Государство Филарета Варажнуни
| Государство Филарета Варажнуни | ||||
| ||||
|---|---|---|---|---|
 серым цветом (за исключением Синопа, Трапезунда и Кипра) обозначено государство Филарета Варажнуни | ||||
| Столица | Мараш | |||
| Язык(и) | армянский | |||
| Религия | христианство | |||
| Население | Армяне | |||
| Форма правления | Монархия | |||
| Династия | Варажнуни | |||
Государство Филарета Варажнуни — армянское государство протянувшегося от Месопотамии вдоль Евфрата до границ Армении, охватывающее Киликию, Тавр и часть Сирии с Антиохией. Было создано в 1071 году византийским военачальником Филаретом Варажнуни (получившим в 1078 году титулы севаста и августа (императора)) и просуществовало до 1086 года.
История
Предыстория
Византийской империи не удалось создать себе опору среди населения армянских земель и княжеств Малой Азии. Не способствовало укреплению границ Византии и переселение армян в пограничные фемы. В пределах границ империи возник ряд полунезависимых армянских княжеств, располагавшихся от Сирии до Закавказья. Армяне сохранили свою культуру, церковь и государственность. Правители Византии, преследовавшие армянских владетелей и пытавшиеся навязать армянам халкидонитство, изо всех сил старались нивелировать специфику вновь образовавшихся княжеств[1]. Чем выше была угроза со стороны сельджуков, тем настойчивее становились попытки империи уничтожить армянские княжества Малой Азии, которые по мере ослабления позиций центрального правительства, становились все более автономными[2]. Армяне, со своей стороны, тяготились опекой империи, и лишь сельджукское вторжение отсрочило движение армян против Византии и образование независимого армянского государства, в Малой Азии[1].
В 1070 году армия, под командованием будущего претендента на корону Никифора Мелиссена и отца будущего императора Алексея Мануила Комнина, была разбита сельджуками возле Севастии. Армянское население, ввиду дискриминационной политики Византии, безразлично отнеслось к происшедшему. Год спустя идя в поход против сельджуков Роман Диоген прибыл в Севастию, где его придворные высказали ряд претензий детям местного армянского князя. В результате, по приказу Диогена город был разграблен и сожжен, а попытка прибывшего Гагика II примирить враждующие стороны была безуспешна. События случившиеся в Севастии ознаменовали собой окончательный разрыв отношений армянских князей Малой Азии с имперским правительством, что в конечном счете не способствовало упрочению позиций императора накануне решающей схватки с сельджуками при Манцикерте[2]
Образование
После поражения византийских войск в Манцикертской битве и последовавшей за ней гражданской войной, образуется ряд армянских княжеств. В это время новый император Михаил VII Дука назначает доместиком схол Востока своего двоюродного брата Андроника Дуку. Филарет Варажнуни, ранее занимавший этот пост, не принимает это назначение. Не признав власть Михаила, Варажнуни порвавший с Византией[3], к 1071 году фактически стал правителем независимого армянского государства, укреплению которого способствовала миграция армян с подвергнувшихся сельджукскому вторжению территорий[4][5]. Его армия изначально насчитывавшая восьмитысячный корпус наемников-франков, стоявших в Месопотамии, постоянно пополнялась за счет притока армянских беженцев из малоазийских фем Византии и насчитывала около 20 тысяч. Установление власти Варажнуни на востоке империи было вызвано тем, что после 1071 года Византия была уже не в состоянии защитить свои территории, он же был единственным из всех византийских полководцев, который остался в Малой Азии после Манцикертской битвы. Пытаясь объединить ставшие после 1071 года независимыми армянские княжества[6], Варажнуни являясь приверженцем халкидонизма, в 1072 году переносит в свои владения армянский патриарший престол. Созданием католикосата в Хонах, затем в Мараше, Филарет пытался обеспечить себе поддержку армянской церкви и использовать её влияние для упрочения своей власти на местах. Однако ввиду того, что он активно вмешивался в избрание католикоса, армянское духовенство не поддержало его. Также как впоследствии не поддержало его и сирийское духовенство, в дела которого он также вмешивался.[4]
Укреплению власти Филарета на местах способствовал ряд факторов:
- Демографический, связанный с массовой эмиграцией населения из центральных районов Малой Азии
- Географический — изолированность контролируемых им территорий, отделенных от Каппадокии горными хребтами и течением Евфрата;
- Внешнеполитический — в первую очередь то, что в основном пути сельджукских набегов пролегли севернее через Закавказье.
