Цебуля, Иосиф

Иосиф Цебуля
Józef Cebula
Рождение	23 марта 1902(1902-03-23) Мальни (ныне: Опольское воеводство, Польша
Смерть	28 апреля 1941(1941-04-28) (39 лет) Маутхаузен
Почитается	Католическая церковь
Беатифицирован	1999 год
В лике	блаженный
День памяти	12 июня
Подвижничество	мученик

Ио́сиф Цебу́ля (польск. Józef Cebula OMI, 23 марта 1902, деревня Мальни, Польша — 28 апреля 1941, концлагерь Маутхаузен, Австрия) — блаженный Римско-Католической Церкви, священник, монах, мученик. Входит в число 108 блаженных польских мучеников, беатифицированных римским папой Иоанном Павлом II во время его посещения Варшавы 13 июня 1999 года.

Биография

После получения начального образования поступил в педагогическое училище в Ополе. В конце 1918 года заболел тяжёлой болезнью и был вынужден прервать обучение. После лечения Иосиф Цебуля продолжил своё образование в гимназии города Люблинец, которую закончил в 1921 году. Во время учёбы вступил в монашескую конгрегацию облатов Непорочной Марии. Новициат закончил 14 августа 1921 года. В 1922 году принял первые временные монашеские обеты. Из-за того, что монашеская конгрегация облатов не имела в то время своей духовной семинарии в Польше, Иосиф Цебуля был послан монашеским начальством получать теологическое образование в Льеж, Бельгия. Через год вернулся в Люблинец. 15 августа 1925 года он принял вечные монашеские обеты.

Иосиф Цебуля был рукоположён в священника 5 июня 1927 года епископом Аркадием Лисецким. После рукоположения остался в Люблинце, где преподавал в начальной семинарии и исполнял обязанности исповедника. В 1931 году его назначают настоятелем монастыря облатов в Люблинце, в 1936 году — ответственным за польскую провинцию монашеской конгрегации облатов.

Мученичество

7 декабря 1939 года представитель немецкой оккупационной власти бургомистр фон Эган издал указ, в котором предписывалось на следующий день, 8 декабря, когда Католическая Церковь отмечает память Непорочного зачатия Девы Марии, убрать все придорожные статуи Богородицы. Иосиф Цебуля, как настоятель монастыря, не подчинился данному указу. 6 августа 1940 года Иосиф Цыбуля вместе с другими священниками и монахами монастыря был арестован и интернирован в концентрационный лагерь в Щеглине, откуда он был освобождён через два дня и отвезён в Марковицы, где он находился на нелегальном положении, скрываясь от немецких властей у верующих. В монастырь он смог вернуться только в ноябре 1940 года. Немецкие власти ограничили Иосифу Цыбуле возможность исполнять его пастырские обязанности в полной мере, разрешив ему служить святую мессу только по воскресеньям. Иосиф Цыбуля не подчинился этому указу. Ежедневно он служил тайно ночью святые мессы, посещал больных и нуждающихся в отправлении таинств. 10 октября 1941 года он был арестован за неподчинение немецким оккупационным властям и интернирован в концлагерь, находящийся возле города Иновроцлав, 18.04.1941 года его перевели в концентрационный лагерь Маутхаузен, где погиб 28 апреля 1941 в газовой камере.

Прославление

13 июня 1999 года был беатифицирован римским папой Иоанном Павлом II вместе с другими польскими мучениками Второй мировой войны.

День памяти — 12 июня.

Ссылки

• [www.santiebeati.it/dettaglio/93065 Краткий биографический очерк] (итал.)

