Царёва, Валентина Георгиевна
Поделись знанием:
– Да, вот суди, как ноги зазнобишь, куда пойдешь?
– Э, пустое болтать! – сказал фельдфебель.
– Али и тебе хочется того же? – сказал старый солдат, с упреком обращаясь к тому, который сказал, что ноги зазнобил.
– А ты что же думаешь? – вдруг приподнявшись из за костра, пискливым и дрожащим голосом заговорил востроносенький солдат, которого называли ворона. – Кто гладок, так похудает, а худому смерть. Вот хоть бы я. Мочи моей нет, – сказал он вдруг решительно, обращаясь к фельдфебелю, – вели в госпиталь отослать, ломота одолела; а то все одно отстанешь…
– Ну буде, буде, – спокойно сказал фельдфебель. Солдатик замолчал, и разговор продолжался.
– Нынче мало ли французов этих побрали; а сапог, прямо сказать, ни на одном настоящих нет, так, одна названье, – начал один из солдат новый разговор.
– Всё казаки поразули. Чистили для полковника избу, выносили их. Жалости смотреть, ребята, – сказал плясун. – Разворочали их: так живой один, веришь ли, лопочет что то по своему.
– А чистый народ, ребята, – сказал первый. – Белый, вот как береза белый, и бравые есть, скажи, благородные.
– А ты думаешь как? У него от всех званий набраны.
– А ничего не знают по нашему, – с улыбкой недоумения сказал плясун. – Я ему говорю: «Чьей короны?», а он свое лопочет. Чудесный народ!
– Ведь то мудрено, братцы мои, – продолжал тот, который удивлялся их белизне, – сказывали мужики под Можайским, как стали убирать битых, где страженья то была, так ведь что, говорит, почитай месяц лежали мертвые ихние то. Что ж, говорит, лежит, говорит, ихний то, как бумага белый, чистый, ни синь пороха не пахнет.
– Что ж, от холода, что ль? – спросил один.
– Эка ты умный! От холода! Жарко ведь было. Кабы от стужи, так и наши бы тоже не протухли. А то, говорит, подойдешь к нашему, весь, говорит, прогнил в червях. Так, говорит, платками обвяжемся, да, отворотя морду, и тащим; мочи нет. А ихний, говорит, как бумага белый; ни синь пороха не пахнет.
Валентина Царёва 
| ||||||||||||
| Полное имя | Валентина Георгиевна Царёва | |||||||||||
| Гражданство |  СССР
| |||||||||||
| Дата рождения | 5 декабря 1926 | |||||||||||
| Место рождения | с. Плосково, Солигаличский район, Костромская область, РСФСР, СССР | |||||||||||
| Дата смерти | 12 мая 2015 (88 лет) | |||||||||||
| Место смерти | Санкт-Петербург, Российская Федерация | |||||||||||
| Карьера | ||||||||||||
|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|
| Тренер | А. Н. Баженов | |||||||||||
| В сборной | 1950—1955 | |||||||||||
| Статус | завершила выступления | |||||||||||
| Конец карьеры | 1955 | |||||||||||
| Медали | ||||||||||||
| ||||||||||||
| Последнее обновление: 24.01.2013 | ||||||||||||
Валенти́на Гео́ргиевна Царёва (5 декабря 1926, с. Плосково, Солигаличский район, Костромская область, РСФСР, СССР — 12 мая 2015, Санкт-Петербург, Российская Федерация) — советская лыжница, чемпионка мира 1954 года, заслуженный мастер спорта СССР (1954).
Спортивная карьера
Лучшим результатом в карьере Валентины Царёвой стала победа в эстафетной гонке 3x5 км на чемпионате мира 1954 года в шведском Фалуне.
Чемпионка Всемирных универсиад (1951, 1953).
7-кратная чемпионка СССР (1950, 1951, 1952, 1953, 1955).
Победитель и призер международных соревнований.
После завершения спортивной карьеры много лет преподавала в Ленинградском институте текстильной и легкой промышленности.
Напишите отзыв о статье "Царёва, Валентина Георгиевна"
Ссылки
- [ski-spb.ru/gallery-memory/603-tsareva Галерея лыжной славы Петербурга]
Отрывок, характеризующий Царёва, Валентина Георгиевна
– А в третьей роте, сказывали, за вчерашний день девять человек недосчитали.– Да, вот суди, как ноги зазнобишь, куда пойдешь?
– Э, пустое болтать! – сказал фельдфебель.
– Али и тебе хочется того же? – сказал старый солдат, с упреком обращаясь к тому, который сказал, что ноги зазнобил.
– А ты что же думаешь? – вдруг приподнявшись из за костра, пискливым и дрожащим голосом заговорил востроносенький солдат, которого называли ворона. – Кто гладок, так похудает, а худому смерть. Вот хоть бы я. Мочи моей нет, – сказал он вдруг решительно, обращаясь к фельдфебелю, – вели в госпиталь отослать, ломота одолела; а то все одно отстанешь…
– Ну буде, буде, – спокойно сказал фельдфебель. Солдатик замолчал, и разговор продолжался.
– Нынче мало ли французов этих побрали; а сапог, прямо сказать, ни на одном настоящих нет, так, одна названье, – начал один из солдат новый разговор.
– Всё казаки поразули. Чистили для полковника избу, выносили их. Жалости смотреть, ребята, – сказал плясун. – Разворочали их: так живой один, веришь ли, лопочет что то по своему.
– А чистый народ, ребята, – сказал первый. – Белый, вот как береза белый, и бравые есть, скажи, благородные.
– А ты думаешь как? У него от всех званий набраны.
– А ничего не знают по нашему, – с улыбкой недоумения сказал плясун. – Я ему говорю: «Чьей короны?», а он свое лопочет. Чудесный народ!
– Ведь то мудрено, братцы мои, – продолжал тот, который удивлялся их белизне, – сказывали мужики под Можайским, как стали убирать битых, где страженья то была, так ведь что, говорит, почитай месяц лежали мертвые ихние то. Что ж, говорит, лежит, говорит, ихний то, как бумага белый, чистый, ни синь пороха не пахнет.
– Что ж, от холода, что ль? – спросил один.
– Эка ты умный! От холода! Жарко ведь было. Кабы от стужи, так и наши бы тоже не протухли. А то, говорит, подойдешь к нашему, весь, говорит, прогнил в червях. Так, говорит, платками обвяжемся, да, отворотя морду, и тащим; мочи нет. А ихний, говорит, как бумага белый; ни синь пороха не пахнет.