Фактически к началу 1073 года Филарет стал независимым правителем обширной территории, ограниченной с севера: линией Харберд — Мелитена —Абласта — Тарс; с юга: Харберд — Самосата — Приевфратские города (Кесун и Рабан) — Манбидж — Киликия. В этом же году Филарет предпринял попытку захватить владения князя Сасуна Торника. По словам Маттеоса Урхайеци, военные действия начались после того, как Торник отказался признать свою зависимость от государства Варажнуни. Потерпев от Сасунского князя поражение в районе Хандзита, он добился своего с помощью сельджуков. Став во главе армянских князей Каппадокии, Коммагены, Киликии, Сирии и Месопотамии он присоединяет к своему государству княжества Мараша, Кесуна, Эдессы, Андриуна (близ Мараша), Цовка (близ Айнтаба), Пира (близ Эдессы) ряд других земель[7]. Византия вынуждена была признать эти завоевания Варажнуни и присвоила ему сперва титул Севаста, а затем провозгласила его «Августом»[7]В 1074 — 1078 годах Филарет присоединяет к своему государству армянонаселенные территории Эдессы и северной Сирии, включая Антиохию. Вскоре перед его государством возникала угроза в лице тюрок-сельджуков, которые ввиду разгрома византийских войск прочно обосновались в Малой Азии.[4]
Распад государства
12 декабря 1084 года внезапным ударом Сулейман захватывает Антиохию. С падением Антиохии, явившимся тяжелейшим ударом, начался распад государства Варажнуни. В 1086 году эмир Каппадокии захватывает округ Джахан с городом Хоны. Затем происходит восстание в Эдессе. Пытаясь защитить своё государство от набегов Сельджуков, Варажнуни едет на поклон к Мелик-шаху просить его благосклонности и мира для всех верующих во Христа, где принимает ислам. К 1086 году Филарет был уже не в состоянии удерживать территории своего государства, которые даже не были ещё захвачены сельджуками, в результате чего на некогда контролируемых им территорий, входивших в состав его государства, образовался ряд независимых армянских княжеств[4]
Государство Филарета Варажнуни просуществовало сравнительно недолго — с 1071 по 1086 год. Но в условиях сельджукского нашествия в Закавказье оно стало центром для армянских эмигрантов, рассеянных по всему Ближнему Востоку. Царство имело огромное значение для консолидации армян в позднейших государственных образованиях, возникших на развалинах государства Варажнуни.[4]
Напишите отзыв о статье "Государство Филарета Варажнуни"
Примечания
- ↑ 1 2 Степаненко В. П // [elar.usu.ru/bitstream/1234.56789/2262/1/adsv-11-13.pdf Политическая обстановка в Закавказье в первой половине XI в. // Античная древность и средние века. — Свердловск, 1975 г. вып. 11, с. 124—132]
- ↑ 1 2 В. П. Степаненко // Византия в международных отношениях на Ближнем Востоке, 1071—1176 // Изд-во Уральского университета, 1988 стр 26-29 (218)[elar.usu.ru/bitstream/1234.56789/3423/1/1093329.pdf]
- ↑ Палестинский сборник, Выпуск № 28 с. 56; — Изд-во Академии наук СССР, 1986 г.