Отрывок, характеризующий Цебуля, Иосиф

– Ожиг, жиг, ожиг, жиг… – свистела натачиваемая сабля. И вдруг Петя услыхал стройный хор музыки, игравшей какой то неизвестный, торжественно сладкий гимн. Петя был музыкален, так же как Наташа, и больше Николая, но он никогда не учился музыке, не думал о музыке, и потому мотивы, неожиданно приходившие ему в голову, были для него особенно новы и привлекательны. Музыка играла все слышнее и слышнее. Напев разрастался, переходил из одного инструмента в другой. Происходило то, что называется фугой, хотя Петя не имел ни малейшего понятия о том, что такое фуга. Каждый инструмент, то похожий на скрипку, то на трубы – но лучше и чище, чем скрипки и трубы, – каждый инструмент играл свое и, не доиграв еще мотива, сливался с другим, начинавшим почти то же, и с третьим, и с четвертым, и все они сливались в одно и опять разбегались, и опять сливались то в торжественно церковное, то в ярко блестящее и победное.
«Ах, да, ведь это я во сне, – качнувшись наперед, сказал себе Петя. – Это у меня в ушах. А может быть, это моя музыка. Ну, опять. Валяй моя музыка! Ну!..»
Он закрыл глаза. И с разных сторон, как будто издалека, затрепетали звуки, стали слаживаться, разбегаться, сливаться, и опять все соединилось в тот же сладкий и торжественный гимн. «Ах, это прелесть что такое! Сколько хочу и как хочу», – сказал себе Петя. Он попробовал руководить этим огромным хором инструментов.
«Ну, тише, тише, замирайте теперь. – И звуки слушались его. – Ну, теперь полнее, веселее. Еще, еще радостнее. – И из неизвестной глубины поднимались усиливающиеся, торжественные звуки. – Ну, голоса, приставайте!» – приказал Петя. И сначала издалека послышались голоса мужские, потом женские. Голоса росли, росли в равномерном торжественном усилии. Пете страшно и радостно было внимать их необычайной красоте.
С торжественным победным маршем сливалась песня, и капли капали, и вжиг, жиг, жиг… свистела сабля, и опять подрались и заржали лошади, не нарушая хора, а входя в него.
Петя не знал, как долго это продолжалось: он наслаждался, все время удивлялся своему наслаждению и жалел, что некому сообщить его. Его разбудил ласковый голос Лихачева.
– Готово, ваше благородие, надвое хранцуза распластаете.
Петя очнулся.
– Уж светает, право, светает! – вскрикнул он.
Невидные прежде лошади стали видны до хвостов, и сквозь оголенные ветки виднелся водянистый свет. Петя встряхнулся, вскочил, достал из кармана целковый и дал Лихачеву, махнув, попробовал шашку и положил ее в ножны. Казаки отвязывали лошадей и подтягивали подпруги.
– Вот и командир, – сказал Лихачев. Из караулки вышел Денисов и, окликнув Петю, приказал собираться.


Быстро в полутьме разобрали лошадей, подтянули подпруги и разобрались по командам. Денисов стоял у караулки, отдавая последние приказания. Пехота партии, шлепая сотней ног, прошла вперед по дороге и быстро скрылась между деревьев в предрассветном тумане. Эсаул что то приказывал казакам. Петя держал свою лошадь в поводу, с нетерпением ожидая приказания садиться. Обмытое холодной водой, лицо его, в особенности глаза горели огнем, озноб пробегал по спине, и во всем теле что то быстро и равномерно дрожало.
– Ну, готово у вас все? – сказал Денисов. – Давай лошадей.
Лошадей подали. Денисов рассердился на казака за то, что подпруги были слабы, и, разбранив его, сел. Петя взялся за стремя. Лошадь, по привычке, хотела куснуть его за ногу, но Петя, не чувствуя своей тяжести, быстро вскочил в седло и, оглядываясь на тронувшихся сзади в темноте гусар, подъехал к Денисову.
– Василий Федорович, вы мне поручите что нибудь? Пожалуйста… ради бога… – сказал он. Денисов, казалось, забыл про существование Пети. Он оглянулся на него.
– Об одном тебя пг'ошу, – сказал он строго, – слушаться меня и никуда не соваться.
Во все время переезда Денисов ни слова не говорил больше с Петей и ехал молча. Когда подъехали к опушке леса, в поле заметно уже стало светлеть. Денисов поговорил что то шепотом с эсаулом, и казаки стали проезжать мимо Пети и Денисова. Когда они все проехали, Денисов тронул свою лошадь и поехал под гору. Садясь на зады и скользя, лошади спускались с своими седоками в лощину. Петя ехал рядом с Денисовым. Дрожь во всем его теле все усиливалась. Становилось все светлее и светлее, только туман скрывал отдаленные предметы. Съехав вниз и оглянувшись назад, Денисов кивнул головой казаку, стоявшему подле него.