Цессия

Це́ссия (лат. cessiō — уступка, передача) — уступка прав требования или иного имущества, права собственности, которые подтверждаются некими документами (титулом); в международном праве цессия — уступка одним государством другому своей территории по соглашению между ними.

В России так принято называть договор уступки прав требования на дебиторскую задолженность, то есть продажу долга третьих лиц — соглашение, в соответствии с которым одно лицо (кредитор или иное аналогичное лицо по передаваемому договору) передаёт другому лицу (принимающему такую задолженность) свои права требования к третьему лицу (должнику по передаваемому договору), при этом уступающий своё право — цедент, приобретающий это право — цессионарий.

Следует учитывать также, что зачастую «договором цессии» в России называют соглашение, по которому передаются права и обязанности по договору долевого участия в строительстве жилья от одного дольщика к другому с согласия строительной компании. На самом деле, поскольку в таких соглашениях идёт речь не только об уступке прав, но и о передаче обязанностей, договорами цессии они именоваться не могут. Возможность переуступить права требования по договору участия в долевом строительстве предусмотрена ст. 11 Федерального закона от 30.12.2004 № 214-ФЗ «Об участии в долевом строительстве многоквартирных домов и иных объектов недвижимости и о внесении изменений в некоторые законодательные акты Российской Федерации». Сегодня возможность переуступить права требования на строящееся жилье очень востребована среди инвесторов в недвижимость, поскольку дает возможность избежать длительной процедуры оформления в собственность.

Договором цессии также называют договор перестрахования, в соответствии с которым страховщик передаёт перестраховщику часть рисков вместе с частью страховой премии. Дальнейшее распределение страховой ответственности (риска) и страховой премии от первого (оригинального) перестраховщика к другим (то есть перестрахование перестраховщика) называется ретроцессией.

Типична передача прав требований коллекторским агентствам или банкам. Летом 2012 года Верховный суд РФ своим Пленумом существенно поменял направление судебной практики по уступке права требования по кредитному договору и фактически запретил передачу долга от банка к неимеющей банковской лицензии организации (коллектору) без договорённости с должником.

При доказательстве действительности передачи прав в порядке цессии, в отличие от индоссамента, необходимо доказывать действительность как первоначального обязательства, так и всех промежуточных.

По законодательству России

Договор цессии может быть оформлен даже договором купли-продажи, однако в любом случае для легитимности должен быть определён предмет передачи: по какому договору передаются права, за какой срок, желательно указать, в каком объёме. Вместе с заключением договора цессии передаются оригиналы документов, служащих обоснованием задолженности, в том числе предыдущие договоры цессии данной задолженности, если таковые были. Если передача документов невозможна или не состоялась — суд может привлечь лицо, у которого они остаются, в качестве третьей стороны для предоставления оригиналов документов в процесс, в котором будет устанавливаться обоснованность данных требований.

Цедент не может передать больше прав, чем имеет сам, при этом, если не оговаривается обратное, передаются все связанные с требованием права (пени, штрафы, неустойка).

Цедент отвечает за действительность передаваемых прав, но не за их выполнение (невозможность взыскания). Согласие должника на передачу прав требования третьему лицу обычно не требуется, но обязательно его уведомление о такой передаче, иначе он может ошибочно исполнить обязательство в пользу прежнего кредитора. Нельзя передавать права требования, связанные с возмещением причинения вреда здоровью, или алименты — то есть такие, где существенна личность того, перед кем существует задолженность.

Ссылки

• [ibankclub.com/dogovor-cessii-ustupka-prava-trebovaniya-pravovye-normy-uchet-i-poryadok-nalogooblozheniya/ Договор цессии. Правовые нормы, учет и порядок налогообложения.]

Отрывок, характеризующий Цессия

Солдаты товарищи, шедшие рядом с Пьером, не оглядывались, так же как и он, на то место, с которого послышался выстрел и потом вой собаки; но строгое выражение лежало на всех лицах.