После 1071 г. вследствие сельджукской экспансии в Малой Азии большая часть византийских владений в Сирии и Месопотамии оказалась под властью Филарета Варажнуни, в прошлом доместика схол Востока, порвавшего с империей. В 1076 г. Его войска осадили номинально византийскую Эдессу, открывшую ворота полководцу Филарета Василу, сыну Абукаба, ставшего наместником города от имени Варажнуни
- ↑ 1 2 3 4 5 В. П. Степаненко // Государство Филарета Варажнунии // Античная древность и средние века. — Свердловск, 1975. — Вып. 12. — С. 86-103 [elar.usu.ru/bitstream/1234.56789/2278/1/adsv-12-08.pdf] [www.peeep.us/bb3c6756 архив]
- ↑ Г. Г. Мкртумян // Грузинское феодальное княжество Кахети в VIII—XI вв. и его взаимоотношения с Арменией // Изд-во Армянской ССР, 1983 с. 137
После Маназкертской битвы Филарет Варажнуни фактически сделался независимым правителем вверенных ему земель с центром в г. Мараше (Германикия), в горах Киликийского Тавра. Сюда к нему стекались лишенные своих владений армянские феодалы. Вскоре Филарету подчинились также важные центры, как Антиохия и Эдесса
- ↑ Клод Мутафян // Последнее королевство Армении // Изд-во «MEDIACRAT» стр. 21 (161) 2009 г. — ISBN 978-5-9901129-5-7
- ↑ 1 2 Алексей Сукиасян // [www.armenianhouse.org/suqiasyan/cilicia/intro.html ИСТОРИЯ КИЛИКИЙСКОГО АРМЯНСКОГО ГОСУДАРСТВА И ПРАВА (XI—XIV ВВ)]
Отрывок, характеризующий Государство Филарета Варажнуни
– Я ничего не говорю, чтобы все распоряжения были хороши, – сказал князь Андрей, – только я не могу понять, как вы можете так судить о Бонапарте. Смейтесь, как хотите, а Бонапарте всё таки великий полководец!– Михайла Иванович! – закричал старый князь архитектору, который, занявшись жарким, надеялся, что про него забыли. – Я вам говорил, что Бонапарте великий тактик? Вон и он говорит.
– Как же, ваше сиятельство, – отвечал архитектор.
Князь опять засмеялся своим холодным смехом.
– Бонапарте в рубашке родился. Солдаты у него прекрасные. Да и на первых он на немцев напал. А немцев только ленивый не бил. С тех пор как мир стоит, немцев все били. А они никого. Только друг друга. Он на них свою славу сделал.
И князь начал разбирать все ошибки, которые, по его понятиям, делал Бонапарте во всех своих войнах и даже в государственных делах. Сын не возражал, но видно было, что какие бы доводы ему ни представляли, он так же мало способен был изменить свое мнение, как и старый князь. Князь Андрей слушал, удерживаясь от возражений и невольно удивляясь, как мог этот старый человек, сидя столько лет один безвыездно в деревне, в таких подробностях и с такою тонкостью знать и обсуживать все военные и политические обстоятельства Европы последних годов.
– Ты думаешь, я, старик, не понимаю настоящего положения дел? – заключил он. – А мне оно вот где! Я ночи не сплю. Ну, где же этот великий полководец твой то, где он показал себя?
– Это длинно было бы, – отвечал сын.
– Ступай же ты к Буонапарте своему. M lle Bourienne, voila encore un admirateur de votre goujat d'empereur! [вот еще поклонник вашего холопского императора…] – закричал он отличным французским языком.
– Vous savez, que je ne suis pas bonapartiste, mon prince. [Вы знаете, князь, что я не бонапартистка.]
– «Dieu sait quand reviendra»… [Бог знает, вернется когда!] – пропел князь фальшиво, еще фальшивее засмеялся и вышел из за стола.
Маленькая княгиня во всё время спора и остального обеда молчала и испуганно поглядывала то на княжну Марью, то на свекра. Когда они вышли из за стола, она взяла за руку золовку и отозвала ее в другую комнату.
– Сomme c'est un homme d'esprit votre pere, – сказала она, – c'est a cause de cela peut etre qu'il me fait peur. [Какой умный человек ваш батюшка. Может быть, от этого то я и боюсь его.]
