313—-1301 до н. э.
Аргей 1301—-1286 до н. э.
Анаксагор 1286—-1260 до н. э.
Разделение царства на три части
Анаксагориды Биантиды Меламподы Период царствия
Анаксагор 1286—-1260 до н. э. Биант 1297—-1280 до н. э. Мелампод 1297—-1280 до н. э.
Алектор 1271—-1252 до н. э. Талай 1280—-1263 до н. э. Антифат 1280—-1262 до н. э.
Экл (Оикл) 1262—-1246 до н. э.
Ифит 1252—-1220 до н. э. Адраст 1237—-1210 до н. э. Амфиарай 1246—-1230 до н. э.
Сфенел 1220—-1181 до н. э. Диомед 1210—-1191 до н. э.
Кианипп 1191—-1181 до н. э.
Килараб 1181-1163 до н. э. Амфилох 1191—-1181 до н. э.
Атриды
Орест 1163—-1156 до н. э.
Тисамен 1156—-1103 до н. э.
Гераклиды
Темен 1103—-1090 до н. э.
Деифонт 1090 до н. э.
Кейс 1090—-1044 до н. э.
Медонт 1044—-990 до н. э.
Марон 990—-950 до н. э.
Фестр (Фестий) 950—-905 до н. э.
Акой или Мероп 905—-860 до н. э.
Аристодамид (Аристомид) 860—-798 до н. э.
Эрат 798—-748 до н. э.
Фидон I 748—-703 до н. э.
Дамократид[1] 703—-657 до н. э.
неизвестный 657—-610 до н. э.
? Фидон II ? 610—-570 до н. э.
Леокед (Лакед) 570—-520 до н. э.
Мельт 520—-480 до н. э.
Эгон (не Гераклид) ок. 440 г. до н. э.[2]
  • Темен. Конец XII — начало XI до н. э.
  • Кейс. XI век до н. э.
  • Медонт. Сын Кейса [3].
  • Марон. Сын Кейса. Имена от Марона до Карана приводит историк Сатир, которого цитирует Феофил Антиохийский [4]. Согласно Феопомпу, которого цитирует Диодор, которого цитирует Георгий Синкелл [5], родословная такова: Кисс/Кейс — Фестий — Мероп — Аристодамид — Каран.
  • Фестий (Фестр).
  • Акой (либо Мероп).
  • Аристомид (Аристодамид). Отец Карана, македонского царя.
  • Эрат. Согласно Павсанию, современник Никандра спартанского, при котором аргивяне разрушили Асину [6], т. е. правил в начале VIII века. Однако археологически разрушение Асины датируется не позднее 720 года [7].
  • Федон/Фидон I. Вероятно, середина VIII века. Эфор считал Федона «десятым потомком» Темена [8], а Феопомп — потомком в 7-м колене [9]. По «Паросской хронике» (30), он — потомок Геракла в 11-м колене (то есть Темена в 7-м). Современные гипотезы либо предполагают двух Федонов, либо считают, что он правил в VII веке.
  • Фидон II (?). Середина VII века.
  • Леокед (Лакед), сын Федона. Назван среди женихов Агаристы, дочери Клисфена из Сикиона (конец VII века) [10].
  • Мельт (Мелтас), сын Лакеда. Десятый потомок Медонта (сына Кейса). Низложен народом [3].

Напишите отзыв о статье "Цари Аргоса"



Примечания

  1. Павсаний. Описание Эллады. IV. 35. 2
  2. Энциклопедия Паули-Виссова. Supplementband I (1903). S. 37
  3. 1 2 Павсаний. Описание Эллады II 19, 2
  4. Феофил. К Автолику II 7
  5. Диодор Сицилийский. Историческая библиотека VII 17
  6. См. Павсаний. Описание Эллады II 36, 5
  7. Кембриджская история древнего мира. Т.3. Ч.3. М., 2007. С.386, 390
  8. Страбон. География VIII 3, 33 (стр.358)
  9. Кембриджская история древнего мира. Т.3. Ч.3. М., 2007. С.387
  10. Геродот. История VI 127

