Царь Эдип (опера Леонкавалло)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Опера
Царь Эдип
Edipo re
Композитор

Руджеро Леонкавалло

Автор(ы) либретто

Джоваккино Форцано

Источник сюжета

трагедия Софокла «Царь Эдип»

Жанр

опера

Действий

1

Год создания

1919

Первая постановка

13 декабря 1920

Место первой постановки

Чикаго

«Царь Эдип» — одноактная опера итальянского композитора Руджеро Леонкавалло, написанная на сюжет одноименной трагедии Софокла. После смерти автора осталась незавершенной и была дописана и оркестрована Джованни Пенаккио[it].





История создания и постановок

Заглавная партия была написана специально для Титта Руффо, который в своих воспоминаниях дал ей очень высокую оценку: по мнению великого певца, она «в своей мощной выразительности всецело соответствует трагедии Софокла»[1]. Премьера оперы, состоявшаяся 13 декабря 1920 года в Чикагском театре, прошла с большим успехом, однако похвалы критиков относились, в первую очередь, к мастерству Титта Руффо и других исполнителей. О музыке рецензенты, наоборот, отозвались очень прохладно, сделав акцент на плохой инструментовке. Чуть позднее «Царь Эдип» был поставлен на нью-йоркской сцене. Успех этого спектакля, по мнению Руффо, был сопоставим с успехом премьерной постановки[1].

Известные аудиозаписи

Напишите отзыв о статье "Царь Эдип (опера Леонкавалло)"

Примечания

  1. 1 2 Руффо, Титта. Парабола моей жизни: Воспоминания / Пер. с ит. и вступ. ст. А. Бушен. - М.-Л.: Музыка, 1966. - С. 412.

Ссылки

  • [www.operadis-opera-discography.org.uk/CLLEEDIP.HTM Дискография]


Отрывок, характеризующий Царь Эдип (опера Леонкавалло)

– Ah! chere, – говорила графиня, – и в моей жизни tout n'est pas rose. Разве я не вижу, что du train, que nous allons, [не всё розы. – при нашем образе жизни,] нашего состояния нам не надолго! И всё это клуб, и его доброта. В деревне мы живем, разве мы отдыхаем? Театры, охоты и Бог знает что. Да что обо мне говорить! Ну, как же ты это всё устроила? Я часто на тебя удивляюсь, Annette, как это ты, в свои годы, скачешь в повозке одна, в Москву, в Петербург, ко всем министрам, ко всей знати, со всеми умеешь обойтись, удивляюсь! Ну, как же это устроилось? Вот я ничего этого не умею.
– Ах, душа моя! – отвечала княгиня Анна Михайловна. – Не дай Бог тебе узнать, как тяжело остаться вдовой без подпоры и с сыном, которого любишь до обожания. Всему научишься, – продолжала она с некоторою гордостью. – Процесс мой меня научил. Ежели мне нужно видеть кого нибудь из этих тузов, я пишу записку: «princesse une telle [княгиня такая то] желает видеть такого то» и еду сама на извозчике хоть два, хоть три раза, хоть четыре, до тех пор, пока не добьюсь того, что мне надо. Мне всё равно, что бы обо мне ни думали.
– Ну, как же, кого ты просила о Бореньке? – спросила графиня. – Ведь вот твой уже офицер гвардии, а Николушка идет юнкером. Некому похлопотать. Ты кого просила?
– Князя Василия. Он был очень мил. Сейчас на всё согласился, доложил государю, – говорила княгиня Анна Михайловна с восторгом, совершенно забыв всё унижение, через которое она прошла для достижения своей цели.
– Что он постарел, князь Василий? – спросила графиня. – Я его не видала с наших театров у Румянцевых. И думаю, забыл про меня. Il me faisait la cour, [Он за мной волочился,] – вспомнила графиня с улыбкой.
– Всё такой же, – отвечала Анна Михайловна, – любезен, рассыпается. Les grandeurs ne lui ont pas touriene la tete du tout. [Высокое положение не вскружило ему головы нисколько.] «Я жалею, что слишком мало могу вам сделать, милая княгиня, – он мне говорит, – приказывайте». Нет, он славный человек и родной прекрасный. Но ты знаешь, Nathalieie, мою любовь к сыну. Я не знаю, чего я не сделала бы для его счастья. А обстоятельства мои до того дурны, – продолжала Анна Михайловна с грустью и понижая голос, – до того дурны, что я теперь в самом ужасном положении. Мой несчастный процесс съедает всё, что я имею, и не подвигается. У меня нет, можешь себе представить, a la lettre [буквально] нет гривенника денег, и я не знаю, на что обмундировать Бориса. – Она вынула платок и заплакала. – Мне нужно пятьсот рублей, а у меня одна двадцатипятирублевая бумажка. Я в таком положении… Одна моя надежда теперь на графа Кирилла Владимировича Безухова. Ежели он не захочет поддержать своего крестника, – ведь он крестил Борю, – и назначить ему что нибудь на содержание, то все мои хлопоты пропадут: мне не на что будет обмундировать его.