– Ax, он так добр! – сказала княжна.
Князь Андрей уезжал на другой день вечером. Старый князь, не отступая от своего порядка, после обеда ушел к себе. Маленькая княгиня была у золовки. Князь Андрей, одевшись в дорожный сюртук без эполет, в отведенных ему покоях укладывался с своим камердинером. Сам осмотрев коляску и укладку чемоданов, он велел закладывать. В комнате оставались только те вещи, которые князь Андрей всегда брал с собой: шкатулка, большой серебряный погребец, два турецких пистолета и шашка, подарок отца, привезенный из под Очакова. Все эти дорожные принадлежности были в большом порядке у князя Андрея: всё было ново, чисто, в суконных чехлах, старательно завязано тесемочками.
В минуты отъезда и перемены жизни на людей, способных обдумывать свои поступки, обыкновенно находит серьезное настроение мыслей. В эти минуты обыкновенно поверяется прошедшее и делаются планы будущего. Лицо князя Андрея было очень задумчиво и нежно. Он, заложив руки назад, быстро ходил по комнате из угла в угол, глядя вперед себя, и задумчиво покачивал головой. Страшно ли ему было итти на войну, грустно ли бросить жену, – может быть, и то и другое, только, видимо, не желая, чтоб его видели в таком положении, услыхав шаги в сенях, он торопливо высвободил руки, остановился у стола, как будто увязывал чехол шкатулки, и принял свое всегдашнее, спокойное и непроницаемое выражение. Это были тяжелые шаги княжны Марьи.
– Мне сказали, что ты велел закладывать, – сказала она, запыхавшись (она, видно, бежала), – а мне так хотелось еще поговорить с тобой наедине. Бог знает, на сколько времени опять расстаемся. Ты не сердишься, что я пришла? Ты очень переменился, Андрюша, – прибавила она как бы в объяснение такого вопроса.
Она улыбнулась, произнося слово «Андрюша». Видно, ей самой было странно подумать, что этот строгий, красивый мужчина был тот самый Андрюша, худой, шаловливый мальчик, товарищ детства.
– А где Lise? – спросил он, только улыбкой отвечая на ее вопрос.
– Она так устала, что заснула у меня в комнате на диване. Ax, Andre! Que! tresor de femme vous avez, [Ax, Андрей! Какое сокровище твоя жена,] – сказала она, усаживаясь на диван против брата. – Она совершенный ребенок, такой милый, веселый ребенок. Я так ее полюбила.
Князь Андрей молчал, но княжна заметила ироническое и презрительное выражение, появившееся на его лице.
– Но надо быть снисходительным к маленьким слабостям; у кого их нет, Аndre! Ты не забудь, что она воспитана и выросла в свете. И потом ее положение теперь не розовое. Надобно входить в положение каждого. Tout comprendre, c'est tout pardonner. [Кто всё поймет, тот всё и простит.] Ты подумай, каково ей, бедняжке, после жизни, к которой она привыкла, расстаться с мужем и остаться одной в деревне и в ее положении? Это очень тяжело.
Князь Андрей улыбался, глядя на сестру, как мы улыбаемся, слушая людей, которых, нам кажется, что мы насквозь видим.
– Ты живешь в деревне и не находишь эту жизнь ужасною, – сказал он.
– Я другое дело. Что обо мне говорить! Я не желаю другой жизни, да и не могу желать, потому что не знаю никакой другой жизни. А ты подумай, Andre, для молодой и светской женщины похорониться в лучшие годы жизни в деревне, одной, потому что папенька всегда занят, а я… ты меня знаешь… как я бедна en ressources, [интересами.] для женщины, привыкшей к лучшему обществу. M lle Bourienne одна…
– Она мне очень не нравится, ваша Bourienne, – сказал князь Андрей.
