Цветков, Иван Евменьевич

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Иван Евменьевич Цветков
Род деятельности:

меценат, коллекционер живописи

Дата рождения:

28 апреля 1845(1845-04-28)

Место рождения:

Астрадамовка, Алатырский уезд
(ныне Сурский район Ульяновской области)

Дата смерти:

18 февраля 1917(1917-02-18) (71 год)

Место смерти:

Москва

К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)

Иван Евменьевич Цветков (28.04.1845 — 18.02.1917[1], Москва) — русский меценат, известный коллекционер живописи, основатель частной картинной галереи.





Биография

Иван родился 28 апреля 1845 года в селе Астрадамовка Алатырского уезда Симбирской губернии в семье бедного священника. Начальное школьное образование получил в Алатырском духовном училище (1862)[1]. После окончания училища продолжил обучение в Симбирске, Санкт-Петербурге, Казани.

В Симбирске Иван Цветков поступил сначала в духовную семинарию (по просьбе отца), но его желание продолжить научные занятия в университете побудило оставить семинарию и поступить в классическую гимназию. «В октябре 1864 года, успешно сдав экзамены по 9 учебным дисциплинам из гимназического курса, он был принят в 6-й класс. В июне 1866 года Иван Цветков блестяще закончил полный гимназический курс. В протоколе педагогического совета его имя значится в списке учеников, рекомендованных на выдачу серебряной медали, однако среди награждённых его нет.»[2]

«...Кончив курс гимназии, Цветков пришёл к Вишневскому <...> за получением аттестата.<...> Он, по обычаю несколько гнусавя, обращается к Цветкову со словами: «Тебе надо бы дать золотую медаль, но ты себя дерзко вёл, а потому тебе даётся серебряная. (...) Оказалось, что золотую медаль присудили товарищу Цветкова, мордвину, т.е. инородцу. Рассерженный, обиженный Цветков в пылу негодования ответил: «Мне и совсем не надо медали!». Тогда Вишневский собрал педсовет и сообщил ему о заявлении Цветкова. Было постановлено отнять у юноши и серебряную медаль. Рассказывая об этом, Цветков заметил, что вечно благодарен Вишневскому за такой данный ему урок, заставивший его ещё усерднее учиться затем в университете».

Яковлев И. Я.[2]

В 1873 году закончил математический факультет Московского университета.

После окончания университета поступил на службу в Московский земельный банк. Сделал блестящую карьеру. В 1895 году стал председателем Оценочной комиссии банка.

Неоднократно избирался председателем Московского общества любителей художеств. В 1903 году был избран действительным членом Императорской Академии художеств.

Со временем стал очень богатым. Он был очень экономен, даже, скуп, как человек, долго живший впроголодь и привыкший считать каждую копейку. Многие годы он просто копил деньги, боясь их тратить. Но настало время, когда в жизнь этого рассудочного и скупого человека вошла страсть к искусству.

Коллекционирование

Страсть к коллекционированию, как он сам рассказывал появилась у него в 1871 году. Он попал однажды в Голицынский музей и впервые увидел большое собрание картин. Позже вспоминал:
«Они были для меня откровением… дали мне новое, неведомое наслаждение и новый интерес к жизни».
Цветков стал посещать другие музеи Москвы. Во время поездки в Европу в качестве репетитора сына князя Гагарина побывал в музеях Берлина, Вены, Берна. В 1874 году он познакомился с коллекцией П. М. Третьякова, когда её впервые открыли для широкой публики.
«Здесь я буквально жил, изучал картины, отдыхал душой»

В это время он уже твердо решил посвятить себя коллекционированию искусства. Коллекционировать живопись И. Е. Цветков начал с 1881 года. Причём стал собирать не столько полотна, сколько графику — рисунки, гравюры, даже черновые наброски русских художников.

Огромную роль в формировании его как коллекционера живописи сыграло общение с П. М. Третьяковым, Е. И. Маковским, А. И. Сомовым.