Депо, и пленные, и обоз маршала остановились в деревне Шамшеве. Все сбилось в кучу у костров. Пьер подошел к костру, поел жареного лошадиного мяса, лег спиной к огню и тотчас же заснул. Он спал опять тем же сном, каким он спал в Можайске после Бородина.
Опять события действительности соединялись с сновидениями, и опять кто то, сам ли он или кто другой, говорил ему мысли, и даже те же мысли, которые ему говорились в Можайске.
«Жизнь есть всё. Жизнь есть бог. Все перемещается и движется, и это движение есть бог. И пока есть жизнь, есть наслаждение самосознания божества. Любить жизнь, любить бога. Труднее и блаженнее всего любить эту жизнь в своих страданиях, в безвинности страданий».
«Каратаев» – вспомнилось Пьеру.
И вдруг Пьеру представился, как живой, давно забытый, кроткий старичок учитель, который в Швейцарии преподавал Пьеру географию. «Постой», – сказал старичок. И он показал Пьеру глобус. Глобус этот был живой, колеблющийся шар, не имеющий размеров. Вся поверхность шара состояла из капель, плотно сжатых между собой. И капли эти все двигались, перемещались и то сливались из нескольких в одну, то из одной разделялись на многие. Каждая капля стремилась разлиться, захватить наибольшее пространство, но другие, стремясь к тому же, сжимали ее, иногда уничтожали, иногда сливались с нею.
– Вот жизнь, – сказал старичок учитель.
«Как это просто и ясно, – подумал Пьер. – Как я мог не знать этого прежде».
– В середине бог, и каждая капля стремится расшириться, чтобы в наибольших размерах отражать его. И растет, сливается, и сжимается, и уничтожается на поверхности, уходит в глубину и опять всплывает. Вот он, Каратаев, вот разлился и исчез. – Vous avez compris, mon enfant, [Понимаешь ты.] – сказал учитель.
– Vous avez compris, sacre nom, [Понимаешь ты, черт тебя дери.] – закричал голос, и Пьер проснулся.
Он приподнялся и сел. У костра, присев на корточках, сидел француз, только что оттолкнувший русского солдата, и жарил надетое на шомпол мясо. Жилистые, засученные, обросшие волосами, красные руки с короткими пальцами ловко поворачивали шомпол. Коричневое мрачное лицо с насупленными бровями ясно виднелось в свете угольев.
– Ca lui est bien egal, – проворчал он, быстро обращаясь к солдату, стоявшему за ним. – …brigand. Va! [Ему все равно… разбойник, право!]
И солдат, вертя шомпол, мрачно взглянул на Пьера. Пьер отвернулся, вглядываясь в тени. Один русский солдат пленный, тот, которого оттолкнул француз, сидел у костра и трепал по чем то рукой. Вглядевшись ближе, Пьер узнал лиловую собачонку, которая, виляя хвостом, сидела подле солдата.
– А, пришла? – сказал Пьер. – А, Пла… – начал он и не договорил. В его воображении вдруг, одновременно, связываясь между собой, возникло воспоминание о взгляде, которым смотрел на него Платон, сидя под деревом, о выстреле, слышанном на том месте, о вое собаки, о преступных лицах двух французов, пробежавших мимо его, о снятом дымящемся ружье, об отсутствии Каратаева на этом привале, и он готов уже был понять, что Каратаев убит, но в то же самое мгновенье в его душе, взявшись бог знает откуда, возникло воспоминание о вечере, проведенном им с красавицей полькой, летом, на балконе своего киевского дома. И все таки не связав воспоминаний нынешнего дня и не сделав о них вывода, Пьер закрыл глаза, и картина летней природы смешалась с воспоминанием о купанье, о жидком колеблющемся шаре, и он опустился куда то в воду, так что вода сошлась над его головой.
Перед восходом солнца его разбудили громкие частые выстрелы и крики. Мимо Пьера пробежали французы.
– Les cosaques! [Казаки!] – прокричал один из них, и через минуту толпа русских лиц окружила Пьера.
Долго не мог понять Пьер того, что с ним было. Со всех сторон он слышал вопли радости товарищей.
– Братцы! Родимые мои, голубчики! – плача, кричали старые солдаты, обнимая казаков и гусар. Гусары и казаки окружали пленных и торопливо предлагали кто платья, кто сапоги, кто хлеба. Пьер рыдал, сидя посреди их, и не мог выговорить ни слова; он обнял первого подошедшего к нему солдата и, плача, целовал его.
Долохов стоял у ворот разваленного дома, пропуская мимо себя толпу обезоруженных французов. Французы, взволнованные всем происшедшим, громко говорили между собой; но когда они проходили мимо Долохова, который слегка хлестал себя по сапогам нагайкой и глядел на них своим холодным, стеклянным, ничего доброго не обещающим взглядом, говор их замолкал. С другой стороны стоял казак Долохова и считал пленных, отмечая сотни чертой мела на воротах.
– Сколько? – спросил Долохов у казака, считавшего пленных.
– На вторую сотню, – отвечал казак.
– Filez, filez, [Проходи, проходи.] – приговаривал Долохов, выучившись этому выражению у французов, и, встречаясь глазами с проходившими пленными, взгляд его вспыхивал жестоким блеском.