– О, нет! Она очень милая и добрая,а главное – жалкая девушка.У нее никого,никого нет. По правде сказать, мне она не только не нужна, но стеснительна. Я,ты знаешь,и всегда была дикарка, а теперь еще больше. Я люблю быть одна… Mon pere [Отец] ее очень любит. Она и Михаил Иваныч – два лица, к которым он всегда ласков и добр, потому что они оба облагодетельствованы им; как говорит Стерн: «мы не столько любим людей за то добро, которое они нам сделали, сколько за то добро, которое мы им сделали». Mon pеre взял ее сиротой sur le pavе, [на мостовой,] и она очень добрая. И mon pere любит ее манеру чтения. Она по вечерам читает ему вслух. Она прекрасно читает.
– Ну, а по правде, Marie, тебе, я думаю, тяжело иногда бывает от характера отца? – вдруг спросил князь Андрей.
Княжна Марья сначала удивилась, потом испугалась этого вопроса.
– МНЕ?… Мне?!… Мне тяжело?! – сказала она.
– Он и всегда был крут; а теперь тяжел становится, я думаю, – сказал князь Андрей, видимо, нарочно, чтоб озадачить или испытать сестру, так легко отзываясь об отце.
– Ты всем хорош, Andre, но у тебя есть какая то гордость мысли, – сказала княжна, больше следуя за своим ходом мыслей, чем за ходом разговора, – и это большой грех. Разве возможно судить об отце? Да ежели бы и возможно было, какое другое чувство, кроме veneration, [глубокого уважения,] может возбудить такой человек, как mon pere? И я так довольна и счастлива с ним. Я только желала бы, чтобы вы все были счастливы, как я.
Брат недоверчиво покачал головой.
– Одно, что тяжело для меня, – я тебе по правде скажу, Andre, – это образ мыслей отца в религиозном отношении. Я не понимаю, как человек с таким огромным умом не может видеть того, что ясно, как день, и может так заблуждаться? Вот это составляет одно мое несчастие. Но и тут в последнее время я вижу тень улучшения. В последнее время его насмешки не так язвительны, и есть один монах, которого он принимал и долго говорил с ним.
– Ну, мой друг, я боюсь, что вы с монахом даром растрачиваете свой порох, – насмешливо, но ласково сказал князь Андрей.
– Аh! mon ami. [А! Друг мой.] Я только молюсь Богу и надеюсь, что Он услышит меня. Andre, – сказала она робко после минуты молчания, – у меня к тебе есть большая просьба.
– Что, мой друг?
– Нет, обещай мне, что ты не откажешь. Это тебе не будет стоить никакого труда, и ничего недостойного тебя в этом не будет. Только ты меня утешишь. Обещай, Андрюша, – сказала она, сунув руку в ридикюль и в нем держа что то, но еще не показывая, как будто то, что она держала, и составляло предмет просьбы и будто прежде получения обещания в исполнении просьбы она не могла вынуть из ридикюля это что то.
Она робко, умоляющим взглядом смотрела на брата.
– Ежели бы это и стоило мне большого труда… – как будто догадываясь, в чем было дело, отвечал князь Андрей.
– Ты, что хочешь, думай! Я знаю, ты такой же, как и mon pere. Что хочешь думай, но для меня это сделай. Сделай, пожалуйста! Его еще отец моего отца, наш дедушка, носил во всех войнах… – Она всё еще не доставала того, что держала, из ридикюля. – Так ты обещаешь мне?
– Конечно, в чем дело?
– Andre, я тебя благословлю образом, и ты обещай мне, что никогда его не будешь снимать. Обещаешь?
– Ежели он не в два пуда и шеи не оттянет… Чтобы тебе сделать удовольствие… – сказал князь Андрей, но в ту же секунду, заметив огорченное выражение, которое приняло лицо сестры при этой шутке, он раскаялся. – Очень рад, право очень рад, мой друг, – прибавил он.
– Против твоей воли Он спасет и помилует тебя и обратит тебя к Себе, потому что в Нем одном и истина и успокоение, – сказала она дрожащим от волнения голосом, с торжественным жестом держа в обеих руках перед братом овальный старинный образок Спасителя с черным ликом в серебряной ризе на серебряной цепочке мелкой работы.