К 1898 году коллекция стала не умещаться в его особняке в Кривоарбатском переулке (дом 5). Тогда Цветков решил построить для коллекции новый дом. Весной 1901 года он переехал в особняк на Пречистенской набережной (ныне — дом 29). Двухэтажный особняк был построен по эскизам Виктора Васнецова и был задуман специально для размещения в нём галереи работ русских художников. Сейчас является объектом культурного наследия федерального значения[3].

Меценатство

В мае 1909 года Цветков передаёт свою коллекцию (300 картин и 1200 рисунков) и дом на Пречистенской набережной в дар городу Москве. В коллекцию входили работы виднейшие российских мастеров ХVIII-XX веков: К. П. Брюллова, В. М. Васнецова, В. Е. Маковского, И. Е. Репина, В. И. Сурикова, В. А. Тропинина, П. А. Федотова и других.

В его коллекцию входили также скульптуры.

Цветков пополнял коллекцию вплоть до своей кончины. Лично проводил экскурсии по своему особняку. После его смерти была составлена опись собрания, поступившего по дарственному завещанию Цветкова. Оно включало 1966 произведений искусства, в том числе 429 картин, 1499 рисунков и 38 скульптур.

Похоронен на Ваганьковском кладбище.

Современное состояние коллекции

После революции галерея была национализирована и 17 августа 1917 года открыта для свободного доступа посетителей. В 1917—25 Цветковская галерея существовала как самостоятельный художественный музей. В 1926 году была присоединена к Третьяковской галерее, получив статус отдела рисунков. В 1926 году в Государственную Третьяковскую галерею поступили личный архив и библиотека Цветкова.

Затем часть коллекции рисунков и часть собрания живописи (свыше 100 картин) оставили в Государственной Третьяковской галереи, а свыше 300 картин переданы в Государственный музейный фонд и распределены по другим музеям России.

Сам особняк в настоящее время принадлежит военному атташе Франции.

Библиография

Подготовил и издал:

  • «Перечень картин и рисунков собрания И. Е. Цветкова», М., 1904
  • «Перечень художественных произведений Цветковской галереи», М., 1915

Память

В 1995 году к 150-летию со дня рождения создателя коллекции и галереи на фасаде особняка была установлена мемориальная доска в честь И. Е. Цветкова.

Напишите отзыв о статье "Цветков, Иван Евменьевич"

Литература

  • Бакушинский А. В. «Живопись и рисунки XVIII—XIX столетий в Цветковской галерее», М.-Л., 1925
  • Ненарокомова И. И. Е. «Цветков и его галерея», сборник: «Панорама искусств», в. 11, М., 1988.
  • «Москва». Энциклопедический справочник., Большая Российская Энциклопедия.,М, 1992

Ссылки

  • [www.press-release.ru/branches/culture/362418a9e3473/ Иван Евменьевич Цветков и его картинная галерея]
  • [dic.academic.ru/dic.nsf/moscow/3450/%D0%A6%D0%B2%D0%B5%D1%82%D0%BA%D0%BE%D0%B2 «Москва» (энциклопедия)]
  • [gov.cap.ru/list4/news/rec.aspx?gov_id=578&pos=90&id=648940 фото Цветкова]

Примечания

  1. 1 2 [enc.cap.ru/?t=prsn&lnk=1956 Головченко Н. П. Цветков Иван Евменьевич // Электронная Чувашская энциклопедия]
  2. 1 2 [monomax.sisadminov.net/main?cmd=view&article=586&print=1 Ирина Макеева. О гимназии с любовью // Ульяновский литературно-краеведческий журнал «Мономах», сентябрь 2007]
  3. [dkn.mos.ru/contacts/register-of-objects-of-cultural-heritage/37/ Здание Цветковской галереи, 1899-1901 гг., арх. Васнецов В.М. (Реестр объектов культурного наследия) // Департамент культурного наследия города Москвы]

Отрывок, характеризующий Цветков, Иван Евменьевич

Князь Андрей улыбнулся.
– Я и не желаю.
– Без жалованья членом, – повторил Аракчеев. – Имею честь. Эй, зови! Кто еще? – крикнул он, кланяясь князю Андрею.