См. также

Отрывок, характеризующий Цари Аргоса

– Comment dites vous asile en allemand? [Как по немецки убежище?]
– Asile? – повторил Пьер. – Asile en allemand – Unterkunft. [Убежище? Убежище – по немецки – Unterkunft.]
– Comment dites vous? [Как вы говорите?] – недоверчиво и быстро переспросил капитан.
– Unterkunft, – повторил Пьер.
– Onterkoff, – сказал капитан и несколько секунд смеющимися глазами смотрел на Пьера. – Les Allemands sont de fieres betes. N'est ce pas, monsieur Pierre? [Экие дурни эти немцы. Не правда ли, мосье Пьер?] – заключил он.
– Eh bien, encore une bouteille de ce Bordeau Moscovite, n'est ce pas? Morel, va nous chauffer encore une pelilo bouteille. Morel! [Ну, еще бутылочку этого московского Бордо, не правда ли? Морель согреет нам еще бутылочку. Морель!] – весело крикнул капитан.
Морель подал свечи и бутылку вина. Капитан посмотрел на Пьера при освещении, и его, видимо, поразило расстроенное лицо его собеседника. Рамбаль с искренним огорчением и участием в лице подошел к Пьеру и нагнулся над ним.
– Eh bien, nous sommes tristes, [Что же это, мы грустны?] – сказал он, трогая Пьера за руку. – Vous aurai je fait de la peine? Non, vrai, avez vous quelque chose contre moi, – переспрашивал он. – Peut etre rapport a la situation? [Может, я огорчил вас? Нет, в самом деле, не имеете ли вы что нибудь против меня? Может быть, касательно положения?]
Пьер ничего не отвечал, но ласково смотрел в глаза французу. Это выражение участия было приятно ему.
– Parole d'honneur, sans parler de ce que je vous dois, j'ai de l'amitie pour vous. Puis je faire quelque chose pour vous? Disposez de moi. C'est a la vie et a la mort. C'est la main sur le c?ur que je vous le dis, [Честное слово, не говоря уже про то, чем я вам обязан, я чувствую к вам дружбу. Не могу ли я сделать для вас что нибудь? Располагайте мною. Это на жизнь и на смерть. Я говорю вам это, кладя руку на сердце,] – сказал он, ударяя себя в грудь.
– Merci, – сказал Пьер. Капитан посмотрел пристально на Пьера так же, как он смотрел, когда узнал, как убежище называлось по немецки, и лицо его вдруг просияло.
– Ah! dans ce cas je bois a notre amitie! [А, в таком случае пью за вашу дружбу!] – весело крикнул он, наливая два стакана вина. Пьер взял налитой стакан и выпил его. Рамбаль выпил свой, пожал еще раз руку Пьера и в задумчиво меланхолической позе облокотился на стол.
– Oui, mon cher ami, voila les caprices de la fortune, – начал он. – Qui m'aurait dit que je serai soldat et capitaine de dragons au service de Bonaparte, comme nous l'appellions jadis. Et cependant me voila a Moscou avec lui. Il faut vous dire, mon cher, – продолжал он грустным я мерным голосом человека, который сбирается рассказывать длинную историю, – que notre nom est l'un des plus anciens de la France. [Да, мой друг, вот колесо фортуны. Кто сказал бы мне, что я буду солдатом и капитаном драгунов на службе у Бонапарта, как мы его, бывало, называли. Однако же вот я в Москве с ним. Надо вам сказать, мой милый… что имя наше одно из самых древних во Франции.]
И с легкой и наивной откровенностью француза капитан рассказал Пьеру историю своих предков, свое детство, отрочество и возмужалость, все свои родственныеимущественные, семейные отношения. «Ma pauvre mere [„Моя бедная мать“.] играла, разумеется, важную роль в этом рассказе.
– Mais tout ca ce n'est que la mise en scene de la vie, le fond c'est l'amour? L'amour! N'est ce pas, monsieur; Pierre? – сказал он, оживляясь. – Encore un verre. [Но все это есть только вступление в жизнь, сущность же ее – это любовь. Любовь! Не правда ли, мосье Пьер? Еще стаканчик.]
Пьер опять выпил и налил себе третий.
– Oh! les femmes, les femmes! [О! женщины, женщины!] – и капитан, замаслившимися глазами глядя на Пьера, начал говорить о любви и о своих любовных похождениях. Их было очень много, чему легко было поверить, глядя на самодовольное, красивое лицо офицера и на восторженное оживление, с которым он говорил о женщинах. Несмотря на то, что все любовные истории Рамбаля имели тот характер пакостности, в котором французы видят исключительную прелесть и поэзию любви, капитан рассказывал свои истории с таким искренним убеждением, что он один испытал и познал все прелести любви, и так заманчиво описывал женщин, что Пьер с любопытством слушал его.
Очевидно было, что l'amour, которую так любил француз, была ни та низшего и простого рода любовь, которую Пьер испытывал когда то к своей жене, ни та раздуваемая им самим романтическая любовь, которую он испытывал к Наташе (оба рода этой любви Рамбаль одинаково презирал – одна была l'amour des charretiers, другая l'amour des nigauds) [любовь извозчиков, другая – любовь дурней.]; l'amour, которой поклонялся француз, заключалась преимущественно в неестественности отношений к женщине и в комбинация уродливостей, которые придавали главную прелесть чувству.