Ожидая уведомления о зачислении его в члены комитета, князь Андрей возобновил старые знакомства особенно с теми лицами, которые, он знал, были в силе и могли быть нужны ему. Он испытывал теперь в Петербурге чувство, подобное тому, какое он испытывал накануне сражения, когда его томило беспокойное любопытство и непреодолимо тянуло в высшие сферы, туда, где готовилось будущее, от которого зависели судьбы миллионов. Он чувствовал по озлоблению стариков, по любопытству непосвященных, по сдержанности посвященных, по торопливости, озабоченности всех, по бесчисленному количеству комитетов, комиссий, о существовании которых он вновь узнавал каждый день, что теперь, в 1809 м году, готовилось здесь, в Петербурге, какое то огромное гражданское сражение, которого главнокомандующим было неизвестное ему, таинственное и представлявшееся ему гениальным, лицо – Сперанский. И самое ему смутно известное дело преобразования, и Сперанский – главный деятель, начинали так страстно интересовать его, что дело воинского устава очень скоро стало переходить в сознании его на второстепенное место.
Князь Андрей находился в одном из самых выгодных положений для того, чтобы быть хорошо принятым во все самые разнообразные и высшие круги тогдашнего петербургского общества. Партия преобразователей радушно принимала и заманивала его, во первых потому, что он имел репутацию ума и большой начитанности, во вторых потому, что он своим отпущением крестьян на волю сделал уже себе репутацию либерала. Партия стариков недовольных, прямо как к сыну своего отца, обращалась к нему за сочувствием, осуждая преобразования. Женское общество, свет , радушно принимали его, потому что он был жених, богатый и знатный, и почти новое лицо с ореолом романической истории о его мнимой смерти и трагической кончине жены. Кроме того, общий голос о нем всех, которые знали его прежде, был тот, что он много переменился к лучшему в эти пять лет, смягчился и возмужал, что не было в нем прежнего притворства, гордости и насмешливости, и было то спокойствие, которое приобретается годами. О нем заговорили, им интересовались и все желали его видеть.
На другой день после посещения графа Аракчеева князь Андрей был вечером у графа Кочубея. Он рассказал графу свое свидание с Силой Андреичем (Кочубей так называл Аракчеева с той же неопределенной над чем то насмешкой, которую заметил князь Андрей в приемной военного министра).
– Mon cher, [Дорогой мой,] даже в этом деле вы не минуете Михаил Михайловича. C'est le grand faiseur. [Всё делается им.] Я скажу ему. Он обещался приехать вечером…
– Какое же дело Сперанскому до военных уставов? – спросил князь Андрей.
Кочубей, улыбнувшись, покачал головой, как бы удивляясь наивности Болконского.
– Мы с ним говорили про вас на днях, – продолжал Кочубей, – о ваших вольных хлебопашцах…
– Да, это вы, князь, отпустили своих мужиков? – сказал Екатерининский старик, презрительно обернувшись на Болконского.
– Маленькое именье ничего не приносило дохода, – отвечал Болконский, чтобы напрасно не раздражать старика, стараясь смягчить перед ним свой поступок.
– Vous craignez d'etre en retard, [Боитесь опоздать,] – сказал старик, глядя на Кочубея.
– Я одного не понимаю, – продолжал старик – кто будет землю пахать, коли им волю дать? Легко законы писать, а управлять трудно. Всё равно как теперь, я вас спрашиваю, граф, кто будет начальником палат, когда всем экзамены держать?
– Те, кто выдержат экзамены, я думаю, – отвечал Кочубей, закидывая ногу на ногу и оглядываясь.
– Вот у меня служит Пряничников, славный человек, золото человек, а ему 60 лет, разве он пойдет на экзамены?…
– Да, это затруднительно, понеже образование весьма мало распространено, но… – Граф Кочубей не договорил, он поднялся и, взяв за руку князя Андрея, пошел навстречу входящему высокому, лысому, белокурому человеку, лет сорока, с большим открытым лбом и необычайной, странной белизной продолговатого лица. На вошедшем был синий фрак, крест на шее и звезда на левой стороне груди. Это был Сперанский. Князь Андрей тотчас узнал его и в душе его что то дрогнуло, как это бывает в важные минуты жизни. Было ли это уважение, зависть, ожидание – он не знал. Вся фигура Сперанского имела особенный тип, по которому сейчас можно было узнать его. Ни у кого из того общества, в котором жил князь Андрей, он не видал этого спокойствия и самоуверенности неловких и тупых движений, ни у кого он не видал такого твердого и вместе мягкого взгляда полузакрытых и несколько влажных глаз, не видал такой твердости ничего незначащей улыбки, такого тонкого, ровного, тихого голоса, и, главное, такой нежной белизны лица и особенно рук, несколько широких, но необыкновенно пухлых, нежных и белых. Такую белизну и нежность лица князь Андрей видал только у солдат, долго пробывших в госпитале. Это был Сперанский, государственный секретарь, докладчик государя и спутник его в Эрфурте, где он не раз виделся и говорил с Наполеоном.
Сперанский не перебегал глазами с одного лица на другое, как это невольно делается при входе в большое общество, и не торопился говорить. Он говорил тихо, с уверенностью, что будут слушать его, и смотрел только на то лицо, с которым говорил.
Князь Андрей особенно внимательно следил за каждым словом и движением Сперанского. Как это бывает с людьми, особенно с теми, которые строго судят своих ближних, князь Андрей, встречаясь с новым лицом, особенно с таким, как Сперанский, которого он знал по репутации, всегда ждал найти в нем полное совершенство человеческих достоинств.
Сперанский сказал Кочубею, что жалеет о том, что не мог приехать раньше, потому что его задержали во дворце. Он не сказал, что его задержал государь. И эту аффектацию скромности заметил князь Андрей. Когда Кочубей назвал ему князя Андрея, Сперанский медленно перевел свои глаза на Болконского с той же улыбкой и молча стал смотреть на него.
– Я очень рад с вами познакомиться, я слышал о вас, как и все, – сказал он.
Кочубей сказал несколько слов о приеме, сделанном Болконскому Аракчеевым. Сперанский больше улыбнулся.
– Директором комиссии военных уставов мой хороший приятель – господин Магницкий, – сказал он, договаривая каждый слог и каждое слово, – и ежели вы того пожелаете, я могу свести вас с ним. (Он помолчал на точке.) Я надеюсь, что вы найдете в нем сочувствие и желание содействовать всему разумному.
Около Сперанского тотчас же составился кружок и тот старик, который говорил о своем чиновнике, Пряничникове, тоже с вопросом обратился к Сперанскому.
Князь Андрей, не вступая в разговор, наблюдал все движения Сперанского, этого человека, недавно ничтожного семинариста и теперь в руках своих, – этих белых, пухлых руках, имевшего судьбу России, как думал Болконский. Князя Андрея поразило необычайное, презрительное спокойствие, с которым Сперанский отвечал старику. Он, казалось, с неизмеримой высоты обращал к нему свое снисходительное слово. Когда старик стал говорить слишком громко, Сперанский улыбнулся и сказал, что он не может судить о выгоде или невыгоде того, что угодно было государю.
Поговорив несколько времени в общем кругу, Сперанский встал и, подойдя к князю Андрею, отозвал его с собой на другой конец комнаты. Видно было, что он считал нужным заняться Болконским.
– Я не успел поговорить с вами, князь, среди того одушевленного разговора, в который был вовлечен этим почтенным старцем, – сказал он, кротко презрительно улыбаясь и этой улыбкой как бы признавая, что он вместе с князем Андреем понимает ничтожность тех людей, с которыми он только что говорил. Это обращение польстило князю Андрею. – Я вас знаю давно: во первых, по делу вашему о ваших крестьянах, это наш первый пример, которому так желательно бы было больше последователей; а во вторых, потому что вы один из тех камергеров, которые не сочли себя обиженными новым указом о придворных чинах, вызывающим такие толки и пересуды.